Но под гнетом последних новостей этот маленький уютный мир дал трещину. Действительно, тучи стали сгущаться над долиной. Империя, выходит, создана была кем-то извне. Да и там, в большом Свете, было неспокойно. Над всем Светом сгущались тучи. Каким-то шестым чувством понимала Белка, что просто так все это не закончится. Как бы все не дошло до мировой трагедии, всеобщего трындеца, чего-то наподобие столкновения миров. Будущее уже не просматривалось, не было той безмятежной уверенности в будущем. Была лишь непроглядная тьма, с которой придется разбираться. Даже если удастся надавать по щам имперцам, этим все не закончится. Эти внешние силы вряд ли успокоятся. Как боец Белка отчетливо поняла, что решение этой проблемы, этого уравнения с многими неизвестными лежит за границами долины. И нужно выйти в большой Свет, найти возмутителей безмятежного мира Белки и популярно объяснить им, что они не правы. Посмертно объяснить. Придя к этому нехитрому решению Белка несколько успокоилась.

Да, она понимала, что решение это сложное, кровопролитное, вероятность победы над неизвестным противником крайне мала. Этот противник явно превосходил Клис в стратегии и обеспечении. Сколько там у них в распоряжении таких вот Империй? Сколько иных ресурсов, раз они способны окутать паутиной многие части Света? Нужны союзники. Нужна информация. Грядет война. И эта, по сути, простая мысль вернула спокойствие Белке, не безмятежное спокойствие, но тем не менее. Воевать она умеет. Клис воевать умеет. Сводный отряд уже в Клисе. Союзники маячат где-то на горизонте. Повоюем. Появилось желание отыскать вражин и призвать их к ответу. Вернулось это детское озорное ожидание приключений, жажда применения свежеприобретенных навыков в реальных боях. Белка поняла, детство закончилось, она стала другой, не просто взрослой, она стала солдатом. Солдатом свободы. Ведь в конечном счете эти внешние пауки покусились на сам принцип свободы Клиса, на свободу воли, личную свободу Белки. В том числе и на ее свободу выбирать будущее.

Ну вот, вроде раскидала по полочкам новую информацию, нашла решение для себя. Успокоилась. Можно ложиться и засыпать. Завтра большой день. Уже и глаза сами закрывались. Но вот приспичило ей сходить до ветру. Как же не вовремя-то. Решила пройтись не до вырытой ямы, а дальше, к кромке деревьев. Заодно и дозоры проверит. Думала было пройтись налегке, да вспомнила змеек. Облачилась в доспехи, натянула маску и капюшон, распихала по доспехам почти весь свой арсенал и во всеоружии вышла из зоны света костра. Тьма как гигантская болотная ящерица проглотила Белку. Хоть глаз выколи, ничегошеньки не видно. Остановилась на пару секунд подождать, когда глаза привыкнут к темноте. Тренировали они в казармах ночное зрение. Долгими часами сидели в кромешной темноте, а по ночам преодолевали полосу препятствий. А так как они были спецотрядом, на них еще и аптекари решили провести эксперимент. Нашли те какое-то новое растение, выжимка из которого улучшала зрение. Как объяснила Писарка, еще древние лечил этой выжимкой плохо видящих. Да не сохранилось растение в Долине. Но аптекарям удалось его отыскать.

В ходе научных изысканий появилась теория, что выжимка не просто лечит, но и улучшает зрение в темноте. Вот и испытывали бы на себе, так нет, как что-то проверить, так подайте им спецотряд. И прикрывались благом для них. В общем, коль это было в целях улучшения боеспособности, о добровольности речи не шло. В приказном порядке подвергли их отряд сему естественнонаучному опыту. Выжимка имела разовый эффект. Вот аптекари и решили, что если заливать ею глаза на регулярной основе какое-то время, то эффект может стать постоянным. Вот и заливали этой выжимкой глаза бойцам отряда где-то две недели утром и вечером. Период был жутким, глаза резало, они слезились, днем даже в пол невозможно было смотреть, свет был очень ярким. Доходило до головных болей. Уже вполне могло бы дойти и до бунта. Но в какой-то из дней все эти негативные последствия прошли, их словно рукой сняло. Спокойно можно было смотреть на солнце и глаза не слезились. И да, ночью действительно стало лучше видно. Все, конечно, оставалось серым, но формы окружающих предметов просматривались гораздо дальше и четче. Как и думали аптекари, эффект не прошел, стал постоянным. Хотя был и минус. Глазам нужно было дать время, до несколько минут, чтобы привыкнуть к темноте. А если опять попасть под свет, да хоть от того же костра, эффект пропадал. Вот и сейчас Белка привыкла к темноте и в сторону костра старательно не поворачивалась. Аптекари обнадежили, что со временем будет требоваться меньше времени на привыкание. И не ошиблись. Время ожидания спустя долгие месяцы сократилось до нескольких секунд. Хотя и эффект вроде как снижался постепенно. Все шло к тому, что тот жуткий курс поливания глаз выжимкой скоро придется повторять.

Белка прошла пару метров, срисовала дозорного, точнее это дозорная ее срисовала, демонстративно выцеливая из лука. Хорошая служба. Дозорная кстати была в темных окулярах. Придумка Гнома, сделанная по образу его легендарных окуляров. Из темного обсидианового стекла. Эти окуляры фильтровали свет ночью, эффект ночного видения в них сохранялся даже если смотреть на свет. Беда была лишь в том, что обсидиановое стекло было очень редким. И дорогим, добавил бы Угрюм, его лучше бы продать да накупить баул амуниции. Белка улыбнулась, вспоминая отца. Так вот, стекла того хватило на три пары окуляров. Выдавали ночному дозору, да берегли для нештатных ситуаций, если вдруг нужно будет действовать в темноте при источниках света. Белка решила проверить и вторую дозорную. Долго не могла найти. Место дозора вот оно, а дозорной нет. Хотела, было, тревогу поднять. Да заметила легкое шевеление песка. Точнее дозорная пошевелилась, давая себя обнаружить. Умница. Отличное решение. Дозорная выкопала ямку, легла туда, накрылась плащом да засыпалась песком. Или помогли засыпаться, что более вероятно. Свою зону ответственности просматривала, с местностью слилась. Ну, и выдумщица. Нужно будет отметить как-то ее.

Желание облегчиться усиливалось. Белка прибавила шагу, дошла до обрыва, вскарабкалась вверх и оккупировала местечко за ближайшим большим деревом. Все же, это лучше, чем совсем не благоухающая розовоцветами отхожая яма. Лес шумел: шелест листьев, стрекот ночных насекомых, порхание ночных птиц. Где-то не очень далеко какие-то небольшие зверьки искали себе пропитание. Красивый звук леса, которому аккомпанировал шум легких озерных волн. Белка закончила свои дела, но не спешила возвращаться в лагерь на берегу. Она просто стояла и слушала эту лесную мелодию. В какой-то момент поняла, что шум стих, вот как отрезало, и наступила просто гробовая тишина. Резко похолодало, захотелось закутаться в плащ, однако тот остался на берегу. Что-то явно было не так. Скользкий страх начал обволакивать ее, проникая внутрь и сковывая волю и движения. Захотелось упасть, свернуться калачиком и заплакать. Что-то было совсем и совершенно не так!

Страх! Страх, переходящий в панику. Белка вспомнила разговор с отцом в лесу, когда они бежали в Клис. Он учил ее бороться со страхом. Ведь страх – это смерть в бою, особенно в первом бою. Страх сковывает, мешает думать и действовать, дает возможность врагу быстро нанести вред, убить несопротивляющегося соперника. Страх – это смерть. Точнее паническое проявление страха. С этим нужно и можно бороться. Нужно постараться отстраниться от страха, подавить панику, начать трезво оценивать ситуацию. Угрюм ведь тоже боялся, но он смог ужиться со страхом в бою, смог затолкнуть его внутрь, смог научиться действовать, защищаться и нападать. Все бойцы через это проходят. Тот, кто не смог справиться, не смог подавить панический страх, погибает если и не в первом бою, то очень скоро. Угрюм научил пользоваться страхом: нужно перенаправить страх в правильное русло. Бояться нужно не смерти, бояться нужно потерять жизнь. Вот в такой ситуации страх, наоборот, становится помощником, который придаст бойцу сил себя защищать. Действительно, бесстрашные люди погибают также быстро, как и трусы. Они не могут оценить верно обстановку, не понимают опасности или недооценивают ее, бросаются в гущу битвы и там находят свою смерть. В целом, боец должен уметь пользоваться всем, что может помочь победить, в том числе и страхом. Эти мысли, это воспоминание придало Белке сил и уверенности, вырвало ее из поглощающей пучины затягивающего омута страха.

Усилием воли Белка стряхнула с себя это липкое оцепенение. Нужно действовать, нужно оценить ситуацию и найти способ остаться живой. А жить Белка хотела. Очень хотела жить! Она закричала отряду о тревоге. Замешкалась немного, не понимая, в чем же состоит опасность и какое оружие использовать для защиты. Противников не было. Были лишь животный страх, замогильная тишина и лютый холод. Со страхом, кажется, она справлялась, а вот тишина давила, холод сковывал движения. Холод был неестественным, обжигающим, парализующим. Но победа над паникой, казалось, помогла и с холодом. Вроде бы стало чуть теплее, по крайней мере ушло ощущение того, что кровь в венах замерзает и не дает двигаться.

Лук, решила Белка и выхватила его из-за спины. Тут же выдернула три стрелы из заплечного колчана, две из которых вставила за голенище ботинка, последнюю положила на лук, натянула тетиву, но не сильно, для ближнего боя. Плечи луки лишь слегка согнулись. Тишина напрягала еще и тем, что не было слышно отзыва на ее крик от дозорных. Тогда она проорала тревогу, что было мочи. Но прямо физически ощущала, как звук вязнет в этой неестественной тишине. Чертовщина, не иначе! Черт ее дёрнул переться до ветру в лес. Запах ей, видите ли, не хотелось отхожий нюхать. «Дура!», – костерила себя Белка.

Справа за деревом уловила какое-то быстрое движение и резко отпрыгнула влево. Потом прыгнула уже с кувырком еще левее, резко развернулась, в полуприсяде натянула тетиву, выцеливая луком перед собой. Спиной же она почувствовала защиту толстого дерева. Отлично, фланг прикрыт деревом – это хорошо. Что же там впереди? Что-то быстро приближалось к ней. Удалось немного рассмотреть это что-то. Какой-то сгусток чернющей темноты. На фоне ночного леса как раз эта непроглядная тьма и выдала врага. Неестественно быстрого врага. Сгусток приобрел очертания фигуры человека и стремительно приближался к Белке. Запахло трупным смрадом. Страх новыми волнами накатывал на Белку, но уже не сковывал волю. Запустила стрелу в то место, которое по идее является головой фигуры. Стрела со свистом вырвалась из лука, было видно, как она застряла в голове этого жуткого противника, но не причинила ему сколь-нибудь существенного вреда. Лишь слегка замедлила, чем Белка и воспользовалась. Резко встала на ноги, с силой оттолкнулась от дерева и ласточкой прыгнула в сторону.

Успела. В ту же секунду фигура оказалась там, где только что была Белка. Со звенящим звуком фигура рубанула каким-то необычным клинком то место под деревом. Белка аж глаза расширила, представляя, с какой скоростью ударил клинок, или что там было в руке у этой чернющей гадины. Даже мастера-мечники не добивались такого звука в танце клинков. Все это Белка успела обдумать, пролетая ласточкой пару метров. Решила не тратить время на приземление кувырком, лучше упадет на спину, но успеет в полете запустить пару стрел в это жуткое нечто. И она успела-таки до падения выстрелить дважды, выдернув стрелы из-за голенища ботинка. Обе стрелы угодили в фигуру: одна опять в голову, другая в грудь в область сердца. Да уж, за такой трюк и меткость мастера-лучники гордились бы своей ученицей. Вот только сейчас проблема была в том, что этой черной твари все нипочем. Нормальный человек уже трижды бы умер, умер от каждого из трех выстрелов. А это существо помирать не желает! Или все же почем?

Тварюга явно взвизгнула при попадании стрелы в грудь. Противным таким леденящим душу визгом. Вроде бы даже двигаться стала чуть медленнее, но все же еще слишком быстро. Что делать? Стрелы практически не причиняли вреда. Думая, Белка прямо со спины и без помощи рук разгоняясь лишь ногами рывком прыгнула на ноги. Огонь! Вот что нужно. Но нет времени поджигать стрелы, да и масла нет. Слишком быстрая тварь. Тварь, к слову, стремительно приближалась. Белка лишь успела вытянуть три стрелы из колчана. Времени засовывать их за голенище не было, просто перехватила стрелы в руку с луком. Тварь изменила тактику: не просто неслась на Белку, но постоянно рубила со звоном воздух перед собой. Еще мгновение и Белка попадет под эту мельницу и будет изрублена в фарш. Вот это действительно танец берсерка. В очередной раз она подавила приступ ужаса, заставлявшего ее отдаться смерти, гнусавеньким голоском бубнящего, что что-либо делать бесполезно. Это мы еще посмотрим! В тот самый миг, как эта смердящая буря клинков приблизилась к Белке на расстояние удара, она рухнула на землю как подкошенная. Приблизившийся звон рассекаемого клинками воздуха буквально оглушил ее. Белка перекатилась через себя несколько раз в сторону, в перекате достала кисет с сухим напалмом, умудрилась плюнуть на наконечники стрел и обсыпать их напалмом. Полупустой кисет пришлось отбросить, не было времени, чтобы стянуть тесемку и сунуть его в карман. Растянулась на спине и выпустила стрелу в супостата. В сердце или что у него там. На этот раз визгу прибавилось. «Больно тебе, да, гадина?» – злорадно прошипела Белка.

Еще чуть медленнее черная фигура надвигалась на Белку. Даже звон рассекаемого клинками воздуха стал тише. И все еще эта смердящая жуть была слишком быстрой. Не успевала Белка сделать еще два выстрела. Решила шмальнуть сразу двумя стрелами. Навык сложный, разброс может быть большим. Толком она его не тренировала. Выстрелила и выдохнула с облегчением. Еще две стрелы торчали из груди черного нечто. Замедлилась тварь еще больше, однако же скорость ее превосходила скорость здорового бойца. Ничего, последний штришок. Практически самоубийственный, надо добавить, штришок. Белка одним прыжком вскочила на ноги, запустила бесполезным сейчас луком в тварь. Вреда лук явно не причинит, но хоть отвлечет на мгновение. Тем временем Белка выхватила из-за спины левой рукой клинок и понеслась на встречу врагу. На бегу она перехватила клинок в правую руку. Тварь, кстати, уже визжала постоянно. «Сейчас ты сдохнешь, уродина!» – улыбаясь бросила она в морду твари эти слова. Или хотела бросить? Вблизи удалось рассмотреть и саму тварь. Прямо-таки оживший ночной кошмар. Если тело было скрыто этой непонятной черной дымкой, разве что в движении можно было заметить какие-то наросты на коленях и мощных плечах. Скорее даже шипы. Вот морда отчетливо выступала из дымки и была прекрасна видна. Уж лучше бы она это не видела. Да и какая там морда? Покатый узкий лоб, покрытый складками черной кожи, переходящий у несколько удлиненный назад лысый череп. Большие пустые глазницы ниже которых сразу начиналась огромная пасть, усыпанная клыками в палец длинной. Тварь вполне могла запросто откусить Белке голову. Не морда, а одна сплошная пасть.

События развивались стремительно. Казалось, с замедлением твари Белка стала замечать движения конечностей с клинками, виртуозные, к слову, движения. И нырнула в эту бурю клинков. Отклонилась, ушла от одной конечности. Пригнулась под вторым ударом. Третий удар парировала своим клинком. Следующий удар зацепил Белку, больно полоснув по ребрам слева. Удар был сильный. Явно, ушибы ребер, лишь бы не перелом! И боль какая-то жгучая. Белка едва успела отклонится и пасть твари захлопнулась прямо у ее уха.

«Вот ведь зараза, окружил себя буквально защитой из клинков, не прорваться» – сокрушалась Белка. Правы были мастера-мечники, говоря, что танец берсерка – это не только и не столько нападение, сколько защита от превосходящих сил противника. Белка не могла считать себя превосходящей силой. И силы-то ее таяли. Ибо крутилась она аки юла, пытаясь прорваться через эту защиту, постоянно уклоняясь от лезвий и клыков. Начала накатывать усталость, дыхание стало тяжелом. Но удавалось лишь парировать большую часть ударов. Сильных ударов. От каждого парируемого удара рука наполнялась болью. Тварь же кромсала Белку, нарезая прямо-таки беличий фарш – та пропускала удары, все больше царапины по касательной, но болючие жгучей болью. Уже выбиваясь из сил Белка резко нырнула под град ударов, рубанула что было сил на опережение по руке противника. И этот удар принес-таки свои плоды. Клинок практически не встретил сопротивления, отсеченная конечность вражины свалилась на ковер из листьев. От вложенного в удар собственного веса Белку увлекло вперед по траектории удара, она начала заваливаться, не в силах удержать равновесие. И это спасло ее от новых рубящих ударов этой, казалось бы, не устающей уродины. Боясь упустить момент она выбросила руку с огневом к груди урода, чиркнула запалом. Успела сгруппироваться, кувыркнулась в падении, направляя движение к обрыву.

Скатилась с обрыва и больно шлепнулась спиной о песок под обрывом, аж дыхание выбило и заломило грудь. Но эта новая боль уже не беспокоила Белку, так как порезы и царапины жгли ее словно огнем. Скорость падению придал и взрыв, раскатом грома бухнувший сзади. Следом послышался жуткий, разрывающий уши визг, резко, впрочем, оборвавшийся. «Ага, стервозина, запалила я-таки напалм, взорвала тебя, уничтожила, погубила!» – торжественно и с детской непосредственной радостью подумала Белка. Интересно, сдохла тварь или нет? Теоретически, не должна ни одна сущность пережить такого. Но кто ж их знает, нечисть эту. Девушка немного перевела дыхание. Морщась от обжигающей боли, встала на ноги и приготовилась к нападению. Боец, конечно, из нее уже никакой. Но смерть надо встречать лицом и при оружии. Кстати, сразу после или даже одновременно со взрывом вернулись звуки леса и озера. Пропала смрадная тошнотворная вонь. Как рукой сняло панический страх. Не было и колючего холода. Выходит, что все эти спецэффекты – дело рук черной твари. Сзади прозвучал ласкающий слух сигнал тревоги горна дозорной. Да уж, вот это сходила до ветру! И дела сделала и чуть не сдохла. Анекдот. И смех, и грех…

Спустя какие-то секунды к Белке подбежали несколько бойцов. Молодцы, как шустро подорвались по тревоге и преодолели расстояние между лагерем и оврагом. Несколько бойцов, в том числе Коновалка и Хмурая были в окулярах. Коновалка сразу же начала осматривать Белку. Хмурая же потребовала доклад. Вот тут была одна очень препротивная деталь. Сказать правду, что пошла до ветру? Это действительно станет анекдотом, отрядной байкой. Дойдет и до казарм этот слух. И очень долго будут ситуацию вспоминать и ржать над Белкой. Еще и прозвище какое обидное прилепят. Нет, это не уставное дело, причину в данном случае можно и нужно замолчать.

Сообщила, что решила проверить дозор, да подстрелить какое ночное животное на завтрак, мол, запарила уже рыба. Ну а что, вполне себе версия. Дальше уже рассказала, все как было. Хмурая на секунду перестала хмуриться, улыбнулась во все зубы, даже, кажется, подавила смешок. Вот ведь умная бестия, догадалась. Та подтвердила ее догадку, нагнувшись к Белке и шепотом в самое ухо поинтересовавшись ехидненько так, что, мол, лучше, запах или нечисть. Потом добавила, что этот беличий секрет унесет в могилу. Или, быть может, расскажет бельчатам, когда те появятся. Отличный командир, надежный и с юмором, даром, что зовется Хмурой. И Белка открыто расхохоталась, с облегчением. Хмурая же вмиг посмурнела и отдала приказ бойцам выдвигаться за ней на обрыв.

Тем временем Коновалка помогла Белке добрести до лагеря, пошутив, что девушка стала уже постоянным пациентом. Уложила Белку у костра, помогла снять доспехи. Белка осталась в одном исподнем. Тут еще водники эти стояли, смотрели, не комфортно. Хотя к черту… Больно-то как… Коновалка причитала, мол, странные какие-то раны, зараженные что ли. И кровь не свертывается. Обычная мазь не помогала. Да уж, хреново дело, можно тупо истечь кровью. Тут вмешался Кмор. Уточнил, черный ли нечистый был. Белка кивнула. Ага, вот у него и поинтересуемся, что за вид нечисти. Потом. Кмор заявил, что раны от этой чертовой твари не лечатся, зараза распространяется в организме, человек заживо сгнивает. Белку аж передернуло. Паскудная такая перспективка вырисовывалась: сгнить то заживо. И на правах командира приказала Коновалке выдать ей яду. Ну а что? Ну не гнить же живьем? К тому же если гниение будет сопряжено с этой адской огненной болью, то дарам такая агония не нужна. Дайте яду, да побольше!

Надо было видеть выражение лица Коновалки: растерянность и злоба бессилия. Затараторила, что можно еще попробовать комбинации средств, что-то да придумает. Хотя уверенности в голосе не было. Кмор откашлялся и заявил, что яд пить рано. Ну разве что, если Белка просто устала от жизни. А если не устала и еще пожить хочет немного, то есть у водников средство. Вон оно это средство, в воде плавает, надо лишь изловить, что водники могут сделать прямо сейчас. От оно как. Еще секунду назад Белка прощалась с жизнью, сокрушалась, что помрет вот так бесславно, не в бою, а от гниения. И опять впереди замаячила перспектива выжить. Аж прорычала, чтобы немедленно изловили сие средство. Коновалка пристала с вопросами, что, мол, за средство? На ком было испытано? Кмор отправил водников в воду и сообщил, что сейчас все будет. Пара водников действительно вернулась минут через пять. Высыпали на камень две жмени каких-то насекомых. Водомерками нарек их Кмор. Учитывая размер ладоней водников, насекомых они изловили не меньше сотни. И пока это полчище не расползлось принялись давить их камнями.

А лекарство-то вот какое адское да противное. С откровенным недоверием взглянула Белка на водника. На что Кмор заявил, что это лучшее средство, да и единственное, пожалуй, которое реально помогает при черных ранах. Говорит, что приходилось водниками сталкиваться в лесу с черными, с этими жуткими нечистыми тварями. Быстрые как скаты, смердящие стократ хуже мора рыб. Много водников погибло, пока лекари не придумали лекарство. Ну как придумали? Случайно вышло. Как раз лекарь в лесу собирал какие-то ночные травки и встретил черных. Еле ноги унес, но порезали его славно. Благо, в воду они носу не кажут, преследуют до берега и как отрезало. Если успел водник нырнуть, считай, второй день рождения можно праздновать. Лекарь тот успел, но был весь покоцаный, весь исполосованный черным. Попрощался с семьей да уплыл на скорбный остров, умирать. Такая традиция у водников. Если кто неизлечимо болен, он уходит на скорбный остров. Никто никогда с острова не возвращался. Похоронные команды потом приплывали и сжигали тела, а прах отдавали родным, коли таковые были. Или просто рассыпали по ветру.

А вот этот лекарь вернулся. Рассказывал, что как раз была миграция водомерок. Лекарь был слаб, обессилен, выбрался на берег да упал без сил. И придавил одну из колоний водомерок. Проснулся на утро, а раны уже даже затянулись. Лекаря того чуть не прибили правда, когда вернулся в деревню, думали нечисть перерожденная пожаловала. Вот такая история лекарства от черных ран. Так что мазью из раздавленных водомерок можно смело мазаться. Уже утром будет Белка как новенькая. Очень захотелось Белка извазюкаться в трупах водомерок, прям с головы и до пят! Коновалка щедро обработала раны Белки водомерковой мазью, да туго стянула повязкой грудь, подозревая не то трещины в ребрах, ни то ушиб. Белка засыпала и сквозь сон слышала, как Коновалка просила изловить ей побольше водомерок с целью их перемолоть и засушить в порошок в прок. Умница в отряде лекарь.

Утро разбудило Белку ярким солнечным светом. Проспала, что ли? Резко подорвалась из-под плаща. Лагерь не спал. И, видно, что давно. Никто уже не завтракал. Бойцы возились с плотами у воды, ставили паруса. Это хорошо она проспала, раз успели с рассвета перетащить бревна на берег и собрать из них плоты. Подошла Коновалка, сообщила, что ей дали выспаться, пока затягивались раны. Сказала, что раньше не видела, чтобы так быстро шел процесс заживления. Даже, говорит, рассекла себе палец и намазала фаршем из водомерок. Единственный результат – перестала кровь идти, заживление же скоростью не отличается. Сие лекарство от одной конкретной заразы, которая разносится черными. Надо будет проверить, как работает от ран других нечистых. И сказала Коновалка так, словно знала, что будут еще в отряде эти раны. Тьфу, тьфу, тьфу… Вмешалась Писарка, безапелляционно заявив, что это никакие не черные. Это темные или ужасы. Так они шли по данным библиотеки Клиса. Правда тех данных было с кот наплакал. И Писарка намерена это исправить. Начала мучать Белку вопросами. Белка все рассказала. А сама прислушивалась к самочувствию. Как новенькая. Только ребра немного саднили. От царапин не осталось и следа, от порезов остались лишь тонкие белые шрамы. Минут двадцать пытала ее Писарка. Записала все, зарисовала со слов Белки, получилось очень похоже. Смотришь на эту рожу и аж в дрожь бросает. Можно и перекусить. Но Писарка задержала ее и кивнула на кучу водорослей. Трофей, говорит, там. И аж светится вся.

Что еще за трофей? Судя по разговорам бойцов перед сном, на месте боя была выжженная поляна и все, ни трупа, ни крови. Разве что вонь. Может, с утра что нашли? Белка осторожно ногой разгребла водоросли. Сразу появился трупный смрад темного. Любопытненько. Убрала все водоросли. Перед ней оказался обрубок конечности темного. Обрубок переходил в длинное тонкое лезвие. То есть конечность и клинок были одним целым. Обрубок был черного цвета, очень глубокого черного цвета. Лезвие же было светлее, серое что ли, с белой кромкой. Странно как-то, ведь во время боя клинок был таким же черным, как и его обладатель. Писарка пояснила, что нашли с утра эту гадость. Засыпали водорослями, что водники принесли. Эти водоросли запах убивают напрочь. Информацию о водорослях зарисовала, пучок водорослей сушится для экспериментов аптекарей, отчиталась Писарка, поймав вопросительный взгляд Белки.

Бойцы отряда часто понимают друг друга без слов, что было очень удобным. Так вот, сообщила Писарка, клинок, или точнее острая как бритва кость несколько полиняла то ли от Светила, то ли от водорослей. А вот лапа нет. Чернота лапы была какой-то особенной, словно она поглощала свет, совершенно его не отражала. Белка отошла к костру, вытащила одну горящую ветку, вернулась и поднесла ветку к обрубку. Так и есть, свет не отражался совершенно. Писарка аж ойкнула от удивления. Мозг Белки заработал в ключе – куда бы применить это интересное свойство. Пока Белка размышляла, Писарка расстелила кусок черной ткани, пихнула туда обрубок. Потом она подозвала водника, указала на ткань и спросила, что тот видит. Тот ответил, что видит лишь кусок ткани. Белка поднесла горящую ветку к ткани. Водник по-прежнему видел лишь ткань. Посмотрел он на девушек как-то странно, мол, больные какие-то, и ушел. И на том спасибо.

Из заумной тирады Писарки стало понятно, что, вероятно, из-за той выжимки, которой им две неделю к ряду закапывали глаза, их зрение способно было отличить то, что не могли водники. Можно сказать, что лишь такое зрение позволило Белке различить темного. Водники, например, могли их увидеть лишь на фоне светлого берегового песка или в же в свете спутников. Любопытно, очень любопытно, подумала Белка. Нарезать бы шкур этих темных тварюг, да сделать облачения для ночных операций. Вот только три проблемы. Во-первых, нужно еще найти двенадцать темных. Во-вторых, нужно убить двенадцать темных. Белка еле одного сдюжила, сама чуть не отдала душу Святому Клису да не сгнила живьем. В-третьих, сохраняет ли свои свойства кожа темного после дубления. «Фу, мерзость!» – Белка представила, что придется срезать кожу и ее чуть не стошнило. Вот уж воистину, у дураков мысли сходятся! Как оказалось, мысли Писарки текли в том же ключе. В этот самый миг Писарка рассекла ножом кожу на обрубке и лихо принялась счищать явно гнилую плоть. Запах стоял тошнотворный, но, казалось, Писарку он совершенно не смущал. Та орудовала ножом очень профессионально. Поймав удивленный взгляд Белки, пояснила, что отец после отставки открыл мясную лавку, а также купил хрюнделевую ферму. Наблюдала она за отцом, бывало, помогала с разделкой туш и мяса. Кто бы мог подумать, что эта бойкая умная чернявая девчушка работала на ферме. В голове щёлкнуло – назначить Писарку в помощницы Коновалке. В казармах же отправить на углубленный курс полевой медицины. Один лекарь хорошо, а два – еще лучше. Белка опять поймала себя на мысли, что она совершенно не знает, кем были бойцы до отряда. Все же нужно будет поспрашивать Хмурую.

Писарка отсекла лезвие, являвшиеся, судя по всему, костью темного, и протянула Белке. Трофей. Брюнетка же деловита удалила все гнилое мясо с лоскута черной кожи, кожу промыла в озере и удалилась приставать к Рисе на предмет разжиться орехами для выделения дубильного состава. Та явно не обрадуется нецелевому использованию их скудного сухого провианта. Ну ничего, разберутся. Можно и поступиться провиантом в целях эксперимента. Если дело выгорит, выживаемость отряда увеличится. Дело останется за малым – изловить кодлу темных. Мелочи, ага, блин.

Так, трофей. Вонял сей трофей жутко. Но должен же смрад выветриться когда-то? Может, в водоросли завернуть, раз они запах маскируют, может, и эту тошнотворную вонь абсорбируют? Трофей был по форме ну очень похож на несколько удлиненный кукри. Тонкое изогнутое лезвие завершалось обрубком круглой кости в две ладони длиной. Собственно, готовый серповидный клинок, лишь с эфесом нужно будет поработать. Установить какую-то гарду, снять которую можно с какого другого клинка в арсенале или заказать у мастеров-оружейников. Рукоять можно обмотать кожаным шнуром. Обрубок кости отшлифовать. С навершием можно не заморачиваться или же заказать и его тоже, например, в форме белки. Нет, рукоять еще нужно усилить металлом. В бою лезвие выдерживало удары о клинок Белки, а вот круглую кость она перерубила очень легко. Слишком слабая она, в бою может подвести. В полевых условиях ничего не придумаешь, отложим до возвращения в Клис. Хотя можно будет поинтересоваться у водников, есть ли у них толковый кузнец. Попробовала фехтовать трофеем. Легкий, удобный клинок, баланс, правда, слегка нарушен. Но тут как раз при усилении эфеса баланс отрегулировать можно и нужно будет.