Командор Кощей. Книга первая

– Понятно, – задумчиво кивнул Иванасий, машинально отхлёбывая из кружки горячего настоя. И вдруг словно спохватился, глянул Яге в глаза с проснувшимся внезапно интересом: – Всё-таки, Ягуся, никак не возьму я в толк, каким таким чудесным образом ты красоту свою сохранила. С одной стороны, как сердце мне подсказывает, сейчас передо мной ты в своём истинном обличье. С другой – сомнения разум всё-таки одолевают. Ежели тебе на самом деле триста лет, то почему такая несправедливость: все простые женщины уже в пятьдесят старыми кажутся, а ты – в триста молодка. Неужто совсем-совсем без колдовства обходишься?

– Совсем-совсем, Ванюша, – с серьезным видом кивнула Яга. – По крайней мере без того колдовства, о котором в народе думают.

Иванасий сделал вид, будто последнюю фразу Яги не расслышал:

– Может, хотя бы молодильные яблоки лопаешь?

– Какие ещё яблоки, бог с тобой, Афонюшка, – рассмеялась Яга. – Любишь ты, однако, сказки всякие. Да здесь, в горах, окромя дичков кислых и не водится ничего. А сохранилась я так хорошо, Ванюша, потому, что я, как и все другие коши – не вашего, человеческого рода-племени.

– Это и так ясно, – бурчит Иванас, продолжая изучать Ягу пытливыми глазами.

– Ага, – как бы невзначай соглашается хозяйка. – Точнее, я человек, но другой, не такой, как ты и все остальные отрантурийцы. Сыны и дочери нашего древнего племени живут раз в десять дольше, чем нынешние люди. То есть, по нашим меркам мне сейчас столько же, сколько по вашим тридцать лет.

– Может, ты от меня родить собралась? – подшутил Иванасий, допивая настой.

– А вот это нет, дорогой мой, – Яга ответила серьезно и даже как-то печально. – Ни зачать, ни выносить, ни тем более родить я не могу. Не только я, но и все наши бабы, кто ещё жив. Это беда нашего племени, его катастрофа. Мы ведь не от Бога столь долгую жизнь получили. Мы действительно пили эликсир молодости. И те, кто нам начало дал, тоже в себе многое, как ты говоришь, наколдовали.

– Так все-таки было колдовство!

– Было, Афонюшка, – Яга вздохнула. – Но не то, какое ты себе представляешь. И тогда это называлось научным экспериментом. Мы, те, кто родился от «наколдовавших» в себе, стали действительно очень долго расти. В твои тридцать я внешне пятилетней девчонкой была, хотя владела силой, простым смертным неведомой. В сто я стала подростком, и только в сто пятьдесят меня начали сватать, думая, что мне всего семнадцать. Нам всем пришлось уйти в непролазные чащи, дабы людям глаза не мозолить. А двадцать лет назад мне сюда пришлось переселиться. Знаю, что спросишь. Затем, что Кощей меня вызвал.

– Так ты, стало быть, Кощею служишь? – глаза Иванасия вмиг похолодели.

– Так я и знала, – лицо Яги тоже сделалось строгим, непроницаемым. – Не хочешь мне верить. Я могла бы подчинить тебя только подумав об этом. Вам, простым смертным, такая сила не дана. Да, я владею колдовством. Но не придуманным вами, людьми, а реальным, научно объяснимым. Но я не хочу тебя неволить, Ванюша. Знаю, ты заблудился – думаешь о Кощее как о великом злодее мира. А это не так, Афонюшка!

– А кто он тогда, коли не злодей! – шипит Иванасий.

Их спор прервал сигнал медведя. Он рычал отчаянно и яростно, однако же не злобно. Так обычно предупреждают о готовности защищать родное логово до последнего.

– Погоди-ка, Ванюша! Незваные гости пожаловали, – тихо, но строго сказала Яга, жестом показывая, чтоб не вставал из-за стола. – Не двигайся, тогда он тебя не разглядит. По твою душу этот враг пришел, – и заметив, как Иванасий побледнел, попыталась его успокоить: – Да не бойся, я тебя не выдам. Подожди-ка, я с ним потолкую, чтоб он тут не задерживался долго.

Незваные гости

Солнце уже поднялось над верхушками деревьев, растущих у подножия горы. Облачившись в свой старушечий наряд, Яга колченогой походкой вывалилась из избушки и увидела… высокого двуногого кота – всё у него было человеческое, только морда оставалась кошачьей.

Поджидая хозяйку дома на каменистой тропе, гость принял подчёркнуто надменную позу, одной ногой опираясь о высокий, лежавший на склоне перед жилищем Яги, белый валун. Приглядевшись к незнакомцу повнимательнее, нельзя было сказать, что к человеческому телу прилепили голову кота: она органично вписывалась в его общий облик, даже изгиб рук и ног у него был особенный, чем-то едва уловимым похожий на котовый. Одет незнакомец был в чёрный блестящий комбинезон, приталенный точно по контуру тела. Руки-лапы же он надменно скрестил на груди, а глазами косил на висящий у пояса пистолет с ярко-белым стволом. Из-за спины котообразного существа с ехидной усмешкой выглядывал другой гость – с удивительно похожей на морду дикобраза физиономией.

Дорогу к избушке обоим загораживал медведь. Поднявшись на задние лапы, он яростно махал передними и устрашающе ревел.

Некоторое время гости и Яга внимательно смотрели друг на друга. Наконец Яга заговорила – старческим, дребезжащим, недовольным голосом:

– Ну и какого рожна ты сюда приволокся, Баюн?! Что тебе здесь надо?! Знаешь ведь прекрасно, что не любит тебя мой зверь, так ведь все одно прешься!

– Не ори, – котообразный с презрением перебил Ягу. – А тупую зверюгу свою приструни и вдругорядь сажай на цепь, да покрепче. А не то я просто выжгу ей мозги. Чтоб шкуру не портить.

– Напугал! Тоже мне, герой! Без пугача своего никуда не суешься. Посмотрела б я на тебя безоружного, как бы ты от берложника моего улепетывал. А ну, сказывай, зачем явился! – замахала Яга клюкой, в которой, похоже, был тоже замаскирован «пугач».

– Ага! – сплевывает Баюн себе под ноги. – Будто сама не знаешь!

– И знать не хочу о твоих желаниях! – кричит Яга. – Достал ты меня уже вот как, – чиркнула она клюкой над головой. – Да ещё своих говнюков на меня насылаешь! Я, мотри, вот другой раз всыплю им горячих, так и знай.

– Ты мне, старая, зубы-то не заговаривай! – повышает голос Баюн. – Где ты спрятала этого ублюдка? Небось в своей развалюхе держишь его?

А дикобразоподобный мерзким скрипучим голосом поддакнул:

– Да! Что это там у тебя в окне мерещится?

– А ты бы вообще помалкивал! Мерещится ему! Прячешься коту за спину, а туда же – мерещится! – с издёвкой передразнила Яга.

– Так все-таки где он, тот, кого ты ночью приютила?! – Баюн решил перейти на тон делового человека. – Может, поладим с тобой на этот счет? Сама подумай: на кой ляд тебе сдался какой-то человечишко? Ему все одно каюк, а ты, укрывая врага Командора, подписываешь себе приговор. Отдай мне этого мужичка, и я ничего не скажу нашему повелителю.

– Ты и так ему ничего не скажешь, – зловеще изрекает Яга. – Не в твоих интересах, чтоб Кощей узнал об этом парне.

– Так он все-таки у тебя! – ловит Ягу на слове кот Баюн, делая шаг вперед.

Медведь ревет, намереваясь броситься на незваного гостя, Яга неуловимым движением останавливает его, а Баюн выхватывает пистолет.

– Попробуй выстрели! – шипит Яга, направляя конец клюки на Баюна (дикобразоподобный при этом охает и скрывается у Баюна за спиной). Ещё шаг, и я устрою тебе горный обвал! Камни точно на тебя упадут. А ну, проваливай, пока я не рассердилась.

Остановившись, Баюн усилием воли заставляет себя спрятать оружие и шипит, злобно вращая глазами:

– Как ты мне надоела, чертовка. Сжёг бы я тебя вместе с твоей халупой, да Командор будет недоволен.

– Недоволен?! – восклицает Яга. – Не то слово! Ха-ха! Да он повесит тебя на первом же суку! За твои бесплодные яйца! – и громко, нарочито хохочет.

– Ну смотри, – Баюн разворачивает туловище, мордой продолжая смотреть на Ягу. – Найду я все-таки способ спеть прощальную стихиру на твоих похоронах. А медведя твоего береги, стерва, пуще прежнего! А не то полакомятся мои разбойники вяленой медвежатиной!

– Смотри, как бы свою прощальную песню тебе петь не пришлось, Баюн! А ну проваливай подобру-поздорову, пока пчел на вас не натравила. Мне их не жалко. На днях семья раздвоилась, так что на твою шкуру их хватит, – хихикает Яга. – А вздумаешь ещё раз прийти сюда – я устрою тебе очень теплый прием!

– Пока, – небрежно бросает Баюн через плечо, поднимаясь по склону. – До твоего приговора!

Баюн свистит. Из кустов появляется летательный аппарат, очень похожий на ступу, только вдвое большую, чем обыкновенно привыкли люди видеть у Яги. Оба прогнанных гостя залезают в эту ступу, и она с тонким свистом уносит их в только им ведомом направлении.

Иванасий тут же вышел на крыльцо.

– Ты куда! – испугалась Яга. – А ну живо назад!

Как бы в подтверждение ее опасений в козырек над крыльцом с грохотом ударил сверкающий заряд. Переломившись пополам, козырёк едва не свалился парню на голову, однако Яга успела-таки втолкнуть Иванасия в сени.

Ещё через минуту они снова сидели за столиком у окна, которое на этот раз Яга предусмотрительно закрыла ставнями изнутри.

– Нельзя тебе никуда уходить отсюда! – с жаром увещёвала хозяйка полюбившегося гостя. – Не во мне дело! Мало ли что ты мне понравился! Я, Афонюшка, боюсь за тебя. Хищник этот ведь и с неба достать тебя способен. Он-то ведь знает, что ты здесь.

– Тогда тем более мне надо уходить! – упорствовал Иванас.

– Надо, надо, милый! Но не сейчас! Долго здесь тоже оставаться нельзя. Но дня три – четыре только здесь ты будешь в безопасности. А за это время я приготовлю тебе убежище, которое ему с месяц не найти.

– Ну а дальше что? – гнул своё Иванасий, чувствуя однако, что Яга права.

Да и, по большому счёту, не хотелось парню покидать столь скоро красавицу хозяйку и уютное гнёздышко.

– Погоди, милый, я и сама пока не знаю. Но месяц – это срок! Что-нибудь придумаем с тобой.

Помолчали они, собираясь с мыслями, повздыхали, отходя от только что пережитого стресса. Наконец, уже тише и спокойнее Иванасий спросил:

– И что ж, так я и буду взаперти сидеть, впотьмах?

В ответ Яга зажгла свечку – сразу стало светлее, романтичнее, спокойнее. И продолжилась у них тёплая беседа.

Иванасий:

– Это хорошо, но… Дело-то мое стоит. Я с тобой здесь от Кощеевых легавых прячусь, а там земля людским стоном полнится. В Кощеевых подвалах пленники томятся. И среди них – Краса Ненаглядная!

Яга:

– Эх, Ванюша, не дело ты задумал. Не на верном ты пути, парень. Доброе у тебя сердце – о несчастных и убогих ты думаешь. Да только благими намерениями, Афонюшка, зло великое вымащивается. Ты людям добра желаешь, а выйдет у тебя зло. А скорее, ничего у тебя, Ваня, не выйдет. Но ежели ты сейчас отсюда уйдешь, непременно попадешь к Баюну в лапы.

– Да кто такой, этот Баюн? Зачем я ему понадобился?

– Баюн – это, Афонюшка, самый страшный злодей. Вся беда в том, что Кощей ему доверяет. Пока, во всяком случае. А он, котяра эта алчная, интриган и подлец, каких свет не видывал. Я его давно раскусила и поперк глотки ему встала. Он бы давно убил меня, да боится. Не столько Кощея, сколько меня самой и моих сестер остерегается. Я ведь, как ты понял, и одна отпор кому хочешь дам. Как вот и сейчас дала двум этим типам. А тебя, Афонюшка, Баюн хочет поймать, чтобы никто не рассказал о тебе Кощею.

Иванасий (удивленно):

– Ничего не пойму. Ежели он не хочет, чтоб Кощей прознал обо мне, стало быть он не враг мне, а друг!

Яга:

– Какой же ты наивный, Ваня. Али не знаешь пословицы «бойся незнакомца, который тебе в друзья набивается, пуще врага своего». Не могу я пока что растолковать как следует, почему Кощей не враг тебе, как и всем, кого ты жаждешь освободить от Кощея, но скажу, что Баюн – не человек. Он – кот. Но не из тех, к которым ты с детства привык. Он очень злой и коварный. А тебя он или убьет, или, того хуже, сделает подлым убийцей – будешь по его команде убивать исподтишка, на кого он тебе укажет. Поверь мне, я этого гада давно знаю.

Иванасий:

– Хочешь сказать, он меня заколдует?

– Вроде того. Хотя, не так заколдует, как ты думаешь.

Иванасий задумчиво хмыкает:

– Но пошто он не хочет, чтоб Кощей прознал обо мне?

– Недогадливый ты, Ваня, – покачала головой хозяйка дома. – Ведь ежели Кощею про тебя донесут, он тут же пошлёт за тобой, чтоб привели и представили пред очи его.

– И что? – не понял Иванасий.

– А ничего! Баюн знает, что ты человек добрый и не глупый. Не такой как все! А Кощей такому зла не причинит. Он любит вот таких наивных, верящих в сказки.

– Но, но! – обиделся было Иванасий. – С чего это ты взяла, что я в сказки верю?!

– Ай, Ваня! – снова улыбается Яга. – По тебе ж видно! Красу Ненаглядную из плена освободить, чтоб радость к людям вернулась! Кощея в честном поединке сразить! Разве не твои это мечты?

– Мои, – согласился Иванасий.

– Вот именно! Твои. А мечты и есть сказки, – умело ушла от спора Яга. – Словом, Кощей в таких как ты опасного для себя не видит. Но Баюн думает иначе.

– Стало быть, этот Баюн не дурак, – усмехнулся Иванасий.

– Подожди, Ваня, дай досказать. Не дурак, это не то слово. Он хитрец, каких свет не видывал. Но в том, что ты опасен, даже и ему Кощея не убедить. Он боится, что Кощей тебя к себе приблизит и про все свои слабые места тебе с дуру разболтает. Ты его секреты выведаешь, но убрать тебя тогда Баюн уже не сможет, поскольку под Кощеевым глазом ты будешь неуязвим. Вот потому-то, Ваня, Баюн и стережет тебя под горой.

– Да, дела-а-…, – морщит лоб Иванасий. – На самом деле трудно разобраться в том, что ты понаболтала. Однако, что-то мне спать охота. Пожалуй, ты права. Не стану я покуда из твоей халупы уходить. Вздремну-ка лучше часок-другой.

Яга облегченно вздыхает:

– И то правда, всю ночь ведь мы с тобой не спали.

А дальше произошло то, что и должно происходить в подобных случаях. Хозяйка и гость встали из-за стола, подошли к кровати, установленной Ягой у дальней стены, и спокойно улеглись на неё, взявши друг дружку за руку…

Глава четвёртая. Таинственный мститель

Рано или поздно в любой истории появляется новый герой.

Герой, о котором спустя тысячелетия складывают целые легенды.

Но прежде чем узнать о нём подробнее, необходимо разобраться, что же всё-таки творилось в Отрантурии. Что там происходило до того, как объявился в мире злой Кощей?…

Страна Отрантурия

Государственное устройство Отрантурии в ту пору было неопределённым. Точнее, это нам, далёким потомкам отрантурийцев и всех остальных землян того времени сейчас кажется неопределённым то, что самим жителям Отрантурии казалось вполне понятным. Да, Отрантурия тогда была разделена на сорок самостоятельных в управлении территорий, которые современные историки без колебаний назвали бы вотчинами. Или феодами, княжествами. Да и отрантурийцы их без колебаний называли ничем иным, как королевичевствами. Опечатки здесь нет. Именно королевичевствами, а не королевствами.

Королевством Отрантурия значилась до смерти отца сорока королевичей. Его величали королём, и всё в системе государственного управления было понятно и просто. Все государственные дела вершил его величество король. Правда, тогда его называли «Ваше владычество». Он, попросту, владел всеми землями Отрантурии от северных границ до южных и от западных до восточных.

Словом, командовал и распоряжался тогда в Отрантурии монарх. Но это был не просто единоличный властитель, силой стяжавший абсолютную и безоговорочную власть над гражданами страны. Прежде всего это был Отец, как любили его называть простые люди. Отрантурийцы своего короля не просто почитали, а именно любили. А раз любили, то, конечно же, не боялись. Правил он не силой, а умом и сердцем. То есть, короля тогда всерьез считали вождём народа – справедливым, добрым, заботливым. А и какой ещё может быть вождь племени, которое едва-едва оправилось от страшной катастрофы, унесшей миллионы жизней?

Да, последний король Отрантурии среди своего народа пользовался заслуженным авторитетом, и народ не без оснований верил в доброго и справедливого монарха. А перед самой смертью король и вовсе «отмочил» – объявил все земли Отрантурии вольными. То есть, сказал он во всеуслышанье, отныне верховной власти вовсе нет, а местные властители – всего лишь охранители установленного порядка. А именно: каждое селение выбирает из числа своих жителей совет мудрецов, которому и вручает, так сказать, заботу обо всём населении. Верховные же правители территорий только следят за тем, чтобы никто на заведённый порядок самоуправления не покусился.

Мало ли что захотят отдельные отрантурийцы. Или какие пришлые из-за кордона люди, сознанием своим тяготеющие к неподчинению требованиям большинства.

Короче, всех наследников престола этот предсмертный указ последнего короля Отрантурии разом лишил законной власти над своими подданными. Впрочем, даже само понятие «подданный» сим решением отменялось. Одно слово – демократия. Дескать, народ сам разберётся, как ему жить, кому и на какие нужды собирать общественные взносы. Таким образом, в Отрантурии в одночасье возникли уделы и селения вольных пахарей-оратаев, вольных ремесленников и мастеров, вольных торговцев и охотников. И даже вольных следопытов. Зато сорок королевичей, то бишь сорок сынов короля, разом потеряли всякую надежду на абсолютную и беспрекословную власть. Вы, мол, отныне, просто судьи, подчиненные воле советов мудрецов, сторожа правил и законов, установленных народом

А теперь представьте себе, как на такую папашину «фишку» отреагировали его мальчики, большинству из которых к тому времени стукнуло уже восемнадцать. Ведь они всерьез готовились начать упорную борьбу за престол «всея Отрантурии». Разумеется, большинство из них в ту пору даже мысли не допускали драться со своими братьями не на жизнь, а на смерть с помощью оружия и армий. Всё-таки они были братьями, хотя и рождёнными разными матерями. Да, у короля Отрантурии было сорок жён. И говорили даже, будто иметь столько жён королям было предписано с древности.

Почему именно сорок – никто не знал. А вот почему от каждой жены рождался только один королевич – об этом ходили слухи. Наиболее убедительным тогда казался слух о том, будто предки отрантурийцев, из числа сумевших пережить Потоп, предвидели, что их потомки будут жить при монархе. И очень беспокоились по поводу внутрисемейных распрей, которые непременно возникают, когда дети монарха власть начинают делить между собой. Вот и решили они, что если уж наступит время, когда без короля отрантурийцы не обойдутся, то пусть у него будет сорок жён и каждая пусть родит одного наследника.

Во-первых, вряд ли король сможет сделать своим любимчиком одного из сорока. Во-вторых, даже если он и передаст власть кому-то одному, другие тридцать девять не позволят ему нарушить древнюю клятву монарха – во всём слушать голос народа и своих братьев. А поскольку все сыны короля будут от разных матерей, живущих в разных уделах страны, то чувствовать себя все дети короля будут равными и никто не даст себя сделать игрушкой в чьих-то руках. Словом, такое правило позволит Отрантурии избежать воцарения тирании и монаршего беспредела. И жители страны по сути станут вольными, самодостаточными.

Так в начале и происходило. Пока сыновья росли, король-отец правил мудро и справедливо, не допуская необдуманных решений и жестокости даже к явно виноватым гражданам. Не было тогда в Отрантурии ни землевладельцев, ни князей с графами. Все перед королём и Законом были равны, а сам король искренне считал себя выразителем воли народа. Ведь он же был им искренне избран на престол.

Но братья королевичи, в большинстве своём, думали, увы, не так, как хотел король. То ли с воспитанием он что-то упустил, то ли общаться с сынами, жившими в разных уделах, ему было некогда (ведь нужно было возрождать пережившую катастрофу страну). То ли древние мудрецы, придумывая способ обеспечить страну надежной защитой от диктатуры, где-то что-то недоучли. Короче, в братьях проснулась жажда первенства и власти. А поскольку отец не давал им в этом плане разгуляться, то короля они, по-видимому, в большинстве своём тихо не любили. И, наверняка, ждали, когда пробьёт его час.

И вот час пробил, а ожидания королевичей не сбылись. Ведь почти все из них всерьез полагали, что перед смертью отец каждого назначит полновластным хозяином своего удела. Более того, общаясь друг с другом, пока взрослели, королевичи твёрдо решили выбрать меж собой главного. У них, по сути, появился выдуманный ими же стимул к жизни – постоянное соревнования в мирной борьбе за первенство в Отрантурии. Которое наиболее активные из королевичей задумали, как эстафету, передавать своим детям. Ничего страшного, если сначала изберут не тебя. Жизнь длинная – ещё прорвешься к престолу. Есть к чему стремиться, на что жизнь потратить.

И тут на тебе! Папаня разом лишает их этого удовольствия, отменяя монархию как таковую. Что в этой отцовой затее в первую очередь увидели братья (к счастью, не все)? Сам поправил, а нам нельзя! Разве это справедливо?

И если при жизни отца королевичи его недолюбливали, то после смерти они его едва ли не проклинали. Кончилось всё тем, что каждый из королевичей прочно воцарился в своём уделе, назвав его королевством. Назвать-то назвал, да только вольные граждане страны восприняли это далеко не серьёзно. И тут же королевства переименовали в королевичевства. Раз королевичи в них править задумали, стало быть и называть их уделы будем по их титулам. Какие же они короли? Кто их королями утвердил? Как были они королевичами, сынами старого короля, так и остались.

Короче, народ показал королевичам большую фигу. Пока королевичи в основной своей массе были юны, диктовать свою волю селениям в своих уделах они были не в состоянии. А когда они стали созревать для серьёзного применения силы против непокорных, между ними, как водится, возникли разногласия. Соберутся бывало королевичи на общую сходку, попируют, позабавятся – и давай ссориться. Повод и причина для этого всегда были универсальны – кто кого круче. Официальных, то есть поддерживаемых народом войск у королевичей, разумеется, не было. Никто им ни до смерти отца, ни после неё не присягал.

Наоборот, старейшины и советы мудрецов во всех уделах заставили каждого королевича присягнуть Отрантурии, поклясться не жалея живота своего защищать интересы её вольного народа от всех возможных покусителей – и своих, и пришлых. Стало быть, за каждым королевичем закрепились чисто полицейские и оборонные функции. А поскольку король за свою долгую жизнь успел-таки перевести в Отрантурии всю разбойную нечисть и приучить разболтанных людей к порядку, то и дел особых для взрослеющих королевичей сразу не нашлось. Разве что мелкие дрязги в судах разбирать – кому это интересно!

Короче, от веселья королевичи постепенно перешли к разгулу, от разгула к петушиным наскокам друг на друга, от петушиных наскоков к самым настоящим баталиям. Не было у них законных войск, так они их создали, навербовав под свои придуманные знамёна всех, кто ничего полезного для людей делать не умел, ничему не желал учиться, а в характере своём имел большую склонность к разгульной жизни.

Вначале у королевичей на службе были просто компании драчунов. Из самых сильных и глупых (глупые ведь всегда верны щедрому на угощения хозяину) чуть позже сформировались своего рода дружины. А точнее – братва. И уже потом, когда королевичи, возмужав, натаскались в драках и набегах друг на друга, им удалось выстроить свои собственные армии отпетых бойцов.

Не все из этих воинов оказались разбойниками. Даже, скорее, наоборот – большинство из них искренне верили в том, что служат правому делу, и бандиты – их враги. Но то, что, служа королевичам, их солдаты мало-помалу начинали на всех остальных граждан Отрантурии смотреть свысока – этот факт становился в стране всё более заметным.

Добропорядочные отрантурийцы, разумеется, понимали, в кого вырастают королевичи. Однако запретить королевичам создавать армии не смогли. Сначала, как водится, не придавали растущей братве каждого стража порядка особого значения: перебесятся, мол. Потом не хотели лезть на рожон и успокаивали себя умозаключениями типа «добрые воины-профессионалы для страны надежнее, чем гражданское ополчение из оратаев да ремесленников – пусть растут, рубежи защищают». А когда советы мудрецов и старейшин спохватились, было уже поздно.

Королевичи представляли собой столь грозную силу, что сердить их своими увещёваниями и ссылкой на старые законы стало просто опасно для жизни. Так и выросли королевичи в полновластных владык своих вотчин.

Настал момент, когда они откровенно объявили людям свою волю, вернув в обиход такое понятие как «подданный». Свободолюбивые отрантурийцы конечно же зароптали. Кое-где в стране вспыхнули даже восстания. Куда там! Королевичи и глазом не моргнули – натравили армии на народ, утопили восставших в крови.

Полгода, а то и больше жила Отрантурия в шоке. Больше всего сокрушались умные головы. Ай-ай, проглядели! Ай-ай, потеряли бдительность. Ай-ай, разучились защищать себя.

А тут ещё и нечисть всякая из-за кордона полезла. Выродки волчицы и сыны Уйтархатуга стали только малой частью вредоносных инородцев, полезших в Отрантурию после смерти последнего короля. Поняли тогда умные головы: разбаловал их всех король Отец. Был он жив, границы надёжно защищались – ни тварь ползучая, ни летучий дьявол не пересекали их незамеченными. Хотя и армия тогда была в основном призывная, народная – берегла она покой страны лучше любой профессиональной. Почему же эта армия после смерти отца-короля развалилась?

Сложный вопрос. Но хорошо известно, что в ту пору серьезных врагов у Отрантурии за кордоном не было. А вторгшиеся в страну спустя десять лет после смерти короля, на самом деле представляли собой просто плохо организованные племена да банды, не признавшие в своё время единых законов Отрантурии и вынужденные вследствие этого из Отрантурии удалиться. Последний король ревностно следил за прилегающими к границам Отрантурии землями. Нередко летучие отряды отрантурийских карателей уходили рейдами за пределы своей отчизны, стремясь прогнать любое подбирающееся к границам Отрантурии племя как можно дальше в глубины Тёмных территорий – так отрантурийцы окрестили все земли, окружавшие в то время Отрантурию.

После Потопа на этих необъятных пространствах не существовали никакие другие государства, хотя бы отдалённо напоминающие отрантурийское своим жизненным укладом. Только разрозненные орды одичавших людей и уродцев-мутантов, возглавляемые грубыми беспородными вожаками, бродили по бескрайним степям и пустыням Тёмных территорий. Ходили по Отрантурии слухи, будто далеко на западе в Тёмных землях живут страшные злые колдуны, нелюди-оборотни да разные чудовища, рыскающие по пустынным пространствам в поисках добычи.

К счастью, до Отрантурии им было не добраться, поскольку между землями этих монстров и Отрантурией лежала широченная бесплодная пустыня, преодолеть которую, не взяв с собой огромное количество воды, по сути, было невозможно.

Конечно, никто из отрантурийцев ни разу не видел таинственных обитателей далекого запада, и воспринимались эти слухи, по большому счёту, в основном как захватывающие воображение сказки. Впрочем, так же как и старинные легенды о древних людях, летавших, якобы, по небу синему на волшебных колесницах и сдвигающих с места волшебной силой целые горы. За кордоном отважные воины короля встречали только оборванных полуголодных дикарей, которые редко решались напасть на защищенных латами отрантурийцев и стремились убежать, едва завидев вдалеке стройные колонны всадников, вооруженных длинными пиками и острыми саблями.

Лишь сыны Уйтархатуга тогда могли всерьёз угрожать Отрантурии своими дерзкими набегами. Но королю все-таки удалось их устрашить и даже договориться с их вождями о мирном соседстве. С тех пор, как сыны Уйтархатуга по договору с королём начали охранять рубежи Отрантурии на юго-западе, о вторжении каких бы то ни было разбойничьих ватаг отрантурийцам можно было спокойно забыть.

Народная армия Отрантурии с каждым годом становилась всё менее боеспособной и более миролюбивой, а сроки службы в ней постоянно сокращались. И когда король умер, в стране не нашлось умных и авторитетных людей, которые догадались бы и сумели сохранить и без того ослабевшую от мирной жизни народную армию. Беспечные отрантурийцы практически во всех уделах прекратили посылать на пограничную службу своих детей, считая, что в домашнем хозяйстве от них пользы будет много больше. Тем более они перестали бояться каких бы то ни было вторженцев из-за кордона, когда подросшие королевичи принялись обзаводиться собственными гарнизонами.

К королевичам на службу шли те, кто любил и хотел носить оружие. Раз так, рассудило большинство вольных пахарей, мастеров и торговцев, то нашим сыновьям в армии делать нечего – дружины королевичей и без помощи ополчения разгромят любого врага.

Но случилось так, что, занятые сварами между собой, королевичи почти прекратили охранять общие границы Отрантурии. Мало-помалу гонимые голодом орды инородцев осмелели – на просторах отрантурийских степей вновь появились набежники.

Возникла двойственная ситуация. С одной стороны, вольным жителям Отрантурии пришлось идти на поклон к королевичам – защитите, мол, родимые, кормильцев своих – чего, разумеется, нормальным вольнолюбивым гражданам очень не хотелось. А с другой стороны, королевичи вынуждены были сами взять свои уделы под защиту от чужаков, потому что, грабя вольных отрантурийцев, вторженцы грабили тем самым королевичей.

Закон прост и понятен даже самому тупому братку: чем больше чужаки отнимут у того, у кого можешь отнять ты, тем меньше достанется тебе. Всем королевичам и их браткам было ясно, что оборонять селения в своих уделах им волей неволей придётся. Причем хорошо оборонять, глядеть, как говорится, в оба. На то оно и своё добро, чтобы никого чужого к нему не подпускать, даже если чужак этот – твой родной брат.

Так-то оно так, да только призадумались королевичи над тем, как их заботу о собственных богатствах, хранящихся в подвалах вольных жителей Отрантурии, перед этими самыми вольными гражданами обставить. По воле покойного отца все королевичи были обязаны служить на благо всей страны, защищая её от закордонных набежников и собственных отморозков.

А чтобы королевичи могли выполнять волю отца спокойно, вольные граждане должны были, во-первых, формировать и содержать народную пограничную армию, во-вторых, обеспечивать всем необходимым для полноценной службы королевичевскую стражу. И в специальном свитке, скрепленном королевской печатью, перечислялось, что именно следовало понимать под этим самым «всем необходимым».

Ясно, что ни самих королевичей, ни их дружков, ни даже простых наёмных бойцов утверждённый покойным королем перечень не устраивал. В нём ведь не было ни вина в достатке, ни парного мяса вволю, ни дорогой и яркой одежды, ни золота с драгоценными камнями, ни тем более крепких парней и красивых девчат для потехи. И вообще, сама постановка вопроса – получать от народа содержание за добрую службу – избалованных и гордых королевичей приводила в ярость.