09:35. Блэкаут
Здание было полностью обесточено. На этаже холдинга осыпались потолочные плиты, но стекла выдержали. Тем не менее персонал радиостанции и все остальные обитатели офисного центра высыпали на улицу. Не успели потеплее одеться, кто в чем был – так и выскочили.
Сашка в своем тонком джемпере стал замерзать.
– Пошли внутрь, – сказал он. – Всё уже произошло, продолжения не будет.
– Ты дозвонился? – спросила Юля. Она уже десять минут терзала свой телефон, но тот был глух и нем.
– Мертвяк.
Саша с тревогой смотрел на запад. След от взрыва в небе тянулся в ту сторону, где жили Анька с матерью. Где они сейчас, что с ними? Анька должна была топать в школу, Ирина на работе… и что из этого следует?
Ничего не следует. Ирка – женщина энергичная, и как бы Саша к ней ни относился, одного не отнять: своего ребенка она в обиду не даст. С ними обеими все в порядке. Наверно…
Радиоведущие поднялись на свой шестой этаж. Дэн Первый ковырялся в аппаратуре, бормоча замысловатые ругательства. Стас растерянно теребил смартфон.
– И что теперь? – спросила Юля.
– Ждем электричества, – буркнул Босс. – Должно же оно появиться.
– Это понятно. А дальше что делаем?
– Работаем.
В кабинет заглянула Татьяна Александровна, хозяйка этажа и директор холдинга. Обычно хладнокровная и степенная, даром что ровесница многих подчиненных, сегодня она была похожа на растерянную пионервожатую, у которой весь отряд свалился с кишечной палочкой.
– Ребят, пока сидим без света, можете по домам смотаться. Проверьте окна, двери, убедитесь, что все в порядке. А то тут рассказывают, что у многих все повышибало.
– А вот за это спасибо! – Сашка накинул куртку, спросил у Юли: – Поедешь?
– Да, давай.
Стасу такой расклад не понравился. Он собирался побеседовать с Оленичевым, но тот сделал вид, что в гробу видал досужие разговоры. Впрочем, причина была уважительная: после такой мощной атаки можно забыть вообще обо всем.
– Убьешь меня своей любовью завтра, – бросил напоследок Сашка.
Он не без труда завел машину. Старый японец с пробегом бешеной антилопы давно просился на ремонт, но хозяин проявлял непозволительное равнодушие.
– Попу подогреть? – спросил Олень, когда они уселись и пристегнулись.
– Валяй.
Дав машине немного разогреться, Саня включил печку и подогрев сидений. Лишь после этого обратил внимание, что Юлька беспокойно оглядывается вокруг. Оглядывается и кусает губы.
– Думаешь, он где-то здесь? – спросил Саня.
– Он может быть где угодно.
«Хонда» отъехала от обочины и остановилась на светофоре у перекрестка Труда и Каслинской. И тут Юлька слабо пискнула и начала сползать по креслу вниз.
– Что?
Девушка молча указала пальцем на крыльцо их офиса и сползла еще ниже, почти полностью спрятавшись за дверцей. Саша тоже увидел: на опустевшей площадке у здания стоял крупный мужчина в серой куртке с капюшоном; он задрал голову вверх, явно присматриваясь к окнам радиостанции. Сашка узнал Евгения «Суково-Блядского», как в шутку и любя (?!) называла его Казанцева, хотя и видел его лишь один раз, когда тот приезжал на их новогодний корпоратив.
– Успокойся, он не знает мою машину.
– А как мы возвращаться будем?! Он же не уйдет, будет тут торчать, пока со мной не разберется!
Сашка не выдержал. Юля временами могла здорово выводить из себя, но сейчас он и сам был на взводе.
– Вчера надо было думать, когда дубиной размахивала!
Девушка притихла.
Они проскочили по Каслинскому мосту, выехали на Братьев Кашириных и помчались на северо-запад.
По внешним признакам, в городе как будто ничего не произошло. Машины куда-то ехали, прохожие куда-то шли, собаки бегали, птицы летали. Кратковременное отлучение от всех источников информации производило невероятный эффект: если тебе не сообщили, что в мире что-то случилось, значит ничего и не случилось, можно спокойно шагать в «Пятерочку» за яйцами. Как говорил ангел Метатрон, о чем не снято кино, того и знать не надо. А если вдобавок отключить телефон, вырубить Интернет и запереть двери на засов, то можно жить долго и счастливо, даже если в реальности начнется настоящий Апокалипсис. Забавно устроен человек.
Все бы ничего, только прямо над головой, в безмятежном голубом небе висел этот зловещий след от взрыва какого-то мощного боеприпаса – явно нерукотворного происхождения.
Саша протянул руку к смартфону, прикрепленному к приборной доске, проверил связь. Глухо. Включил магнитолу, перебрал несколько станций. Федеральные давали общую информацию, спотыкаясь и забалтываясь (читали новости буквально с горячей ленты), а на некоторых местных уже звучала веселая музыка, прерываемая рекламой.
– Война войной, а «Мир кафеля» по расписанию, – буркнул Саня. – Разве ж это жизнь, без нового кафеля.
– Для всей семьи, – добавила Юля, задумчиво глядя в окно.
Через десять минут они въехали в спальный район за перекрестком Кашириных и 40-летия Победы. Сначала проехали мимо Юлькиного дома. Саня остановился в междворовом проезде. Выходить из машины не стали, Юля просто приоткрыла дверь и огляделась.
– Всё цело, – доложила она.
– У тебя окна на западной стороне, – сказал Саша. – У меня, кстати, тоже. А ударило с юга. Вон, смотри.
Он указал на соседний дом, выходящий фасадом на солнце. Полтора десятка окон зияли черными дырами с заостренными краями.
– Если кто-то был внутри, боюсь, им досталось, – заметил Оленичев.
– К тебе поедем?
– Для верности.
Саша жил в паре минут езды от Юли, за проспектом Победы. Добраться было непросто, дворы давно не очищались от снега, а кроме того, в полусонном жилом квартале уже начиналась «чрезвычайная суета». До спасательных работ было еще далеко, но Саша мог представить, что здесь будет через пару-тройку часов. Фасады домов и небольших офисных зданий, обращенные на юг, потеряли значительную часть остекления.
В доме, где жил Саня, все было в порядке. Он вышел на воздух и закурил. «Хонда» похрюкивала на холостых оборотах. Юля сидела внутри.
По-хорошему, сгонять бы сейчас к девчонкам, узнать, как там Анька, успокоиться и сосредоточиться исключительно на работе (а в том, что у них в ближайшие несколько часов будет очень много работы, сомнений не возникало). Ехать тоже недалеко, нужно сделать всего лишь небольшой крюк. Но что-то его удерживало. Он не мог объяснить, почему иногда ведет себя не как нормальный беспокойный родитель – не кудахчет, не обзванивает больницы и морги и не пьет валокордин. Он неправильный отец? Равнодушный и холодный?
Нет. Просто он знал: с Аней все в порядке. И с ней, и у нее. Потому что иначе и быть не может. Вот так он устроен, и думайте что хотите.
– Саш, – позвала Юля, – у нас Москва в эфире появилась, всё включили. Пора ехать.
Он выбросил недокуренную сигарету, посмотрел на свой балкон на шестом этаже. Ему почему-то очень захотелось домой.
Но куда именно – домой?
Аня снова потеряла маму. Как в тот раз, когда ей было пять лет: она в гигантском торговом комплексе «Родник» увлеклась созерцанием новогодней елки на первом этаже, мама болтала по телефону с подругой, отпустила руку дочери, и вот так они и разошлись, увлекаемые потоками праздношатающихся покупателей. Телефон у Аньки был дурацкий, «дешманский», как назвал его папа, плохо реагировал на нажатия. Мама решила, что для пятилетней девочки такой будет в самый раз: простые игрушки есть, звонить может – и ладно. Но тогда, в «Роднике», аппарат подвел. Аня потерялась и не могла никому позвонить.
Было ли ей страшно? Наверно. Сейчас она уже не помнит, как сильно перепугалась, но точно может сказать, что оторваться от маминой или папиной руки в большом магазине – это покруче, чем попасть в лапы чудища, живущего под диваном.
В застрявшем лифте было страшнее в миллион раз. Мама была здесь, на расстоянии вытянутой руки – но ее как бы и не было. Мама молчала уже минут пять. И от телефона вновь никакого толку. Теперь он просто отключился.
Аню сковал ледяной ужас. По щекам потекли слезы.
– Мам?
Нет ответа. Только где-то рядом капала вода, но не «плюк-плюк», как в тазик с протекшего потолка, а «тын-тын» – почти беззвучно, будто на бетонный пол. Все это очень странно. Всего пару минут назад (пару, не больше?) в подъезде за пределами кабины происходило что-то из ряда вон, будто все соседи разом помчались на улицу, перепрыгивая друг через друга. И вдруг – такой провал в тишину. Выпадение из пространства и времени.
Темно, но не холодно…
Аня вытерла слезы, сунула телефон в карман и вытянула руки в разные стороны, ощупывая стены кабины. По ее разумению, слева должна быть панель с кнопками, а за ней – створки двери. Но кнопок не было. Аня приподнялась на цыпочки, провела рукой вверх-вниз, затем присела и снова поводила рукой. Абсолютно ровная стена и ни намека на панель управления.
Так, но зеркало справа точно должно быть, она ведь смотрелась в него, когда они поехали… Впрочем, при чем тут, к черту, зеркало, когда человек исчез.
– Мам?
Тишина. Только «тын-тын» на полу с интервалом в две-три секунды.
Аня вдохнула и выдохнула. Шагнула вперед, выставив руки. Мама точно должна быть здесь…
Нет. Девочка была в кабине совершенно одна.
Осознав свое положение, Аня завизжала.
10:40. Разборки
Евгений Суслов-Градский пребывал в растерянности. Тискал в руке бесполезный телефон, смотрел на след в небе, озирался по сторонам. Дурацкое ощущение паралича воли. Такое случалось редко, однако если в обычных обстоятельствах Женя знал, как поступить (мужчина – сам кузнец своего счастья), то сейчас, когда в привычный ритм жизни вмешались какие-то явно враждебные «силы небесные», он словно застрял у древнего камня с надписями-подсказками, куда идти, чтобы гарантированно не получить по морде.
В чем он точно был уверен, так это в том, что первоначальная цель – разобраться с ополоумевшей возлюбленной, теперь уже однозначно бывшей, – отошла на второй план. Теперь нужно было решать свои дела… ведь есть же у него еще что-то, о чем следовало волноваться. Хотя бы сделать вид…
– Ладно, ищем пуговицу, – пробормотал он и вошел в здание.
К этому моменту электричество появилось, все работало. Продавщица сладостей в холле на первом этаже, пышногрудая женщина средних лет, похожая на Снегурочку, сбежавшую с детского утренника на перекур, громко сказала ему: «Здрасьте!» Она здоровалась так со всеми, кого видела хотя бы один раз и успела перекинуться парой слов. Евгений однажды покупал у нее сигареты и шоколад, поэтому был подписан на это бодрое «здрасьте» до скончания веков.
– Вы это видели?! – воскликнула Лариса, театрально всплеснув руками (ей-богу, Снегурочка из института культуры).
– Видел, – буркнул Женя, покосившись в сторону лифта. Там собиралась большая толпа.
– А слышали?
– И слышал.
– Ой, вы не представляете, как у меня тут все сдуло! – Лариса перебирала свои лотки и коробки на прилавке и продолжала вещать, опуская паузы. – И темно так, представляете, и страшно, вы не знаете, что это было? Говорят, ракета взорвалась, там, где-то под Старокамышинском, это наши ее сбили, не знаете? Американская ракета, наверно…
– Конечно, чья же еще, – произнес Женя. Ему нужно было как-то прервать этот эмоциональный геополитический поток. – Вы не заметили, случаем, Юля Казанцева тут не пробегала – туда или обратно?
– Ой, что вы, так шумно было, а я все смотрела, как бы тут в темноте у меня шоколадки не поперли, а то вы знаете, такие люди бывают… как они называются, не помню…
– Мародеры.
– Вот, точно, они! У меня так целый блок сигарет пропал. Не помню, куда я отвлеклась, позвонил что ли кто-то…
Женя кивнул с вымученной улыбкой и побрел к лифту.
На этаже вещательного холдинга царили тишина и полумрак. На полу в коридоре валялись потолочные плиты, у невысокой стойки напротив входа тетушка-вахтер в вязаном свитере ковырялась в проводном телефоне. В туалете зашумел сливной бачок, зажурчал кран, а затем в коридор, отряхивая мокрые руки, вышел Дэн Первый.
– Привет, – сказал Евгений.
– Здоров. Ты к Юльке?
– Да. Она на месте?
– Отъехала. Скоро вернется.
Дэн прошагал к двери студии, не приглашая за собой. Женя еще на корпоративе отметил, что он малообщительный парень: водку не пил, в разговорах не участвовал, сидел себе в углу, цедил чай и листал что-то в телефоне. Поэтому сейчас рассчитывать на гостеприимство не приходилось. Евгений молча прошагал следом.
Электрический свет в офисе не горел, но вполне хватало солнца из окна. За журнальным столом в середине комнаты восседал Стас Корешков, и он тоже ковырялся в своем айфоне. Весь город сошел с ума, названивая родным и близким… а он, Евгений Суслов-Градский, был озабочен лишь тем, чтобы наказать взбесившуюся сучку, разбившую его машину. А куда ему звонить? Родня в Златоусте живет, друзья сами с яйцами, а на баб, с которыми его сводила жизнь на расстояние поцелуя, ему по большому счету наплевать.
Стас поднял голову.
– Привет. А Юли нет, она уехала.
– Да, я в курсе. Можно ее подождать?
Стас указал на одно из свободных кожаных кресел, красных, как шашлычный кетчуп.
– Только у нас тут, сам видишь, небольшой кипиш. Чай, кофе, печенье вот… сам как-нибудь, лады?
– Спасибо, не суетись, я просто посижу.
Евгений опустился в кресло, расстегнул куртку, выдохнул. Из полутемной студии доносился звук московского эфира. Москва еще не понимала, что произошло в Челябинске. Версии, предположения, общая информация о состоянии инфраструктуры и количестве пострадавших. Все чаще стало мелькать слово «метеорит».
Ясен пень метеорит, подумал Женя, не марсиане же.
Юля появилась в офисе через десять минут. Встала как вкопанная у двери. За спиной у нее маячил второй ведущий… этот, как его… Оленичев, кажется.
– Ну, здравствуй, милая, – произнес Женя с улыбкой, не сулившей ничего хорошего. На его интонацию отреагировали даже непосвященные: Дэн выглянул из своей каморки, а Стас, не меняя положения, перевел обеспокоенный взгляд со смартфона на Юлю.
Казанцева молчала. Смотрела в окно глазами сомнамбулы, щеки стали пунцовыми.
Вперед выступил Оленичев.
– Давай все вопросы вечером, если ты не против. – Он протянул Евгению руку. – Привет.
Женя не пожал ее, но ответил – жестко и уже без театральщины:
– А это я буду решать, когда мы обсудим наш вопрос – сейчас или вечером.
Вмешался Стас:
– Кхм, извиняюсь, конечно, но здесь распорядок дня определяет программный директор. – Он поднялся. Кожаное кресло вздохнуло от облегчения. – Юля, Саша, готовьтесь, Москва отдает нам весь эфир сегодня. Евгений, еще раз повторю: чай, кофе, печенье?
Видя, что расклад не в его пользу, Женя задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла, испытующе посмотрел Юле в глаза. Ресницы девушки дрогнули, она все же ответила на его взгляд. Так они и смотрели друг на друга, не говоря ни слова, пока между ними не встал Саша.
– Можешь подать на нее в суд, – сказал он, подняв руки. – А мы пойдем поработаем.
– Тогда кофе. – Евгений по-хозяйски развалился в кресле. – Два сахара, пожалуйста. День впереди долгий.
Саша и Юля скрылись за дверью эфирки, а Большой Босс остался стоять с разинутым ртом.
09:45. Крик
Влада Иннокентьевна Полищук не была старшей подъезда, но вполне могла бы ей стать. Шестидесятилетней бывшей преподавательнице агроуниверситета до всего было дело: кто опять выкрутил лампочку на площадке первого этажа (третью за месяц); зачем дворничиха Гульнара из солнечного Таджикистана упрямо посыпает крыльцо дресвой, вынуждая жильцов разносить эту серую гадость по подъезду и квартирам; почему ее соседи-молодожены трахаются по утрам, а не поздним вечером, как все нормальные люди; и в каком настроении проснулась Аня Оленичева, успела ли позавтракать. Эта милая девочка из двадцать седьмой квартиры нравилась ей больше всех. Умница, красавица, вежливая, всегда поможет тяжелый пакет до дверей донести. С ее мамой Ириной отношения как-то не сложились, слишком уж чопорная мамзель, а вот дочка у них с Сашкой вышла на загляденье, дай бог ей здоровья и мужа начальника ЖЭКа.
Свои дети у Влады Полищук давно разлетелись кто куда. Старший, Ванька, в Москве окопался (точнее, в Подмосковье, но какая, к черту, разница, Мытищи у тебя в паспорте записаны или Тверская – это Москва, и сопли бахромой). Дочка Дарья, напротив, в лютой Сибири гнездышко свила, аж в Тынде. Туда на поезде поехать – умереть не встать. Поезд – это маленькая жизнь, пел бы Олег Митяев, лежа на верхней полке пассажирского №82 «Москва Казанская – Тында», вдыхая ароматы лапши и носков.
Анька Оленичева стала для женщины отдушиной. По возрасту девочка была почти вровень с ее внуками, но тех Полищук видела чаще в смартфоне по видеосвязи, чем в натуре (по очень большим праздникам), а Анютка – вот она, через дверь. С ней и просто поболтать интересно. Бывало, возвращается из школы, присядет рядом на лавочке во дворе, и слово за слово: как, мол, ваше ничего, мое тоже ничего – и по школьным предметам пройдутся, и по новой серии «Шерлока», и вообще за жизнь. Умница, чего там…
Поэтому то, что произошло утром 15 февраля, повергло Владу Иннокентьевну в шок.
«Вспышка второго солнца» и ударная волна настигли Полищук на полпути к «Магниту». Вспышки она не видела – лишь снег под ногами на мгновение стал ослепительно белым, – а вот на взрыве тетушка поскользнулась и упала, ударившись бедром. Было больно и страшно, но она справилась, быстро пришла в себя. Мимо шел молодой человек, который, хоть и сам едва не рухнул в сугроб, помог старой клюшке подняться. Наскоро оценив обстановку – след в небе, конечно, выглядел впечатляюще, но куда больше Владу Иннокентьевну беспокоил звон битого стекла, – она решительно направилась обратно к дому.
Перед подъездом столпились, наверно, все, кто находился в это время не на работе и не в магазине. Пенсионер-зануда Володька Палыч, прямой и длинный, как циркуль, уже проповедовал своей пенсионерской пастве, трем бойким тёткам за семьдесят, наступление конца света и предлагал скинуться ему на пол-литра. Мама двойняшек Верка Щурова вывела во двор обоих трехлетних спиногрызов, одетых «в капусту», и испуганно прижимала к своим ногам. В обычной жизни Верка не так шустра, да и детки у нее порой хорошего пинка требуют, но сегодня они, похоже, собрались молниеносно, пятнадцати минут не прошло.
Влада Иннокентьевна сразу направилась к ним.
– Мужу звонила? Приедет или чего?
– Связи нет! Вообще никак и никому дозвониться не могу, – заверещала мамаша. Дети-карандаши норовили вырваться из материнских лап, но тщетно, шарфики были коротковаты, как строгие ошейники.
– Стекла целы? – спросила Полищук. – У нашей парикмахерской витрину вышибло.
– Вроде целы, но такой гром стоял, мама дорогая…
– Мама дорогая, – вторил ей сынок.
– Хы-гы, – согласилась дочка.
Влада Иннокентьевна потрепала ребятишек по головам. Мельком оценила обстановку у соседнего подъезда. Там людей было меньше. На тротуаре припарковалась черная машина. Вот же засранцы, подумала Влада, места им мало.
– Ладно, стойте тут, пойду гляну.
Женщина шагнула к открытому подъезду (кто-то заботливо подставил под железную дверь камень). На нижней площадке было темно. Полищук пощелкала выключателем. Без толку. Стало быть, причина не в отсутствии лампочек, а в электричестве. На лифт тоже надежды нет, он у них давно просился на ремонт, скрипел, скулил и временами останавливался, но управляющая компания, видать, потратила последние деньги на любовниц своего владельца, так что давай-ка пешком, Влада Иннокентьевна, как ты и любишь…
Она быстро поднялась на площадку у почтовых ящиков, на следующем пролёте чуть-чуть сбавила темп, а к третьему этажу уже перебирала ногами, как пушкинский Каменный гость. Хоть и бодрилась она перед Анькой, настаивая на активном образе жизни, а все-таки старые шарниры и подшипники требовали свежей смазки. Не прыгать ей больше резвой козочкой по ступенькам, всё в этой жизни рано или поздно приходит в негодность – и лифты, и люди.
На повороте к следующему пролету она задержалась. В лифте кто-то шубуршал. Влада Иннокентьевна замерла, задержала дыхание. Ей вполне могло померещиться, потому что со слухом ведь тоже беда. Ох, сколько ж ей болячек найдут, наберись она смелости явиться в поликлинику для профилактического осмотра! На одни только лекарства половина пенсии будет уходить. Тихая старость, говорите? Вязание носков и шарфиков, сериалы НТВ с ментами и бандитами и пельмени на завтрак? Наивный вы народ, простоквашинцы…
Она уже занесла ногу на первую ступеньку пролета, как в двери лифта изнутри что-то сильно ударило. А затем раздался женский крик:
– Помогите!!!
И всхлип, и плач, и стон…
Влада Иннокентьевна похолодела. Она узнала голос. Кричала Ирка Ермилова, мама Анюты. Она была в лифте!
– Господи боже…
Полищук едва не упала, спеша на помощь. Вовремя ухватилась за перила и покачнулась, пытаясь удержать равновесие.
– Есть там кто-нибудь?! – вновь закричала Ирина.
– Иду, иду! Божечки святы, что ж это такое…
Влада Иннокентьевна прильнула к двери лифта. Приложила ухо.
– Ира, это ты? Тут я!
В дверь ударило, будто Ирина набросилась на нее всем телом.
– Влада Иннокентьевна! Владушка… – Всхлип. Срыв на плач. Вдох. Попытка успокоиться.
– Что там у вас? Застряли?
Господи, что за дура, подумала Влада, будто сама не видишь, что застряли! Остатки мозгов уже теряешь, карга старая…
– Ира, спокойно! Я вызову монтеров, они щас быстро всё…
– Влада, Ане плохо!!!
– Чт…
Полищук обомлела. Ей стало уже не просто холодно. Спину будто пробило ледяным ломом.
– Что с ней?!
– Она без сознания!!!
Всхлип. Плач. Уже без остановки…
Влада Иннокентьевна со вздохом опустила голову. Это снова случилось. На этот раз – в самом неожиданном месте и в самый неподходящий момент. Господи, за что же так бедную девочку…