Лети, не бойся

На импровизированном столе, сооружённом на широкой колоде для колки дров, были разложены листы папоротника, который нашёл в лесу Миша. Там же оказались каменные ступка с пестиком, короткий нож, чаша воды и покоящийся в ней цветок папоротника.

– Папоротник в Купалу обладает значительной силой, – сказал старик Мише. – Ты забрал его у леса, соблюдая все требуемые законы, поэтому имеешь полное право воспользоваться его дарами. Я мог бы приготовить всё сам и скормить тебе этот цветок, не дожидаясь твоего согласия. Тем более, зная о том, каким ты становишься строптивым, если тебе не разжевали досконально почему, то или иное следует делать. Но, поверь, в большинстве случаев я и сам не понимаю, как это работает и почему надо поступать именно так, а не иначе. Порой знания приходят к нам без всяких объяснений причин своего появления и разъяснения собственной родословной. Я просто верю, что это правильно и мне становится достаточно уже и этого. Что-то, да, перешло из уст моего наставника, что-то я услышал на стороне, но зачастую я получал знания от земли, где живу, и которая имела настроение поделиться ими со мной. Извини, что опять говорю много слов, но сегодня как раз тот случай, когда следует пояснить, что именно тебя ожидает и с чем придётся столкнуться. И, главное, узнать, что назад пути уже не будет. Забыть полученное знание не получится. Итак, ты готов?

– За этой массой слов ты так и не рассказал, какое именно знание меня ждёт. Так каким образом я могу иметь на сей счёт собственное мнение? А потом, почему ты меня всегда спрашиваешь, готов ли я, если всё равно от моего желания ничего не зависит? Это, что такая форма мучения? Или случилось чудо, и ты намерен предоставить мне выбор на сей раз?

– Очень скоро, Миша, ты будешь совершенно свободен от моих нравоучений и назиданий и правом выбора станешь распоряжаться почти постоянно, поэтому, пожалуйста, можешь выбирать и сейчас. Только знай, что от твоего выбора могут зависеть десятки тысяч жизней этого мира.

– О, ну конечно! Прекрасная альтернатива выбора! Один вариант краше другого!

Друзья рассмеялись, глядя на Мишу. Тот тоже улыбнулся украдкой, но тут же принял рассерженный вид: – Ладно. Сделаю что нужно. Говори, что там меня ждёт. И побыстрее, пока я не передумал.

– Я не знаю, что конкретно получишь ты. Иногда папоротник, собранный в ночь Купалы даёт много, иногда мало. Это зависит и от того, кто его принимает и с какими намерениями. Но, я верю, что тебя он наградит сполна. И твоё представление о нашем мире сильно изменится с той поры.

– Не томи, старик. У меня и так уже поджилки трясутся. Я тут совсем недавно. Если ты забыл, напоминаю тебе об этом. И, если хочешь знать правду, в этом мире каждый день для меня открытие. Каждый день и без всякого колдовства меняет моё восприятие жизни. И я пока не решил, к лучшему или нет. А после минувшей ночи с мертвецами я вообще, по-моему, утратил способность удивляться чему бы то ни было. А это, чёрт побери, я считаю для себя действительно потерей! Как мне после такого жить и радоваться простым вещам? Будь моя воля, я с радостью променял бы весь ваш удивляющий мир на банальный поход в кино в моём трижды скучном мире. Но это, увы, пока невозможно. Поэтому долой лишнюю патетику и говори как есть.

– Браво, Миша! Ты искренен и это делает тебя только сильнее день ото дня, – воскликнул неожиданно довольный Гобоян. – Что ж, как бы ты ни был скептически настроен, удивиться тебе всё же придётся. Ведь после приёма цветка ты станешь понимать языки любых разумных созданий нашего мира, а они станут понимать тебя! Они окажутся предрасположенными к тебе заранее. Неужели это не поразительно?! Постой немного, и ты увидишь, как изменится решительно всё! Всё прежнее твоё представление о мире! Однако, мы рассчитываем и на то, что папоротник откроет тебе некоторые из тайн, сокрытых в нашем мироздании. Не нам, а именно тебе. И тогда мы овладеем так необходимыми нам сейчас знаниями. Знания могут не открыться сразу, но окажутся внутри тебя, как в шкатулке и мы, рано или поздно, получим к ним ключ.

– Лучше рано, – добавил Арис.

– Разумеется! – согласился Гобоян. – Для нас теперь знания – это ключевое оружие, что поможет удержаться в мире живыми. Ты станешь сильнее, мудрее, но… с другой стороны станешь открытым и тем, кто уже ищет тебя. Молва разлетится куда быстрее, чем мы того хотели бы. Мёртвые узнают о том, что именно ты – главная угроза им, после чего будут жаждать убить тебя! Вот какое необычное снадобье я тебе приготовил! Уверен, тебе не терпится попробовать.

Миша закрыл ладонями глаза и зажмурился, что есть силы. И, о чудо – на мгновение ему показалось, что вся эта фантасмагория, что только что окружала его, исчезла раз и навсегда. Сейчас он откроет глаза, и перед ним предстанет столь желанный город. Побегут по асфальту автомобили, а за мостовыми вырастут бетонные стены многоэтажек. Исчезнет эта реконструкция древности с её деревянным зодчеством и дикостью населения, верующего в духов и привидений. Но яркая вспышка надежды сменилась разочарованием, лишь только он разомкнул веки и увидел, что перед ним, как и были, сидели скрюченная фигура Гобояна, статная каланча из мускул – Кроса и воплощение самой энергии мира – Арис.

Миша удрученно вздохнул и выговорил: – Давай своё пойло. В конце концов, я не могу остаться в стороне. Тем более, если вы так неистово верите во всю ту чушь, что говорите. Быть может, если ничего не случится, мне всё же удастся поколебать вашу веру в камушки и травки и призвать смотреть на мир шире. Заняться не шарлатанской практикой, а точной наукой, которая действительно изменит ваш мир. И тогда мы станем говорить на одном языке, вовсе не прибегая к таким извращениям, как поедание пыльных растений. Вы все тут из-за этих растений находитесь во власти галлюцинаций. И я всю ночь с вами как в агонии бреда!… Вообще-то вам не мешало бы узнать, что такое электричество, атомная энергия, двигатель внутреннего сгорания. А то живете тут,… – Миша принял из рук старика чашу и отпил из неё.

– Болтай, болтай, сынок, – ласково проговорил Гобоян и стал отрывать по маленькому кусочку от листа папоротника и скармливать их Мише.

Тот жевал горечь растения и запивал специальным отваром из чаши. Через некоторое время отвращение к вкусу листьев сменилось безразличием, поскольку ощущения стали притупляться, а затем и вовсе исчезли. Гобоян сделал надрезы ножиком на тыльной стороне каждой из ладоней Миши и вложил туда внутрь по лепестку цветка папоротника. Но Михаил уже не чувствовал боли. Он механически дожевал остатки листьев и взял в руки протянутый ему стариком белоснежный цветок. Его предстояло съесть целиком, после чего процедура посвящения считалась завершённой.

Миша равнодушно осмотрел перья красивого, словно дышащего лёгкими цветка. Неожиданно он ощутил тепло, идущее от растения прямо ему в руки. Цветок вздрогнул и легонько затрепетал как живой. Мужчина склонил голову к нему поближе и услышал еле различимые слова: – Не сомневайся. Прими меня в себя. Не противься зря.

Миша отпрянул, посмотрел на своих товарищей и те согласно закивали ему. Мол, всё верно. Делай, что говорят!

Неужели они тоже это слышали? – подумал Михаил. Затем закрыл глаза и положил цветок в рот.

***

Во дворце рахий царь Руперт забылся тревожным сном прямо в своём троне. Он вздрагивал и вскидывал длинные руки. Царю снились орды выходцев из Вырии, наводняющих мир живых. Толпы мертвецов врывались в города и поселения, где жестоко убивали всех без разбора. И, застыв у скалы своих предков, Руперт не мог этому помешать. Он только смотрел вниз и отсчитывал минуты, когда твари придут за ним и его семьёй в Раскопию. Царь сжимал в руке свой кривой меч и готовился к смерти.

Неожиданно сон прервался, ворвавшимся в него голосом: – Ваше величество, очнитесь!

Руперт открыл глаза и сел ровно на троне. Перед ним стоял его подданный, опираясь на высокий посох.

– Говори, Сирух. Ты всё видел? Ты видел его? – спросил царь.

– Я видел достаточно, мой повелитель. Это летун.

– Ты уверен?

– Сомнений нет. Это он.

– Скажи, наделён ли он нужной нам силой своих дарований?

– Пока об этом определенно судить невозможно. Но если вы хотите знать моё мнение, то – да. Этот человек может обрести достаточно могущества для выполнения любой миссии.

– Хвала небу! С бедой всегда приходит и надежда. Так пусть же нам будет сопутствовать удача не ошибиться с выбором.

***

Он пролетал над землей как птица. Контролируя все свои движения, по одному лишь желанию взмывая выше, либо опускаясь над кронами деревьев, едва не касаясь их руками. За густым частоколом смешанного леса началась пустошь. Земля сменила свой цвет с жизнерадостной зелени на бездушную серость почвы, вздымавшейся буграми, усыпанными камнями, что выползли из недр. По безжизненному серому ковру пустоши танцевали дервиши из песка, закручиваемые игривым ветром.

Совсем скоро безжизненная твердь оказалась обрезана изгибающимся змеиным телом реки. Её широкое полотно не отражало неба и сгрудившихся там облаков. Словно любое присутствие извне тонуло в ней без следа. Река была чёрной как смоль и бездвижной как дыхание смерти. Мужчина заметил одинокий дом, скособочившийся на её берегу. У дома виднелись две пришвартованные к земле лодки. Миша попробовал снизиться, но ветер отбросил его назад ввысь.

Затем с противоположного берега реки в него полетели красные точки, которые по мере приближения превращались в раскалённые до алого цвета камни. Мужчина увернулся раз, другой и насилу повернул вспять.

Вдогонку ему доносилось яростное рычание: – Мы прикончим тебя! Не суйся, летун!

Он дотянул до леса, где неожиданно утратил способность парить. Миша замахал руками, пытаясь ухватиться за воздух словно за выступ на горе, но пальцы не нашли опоры.

Он начал падать. Все быстрее и быстрее, пока… не открыл глаза.

Михаил лежал на траве во дворе старика Гобояна. Рядом на поленьях расположились Крос, Арис и сам старик, которые с любопытством вглядывались ему в лицо.

– Я знаю, – вымолвил Миша. – Я видел Вырию.

– Теперь твой путь должен соединиться с нашим намерением. Ты поймёшь, что очень нужен людям, – ответил Гобоян и ушёл в дом.

Глава 4. Свой.

На улицах Порога царила непривычная для этого времени дня суета. Через городские врата всё прибывали и прибывали люди, которые растекались по мощённым камнем и деревом артериям столицы. Кто-то исчезал с дорог, ныряя в двери многочисленных закусочных и питейных, кто-то застревал средь товарных лавок. Но большинство в едином порыве следовало к детинцу в сердце города. На лицах людей читалось любопытство. Да и как иначе, если по Одинте прокатились сведения о помолвке младшей из дочерей царя Властула и её отъезде по этому случаю из Порога.

Царь с семьёй жил в большом каменном замке, что вздымался островерхим строением в центре холма города. Сколько не силились подданные, увидеть членов царской семьи им это случалось считанное число раз. Древний обычай запрещал правителям показываться на люди и ступать на их землю, чтобы не утратить мнимого небесного величия. Лишь касте приближённых посредников из ближайшего круга было предписано передавать сведения во дворец и доносить оттуда наружу волю правителя. Желающих нарушить установленный порядок и выведать, чем живёт государь, ждало суровое наказание – ослепление, к которому могли быть добавлены залитые горячей смолой уши или вырванный у корня язык. Любое из вышеозначенных наказаний усмиряло любопытство. Другое дело, если возможность сунуть нос за таинственный покров власти возникала на законном основании. Или почти законном.

Сегодня дочь Властула отправлялась в Экурод, где её ждал жених, прибывший из северных земель другой страны людей – Палты. Согласно обычаям, молодые люди должны встретиться на нейтральной от своих замков земле, провести вместе день и ночь и после этого объявить о помолвке, либо, если по каким-то причинам союз оказывался невозможен – отказаться от него. В таком случае они оба изгонялись из людских земель в качестве пилигримов. Небесная царская кровь с той минуты считалась у них выпущенной, а новая не зашедшей. Отчего несостоявшиеся молодожены приравнивались к мёртвым, а значит, доступным для убийства. Более того, долг убить такие создания будто выродков, возлагался на каждого, кто их встретит. Располагала к этому и награда за доставленные головы жениха или невесты.

Очевидно, что выжить после этого удавалось немногим. Да и следовало признать, что за всю историю самодержавия случаи отказа от назначенного брака были единичными. Цена своеволия была явно завышенной. К тому же по древней традиции люди никогда не смешивали браков с представителями других народов земли. А человек мог полюбиться любой, это было лишь делом привычки. Время всех равняет, – говорили в народе.

Ходят слухи, что некогда некоторые из отверженных убегали так далеко, что люди не могли их найти. Сочиняли, что изгнанные молодые люди уходили в Вырию и там обретали настоящее жилище. Однако достоверных о том сведений не имелось, поскольку для короны дело было довольно деликатным и болтовня о том не приветствовалась. Впрочем, в сохранившейся памяти стариков теплились воспоминания о последних изгнанных, неких Дине и Сатоше, что были детьми правителей государств Палты и третьей страны людей – Лилты. Те отреклись от брака холодным утром зачинавшегося дня после проведённой вместе ночи. Якобы в ту ночь из окон башни, куда они были помещены, доносились песни на незнакомом людям древнем языке ворожбы и страшные звуки звериного рыка. После чего молодые появились наружу с отрешёнными лицами серого, как камень, цвета, произнесли слова отказа от союза и убежали в сторону гор. Поговаривают, что их нагнали охотники, но убитыми никто не видел. А сами охотники на третий день после несостоявшейся погони истекли у себя дома кровью без видимых на то причин. Старая история, в которой правды уже не сыскать.

Миша брёл за Арисом по знакомой ему торговой улице первого пояса Одинты. Он тащил под уздцы лошадь, которая то и дело искала случая позлить его, строптивясь и вращая мордой по сторонам. Михаил с трудом пресекал в себе порывы стукнуть упрямое животное чем-нибудь увесистым по голове, а ведь ему надо было его приручить. Лошадь подарили ему в деревне. Самую резвую и перспективную из молодых. Для военного дела, которому он шёл обучаться, такая и нужна, – сказал Гобоян. Но пока Миша не находил повода радоваться подарочку. Скорее он с радостью дал бы лошади пинка под зад и отправился обучаться пешим.

Сопровождать несговорчивую парочку выпало Арису, у которого, казалось, терпения хватало на всех, кроме Михаила. Он кивал знакомым, мог даже улыбнуться, но для своего спутника держал про запас только крепкое слово и суровый взгляд. Помогать ему он не собирался.

Влившись в людской поток, они миновали западную часть города и с облегчением вырвались на свободное пространство окраины, где по узкому переулку меж домов бедняков добрались до места назначения. Спутники подошли к сутулой хибаре, привалившейся боком к городской стене. Вокруг не было ни души и, похоже, что этот уголок столицы уважающие себя люди обходили стороной. Миша накинул поводья лошади на трухлявый столбик ограды и с печалью оглядел будущее жилище.

Арис хлопнул его по спине, затем приблизился к хибаре и постучал в дверь: – Лишь бы он оказался дома. Смотреть на чужих дочерей точно не побежит.

Вскоре дверь со скрипом отвалилась от проёма и в нём появилась растрёпанная голова мужчины. Следом на косяк опустилась ладонь величиной с лопату. А после показалось и всё тело в развевающейся рубахе размером с парус корабля: – Привет! – богатырь обнял Ариса, – заходите.

Гости зашли в дом, где сели за столом из дуба. Миша осмотрелся в тусклом свете, падающем из слюдяных мутных окон. Дом был прост своим убранством, не велик, но удобен для жизни. На низкой печи лежал соломенный хозяйский матрас и тюфяк простецкой подушки. В углу у окна серела многослойная паутина, начало которой было положено, казалось, ещё в день постройки избы. В углу у пола он заметил щель, древесную крошку и зерна мышиного помёта.

Арис кивнул Мише: – Ну вот, здесь ты и будешь жить у нашего друга Соломы.

За поглотившей его внимание задумчивостью тот не всё расслышал и переспросил: – Что?

– Знакомься – хозяина зовут Солома, он бывший воевода Одинты! И не просто воевода, а тот, кто десятилетия исправно готовил лучших рекрутов, по силе которым не было равных во всём нашем мире!

– Это так, – вовсе не скромничая, подтвердил воин.

– Солома не настоящее его имя. Если добьёшься от него уважения, может он тебе его и откроет.

– А может и не открою, – снова энергично кивнул богатырь.

– Ну что ж, – Арис поднялся, – мне пора. Тебя ждёт нелёгкая доля, Миша, но достойная мужчины. Бери, что дают. Не отказывайся от трудностей, и тогда ты обретёшь то, что заслуживаешь! А вместе с тобой найдём и мы. Прощай!

– Тяжело в учении, легко в бою, – невесело добавил Миша, когда дверь уже закрылась за спиной бородача.

– Здорово! Хорошо придумал, надо запомнить! – крякнул от удовольствия Солома.

– Это не я придумал, но пользуйтесь.

После того как Арис ушёл, воевода поднял Мишу на ноги, пощупал его мышцы, покрутил словно кукле спину и руки, сокрушённо кряхтя под нос, и подытожил: – Времени мне дали немного, но будешь стараться – успеем. Не будешь стараться, всё равно успеем, но придется тебя наказывать! Решай сам. Возиться с твоими жалобами не стану. Давать поблажки тоже не буду. Захочешь сбежать – найду и накажу. Ясно?

После того, как Миша обречённо согласился со столь безрадостным планом, начался новый этап его жизни в этом мире, требующем столько самоотречения и физического труда, сколько он не испытывал за все прожитые годы.

Воевода оказался довольно паршивым педагогом, зато человеком, в совершенстве владеющим навыками выживания в мире дикой природы и войн. Под его грубоватым, но действенным руководством Михаил день за днём знакомился с различными представителями растительного и животного мира, познавал методы маскировки, бесшумного и быстрого перемещения на суше и в воде, задержке дыхания и медитации. Искусство Соломы по ведению поединка, как с одним, так и несколькими противниками, в корне отличалось от представлений, ранее имевшихся у Миши. Традиционные приёмы бокса и восточных боевых искусств, которые Михаил неоднократно видел и даже когда-то пытался учить, использовались в весьма усечённом виде. Словно любое из движений рук и ног следовало максимально упростить и подчинить самой короткой траектории движения. Защищаться всем, чем возможно; бить всем, что доступно. Воевода учил Мишу наносить удары и не отскакивать назад от встречных, а ломать их ещё на излёте из тела противника. Не пропускать вражеский кулак, а бить по нему навстречу лобной частью головы, чтобы сокрушить тонкие кости кистей рук соперника и после уничтожить и его самого одним, максимум двумя мощными ударами. Ломать суставы против их сгиба. Бить в пах, по шее, в солнечное сплетение и по вискам. Наносить страшные по своей природе удары, не заботясь о нравственной стороне дела. Оборона воеводы была жестокой и смертоносной опережающей атакой.

Обучение продолжалось с раннего утра и до поздней ночи, перемежаясь с невероятными по нагрузке и трудности исполнения силовыми упражнениями. Миша бегал кроссы с зажатым между бёдрами тяжёлым поленом, тренируя мышцы ног, чтобы можно было одними ими удерживать и управлять лошадью. Он приседал и прыгал с коромыслом на плечах, держащим пару ведер по 15-20 литров воды, а после этого шёл выдёргивать голыми пальцами из земли колышки, что вогнал туда воевода. Он боролся с воинами, которые по зову Соломы приходили помочь в тренировках. Учился стрелять из лука, бить ножом, топором, мечом, дубиной. После того, как Михаил усвоил повадки животных, воевода отправлял его состязаться с волами и кабанами, которых надо было не только оседлать, но и убить точным ударом кулака между глаз.

По ночам Мише снились голоса птиц и зверей, что они изучали с воеводой, разновидности съедобных и несъедобных растений. Среди сна над его ухом мог прозвучать свирепый бас Соломы, зовущий измождённого мужчину к свершению очередного дела или отражению вымышленной угрозы. Миша кричал от досады, но шёл выполнять задание, поскольку отказ от этого мог выйти куда дороже. За провинность воевода мог засадить со связанными руками на день в бочку с водой где-нибудь на скотном дворе и тогда сиди там и глотай воду, прячась от многочисленных слепней и мух, атакующих тучами со всех сторон.

Михаил достаточно окреп физически и усвоил начальный этап подготовки уже к началу осени, а к её исходу стал ощущать непривычное его прошлой жизни чувство уверенности в собственных силах и готовность противостоять опасности. Глаза Миши стали ещё более остры, кожа надулась броней твёрдых мышц, ноги обрели быстроту и выносливость. Он отпустил небольшую бородку и отрастил длинные волосы, что не только прибавило возраста, но и словно довершило создание нового Миши. Не того субтильного близорукого мужчины с лишним весом, кем он был прежде, а настоящего мужа, владеющего любыми орудиями труда и войны, являющегося частью природы, знающего её ловушки и секреты и способного выжить в любых стеснённых обстоятельствах.

За то время, что Михаил провёл у воеводы, его изредка навещали Арис или Крос, которые, похоже, приходили только затем, чтобы убедиться в том, что их товарищ ещё не отдал концы. Сам же Миша почти не имел свободного времени на прогулки по городу и его окрестностям. Однако и за скупо отпущенное ему время он успел познакомиться со столицей, отчасти узнать её обитателей и уклад их жизни. Новых друзей мужчина не искал, быть может только обрёл приятелей среди воинов, которые время от времени приходили по зову воеводы побыть его спаринг-партнерами. Но зато заметил перемену в отношении к себе со стороны самого Соломы. По прошествии месяцев изнурительных тренировок, которые мужчина тащил на зубах, но не ныл и не сдавался, тот стал более покладист к Михаилу. Заводил с ним беседы, звал с собой на охоту.

Во время одной из таких бесед Миша узнал, почему воевода не служил Одинте, а жил отшельником на окраине города. То случилось ещё несколько месяцев тому назад, когда воеводу не кликали нынешней кличкой, а звали уважительно по имени – Бореслав. Когда он имел семью и достаток, а под его началом служили несколько сотен отборных воинов, способных защитить царя и отечество от любого неприятеля. Но стряслась беда. В ту ночь воевода заступил в караул после попойки. Накануне он с воинами праздновал рождение у одного из них долгожданного сына. У воеводы притупилась чуткость, а, как назло, в ту пору ехал в Порог посол от лирогов, что жили в земле, расположенной за горами. Бореслав уснул на посту, но сквозь сон услышал стук копыт и, сам не отдавая отчёт в своих действиях, метнул копьё в направлении шума. Он пронзил им посла, пригвоздив того мёртвым к земле. Посол же вёз царю Одинты очень важные слова от Тита, который в то время ещё правил лирогами. Тит был правителем очень крутого нрава и впоследствии, как не принял извинений в смерти посла, так и не раскрыл того, что тот вёз в Одинту. За смерть подданного он забрал жизнь жены Бореслава, подослав к нему в дом тайных убийц. Обезумевший от горя потери, воевода собрал отряд и сам направился к дворцу Тита мстить. Когда отряд переходил горы, в которых живут рахии, Бореслав обманул их, сказав, что идёт с миссией царя Одинты, чем вынудил рахий открыть границу. Они добрались к Озеру Луча, рядом с которым жили лироги, и спрятались у берега дожидаться подходящего момента для нападения на Тита. Чтобы скрыться с чужих глаз, дружинники по команде Бореслава укрылись соломой. Однако царь лирогов каким-то образом разглядел угрозу, и в эту же ночь водяные твари из Озера передушили половину отряда Бореслава, а вторую добили стражники Тита. Воеводе была оставлена жизнь, после чего его с позором переправили в Одинту, словно вызов её царю. Царь Властул не стал развязывать войну с соседями из-за заступничества за Бореслава. Тем более он действительно не знал о намерениях того идти войной на Тита. Воевода был отстранён от службы и покрыт позором, что втянул в личную месть лучших воинов государства, которые сложили головы ни за что. Мальчишки принялись дразнить бывшего воеводу Соломой, а тот безропотно принял это и отстранился от жизни города и всей Одинты. Его сердце скорбело по павшим товарищам и разрушенной семье, а совесть не могла смириться с виной в их гибели.

Однако, месть и жажда крови Тита не остывали в воеводе, а напротив разгорались день за днём. И кто знает, чем бы это кончилось, если бы правитель лирогов скоропостижно не оставил сей мир. Бореслав клялся, что не имел к его смерти никакого отношения, но не скрывал, что сожалеет о том, что не прикончил Тита сам.

Как бы то ни было воевода не вернулся к обществу даже тогда, когда память о его былой промашке поросла мхом. Да и Властул не звал бывшего помощника назад на службу. Хотя после смерти Тита для межгосударственных отношений это уже не несло никакого риска. Да и, надо признать, позвал бы – Бореслав не пошёл. За время своего отшельничества он многое переосмыслил в жизни, свёл дружбу со знахарями и мудрецами, усмирил свой вспыльчивый нрав и направил энергию на службу делу мира, а не войны. Он посвятил себя служению Лучу, охраняющему наш мир от мира мёртвых. Стал адептом идей древних хранителей мира живых, хоть и не был приглашён в их число. Именно поэтому он без промедления откликнулся на просьбу Гобояна принять Мишу на обучение военному мастерству. Воспитать в том, кого нарекли избранным, дух воина и предать крепость его телу. И, надо отдать должное, воевода делал свою работу на совесть.

***

Утром одного из дней начавшейся в Одинте зимы, когда Михаил сидел у крыльца дома воеводы и чинил, пришедшие в упадок, сапоги, к нему подошёл молодой рахия и почтенно склонил голову: – Приветствую тебя чужеземец! Позволь отвлечь от дел и уделить мне пару минут. – Рахия говорил на своём языке, который, как и многие другие, Миша ясно понимал после того, как вкусил папоротник.

– Говори, – ответил мужчина и поднялся поприветствовать гостя.

– Наш правитель, Руперт, просит тебя навестить его. У рахий к тебе важное дело, которое окажется значительным и для тебя. Не откажи нам во встрече.

– Как тебя зовут?

– Лурд. Это древнее имя моего народа, означающее «тишина».

– Спасибо за приглашение, Лурд, но я не свободен. Моим временем распоряжается хозяин этого дома, Бореслав.

Рахия поморщился: – Не говори вслух этого имени. Если бы не необходимость найти тебя, я ни за что не приблизился бы к дому этого лгуна! Каждый из рахий помнит тот обман, что послужил дополнительной причиной распрей нашего народа с лирогами, не стихнувших и по сей день! Этот цакр, что на нашем языке означает негодяй, воспользовался доверчивостью правителя и сделал всех нас сопричастными своему преступлению! Вечный ему позор!

– Постой, Лурд! Возможно ты не знаешь того чувства, когда твой разум ослеплён горем и жаждой справедливой мести. И в этом твоё счастье. Но не берись судить сгоряча тех, кто попался в сети отчаянья. У них есть оправдание, надо только в это поверить и принять как есть. К тому же прошло столько времени, что нелепо винить одного человека в раздорах целых народов. Значит для того есть иные причины, куда более приземлённые, чем потревоженные чувства. Всегда ищи корень бед в любви или золоте. Вот мой тебе совет. А плюс к тому прошу тебя учесть и мои чувства, поскольку я искренне благодарен Бореславу за его терпение и труд, что он отдает ради меня день за днем. И если ты станешь оскорблять его, я адекватно отвечу тебе, после чего уже точно не пойду ни с тобой, ни с кем-либо другим к твоему правителю.

Рахию скрутило от досады. Он что-то пробубнил под нос, затем морщины на его лице разгладились и он ответил: – Прости меня за невежество, чужестранец. Я был неправ и больше не оскорблю твоих чувств к этому человеку, – он кивнул на пустой дом воеводы. – Пойдёшь ли ты теперь со мной?

– Если на то будет согласие Бореслава – да.

К обеду воевода вернулся, выслушал Мишу и немедленно согласился на его встречу с Рупертом. Он помог ему снарядиться в дорогу и к вечеру Лурд и Михаил были уже у подножия гор Раскопии, страны великих рахий, владельцев каменных стен этого мира.

***

К рахиям со стороны Одинты вела всего одна тропа шириной с поступь лошади. Тропа взбиралась по уступам, покрытым снегом, всё выше и выше, убегая зигзагом к вершине скалы. Миша не отставал от Лурда, который шустро перескакивал с одного опасного участка на другой, порой непринуждённо балансируя над пропастью в сотни метров глубиной. Над их головами в морозном воздухе кружил орёл, чьи широкие крылья отливали фиолетовым в свете набирающей силу луны и звёзд.

На самом верху перевала спутников встретил пограничный отряд рахий, вооружённых каменными и металлическими топорами и копьями. Миша отметил, что оружие граждан Раскопии никуда не годилось случись им битва с серьёзным противником. Впрочем, первое впечатление могло быть и обманчивым. За перевалом их ждала повозка, запряжённая парой карликовых лошадок, которые лихо рванули вперёд и вскоре привезли седоков ко входу во дворец. В пути Миша внимательно изучал уклад местной жизни рахий, что селились в пещерах и не шибко заботились о красоте собственных жилищ.

Дворец оказался высечен в отвесной стене скалы, обращенной лицом на юго-запад. Перед входом в него зияла пропасть, через которую был перекинут крепкий мост. Спутники проследовали внутрь стен дворца пешком и после путешествий по мудрёным витиеватым переходам оказались в тронном зале.

На высоком постаменте, в глубоком седалище трона их дожидался правитель Руперт: – Приветствую тебя, чужеземец! Располагайся! Утоли жажду и голод в нашем доме, – царь указал на богато уставленный угощением стол.

Миша почтительно поклонился и сел. Он не спеша попробовал почти из каждого блюда по кусочку, после чего выпил предложенный ему кубок вина. На этом церемония вежливости была завершена, и мужчина обратился к царю: – Я рад знакомству с народом великой Раскопии, но твой подданный дал мне знать, что царь Руперт имеет ко мне неотложное дело. Так ли это, повелитель?

– Всё верно и предлагаю сразу приступить к нему. Итак, ты прекрасно знаешь, что в мире происходят изменения, которые заставили нас всех волноваться о будущем земли. За минувший год мир живых ощутил на себе множество лишений. Смерть, пришедшая из Вырии, словно ядовитое облако отравила и унесла десятки, если не сотни жизней людей, посеяла хаос и смятение, что заставило каждого из нас засыпать и просыпаться с чувством страха за будущее. Жители Одинты, как пограничного государства, приняли удар на себя. И мы все знаем, какие страшные потери были понесены. Никто не умаляет достоинств мира людей и вашего права сетовать на несправедливость судьбы. Однако, пока длится зима, и твари не идут через Забыть-реку, в первую очередь, у самих людей пришло ложное успокоение: а может всё кончилось? Всё разрешилось само по себе? Минувший кошмар стал стечением обстоятельств, которое уже не повторится?