Слегка нервничая, Юлиан открыл дверь больничной палаты, в которой находился Йохан. Он боялся того, что увидит там. Хелен успокаивала его тем, что если к больному пускают посетителей, значит всё хорошо, но Юлиан пропускал это мимо ушей.

Йохан лежал неподвижно и апатично смотрел в потолок. Он был ещё бледнее, чем обычно – до такой степени, что вокруг глаз образовались синие круги. Волосы, которые ранее всегда были зализаны назад, на этот раз оказались растрёпанными, а больничная рубашка была расстёгнута до середины живота, оголяя его худощавую и белую грудь.

При виде Хелен Йохан не испытал никакого стеснения, и не прикрылся одеялом.

– Зачастил ты сюда, дружище, – бодрым, но фальшивым тоном произнёс Юлиан.

– Надеюсь, я отсюда не выйду, – не сводя глаз с потолка, ответил Йохан.

Юлиан был растерян, потому что у него не было никакого опыта в поднятии настроения тем, у кого его нет.

– Всё хорошо, Йохан, – сделала пару шагов вперёд Хелен.

– Хорошо? Ты это так называешь? Я превратился в… Овощ! В инвалида! А ты говоришь мне, что всё хорошо?

Хелен понуро опустила глаза.

– Выходит, ты уже всё знаешь.

– Да, знаю, и уже давно, – брезгливо ответил Йохан. – Последние три дня я не мог даже крупицу соли в воздух поднять. Депроксимация… Так они это назвали. Кто вообще придумывает такие слова? Для кого?

Юлиан прокашлялся. Йохан не был похож на умирающего, но вёл себя именно так. Юлиану было невероятно тяжело выдавить из себя хоть что-то, но он знал, что обязан, иначе его цена как друга обратится в ноль.

– Такие случаи бывают, – взяла Йохана за руку Хелен. – И это не значит, что ты стал инвалидом. Проксима просто оказалась… Заблокирована на какое-то время. Специалисты разберутся, и ты снова сможешь повелевать всеми четырьмя стихиями.

– Мы оба знаем, что это не так, – ответил Йохан. – Моя Проксима не заблокирована. У меня её нет. Разве я это не чувствую? Зачем вы вообще пришли сюда?

– Мы хотим быть рядом.

– Рядом? А вам не противно? Вы полноценные, можете рассуждать тут…

В этот момент Юлиан вспомнил, как Йохан в несвойственной для себя манере накричал на него, когда уговаривал дать интервью Магдалене Хендрикс. Юлиан буквально ныл из-за того, что его бросила Пенелопа и считал, что без неё ему уже неинтересно ничего – ни учёба, ни интервью, ни другие девушки. Слова же Йохана тогда поступили толчком для постепенного возвращения к нормальной жизни.

– Мы вернём твою Проксиму обратно, – выпалил Юлиан.

У него была куча вариантов того, что сказать, но выбрал он самое неочевидное.

– Даже слова Хелен не так раздражают, – ответил Йохан. – Это невозможно, Юлиан. Моё тело отторгнуло мою Проксиму. Она разлетелась по Вселенной и никогда не соберётся воедино. И в магазине она не продаётся.

– Кто тебе это сказал?

– Здравый смысл.

– А здравый смысл сказал тебе, где твоя Проксима?

Похоже, Юлиан оказался более резким, чем планировал изначально. Если Йохан швырнёт в него чем-то и заставит немедленно убраться вон, Юлиан посчитает это справедливым.

– Ему плохо, Юлиан! – укорила друга Хелен. – Как ты можешь так говорить?

– Когда твоя магия начала слабеть? – не обратил внимания на подругу Юлиан.

– Я не помню точной даты, – отвернулся Йохан.

– Через две-три недели после того, как из нас с тобой чуть не сделали стейк в кабинете мистера Тейлора?

Йохан развернулся обратно и заглянул в глаза Юлиана, выясняя, не сумасшедший ли он. Юлиан не мог гарантировать того, что здоров, но был обязан выразить свою точку зрения.

– К чему ты клонишь? – спросила Хелен.

– Тот, кто был так похож на меня, проводил над тобой какой-то ритуал. Я видел это. Что, если этот ритуал как раз и являлся обрядом Депроксимации?

– Мистер Тейлор нам ясно дал понять, что человечеству неизвестно о таких ритуалах, – сказала Хелен.

Юлиан возбудился. Он не хотел в поте лица доказывать что-то друзьям, но внутренний демон настаивал на этом.

– Мистер Тейлор не может знать всё, – постарался быть убедительным Юлиан. – Он часто говорил, что он теоретик, а не практик. В учебниках не обо всём пишут. Он знал, что пошлой осенью люди умирали из-за Роковых Часов? Он ответит мне на вопрос, откуда в Свайзлаутерне появился мой двойник?

– Сейчас не лучшее время, – пробормотал Йохан.

– Сейчас наиболее подходящее время для того, чтобы расставить все точки. Хелен, ты должна сдать свою кровь на анализы.

– Что? – удивилась девушка? – Для чего? Со мной всё нормально.

– С Йоханом тоже первое время всё было нормально, а теперь сама видишь. Ты подвергалась нападению моего двойника, и он проводил над тобой тот же ритуал. Я помню. Я знаю. И сегодняшней ночью я вновь его встретил.

Йохан и Хелен вновь оказались заинтригованы.

– И никому не сказал об этом, – сквозь зубы процедила девушка.

– Я собирался, но ты меня ошарашила известиями о Йохане. Я пошёл за второй бутылкой для Уэствуда, а когда вернулся, увидел его. Не было никаких элементалей, но Глесон был настолько пьян, что и без этого не мог оказать никакого сопротивления.

– И ты снова видел ритуал? – предположил Йохан.

– Видел. Когда двойник заметил меня, он решил сбежать, но я догнал его. Попытался атаковать, но проиграл. Плечо болит. Я смотрел в его глаза. Не сквозь вихрь или пламя, как раньше, а без всяких преград. Он был настоящим. Живым. Он не мог мне показаться в третий раз. Два раза может случиться совпадение, но три… Вселенная этого не стерпит.

Хелен закрыла лицо руками. Юлиан отлично понимал её – девушке хотелось спокойствия и былой беззаботности, но он рушил все её мечты об этом.

– Он охотится на твоих близких, – сказала девушка. – Если твои слова верны, мы все в опасности.

– Но он никого не убивает. Ему нужно что-то другое, но мы не знаем что. Поэтому ты должна пройти анализ. Это позволит нам приблизиться к разгадке. Если мы будем бездействовать и зарывать голову в песок, он получит то, что хочет. И никто не знает, какими будут последствия.

Хелен затихла. Юлиан редко видел её такой – серьёзной, задумчивой, в какой-то мере подавленной. Он чувствовал свою вину за эту, потому что, не будь они знакомы, ничего бы не случилось.

Юлиану хотелось верить, что с ней всё в порядке, и произошедшее с Йоханом – всего лишь нелепая случайность. Но сердце подсказывало, что самые тяжёлые дни ещё впереди.

– Я не знаю, как сказать маме, – прервала молчание Хелен.

– Скажи так, как есть, – ответил Юлиан.

Девушка поднялась со стула и неуверенно замялась. Юлиан предполагал, что она чувствовала сейчас, и был готов принять на себя эту ношу.

– Она убьёт меня, – пробормотала Хелен и сделала пару шагов по направлению к двери.

– Всё будет хорошо, – попытался подбодрить её Юлиан. – Пока мы вместе, нас ничто не убьёт.

Хелен кивнула, но страх её не покинул.

Юлиан не был сторонником пафосных речей, но то, что он произнёс сейчас, попало под эту категорию. Нельзя давать обещаний, которые не можешь исполнить, но иногда людям требуется слышать как раз это.

Слепая вера, надежда на неизбежно светлое будущее и слова о силе дружбы, преодолевающей все преграды, не являлись панацеей от всех болезней. Но они давали нечто другое – уверенность в себе. Именно этого сейчас недоставало им всем – сломленному Йохану, растерянной Хелен и сомневающемуся Юлиану.

Когда она ушла, Юлиан стал чувствовать себя ещё более неловко. Он остался один на один с Йоханом и, если до этого мог переложить обязанности на Хелен, то теперь должен был сам каким-то способом не давать Йохану поникнуть.

Однако, делать этого не пришлось.

– Я забыл сказать тебе кое-что, – произнёс Йохан.

Юлиан приблизился к другу.

– Это касается Магдалены, – дополнил он.

У Юлиана сердце ушло в пятки. Всё, что объединяло его и юную журналистку – случайный поцелуй, которого Юлиан совершенно не желал. Неужели Йохан узнал об этом? Вряд ли знание подобного позволит ему выздороветь быстрее.

– Честное слово, Йохан, – начал было оправдываться Юлиан, но друг его остановил.

– Во время интервью ты забыл кое-что у неё.

Тяжело дыша, он приподнялся и вытащил из тумбочки тонкий и невзрачный конверт.

– Что это? – насторожился Юлиан.

– Ты забыл у неё свою ручку. Она просила передать.

Комок в горле Юлиана исчез. Йохан ничего не узнал, а значит, в их дружбе пока не намечается трещины.

Но волновало многое другое – Юлиан ничего не забывал. Скорее, всё было наоборот – Магдалена оставила ручку, и Юлиану пришлось догонять её для того, чтобы вернуть пропажу.

Он почти было открыть рот, чтобы сказать, что это какая-то ошибка, но вовремя остановился. Конверт был признаком лжи Магдалены, а это – последнее, что может принести Йохану пользу.

– Вот растяпа, – улыбнулся Юлиан и принял конверт.

Внутри он и впрямь нащупал ручку – довольно тяжёлую, скорее всего, стальную.

– Она знает о том, что с тобой случилось? – спросил Юлиан, убирая конверт во внутренний карман.

Он почувствовал, что в нём, помимо ручки, находился листок бумаги.

– Нет, – решительно отрезал Йохан. – И не должна. Она потеряет всякий интерес, если узнает, что я стал депроксиматом.

– Ты не знаешь этого наверняка.

– Знаю, Юлиан. Девушкам нравятся сильные парни. Я таким и раньше не был, а теперь и подавно. Мне кажется, ей со мной не очень интересно. Что я должен сделать, чтобы быть с ней? Особенно теперь, когда я…

Йохан отвернулся. Юлиану стало безумно жаль его.

– Важно не отчаиваться, – сказал он и положил руку на плечо Йохана. – То, о чём ты сказал, не всегда для девушек важнее всего. Некоторым нужно, чтобы их любили. Если ты дашь Магдалене это понять, поймёшь, что я был прав.

– Выходит, ты предлагаешь объясниться ей во всём и ничего не скрывать?

– Да. Искренность важнее всего.

Юлиан вспомнил тот самый короткий поцелуй с Магдаленой. Ему было стыдно, но он не мог выкинуть из головы мысли о том, что ему понравились её мягкие губы. В глубине души он хотел продолжения, несмотря на то, что это означало бы предательство Йохана и Пенелопы.

Юлиан должен поведать правду Йохану, потому что это будет честно. Пока ещё не поздно, и явка с повинной поможет избежать ссоры.

Но не мог. Было тяжело. Его разрывало изнутри. Он ощущал себя мерзавцем, который прикидывается заботливым другом.

Быть может, так оно и было. Но Юлиан не мог иначе.

Он знал, что внутри конверта было какое-то послание, но не решался прочитать его. Прежде всего, потому что знал, что ничего хорошего ему это не сулит.

Поначалу возникало желание выкинуть конверт в окно и забыть о Магдалене раз и навсегда, но внутренний демон принялся упираться и отговаривал его это делать.

Всё воскресенье Юлиан не сводил с конверта глаз. Он будто приманивал любопытного юношу, и всем своим видом, пусть и невзрачным, просило открыть его.

В конечном итоге, спустя несколько часов терзаний в своей душе, Юлиан пришёл к выводу, что игнорирование сообщения является банальным неуважением к Магдалене, и, всё ещё сомневаясь в правильности своего решения, неровными движениями раскрыл конверт.

Ручка была той самой, которую Магдалена имела неосторожность забыть в «Хартсе» – позолоченная, красивая и, однозначно, многое для неё значившая.

– Письмо от Пенелопы? – отвлёк Юлиана Гарет, чинивший очередной радио.

Юлиану не слишком сильно хотелось отвечать, поэтому он коротко сказал:

– Нет.

– Новая поклонница? – спросил Гарет.

– Я расскажу позже!

Гарет недоверчиво посмотрел на Юлиана и, пожав плечами, ответил:

– Ну и ладно.

Юлиану не хотелось никому грубить, но после случая с Глесоном контролировать себя было сложно. Благо, Гарет никогда не славился обидчивостью, и пропустил всё мимо ушей.

Внутри и впрямь было небольшое письмецо. Юлиан раскрыл его и, обезумев на какое-то время от каллиграфического почерка девушки, принялся читать.

«Приветствую вас, Юлиан Мерлин.

Наша последняя встреча закончилась большим недоразумением. Я хочу прояснить всю ситуацию, развеять и ваши, и мои сомнения. То, что произошло тогда, было не более чем моей слабостью, ибо я увидела в вас что-то, чего не видела в других.

Я хочу встретиться с вами. Вам нечего бояться, потому что отныне я буду держать себя в руках. Я не могу спокойно спать, зная, что оставила вас в подобном недоумении.

Буду ежедневно ждать вас с 6 до 7 вечера в «Хартсе». В любом случае, вы не можете не прийти, потому что у вас моя ручка, подаренная мне моим отцом, и она мне очень дорога.

М. Хендрикс»

Юлиан отложил письмо в сторону, после его упал на подушку. Несмотря на то, что он примерно то же самое и ожидал, легче от этого не было. Юлиан был в смятении.

Выйти и проветриться не помешало бы, потому что он весь день просидел в душном помещении. И будь на месте Магдалены любая другая девушка, он, не задумываясь, согласился бы. Конечно, он не выкинул бы из головы Пенелопу, но невинная прогулка ни к чему не обязывала.

Но всё было совершенно иначе. Магдалена выступала в качестве запретного плода – грешного и предосудительного, но от того не менее привлекательного. Юлиан не знал наверняка, что ей нужно от него, но поцелуй позволял предполагать. И рядовая прогулка с ней – даже без поцелуев или чего-то большего, могла бы обернуться страшным ударом для Йохана.

И, если всё поцелуй случится вновь, он может не сдержаться и пойти навстречу. Гораздо проще пойти по такому пути, но Юлиан обещал себе, что будет оставаться верным Пенелопе.

Его мысли прервал Гарет.

– Что написали? – спросил он.

– Я же сказал, Гарет – не сейчас.

Сосед наконец-то оторвался от радиоприёмника и обернулся.

– Что с тобой стало? – спросил он. – Ты всё больше и больше замыкаешься в себе. Мы почти не говорим в последнее время.

Юлиан не желал подобного разговора, но понимал, что рано или поздно он должен был наступить.

– У меня тяжёлое время, – ответил он. – Я ощущаю себя виновником всех бед.

– В чём же ты виноват?

– В том, что из-за меня вы в опасности. Если бы я не знал Йохана и Хелен, всё было бы хорошо.

Раздался громкий стук в дверь. Гарет и Юлиан синхронно обернулись и уже практически приготовились спорить, кому же стоит её открыть, но посетитель избавил их от этой необходимости.

На пороге стояла Хелен – напуганная, дрожащая и с заплаканным лицом. Из-за слёз тени стекали вниз, но она не обращала на это никакого внимания.

Поразительно, но это было уже вторым случаем, когда Юлиан наблюдал плачущую Хелен.

Гарет подскочил с места и спустя секунду стоял подле Хелен.

– Что случилось? – спросил он.

В голосе слышались нотки геройства.

– Подтвердилось, Юлиан, – всхлипнула она. – Подтвердилось… Депроксимация!

Гарет сначала кинул взгляд в сторону Юлиана, а потом перевёл его обратно к Хелен.

– Не может быть, – пробормотал он. – Они врут, Хелен.

– Нет, не врут. Я скрывала и от вас, и от самой себя то, что что-то не так. Тело не слушается меня… Вода более не замерзает от моих прикосновений.

Юлиан молчал. Он переживал редчайшее явление, когда в голове не было абсолютно никаких мыслей. Лишь темнота и тишина, которым сопутствовали страх и ненависть.

Хелен, не снимая обуви, прошла в комнату и упала на кровать Гарета лицом вниз.

Гарет присел рядом и положил руку на её ногу.

– Успокойся, Хелен, – сказал он, погладив её.

Юлиан не подозревал, что Гарет может быть настолько нежным. Ему стало неловко.

– Ты всегда так говоришь, – ответила девушка. – Когда я с ней тебя увидела, ты мне то же говорил.

– Сейчас не время, Хелен. Нам нужно решать, как вернуть всё на свои места.

– В порошок его сотру, – сквозь зубы процедил Юлиан. – Не оставлю от него ни воспоминаний, ни тени, ни могилы.

Гарет осуждающе посмотрел на него.

– Кто он, Юлиан?

– Я не знаю. Он выглядит точно так же, как и я. Кто это может быть? Ты же всё знаешь, Гарет. Ответь и на этот вопрос.

Гарет сжал ногу Хелен ещё крепче. Она не реагировала на это, продолжая тихо всхлипывать в подушку.

– Вариантов может быть много, и мы должны их все рассмотреть, – дрожащим голосом ответил сожитель. – Потом мы откинем все невероятные, и то, что получится на остатке, окажется верным. Сколько нереалистичным не выглядело бы.

– Довольно, Гарет. На кого ты пытаешься произвести впечатление?

Гарет оскорбился, но предпочёл оставаться на рельсах.

– Первый вариант – метаморф. Он может принять любой облик, который пожелает. Второй – это доппельгангер. Сгусток всех пороков, страхов и зла в человеке, который вырвался наружу, потому что человек слишком долго держал всё это внутри себя. Он может искушать человека, всячески вредить ему, но не убьёт, потому что иначе погибнет и сам.

Юлиан опустил голову.

– Во мне было много злости, – прошептал он. – Внутри меня сидел настоящий демон. Прямо на моих глазах умер Грао Дюкс. Я видел труп Ровены Спаркс. Меня пытались убить в изоляторе. А потом ещё Ривальда погибла. На суде меня высмеяли. Дед не давал покоя. Я держал это внутри себя, в то время как демон кормился моей ненавистью. Доппельгангеры и впрямь существуют?

– Существуют, но крайне редко. Мы знаем о них ещё с эпохи возрождения, потому что тогдашние художники и поэты часто изображали их. Это действительно страшно, Юлиан. Доппельгангеры сводят с ума. Многих доводили до петли.

Услышав это, Хелен расплакалась ещё громче. Гарет схватил её за туловище и, приподняв, положил её голову себе на колени. Он гладил её волосы, и Юлиан заметил, как выражение лица Хелен становится более умиротворённым.

– Выходит, это и впрямь моя вина. По сути, доппельгангер был создан мной из моих страхов. А значит – он это и есть. Пусть и тёмное моё проявление, но это такая же часть меня, как и всё остальное.

– Орудие доппельгангера – страх. Твой же применял к тебе настоящую силу и был способен к похищению Проксимы. Не думаю, что они настолько сильны.

– Ты знаешь, как его победить?

– Не упускай вероятности того, что это может быть метаморф. Врождённая способность к перевоплощению редка, но возможна. Это может быть кто угодно. Кроме того, никто не отменял зелья перевоплощения…

– Ты знаешь, как одолеть доппельгангера? – повторно спросил Юлиан.

– Пока не знаю, но почитаю об этом. Способ должен быть, ибо ничто из того, что создано человеком, не может быть сильнее его.

Юлиан кивнул.

– Ты ничего ему не мог противопоставить, – не поднимая головы, сказала Хелен.

Похоже, несмотря на плач, она получала некое удовольствие от нахождения в объятиях Гарета.

После нападения элементаля на Хелен Гарет не мог дождаться, когда её переведут из реанимации в палату. Он ежечасно спрашивал об этом у Юлиана, но Юлиан и сам не знал, потому что никто ему не докладывал.

Гарет клялся Юлиану в том, что жалеет о том, что так поступил с Хелен. Поначалу Юлиан считал это за признак лицемерия, но в итоге убедился в искренности намерений Гарета.

Было это любовью или нет – не касалось Юлиана. Он был лишь рад за них двоих.

Гарет принёс огромный букет роз в больницу к Хелен и, по словам девушки, эти цветы были первыми в её жизни. Подобный поступок поразил её, и она практически мгновенно позабыла о том, что ещё несколько дней назад ненавидела Гарета.

Юлиан аплодировал в сторонке. Радовался за них, но слегка завидовал, потому что сам оставался один.

– Он не мог, а я смогу, – прильнул к уху Хелен Гарет.

– Гарет, это может случиться и с тобой, – ответила она.

– С кем угодно, но только не со мной. Оказавшись с ним с глазу на глаз, я силой заставлю его вернуть всё то, что он отобрал. Скорее небеса рухнут на землю, чем я вновь позволю кому-то причинить тебе зло, моя звёздочка.

– Я же просила не называть меня так, – прошептала Хелен.

– Пламя всего ада вырвется наружу и испепелит его. Мы будем счастливы, как никогда прежде. Только ты я. Хочешь этого?

– А если не выйдет, я буду тебе не нужна?

– У нас всё выйдет.

– Но если нет? Ты бросишь меня, уйдёшь к той кукле и будешь её называть своей звёздочкой?

– На моём небосводе горит всего одна звезда – и это ты. Никакая луна не затмит собой твой свет.

Хелен освободилась от руки Гарета и начала его целовать. Гарет ответил тем же и, крепко обнявшись, они забылись друг в друге.

Гарет и Хелен не обращали на Юлиана никакого внимания. Он был для них той звездой, что удалена на несколько миллионов световых лет, и которую не рассмотреть в самый мощный телескоп.

Юлиан оказался лишним и в этой компании. Он посмотрел на свои часы. Они показывали половину седьмого вечера, а это значило, что он ещё успевает.

Когда Юлиан захлопнул за собой дверь, влюблённые даже не дрогнули. Для них не существовало более никого.

Юлиан долго ждал троллейбуса. В такие моменты он зачастую жалел о том, что не владеет техникой телепортации, которая помогла бы ему в преодолении треклятого расстояния.

Дождавшись-таки троллейбуса и добравшись до «Хартс», Юлиан обнаружил, что уже перевалило за семь, а значит, он опоздал. Сначала он слегка расстроился, но затем пришёл к выводу, что это к лучшему – судьба распорядилась так для того, чтобы избавить его от соблазнов.

Юлиан решил выпить кофе, прежде чем отправиться обратно. В «Хартс» он был одним из лучших в городе, и отказываться от появившейся возможности было сродни преступлению.

Но ещё издалека он заметил стоящую у входа знакомую фигуру – безупречную, загадочную и притягательную, как «Мона Лиза». Магдалена нервно смотрела по сторонам, и, в один момент не выдержав, она развернулась и неторопливой поступью отправилась вдоль тротуара.

Зачем Юлиан бежал за ней? Сама же судьба намекнула о том, что прийти сюда – бессмысленное решение, грозящее тысячами последствий.

– Магдалена! – крикнул он, схватив её за плечо.

Всё ещё пребывая в прострации, девушка обернулась и, потратив несколько секунд для того, чтобы удостовериться, что всё происходящее – реальность, ответила:

– Вы пришли? А я и не ждала.

– Можно ты не будешь называть меня на «вы»? Мне неловко, когда так делают.

Магдалена едва заметно улыбнулась, но Юлиан заметил её ровные белые зубы – настолько идеальные, что не верилось, что они созданы без божественного вмешательства.

– Тогда, полагаю, Юлиан?

– Да, так будет куда лучше. Зайдём в «Хартс»? Я бы выпил кофе.

– За все эти дни мне опротивели эти стены. Хочу прогуляться, если ты не против. Погода прекрасная, не так ли?

– Ты действительно приходила туда каждый день и меня ждала?

Магдалена замялась. Ей было неловко отвечать на этот вопрос.

– Я итак прихожу туда каждый день, – произнесла она и сделала несколько шагов вперёд.

Юлиан отправился вслед за ней.

Зима окончательно осталась в прошлом, и ей на замену пришла долгожданная весна. Вокруг пахло свежестью, а прохладный ветер приятно обдувал лицо. Загорелись жёлтые фонари, предвещающие скорую ночь, но ещё оставалась пара часов перед наступлением темноты.

– Твоя ручка, – сказал Юлиан и протянул её Магдалене.

– Спасибо, – ответила она.

Магдалена пыталась улыбаться, но Юлиан не мог не замечать, что эта улыбка лишена искренности. Что-то грызло девушку изнутри – возможно, она стеснялась что-то сказать, а возможно, покоя не давали призраки произошедшего во время предыдущей встречи.

– Она действительно тебе дорога? – спросил Юлиан.

– Больше, чем что-либо. Отец подарил мне её, когда мне было всего лишь восемь. Спустя два года его не стало, и теперь эта ручка – последнее, что напоминает о нём.

Юлиан ощутил грусть.

– Думается, это неприятная тема, – сказал он.

– Я так не считаю. Нельзя убегать от реальности, какой бы пугающей она ни была. Всё, что происходило ранее – хорошее и плохое, только делало нас сильнее. Если мы забудем что-то, то лишимся качеств, которые приобрели.

– Мой отец тоже умер, – произнёс Юлиан. – Мне было всего лишь два года тогда, поэтому я его совсем не помню.

– Грустно, конечно. Ощущаешь его нехватку?

– Мама заменила мне обоих родителей. Поэтому я не знаю, что такое неполное семья.

Они свернули в сторону аллеи, где было темнее, чем на улице.

Темнота опасна тем, что не знаешь, что прячется внутри неё. Юлиан мало думал об осторожности – он полностью поддался забвению. Доппельгангер нападал на тех, кто составлял компанию Юлиану, и Магдалене не повезло оказаться в их числе.

Он мог выскочить в любую секунду – создать элементаля и вновь унизить Юлиана. О том, что могло случиться с Магдаленой, Юлиан и думать не хотел.

– А я часто ощущаю одиночество, – произнесла девушка. – У меня и матери нет. Никогда не было. Я сирота.

– Я сочувствую тебе. Где ты выросла?

– Не стоит сочувствовать. Я не люблю ощущать себя слабее других. Восемь лет я жила в приюте у Старших Сестёр, а два года назад пришлось его покинуть, потому что я выросла.

Юлиан посмотрел на лицо Магдалены. Не было слёз. Не было сожалений или грусти. Проскальзывала лишь апатия.

– Выходит, тебе удалось пробиться в газету с самых низов? – спросил Юлиан. – Это вызывает только уважение.

– Наша газета еле держится. Она никому не нужна, Юлиан, и ты не помог. Я не представила статью в редакцию.

– В этом моя вина. Я вёл себя неправильно, и посчитаю за долг извиниться.

– Не стоит. Я не должна была лезть не в своё дело. Из меня интервьюер никакой – тот случай лишь подтвердил это. Ни один журналист не станет задавать подобные вопросы в лоб – никто не ответит.

– Всё было хорошо, Магдалена. Дело только во мне – у меня не было серьёзных намерений, когда я приходил в «Хартс». То, что случилось осенью, изрядно меня потрепало. До сих пор я не могу оправиться от последствий, и некоторые события больно вспоминать.

– Я слишком увлеклась газетой и совершенно позабыла о человеческом факторе. Прости, Юлиан.

– Я готов дать тебе полноценное и правдивое интервью.

Магдалена отвернулась, и Юлиан больше не мог видеть её лицо. Они миновали аллею, и вновь вышли на светлую улицу.

– Больше нет смысла, – сказала девушка. – Я сказала в редакции, что не справилась, и они обо всём благополучно забыли. Теперь я пишу о Старших Сёстрах, которые меня вырастили.

– Это хорошая тема, – ответил Юлиан. – Город должен знать о своих героях.

– Никому это не интересно, Юлиан. Людям сенсацию подавай, да чтоб побольше грязного белья. Многое упиралось в Ривальду Скуэйн. Если говорить честно, очернение её образа было наиболее желательным.

Юлиан остановился. Ему показалось, что он врос в землю.

– Она была замечательным человеком, – процедил он. – Возможно, лучшим в этом городе. По крайней мере, я считал её такой. Она была мне очень дорога.

– Не думала, что такое возможно.

– Вполне возможно. Внешность и образ могут быть обманчивы, но если рассмотреть то, что находится у человека внутри, видишь в нём совершенно другое. Миссис Скуэйн была честной. Она заботилась о Свайзлаутерне и, если бы не она, нас могло бы тут не находиться.

Пересилив себя, Юлиан шагнул вперёд. На Магдалене не лежало никакой вины – она не желала целенаправленно ударить в больное место Юлиана, потому что не имела никакого понятия о том, что его связывало с Ривальдой.

– Я верю тебе, – сказала Магдалена, повернув голову обратно. – Но для народа Свайзлаутерна это было бы слишком скучно. Погиб мэр – а они только рады.

– Думаю, не за это миссис Скуэйн сражалась с… Феликсом Зальцманом.

С уст Юлиана едва не слетело имя «Молтембер». Он мысленно поблагодарил все высшие силы за то, что они помогли этого избежать, потому что он совсем не хотел, чтобы Магдалена считала его за сумасшедшего, как многие другие.

Некоторое время они шли молча, не находя ничего, что можно сказать друг другу. Магдалена, несмотря на профессию и некую храбрость, проявленную в отношении Юлиана, всё ещё оставалась застенчивой девушкой. А сам Юлиан имел не так много опыта общения с противоположным полом, поэтому боялся сказать что-то такое, что всё испортит.

Но кто-то должен был заполнить возникшую неловкую паузу, и Юлиан, внезапно вспомнивший, что он мужчина, решился взять эту роль на себя.

– У Йохана снова проблема, – сказал он. – Слышала об этом?

– Нет, – сухо ответила Магдалена. – Три дня назад всё было в порядке.

– Это чуть позже случилось.

Юлиан хотел рассказать девушке о депроксимации, но внезапно осёкся и передумал, потому не видел смысла в том, чтобы загружать её своими проблемами.

– Что с ним? – взволнованно спросила Магдалена.

– Сознание потерял, – отвернувшись, ответил Юлиан. – Давление или переутомление. В общем, жить будет.

Он слегка засмеялся, но новость не вызвала у Магдалены совершенно никаких эмоций.

– Не думаешь навестить его? – спросил Юлиан.

Магдалена по-детски поджала губы и замялась. Юлиан пожалел, что задал этот вопрос, но обратной дороги уже не было.

– Навещу, конечно, – едва слышно сказала она.

– Для него это очень важно.

Магдалена избегала взгляда Юлиана, всячески стараясь смотреть в другую сторону.

– Я всё понимаю, – произнесла она. – Йохан пытается проводить как можно больше времени со мной, но мне… Сложно. Он очень хороший – добрый, милый, умный. Но что я могу сделать, если я ничего не чувствую? Совсем ничего?

Это было более чем ожидаемо. Юлиан хотел бы порадоваться успехам Йохана, но сухие факты говорили о том, что ими и не пахнет.

– Возможно, стоит присмотреться получше, – пробормотал он.

Юлиан пришёл себя совсем не для того, чтобы рекламировать кандидатуру Йохана, но считал своим долгом это сделать. Он вообще не знал, для чего тут – внутренние мотивы раз за разом противоречили друг другу.

– Я пыталась всмотреться, – остановилась Магдалена посреди сквера. – Давала много шансов и ему, и себе. В конечном итоге поняла, что у нас ничего не выйдет. Я не хочу никому делать больно, потому что сама не понаслышке знаю, что это такое. Если бы я только знала, как привести всё в порядок.

– Не стоило изначально давать ему надежду, – с небольшой ноткой укора в голосе сказал Юлиан.

– Я не видела ничего зазорного в общении или встречах. Откуда взялся стереотип о том, что разнополой дружбы не бывает? Почему все они норовят заглянуть мне под юбку, а не в душу?

– Потому что ты очень красива, – инстинктивно брякнул Юлиан, сразу же пожалев об этом.

Глупый, глупый рот. Если бы у Юлиана были под боком нитка с иголками, он бы зашил его себе, чтобы впредь не произносить подобный бред. Слово не было ни воробьём, ни какой-либо другой птицей, и единственное, на что можно было уповать – плохой слух Магдалены.

– Красота человека не снаружи, а прячется внутри, – спокойно отреагировала она. – Для меня важно знать, что привлекает не моё лицо, а моя душа. Внешняя красота не вечна, в отличие от внутренней.