Переговорщик

Когда он снова меня приподнял, я ударил его локтем прямо в лицо. Потом еще раз, вложив всю ярость в удар. Сопроводитель удивленно хрюкнул и выпустил меня. Девушка, сидевшая до этого неподвижно, вдруг вскрикнула и закрыла лицо ладонями… Сопроводитель снова зашипел. Легко подпрыгнул, взмахнув крыльями, и ринулся вперед. Я отшагнул в сторону, пропуская его мимо себя, быстро развернулся и метнул вслед ему нож, который с легким свистом распорол воздух и вошел между крыльев по самую рукоять.

Сопроводитель глухо закаркал-засмеялся и развернулся ко мне.

– Дурак ты, человек! Ты не убьешь его так! – сказал первый.

Повернулся ко второму, который вдруг завертелся, вереща, и пытаясь дотянуться до ножа. Замер удивленно…

– Ну-ну. Это ты так думаешь или еще кто-то? – спросил я, вытирая разбитые губы.

Это было неприятно – смотреть, как корчится от боли Сопроводитель. Он стоял, широко раскинув крылья, и покачиваясь, будто пьяный. Кожа пошла буграми, вспучиваясь, и он зашипел, с хрипом, с каким-то бульканьем, выплюнув черную пыль. Зашевелился слабо, и свалился, подняв облачко пыли. Попытался протянуть лапу ко мне. Но не смог.

– Саррамо… Крас’еъло, Саррамо? Саррамо!! – захрипел первый и развернулся ко мне, ощерив мелкие острые зубы.

– Да пошел ты! – Я демонстративно подошел к лежащему Сопроводителю и вытащил нож из скорчившегося тела. – Ты все так же ставишь под сомнение Списки?

Сопроводитель отшагнул назад. Подошёл к первому, обхватил поперёк тела, подняв над землёй. И исчез, быстро взмахнув крыльями. Я повернулся к девушке, продолжающей смотреть перед собой остановившимся взглядом, и протянул ей руку:

– Вставай.

Она подняла на меня глаза и тихо спросила:

– Ты его убил?

– Да. Вставай.

– Из-за меня? Почему?

– Какое твое дело? Вставай уже! – Я взял ее за руку и рывком поднял.

Она покачнулась:

– А тот… второй? Он вернется?

– Вернется. Но мы его опередим.

– Как?

– А это уже тебя не касается, – улыбнулся я. – Закрой глаза!

Девушка повиновалась. Я повернул лезвие, рассматривая руны. Быстро вычертил над головой девушки причудливые знаки. И мягко толкнул ее в развернувшееся за ее спиной сияние. Она широко распахнула глаза, взглянув на меня, и я отвернулся. Не надо меня запоминать, девчонка. Лучше живи достойно, ладно? Если тебе не дают уйти, то живи… Подождав, когда погаснет свет, я начертил новые знаки, уже для себя. Обернулся напоследок на серую горку пыли, сиротливо лежащую посреди камешков, и сунул нож в карман.

Что ж, Сопроводители, по крайней мере, никто из вас не скажет, что вас не предупреждали. Я шагнул в пустоту. И в следующую секунду получил оглушающий удар в затылок. Успев, развернувшись, разглядеть оскалившееся лицо второго Сопроводителя, его когтистую лапу, занесенную для второго удара. Как ты, черт тебя возьми…

И только успел выставить руку, защищаясь, как он ударил. Рука ощутимо хрустнула, выстрелив жарким облачком боли, и когти распороли мне лицо и шею. Сопроводитель хрипло каркнул и толкнул меня.

Зараза…

…Это очень больно, когда тебя бьют током, пытаясь оживить остановившееся сердце.

– Еще!

– Разряд!

Ох… Я рванулся навстречу холодным рукам в перчатках, стараясь остановить их.

– Разряд!

Не надо…

– Есть пульс!

Что-то противно запищало, застряв звуком в ушах.

– Что… ты делаешь…

– Ай! Он укусил меня!

– Убери аппарат! Ого… хорошо куснул! Обработай рану.

– Сейчас. Следи за пульсом.

Мне никак не удавалось открыть глаза. Я замахал руками, пытаясь нащупать говоривших, и вцепился в кого-то:

– Хватит!

– Хорошо, хорошо, успокойся! Да отпусти же ты, твою мать! Порвешь!

Я отпустил. И наконец-то смог открыть один глаз. Надо мной склонился розовощекий парень, который подмигнул мне и вымученно улыбнулся:

– Ну и здоров же ты, браток… Как ты?

– Плохо… Кто ты?

Парень осторожно приподнял мою голову и кому-то скомандовал:

– Давай носилки!

– Какие носилки? – попытался я встать. – Что случилось?

– Успокойся! – прикрикнул парень. – В больничку поедем, друг.

– Зачем?

Он удерживал меня одной рукой, и снова стал отдавать команды. Меня рывком подняли и аккуратно уложили на носилки. И опять стало темно.

Когда-то, еще в школе, я читал одну книгу. Там рассказывалось, как главный герой, который спас мир от чего-то страшного, в конце попадает в больницу, сразившись с главным негодяем. И подробно описывалось, как он приходил в себя: быстренько очухался, открыл глаза и обвел палату глазами. Потом галантно улыбнулся красивой медсестре… и всё. Получил медаль и стало хорошо на планете Земля.

Врут эти книги. А, может, и не врут. Я вот героем точно не был. И мне было очень плохо. Голова трещала так, что немедленно захотелось уснуть совсем, чтобы это не чувствовать. Или, может, потому что я не герой и не героическим личностям достается всегда лишь самое плохое? Ну, хотя бы для того, чтобы всемогущие могли себя чувствовать лучше. Или как?

– Как вы себя чувствуете? – спросил мелодичный голос. – Что-нибудь нужно?

– Да… – пробормотал я, стараясь не шевелиться. – Какой-нибудь таз.

– Зачем? – с нотками искреннего недоумения осведомился голос.

– Потому что меня сейчас…

Я еле успел извернуться в сторону, свесившись с кровати, как меня вырвало. Голос затравленно пискнул и куда-то убежал. Что-то громко пропищал где-то вдалеке, и прискакал обратно, громко топая.

– Вот… сюда…

Меня опять вывернуло наизнанку. Господи, ну и гадость… Во рту было кисло и горько одновременно.

– Дай воды, а? – тихо попросил я, протягивая руку.

– Да, вот, возьмите…

Стало немного легче. Я откинулся обратно и спросил:

– Что мне кололи?

– Не знаю, – отозвался голос. – Я всего лишь сиделка.

– Понятно.

Полегчало. Но грохот в голове меньше не стал.

– Еще водички налить?

– Не надо…

Пришлось мучиться, чтобы открыть глаза. Но открылся один. А на втором я с удивлением нащупал толстый слой ваты, залепленный лейкопластырем. Не понял…

– Не трогайте! – всполошился голос, когда я попробовал подцепить лейкопластырь ногтем.

– Почему?

– Швы еще свежие!

Наконец-то обладательница голоса соизволила появиться передо мной. Высокая, нескладная. С короткой стрижкой. И встревоженные серые глаза.

– Привет, – сказал я, оглядывая ее с ног до головы, насколько это было возможно одним глазом.

– Здравствуйте, – ответила она, продолжая нервно теребить поясок на халате. – Пожалуйста, не трогайте повязку!

– Хорошо. А что с глазом?

– Я не знаю.

– Он хоть целый?

– Я не знаю, – растерянно повторила девушка. – Не трогайте, пожалуйста…

– Да не трогаю, не трогаю. Тебя как зовут?

– Дина. А вы кто?

– А чего так официально – «вы»? Можно и на «ты», я не ругаюсь. Я Михаил, можно без отчества.

Дверь открылась, и в комнату неторопливо вошла… нет, даже вплыла тётка невероятных размеров. Толстая, невысокая, тем не менее, она двигалась вполне шустро, неся в руках швабру и ведро…

– Тёть Насть, тут вот, около кровати, тёть Насть! – засуетилась Дина, отодвигая прикроватную тумбочку.

– Напьются, вот и блюют потом, как лекарство им дадут… – вполне миролюбиво заворчала тётя Настя, неторопливо и легко сдвигая мою кровать вместе со мной в сторону. – А хорошие люди даже лечь не могут лечиться, потому что вот такие вот все места заняли…

– Мне уйти? – негромко спросил я, наблюдая, как уборщица быстро вытирает за мной.

– Зачем? – отозвалась она, шумно выжимая тряпку.

– Ну, чтобы место не занимать.

– Лежи уже, уходильщик… – проворчала тетка, продолжая наводить чистоту. – Я не про тебя. Вон, в соседней палате, лежат трое. Понапились где-то, да и привезли их сюда, чтобы лечить. От чего лечить – ума не приложу, здоровые кабаны такие. Так вот сегодня уже третий раз у них полы мою. Все мимо тазика, алкаши чертовы…

– Тёть Насть, ну что ты такое говоришь? – растерянно и чуть укоризненно сказала Дина, помогая сдвинуть кровать обратно. – Людям, может, плохо, а ты ругаешься…

– Молчала б уже, защитница, – прикрикнула на нее уборщица. – Нечего выпивох защищать!

– Девушки… – охнул я, хватаясь за голову. – А не помолчали б вы обе, а? Сил нет, голова болит…

Они замолчали. Тётка Настя, быстро выжала тряпку, повесила ее на край ведра. Потом присела на краешек кровати, опасно прогнув ее, и спросила, поджав губы:

– И где ж ты так-то, а? Вон как морда-то распухла. И шея вся замотана.

Я пощупал. И вправду, на шее лежал толстый марлевый бандаж. Странно, как я его не заметил?

– Подрался или чего?

– Можно и так сказать… – откликнулся я. – Спасибо, тёть Насть. Я не хотел, а оно вон как…

– Да ладно, – весело отмахнулась она. – Бывает и хуже. Не болей, сынок. Всё будет хорошо.

– Не буду.

Она встала, подхватила все причиндалы и так же величественно и неторопливо поплыла к двери.

– Она хорошая, – сказала Дина, когда дверь захлопнулась. – Только ругается иногда. Вам что-нибудь надо?

– Тебе.

– Мне?

– Не выкай мне, ладно?

– Тебе что-нибудь надо?

– Нет. Я спать хочу.

– Хорошо.

Негромко захлопнулась дверь. Интересно, сколько я уже здесь нахожусь?

*******

– Сколько?! – ошарашено переспросил я, не веря своим ушам.

– Пять с половиной недель, – так же спокойно ответила врач, красивая пожилая женщина с уставшими глазами. – Сегодня четырнадцатое ноября. Как вы себя чувствуете?

– Замечательно. Кстати, а когда мне бинты снимут?

Стоять с костылем было жутко неудобно. Я перехватил его другой рукой и оперся на спинку стула.

– Сегодня. Можно уже швы снимать. Увы, придется без наркоза. Вытерпите?

– Есть выбор?

– Нет, собственно… Кстати, осталась еще пара невыясненных вопросов.

– Валяйте.

– Как вы оказались у нас?

– Где – у вас?

Я перенес вес тела на другую ногу. И случайно увидел надпись на папке, лежащей перед врачом.

«Областная больница им. Калинина

Хирургическое отделение, 3-й пост

г. Самара».

– Секундочку… – пробормотал я, пытаясь не паниковать. – Это что, шутка такая?

– Какая шутка? – удивилась женщина.

– Мы в каком городе?

– В Самаре. Вот я и спрашиваю вас. Как вы попали к нам? Для чего забрались на здание? С кем вы подрались и кто столкнул вас вниз?

– Что?!

Врач шумно вздохнула, потом встала и подошла ко мне:

– Миша… позволите вас так называть? Миша, мы нашли вас у подъезда одного из жилых домов. У вас была сломана нога, несколько рёбер и повреждена шея, плечо и рука. Ну, и лицо тоже. Про множественные ушибы и гематомы вообще не говорим. Такие раны очень редко бывают от падения. Вы с кем-то дрались там, на крыше? Вас сбросили? Милиция ничего не нашла, никаких следов…

Мне стало жарко. Врач подхватила меня под руку и помогла сесть на стул:

– Воды? Хорошо, посидите, а я позову пока человека, который хочет с вами поговорить…

– Кого?

Она не ответила, лишь взяла мобильный телефон, лежавший на столе, и набрала номер. Коротко сказала «Он у меня…» и посмотрела на меня:

– Не бойтесь. Это участковый, всего лишь пара вопросов. Потом пойдем в перевязочную, хорошо?

Я кивнул. И повернулся на шум открывшейся двери.

– Здравствуйте! – без тени улыбки поздоровался молодой, крепко сбитый парень в полицейской форме. Сел на место врача и кивнул ей: – Ольга Николаевна, спасибо. Я пока поговорю с ним…

Врач кивнула и вышла, плотно прикрыв дверь.

– Фамилия, имя, отчество?

– А не хотите сначала сами представиться? – отозвался я, разглядывая полицейского в упор.

– Капитан Егоров. Итак. Фамилия, имя, отчество?

– Одинцов Михаил Андреевич.

– Год рождения?

– Одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый.

– Твое?

Он достал из кармана целлофановый пакет и положил передо мной. Паспорт, ключи, нож…

Нож!

– Моё.

Он откинулся на стуле и принялся буравить меня глазами.

– Не страшно, – усмехнулся я. – Дай сигарету, а?

Егоров как-то заметно изменился. Достал сигарету и протянул мне, потом открыл окно и сел на подоконник:

– Слышь, и всё-таки интересно… Ты к кому-то приехал сюда?

– Нет.

– Живёшь здесь?

– Нет.

– У тебя прописка не местная. Как ты здесь оказался? Приехал сброситься с высотки?

– Нет.

Он замолчал. Я тоже, пытаясь еще раз сообразить – и вправду, как здесь оказался? И… ох… нож… Юлька… Юлька!

– Капитан, мне позвонить надо.

– Кому? – тут же ожил Егоров.

– Как – кому? Сколько я уже здесь? Меня никто не искал?

– Вроде нет…

Я встал, и, опираясь на костыль, пошел к двери.

– Ты куда? – удивленно протянул капитан.

– Позвонить!

Егоров хмыкнул:

– Опомнился, блин… Держи! – Он протянул мне мобильный телефон. – Только недолго…

Как же я мог забыть?! Вот серьезно, совсем вылетело из головы, даже мысли не было… Так… Плюс восемь… э-э-э… семь девять два два… один три…

– Алло? – отозвался почти сразу в трубке сонный голос Юльки.

– Юль… Это я, Миша.

– Мишка…

Даже на таком расстоянии я почувствовал, как у нее потекли слезы.

– Мишка… где же ты был, Миш…

– Сейчас, Юлька! – Я повернулся к капитану, который внимательно прислушивался к разговору: – Адрес больницы, быстро!

– Осторожно, потерпите… – сказала медсестра, взяв пинцет с кривыми губками. – Будет немного больно, но пройдет быстро.

Я дернулся, когда она выдернула нитку из шва. И терпеливо шипел, ожидая, когда она закончит измываться.

– Вот… еще один… раз, два… опа! И еще один… сейчас мы его… и… опа!

– Я не маленький! – буркнул угрюмо, стараясь не смотреть на буро-черные огрызки нитей,

которые медсестра бросала прямо на стол. – Можно молча это делать?

– Можно, – нисколько не обиделась женщина. – Тогда не кряхтите тут, а терпите молча.

Блин.

– Вот… Стойте спокойно, обработаю ранки.

– А зеркало можно?

Медсестра остановилась, как вкопанная, и, пряча взгляд, принялась как-то спешно обрабатывать шею и плечо. Я все старался посмотреть, что там у меня, но увидел лишь широкий багровый шрам на ключице. Женщина ладонью повернула мою голову в другую сторону:

– Потом посмотрите. Стойте спокойно!

Да, как-то неслабо меня Сопроводитель задел. А за что? За своего напарника, или как там его? Ну, он сам виноват. Только почему я в Самаре?! Бр-р-р-р… Голова от мыслей уже распухла…

– Все. Сами в палату дойдете или помочь?

– Не, все нормально, доползу.

Медсестра помогла натянуть пижаму и довела до двери. Потом как-то неловко улыбнулась:

– Отдохните, завтра в это же время зайдете, хорошо? Глаз видит? Вроде только веко задето.

– Нормально. Все вижу, только непривычно немного, но пройдет.

– Вот и ладно. Идите.

– Хорошо. Так где мне зеркало можно найти?

Она помялась и тихо сказала:

– В конце коридора, за постом медсестры.

Я толкнул дверь и вышел.

Женщина не соврала. За столом медсестры, в конце коридора, в самом углу, была ниша в стене. И зеркало, почти в полный рост. Я сбросил пижаму на пол, оставшись стоять нагишом.

Господи…

От левой брови вниз, задевая край века, и дальше, через щеку, шли рваные багровые полосы шрамов. По шее, уходя куда-то за плечо. Поэтому разглядел только одну полоску. Я медленно развернулся, изучая разорванное плечо сзади. Врачи постарались на славу, подлатав его, как только это возможно. И лицо тоже. Спасибо, хоть глаз спасли…

– Что вы тут делаете, больной?! – раздался всполошенный голос дежурной медсестры.

– Уйди, пожалуйста… – тихо сказал я, не оборачиваясь.

– Молодой человек, не надо мне указыв…

– Да, блин! Уйди, прошу тебя! – не оборачиваясь оборвал я гневную речь.

Девушка осеклась, потом протянула руку, стараясь не смотреть на меня:

– Пройдемте в палату, а? Ну, пожалуйста… Меня ж уволят!

– За что? Из-за меня? Вряд ли. Иди, я сейчас уйду.

Медсестра тихо ушла. А я погладил шрамы на лице и улыбнулся своему отражению:

– Вот видишь, Танго, не такой уж ты и всесильный…

Костыль съехал на пол, задев меня по больной ноге. Я поднял его и пижаму, которую сунул подмышку, бросил напоследок взгляд в зеркало и пошел к палате, как есть, нагишом, чувствуя, что сейчас готов убить любого, кто встанет передо мной. Но никто не встал почему-то… Всегда так.

Юлька ворвалась в палату без стука и ринулась ко мне. Обхватила меня и разревелась. Тихонько так, тоненько, как маленький ребенок…

– Юль… ну ты чего… Юль… слышишь? Перестань, ну! – растерялся я от такого напора.

– Где ты был, Мишка? – всхлипнула она, подняв на меня мокрые глаза.

– Ну… здесь был.

– Мишка…

Она прижала мою голову к себе и опять заревела. Пришлось молча терпеть. Но видит Бог, как же я рад ее видеть! И до сих пор интересно, почему за пять недель нахождения здесь ни разу о ней не вспомнил?

– Как ты? Как ты себя чувствуешь? – немного успокоившись, спросила она.

Пробежала пальчиками по лицу, быстро так, словно запоминая. Тронула слегка шрамы, но руку не одернула…

– Больно было?

Я кивнул.

– Ну ничего. Заживет быстро! – Она быстро наклонилась ко мне, и, зажмурившись, неумело чмокнула меня в губы. Потом отвернулась и быстро слезла с кровати. – Миш, а я тебе вкусненького привезла. Будешь?

– Буду. Надеюсь, не манная каша?

– Нет.

Она быстро выложила из небольшого рюкзака свертки-пакетики и принялась разворачивать…

– Ой, а вы кто? – раздался голос удивлённый голос Дины от дверей.

Юля подскочила как ужаленная и огорченно замерла над свертками:

– А… что, нельзя, да?

– Дин, привет. Успокойся, нет запрещенного ничего. Знакомьтесь, кстати. Юля – Дина, Дина – Юля.

Девчонки церемонно кивнули друг другу, старательно пряча глаза.

– Все равно нельзя! – попробовала отстоять свою позицию Дина.

– Будешь? – спросил я, и протянул ей крупное красное яблоко, которое взял из пакета.

– Буду… – уже тише ответила она и села на стул возле кровати. – А вы Мишина сестра, да?

Юлька прыснула и замахала головой:

– Не, ну что вы… Я… Я…

– Дин, не спрашивай, кто мне Юля.

– Извините… – густо покраснела девушка.

– Да нет, все нормально. Только я и сам не знаю. Юль, ты знаешь?

– Не-а, – ответила та, старательно сооружая мне невероятных размеров бутерброд. – Но ты – Мишка. И все тут. Держи!

На этот раз засуетилась и Дина, помогая сесть повыше.

– Приятно, однако… – весело буркнул я. – Две девушки ухаживают…

– Ешь давай, больной… – вздохнула Юля, вручив мне бутерброд. – А то совсем похудел, я смотрю.

Я смачно откусил от бутерброда и довольно фыркнул:

– Во мне сто килограмм живого веса. Так что, потеря в полкило вряд ли кого обеспокоит…

Юльке разрешили остаться в палате до моей выписки. Уж не представляю, как она уговорила врача, но к вечеру в палату два мужичка втащили еще одну кровать. Сноровисто поставили у окна, переговариваясь, потом притащили матрас, тощий и бугристый, в каких-то пятнах…

– Как на таком спать? – поморщился я.

Мужики не ответили. Швырнули матрас на койку и ушли.

– Да ладно, Мишка, я уживусь, – миролюбиво сказала Юлька.

– Фиг там! – буркнул я. – На этом матрасе спать невозможно. Меняемся местами! Ты будешь спать здесь!

– Фиг там! – смешливо и в тон ответила она. – Сиди уже спокойно!

К вечеру в больнице стало тише. Юлька уже притащила откуда-то чистую простынь и подушку, и теперь сидела на кровати, и рассказывала последние новости.

– Ты, главное, за Тимошку не бойся! Я его забрала тут же, как только полиция приехала…

– А как ты узнала, что полиция приехала?!

– Позвонили. Соседи твои позвонили, мол, гавкал и выл Тимофей всю ночь. Вызвали полицию. Ну, чтобы узнать, что ты в порядке. А там нет никого.

– А тебя как нашли?

– Говорят, что на стене, рядом с зеркалом был написан мой номер мобильного.

– Точно, – крякнул я. – Сам же написал, чтобы не забыть, точно… Тимоша в порядке?

Юлька кивнула, и вдруг заливисто рассмеялась:

– Он такой сладкий! И вырос как! Даже не знала, что он варенье любит!

– Сливовое.

– И с малиновым хорошо расправляется. Весь такой смешной, перепачкается вареньем, потом ходит счастливый, пытаясь облизать себя всего…

Я вздохнул:

– Угробишь мне ребенка и диабетчика из него сделаешь…

– Не бойся, не сделаю. Тем более что варенье он нечасто получает. Надо бы сходить ещё прикупить пару баночек.

– Черт возьми… Юль, а ты где деньги взяла, чтобы сюда приехать?! Совсем из головы вылетело! Заняла? Вернемся – я тебе дам деньги, вернешь всем!

Она перебралась на мою кровать и взяла меня за руку:

– Миш, успокойся уже! Мне твой друг дал. Сказал, что он тебе был должен, а теперь долг возвращает.

– Какой друг? – оторопел я.

– Бахром.

– Бахром?! Как он узнал? Ты сказала?

– Да ничего я не говорила! – отмахнулась Юля. – Когда ты сказал, где находишься, я хотела у девчонок наших денег занять, чтобы приехать. И тут он позвонил, будто мысли мои услышал. Сказал, что сейчас приедет. И приехал. Привез много денег и билет на самолет…

– На самолё-ё-ёт… – протянул я, пытаясь сообразить, когда я давал Бахрому деньги. – Так и сказал? Мол, должен и все такое?

– Так и сказал. И даже отвез в аэропорт. Привет передавал! Сказал, что ждёт в гости, когда вернемся.

– Странно все это, друг Юлька…

– Почему?!

– А я ему никаких денег не давал. И как он вообще узнал, что ты собралась сюда? Не менее странно…

– Ой… – она совсем растерялась. – Зря я взяла, да?

– Нет. Я ему верну их обратно. Ещё груши есть, кстати?

– Есть!

Она легко соскочила с кровати и открыла рюкзак:

– Помягче дать? Впрочем, они все мягкие… Других не было.

– Давай какие есть.

Бахром, Бахром… Спасибо, конечно.

Но как ты узнал?

Ночью я проснулся. Протянул руку к тумбочке и вытащил нож, который светился в темноте…

– Ты думаешь, я сейчас в состоянии творить добрые дела? – шепотом спросил я темноту.

Она не ответила. Я посмотрел на Юльку, свернувшуюся калачиком на тощем матрасе, и вздохнул. Ладно. Зовет – значит, пойдем. Лезвие открылось легко. Руны тут же ярко сверкнули в темноте и отпечатались огненными зайчиками в глазах. Я осторожно встал и нарисовал их в воздухе, чувствуя, как дрожит нечто вокруг.

– Разбудите Юльку – убью… – прошептал я неизвестно кому в темноту.

И провалился в нее же, выставив нож перед собой.

*******

Высокий и худой, он неторопливо шел куда-то, напевая что-то под нос, и даже не оборачивался.

– Эй! – окликнул я его. – Привет!

Он остановился. Повертел головой. И заверещал, да так противно, что даже мне не по себе стало. Ну вот, увидел, называется… Я спрыгнул с камня и встал перед ним:

– Да не ори ты так!

Он смолк, уставившись на меня большими глазами, и наконец-то разлепил губы:

– Привет. Ты что тут делаешь?

Не успел я ответить, как человек насмешливо сказал:

– А я тебя другим представлял…

– Тебя – это кого? – удивился я.

– Ну… Бога, наверное. Или как тебя там.

– А чего тогда верещал, будто тебя режут?

– Не каждый день Бога встречаешь, верно? Извини, просто испугался.

Парень, обогнув меня сбоку, осторожно, словно боясь коснуться ненароком, пошел куда-то дальше, продолжая насвистывать что-то веселое. Так. Спокойно, спокойно… Где Сопроводителей носит?

А с другой стороны, мне стало весело.

– Эй! – окликнул я его опять. – Ты вообще куда направился?

Он остановился. Постоял немного, оглядывая окрестности с унылым песком, с серыми камнями, потом спросил:

– А ещё здесь кто-нибудь есть?

Он удивлял меня все больше и больше. Я нервно оглянулся по сторонам, ища взглядом Сопроводителей, но их до сих пор не было…

– Иди сюда, – поманил я его пальцем и показал на плоский камень. – Присядь со мной.

– Хорошо, – легко согласился он.

Я сел, подвернув под себя ноги по-турецки. Он тоже присел рядом, неторопливо так, и вытянул ноги:

– Хорошо тут. Так вас много?

– Нет. А должно?

– Не знаю.

– Слушай, а тебя вообще место не пугает?

– Нет. А должно?

Я даже не сразу нашелся, что ответить на это частое «а должно?». Помолчал немного и загробным голосом заговорил:

– Это место перехода в мир иной. Здесь решается твоя судьба – идешь ли ты в Мир Тьмы или возвращаешься. И придут сейчас Сопроводители, вместе с которыми мы посмотрим Списки. И, скорее всего, я верну тебя назад.

– Это ещё с какого перепугу? – вдруг насмешливо спросил парень, повернувшись ко мне.

– Э-э-э… то есть… что значит – с какого перепугу?!

– А я просил, чтобы меня вернули?

Вот те раз! Это как понимать?

– Слушай, как тебя там…

– Танго.

– Ну и черт с ним, Танго так Танго. Я не просил вернуть меня обратно, так что, будь добр, не волнуйся, ладно? Ты здесь один ведь?

Я кивнул, совершенно ничего не понимая.

– Я тебе что, мешаю? – продолжал парень, ковыряя ботинком землю. – Поживу тут немного, освоюсь. Хуже уже не будет, верно? А кто такие Сопроводители?

– Весёлые ребята. Тебе вряд ли понравятся. Они сюда заглядывают, когда сюда попадают по ошибке, чтобы сопроводить в мир другой.

– По чьей ошибке?

Вопрос окончательно выбил меня из душевного равновесия. Только я открыл рот, чтобы произнести что-нибудь, как вдруг парень тронул меня за плечо:

– Слушай, а где это тебя так?

– Что?

– Да вон, физиономия вся в шрамах. Нелегка судьба ангела, а? Ты ведь ангел?

– Нет. Я помогаю вернуться тем, кому не вышло время умирать.

– Ну чем не ангел, скажи на милость? Я умер? Серьёзно?! Вот кайф-то какой! – весело подскочил парень, засмеялся и хлопнул себя по бедру. – А летать могу?

– Попробуй…

Парень подпрыгнул, смешно взмахнув руками, но шлепнулся обратно и захохотал:

– Не умею! А почему, интересно?

– Никогда не думал, что можно задавать сразу столько вопросов. И все разные.

– Любопытен донельзя, Танго, веришь?

– Угу. Уже верю. И вопросы глупые. Странно вообще, что ты ничего не боишься.

– Успокойся, свое отбоялся. Так я тут поживу немного, ты не против? Домик себе из тех камушков построю, живность заведу какую, из тех же твоих Сопроводителей… Стихи им буду читать, а они меня слушать… А по пятницам буду варить борщ и их угощать. Жаль, пива нет, а то сидели бы теплыми длинными вечерами, я бы им про Красную Шапочку рассказывал бы…

– Ничего не понимаю! – честно сказал я, пытаясь собраться с мыслями. – Ты кто такой?

– Сергей, а что?

– Ясно. Посиди-ка тут, ладно? Я сейчас…

Он кивнул. Я пошел по дороге в ту сторону, откуда обычно являлись Сопроводители. Правда, не знаю зачем. Скорее, в надежде, что они где-то задержались или заняты. И, пройдя приличный кусок пути, остановился. Эдак я еще долго буду идти… Я сложил руки рупором, и, вдохнув глубоко, заорал:

– Брарро!

Черте с два! Я орал, звал, ругался, хрипел, но ни Брарро, ни его напарник так и не появились. И как я Списки открою, скажите на милость? Если парень здесь задержится подольше, то его душа так и останется неупокоенной. Еще привидений не хватало…

– Эй, Танго! – неслышно подошел ко мне сзади Сергей. – Тебе не надоело? Идем, посидим, поговорим…

– О чем? – вяло поинтересовался я. – Тебя пытаюсь спасти, вот в чем проблема.

– Еще раз повторю, для особо непонятливых: меня спасать не надо. Я не просил. И настаиваю на этом.

– Да пойми же ты! Ты останешься между мирами этими, останешься неприкаянный, никому не нужный! Так нельзя! У каждого есть свое место, свой мир, свой покой, пойми же…

Парень посмотрел на меня, потом махнул рукой, развернулся и пошел в сторону, к высоким валунам.

– Сергей! Погоди! Да погоди ты!

– Чего? – обернулся он на ходу.

– Дай мне минуту. Просто постой, прошу.

Он остановился. А я сел на землю и закрыл глаза. Представил себе Списки. Как горят страницы, как ползут строчки с именами. Протянул руку, чтобы составить имя… и поймал пустоту. Так не годится. Без Сопроводителя я не смогу прочесть Списки. Так… А что, если он и вправду здесь пока останется?

Что-то мне подсказывало, что ничего с парнем не случится. По идее, сейчас без меня Сопроводители не могут забрать, потому что потом устрою скандал. А я дождусь следующего сигнала, приду сюда, и посмотрим дальше. А? Как идея? Мне стало легче. Я встал и махнул рукой Сергею:

– Иди сюда!

– Что, духи пустыни приоткрыли тебе занавес тайны? – спросил он, подходя.

– Шутник… – проворчал я. – Никто мне ничего не приоткрывал. Значит так… Располагайся как дома. Хоть дом строй, хоть куличики из песка лепи. Развлекайся, в общем. Я ухожу, но ещё приду.

– Куда уходишь?

Я вздохнул. Надеюсь, что у него крыша не съедет. Он все-таки еще жив. Ну, или почти жив. Вспомнив человека, который меня узнал, я уже не доверяю тому, что переходы между мирами стирают память. Очень уж она цепкая, память-то…

– Понимаешь… Я ведь человек. Живой, настоящий. Не знаю, кто меня поставил рулить здесь, но я человек. Не ангел, не демон, не еще кто-нибудь. Я прихожу сюда, когда кто-то ушел раньше времени, не дожив свой срок среди живых. Если он и вправду не дожил – возвращаю обратно. И помогаю держать баланс между мертвыми и живыми, понимаешь? Веду переговоры с Сопроводителями, спорю, мы смотрим некие Списки, в которых указывается – жив ты или нет. Потом приходим к решению.

– Так ты – переговорщик?

– Э-э-э… наверное. Называй как хочешь. И пойми еще вот что… Ты сейчас… как бы это…

– Почти мертв? – улыбнулся Сергей. – Я знаю.

– Ага… И не страшно?

– Ни капли. Танго, я уже одиннадцать лет не встаю с кровати. Рак, понимаешь ли… Самое смешное, что умереть никак не могу. И жить тоже. То в кому впаду, то оживу. Медики понятия не имеют, что со мной делать. Как ты думаешь, тебе бы понравилась бы такая жизнь?

Я смотрел на него не отрываясь. Высокий, худощавый, короткая стрижка, весь аккуратный, ладный – он вызывал симпатию…

– Как тебе такая жизнь, а? – с горечью продолжил Сергей. – Открываешь глаза – видишь окно. Там, за окном, жизнь кипит. Кто-то с кем-то гуляет, кто-то кого-то любит и ждёт. Птицы, ветер, солнце, дождь. Ты это помнишь? Вот. А я нет. Давно уже. Мне несколько раз хотелось доползти до окна и сброситься вниз.

– Зачем? Самоубийство – это большой грех.

– Сам придумал? Или подсказал кто? А я всего лишь хотел выброситься из этого чертового окна. Сколько там лететь было? Шесть этажей? Не помню. Пять секунд? Десять? Двадцать? Но это были бы мои секунды, понимаешь? Именно мои! Я бы успел напоследок ощутить и ветер, и солнце. Успел бы, даже раскроив башку об асфальт, вцепиться в землю, чтобы и ее почувствовать! Я бы успел, Танго. Увидеть в полете небо. Людей, не в белых халатах, а обычных, разноцветных. Они бы столпились вокруг меня и показывали бы пальцем на мое тело, а я был бы счастлив. Люди ведь. Но у меня не хватало сил. Смирился с тем, что утку мне приносят молодые девчонки. А я бы мог с какой-нибудь из них подружиться, слышишь? Мог бы любить ее, целовать. Но не могу. Я труп, никому не нужный, почти сдохший, но еще живой. Как так? За что я там цепляюсь, Танго? Скажи мне? Кому я там нужен нахрен?!

Он сел на землю и закрыл лицо руками. Сначала я думал, что он плачет, но он вдруг поднял голову и посмотрел на меня веселыми глазами:

– Не читай мне мораль, ладно? Я нахлебался всего за последние одиннадцать лет, брат. Мне обрыдло валяться. А тут… Свобода!!! Смотри!

Он встал и подпрыгнул, раскинув руки. Ещё раз, и ещё раз…

– Видишь? Если это и сон, будь добр, не лишай меня этого сна, Танго. Я всё равно сдохну. Или твои Сопроводители меня заберут. Пусть. Но пока их нет… Оставь меня и иди делать свои дела. Дай мне почувствовать свободу, брат. Прошу тебя…

Сергей повернулся и побежал. Не знаю куда, но думаю, он и сам не думал об этом. Он просто бежал, подняв голову наверх, и раскинув руки. Так иногда бегают дети, когда дождь идет…