Борт 147. Дневник мизантропа

Отнюдь

Да, интеллигентные люди тоже пьют и закусывают. Со мной случалось однажды нечто похожее: ночь, баня, культурная публика. Только не рассказывайте об этом Кате. Не хочу видеть ее саркастическую ухмылку…

Произошло это незадолго до нового года, на католическое рождество. Я ждал клиентов возле маленькой сауны, расположенной в цокольном этаже жилой пятиэтажки. Вроде и не откровенный бордель, но едва ли это было и место, где люди лишь тщательно намываются, отпаривают косточки после трудового дня. Скорее всего, что-то среднее. Я сидел и гадал, кого подбросит нелегкая на этот раз. Воображение рисовало молодых и приятных женщин, хорошо проведших время. С ними интереснее всего, у них прекрасное настроение, они всю дорогу делятся впечатлениями, а ты только успевай записывать. Они пахнут сладко, аромат свежести и здоровья наполняет салон, и ты уже не считаешь свой брак кабалой, которую нельзя разорвать. Ощущения эти продолжаются недолго – лишь до того момента, как девушки, расплатившись, покидают машину, оставив шлейф воспоминаний и несбывшихся надежд, – но ты все-таки успеваешь почувствовать, что жизнь бурлит прямо у тебя под носом.

Однако не реже на голову сваливаются и прекрасно отдохнувшие мужчины, и вот они уже разительно отличаются от представительниц нежного пола. Конечно, я тоже мужчина и сам никогда не считал себя образцом для подражания, но пьяных гамадрилов, ввалившихся в салон моей Мули, ставил на самую низшую ступень эволюции.

В тот вечер их оказалось трое. Двое держались на ногах самостоятельно, а третий, самый интеллигентный на вид (очки, меховая шапка и дорогой портфель) балансировал на грани отказа навигационного оборудования.

– Нам по трем адресам, – доложил самый трезвый, усаживаясь на переднее сиденье.

– Да, я в курсе.

– Очень хорошо.

С некоторой опаской я отметил, что самый пьяный человек, вот-вот готовый вырубиться, сел прямо позади меня. Я еще не очень понимал свои ощущения, но точно знал, что мне это не нравилось.

Ехали почему-то молча. Очевидно, вечер у ребят прошел не очень гладко. Тот, что сидел у меня за спиной, не подавал признаков жизни, двое других упорно не желали разговаривать, будто разругались. Удивляться тут нечему, я неоднократно становился и свидетелем, и участником разборок пьяных гамадрилов. Мне, по большому счету, наплевать, что у них там стряслось. Молчат – мне же легче.

Я включил радио. Начиналась полночная дискотека.

– Не надо, – произнесло существо, сидящее у меня за спиной. Мы ехали по узкой улочке от сауны к одной из центральных магистралей, и я не мог обернуться, чтобы посмотреть на парня.

– Молчи, разговорчивый ты наш, – буркнул в ответ самый трезвый пассажир. Я понял, что ребята уже достаточно долго нянчатся со своим пьяным другом. Я им искренне сочувствовал.

– Командир, – обратился ко мне трезвый, – сейчас забросим домой меня, потом едем на Барбюса, забрасываем второго, а вот третий…

У меня болезненно сжалось сердце. Я понял, что везти третьего, «отключенного от сети», мне придется в одиночестве.

– …третьего надо закинуть на Академика Сахарова. Вот в таком порядке. Нормально?

– Угу.

Неписанное правило гласит: если в салон погрузили растение, ты имеешь право отказаться от заявки. Решай сам. Проблема в том, что в случае положительного решения всю ответственность за субъекта ты берешь на себя. Знакомые таксисты, проработавшие значительно дольше меня, рассказывали: иногда пассажир засыпал на переднем сиденье и его приходилось будить, щекоча ноздри или подмышки; иногда пассажир вываливался из салона, забыв закрыть дверцу. Было много и других, менее кровавых, но столь же неприятных случаев.

Меня Господь до сих пор миловал, укрепляя и без того запредельную веру в свою исключительность, но вот Он, кажется, спохватился, решил исправить досадное недоразумение. Пьяный интеллигент, сидящий позади меня, явно требовался в эвакуаторе.

Отказаться от заявки я уже не мог. Мы подъехали к первому адресу.

– Спасибо, командир, – сказал трезвый.

Деньги искали всем миром, по полтинникам и десяткам. Даже у отключенного товарища выцарапали последнюю тридцатку. Собрали нужную сумму, сунули мятую пачку мне в руки.

– Довезешь всех?

Я кивнул. Разве у меня есть выбор?

Дальше снова ехали молча. Полночная дискотека по радио уже не радовала. Я хотел поскорее оказаться дома, рядом со своей тепленькой и мягонькой Катюхой. Я сомневался, что меня сегодня хватит на серьезные нежности, но уткнуться носом в грудку, кокетливо выглядывающую из комбинации, я не откажусь ни за какие чаевые пьяных банщиков. Хорошо, что последний адрес оказался по дороге к дому.

Выгрузил на Барбюса второго пассажира. Хоть он и молчал всю дорогу, на прощание решил сделать мне приятное:

– Хорошая машинка, старик. Китайцы молодцы… Как она, ничего? Не сыпется?

Я держал себя в руках.

Третий банщик долго не подавал признаков жизни, если не считать таковыми вялое шуршание куртки и едва различимые всхлипы. Дважды парень, выныривая из нирваны, звал то ли маму, то ли сестренку. Однажды протянул ко мне руки, и я вздрогнул, едва не ударив по газам. Затем пассажир снова впадал в забытье. В какой-то момент тишина за спиной стала меня напрягать. Она казалось неестественной, как затишье перед грозой. Я осторожно обернулся. Мужик прислонился к дверце и как будто задремал. Я нажал на кнопку в дверце, приведя все четыре замка в нижнее положение. Ну его к черту, еще вывалится на ходу, отскребай потом с асфальта.

Как выяснилось через пять минут, я совершил серьезную ошибку.

Мы выехали на плотину, подпиравшую городское водохранилище. Слева до самого горизонта простиралась серая мгла с россыпью огней на дальнем берегу. Справа, в низине, раскинулся элитный коттеджный поселок. Впереди нас ожидало кольцо на посту ГИБДД, поворот к спальным районам и выезд на финишную прямую. Сброшу этого пьяного идиота – и скорее к теплой грудинке!

Я скосил взгляд влево, на спящее водохранилище. Я скучал по лету. Каждый июнь я уезжал на озеро – от семьи, друзей и противной работы. С чего бы работа моя была противная, если после шести часов дуракаваляния и трепотни языком я имел на руках столько же денег, сколько продавец в отделе кисломолочных продуктов получал за неделю? А вот противная, и ничего с этим не поделаешь. В конце каждого изнурительного сезона я понимаю, что устал, что мне больше нечего сказать людям и нечем их зацепить. Пусты закрома. Я обязательно выкраиваю три-четыре дня, уезжаю на свою любимую базу отдыха, отключаю телефон и валяюсь на понтонах, глядя в синее небо до ослепления. Жена, наверно, думает, что я бросаю ее ради любовницы, с которой в уютном гнездышке в ста километрах от города могу творить все что захочется. Хоть она и не говорит это напрямую, но она наверняка об этом думает. Однако правда состоит в том, что там, на природе, мне действительно ничего не хочется – ни секса, ни любовниц, ни жены, ни работы. Даже выпивки! Просто лежу, вдыхаю воздух, слушаю шум волн и…

Очень неприятный звук раздался за спиной. К сожалению, я не мог обернуться, потому что впереди за поворотом показался пост. Виляние по дороге на глазах у скучающего мента грозило неприятностями.

Звук повторился. Какой-то утробный рык смертельно раненого животного. Я даже сделал радио потише, чтобы попытаться его идентифицировать. И даже в тот момент я ничего не заподозрил!

Мы выехали на короткий отрезок, где следовало сбросить скорость до сорока километров. Я с тревогой прислушивался. За спиной словно зарождался смерч. Кажется, пассажир пытался открыть дверцу. «Вот обалдуй, – подумал я, – вывалится ведь на дорогу, что мне потом его жена скажет? Хорошо, что я его запер!»

У поста я притормозил. На внутренней стороне дорожного кольца стоял инспектор в салатовой куртке и с жезлом. Он не сводил с меня глаз. В тот момент я еще не понял почему, мне казалось, что ему просто скучно. Но когда я уже собрался выехать с кольца, на заднем пассажирском сиденье раздался взрыв.

– Бээээ!!!…

…и меня окатило ароматным фонтаном.

Нога ударила по тормозам. Машина с возмущенным визгом уперлась в бордюр.

– Бля!!!

Наверно, мой вопль слышал не только гаишник, но и лешие в лесу на западном берегу водохранилища. И им стало страшно.

Мой пассажир испугался тоже. Его одолел второй приступ. В коротком перерыве он успел выдавить:

– Откройте дверь… пожалуйста…

Он сказал волшебное слово, я не смог отказать.

Замки щелкнули, задняя дверь распахнулась, впустив в салон морозный воздух и свежесть, которых так не хватало теперь, когда спинка моего кресла, капюшон пуховика и частично мои волосы вкусили плоды чужого праздника.

Пассажир, высунув корпус из машины, продолжать блевать. Теперь уже практически под ноги инспектору. Как бы ни было мне паршиво, как бы самого ни скручивали спазмы отвращения, я не мог удержаться от хохота. Более сюрреалистичной картины мне видеть еще не доводилось.

Полночь. Пост ГИБДД. Перед служителем закона энергично блюет пассажир такси. «Вот вам, сволочи! – как бы кричит он, наслаждаясь безнаказанностью. – Получите! За все ваши прегрешения, за все ваши несправедливые штрафы и вымогательство! За бесконечные очереди на получение документов, за изматывающее ожидание вашего приезда после ДТП… за всё! Бэээээ!!!»…

Инспектор наблюдал акцию гражданского протеста с титаническим спокойствием. Лишь раз он покачал головой – когда пассажир, наконец, закончил. Я с трепетом ждал вердикта. На какое-то мгновение забылось даже то, что я сам попал под обстрел.

Гаишник шмыгнул носом, передернул плечами, ежась от холода, осторожно, словно боясь услышать отказ, спросил:

– В трубочку подышим?

Мента звали Старш-нан-Ымзин. Как-то так, я разобрал лишь окончания его звания и фамилии. Служивые люди представляются с той же тщательностью, с какой врачи выписывают рецепты; видимо, этому их учат специально. Это оказался довольно добродушный и гостеприимный парень. Он пригласил нас обоих в маленькую комнатку на посту, дал мокрую тряпку, чтобы я оттер куртку и хотя бы часть салона. Парню откровенно было скучно здесь, его напарник, живущий недалеко, отпросился домой на ужин и, кажется, вместе с ужином решил прихватить пару часов сна. Перед тем как проявить человеколюбие, Ымзин все-таки внимательно изучил документы – мои и пьяного товарища, – а потом предложил подышать в трубочку. Дело в том, что я по эстетическим соображениям не вожу «шашки» на крыше своего авто, доказать принадлежность к такси и приверженность трезвому образу жизни оказалось нечем. К счастью, показаниям трубочки парень поверил.

Я осмотрел салон в более спокойной обстановке, подсвечивая его фонариком мобильного телефона, и обнаружил, что ущерб не столь велик. Можно снять с заднего диванчика накидку, постирать ее дома, а по креслам пройтись тряпочкой со специальной химией. Сложнее будет с пазами и щелями в полу, куда забились ошметки обработанных салатов. Пусть уж автомойку с пылесосом оплачивает этот кретин. Я уже решил, что у подъезда обязательно вытрясу из пассажира всю душу и деньги.

На прощание Ымзин предложил выпить чаю. Я отказался. Вместе с инспектором мы усадили блевуна на заднее сиденье. Пассажир принял участь с покорностью истинного интеллигента: если бы менту пришло в голову дать ему по одной щеке, он любезно подставил бы вторую. Кстати, очень многим кажется, что нас, интеллигентов, отличает от нормальных людей главным образом немая готовность получать по морде. Категорически не согласен.

До дома клиента мы ехали еще минут пять. Я самостоятельно искал нужный адрес в новостройках. Блевун уже не реагировал ни на что. Если бы я решил сдать его тело на органы, он бы не моргнул глазом. Остановив машину перед крайним подъездом указанного в заявке дома, я обернулся назад и осмотрел бесчувственное тело. Запах блевотины въелся в салон. Придется завтра купить пакет ароматизаторов, иначе долго не смогу таксовать.

– Эй, – тихо сказал я.

Мужчина не хрюкнул. Голова мирно покоилась на груди.

– Э, блин! – повторил я чуть громче.

Тот же результат.

А ведь действительно можно было увезти и сдать тело на органы. Я однозначно спас парню жизнь.

Но кошелек его я спасать не намерен.

– Э, господин хороший!!! – Я тряхнул его как следует за воротник. Голова взлетела вверх. – Уже приехали!

Он открыл глаза, осмотрелся, вздохнул. Мучительно долго вспоминал, что с ним приключилось в пути. Вспомнил.

И – чтоб мне лопнуть на месте! – по-настоящему смутился. Но промолчал, подлец.

– С тебя пятьсот рублей!

Он всхлипнул и с мольбой уставился на меня.

– За шшш… шшто?

– Не за что, а зачем! На дезактивацию салона!

Конечно, мужчина ничего не понял. Мне показалось, что он сейчас заплачет, и в какой-то момент стало его жалко. Я представлял себе, какие нравственные страдания ожидают его завтра утром, какой атмосферный столб будет давить на него и как будет давить жена, с которой не сравнится никакая атмосфера.

– Ты и до квартиры не дойдешь, поди, – с сочувствием пробормотал я.

Я не ожидал ответа, но тут мой интеллигентный пассажир меня обезоружил. Он медленно почесал нос свободной рукой и улыбнулся:

– Отнюдь…

Надо ли говорить, что я его простил?

Минус 24

Воспоминания, воспоминания. Интеллигенция, рабочий класс, люмпены, прослойки, военные, менты, чиновники… Только работая в такси можно оценить всю степень деградации населения. Каждый день рядом с тобой, в твоей собственной машине, не абстрактные цифры статистики, не обезличенные социальные группы или виртуальные персоны, о которых ты читал в журналах, а живые сограждане разных возрастов, полов и уровня состоятельности. И каждый второй – пьян, у каждого третьего семейные проблемы, каждый четвертый норовит сказать тебе «ты» и хлопнуть по плечу, хотя видит тебя впервые. Да, кстати, и каждый пятый хочет сделать тебе приятное, похвалив машину…

К ресторану «Прага» я подкатил уже в десять. Нашел место на парковке, отбил статус «На месте». Выключать двигатель не стал. Чувствовал, скоро будет серьезный мороз – тридцать пять к полуночи долбанет точно. Я, пока ехал на этот адрес, на перекрестке открыл дверцу и попытался выплюнуть жвачку, но она, сволочь, зацепилась за подбородок, прилипла и тут же превратилась в кусочек льда.

Представьте, что будет, если регулярно мочиться на свежем воздухе на таком морозе? Никогда сам не проверял и не испытываю желания. Я видел, как это пытались делать другие. В армии довелось нести службу в карауле в лютый колотун. Вышки у нас были благоустроенные, с печками, с прекрасным обзором, но пока дойдешь до вышки из караульного помещения, околеешь. Однажды я в должности разводящего вел на пост молодого бойца. Приспичило парня по маленькому, а температура в тамошних нижегородских лесах сползла ниже некуда – сопля замерзала на лету. В свободную смену парнишка высосал пару литров чая. В общем, с моего великодушного разрешения пристроился он у ограды (через которую, кстати, было пропущено три тысячи гребаных вольт; вот тоже получилась бы хохма, попади он струёй на проволоку), и как затянул… Слышу я на второй минуте этого «волеизъявления» слабое мышиное попискивание. Оборачиваюсь – мальчик чуть не плачет. Думаю: «Елки-палки, еще один, без году неделю отслуживший, к маме запросился, понаехали тут». Он поворачивается ко мне, и я вижу, что у него пальцы к концу примерзли, а в глазах – утрата веры в будущее.

«Я его не чувствую, товарищ сержант, я его не чувствую»…

…Затрещал телефон. Я посмотрел на дисплей, беззвучно выругался. Звонил оператор. Если ты стоишь на адресе, ждешь клиента, а тебе звонит оператор, то можешь точно предсказать, что вызов отменен. Не допили, паразиты, недоели, а ты мерзни и жги личный бензин.

– Алло, сто сорок седьмой? – прозвучал мужской голос, довольно грубый и бесцеремонный.

– Да, слушаю.

– У тебя заявка на десять-пятнадцать, обрати внимание.

Ну вот, он мне «тыкает». Либо пытается показать свое превосходство, либо подчеркивает, что все люди братья, в том числе и мы с ним. Ни тот, ни другой вариант меня не устраивает, но, как добродушный малый, я не даю волю чувствам. Хватит с меня на сегодня конфликтов.

– Хорошо, вас понял.

Я отключился, не прощаясь. Черт с вами, пятнадцать минут подожду, тем более что Мулька с такой заботой и нежностью обогревает задницу, что вообще не хочется работать. Стоял бы и стоял…

Чужая свадьба

Как меня угораздило в такси?

А куда прикажете? На лопату?

Фиг вам!

Но и обратно на сцену я тоже не вернусь, хоть и звали. Спрос есть, заказчики интересуются: «А где, простите, Кириллов? В Москву подался? Нам бы его на Новый год заказать до пяти утра…». Но я еще долго не смогу взять в руки микрофон. Если смогу вообще. Нет у меня ни в голове, ни в душе, ни в сердце больше ничего, что я хотел бы сообщить людям. Написать на бумаге – пожалуйста. Буркнуть по телефону, спрятав лицо в куртке – легко. Но нести свое сердце в руке, как официант элитного ресторана несет клиенту дефлопе на золотом блюде, меня уже вряд ли заставишь. Что-то сломалось.

«Ой, сейчас заплачу», сказала бы Катюха. Она у меня хорошая, и я об этом уже говорил, но на кончике ее языка – смертельный яд. Как у многих хороших жен. Яда немного, но достаточно и капли, чтобы твои крылья обвисли подобно мокрым трусам на веревке. Не знаю, откуда у любимых жен такой талант – коротким и едва заметным хуком отправить в нокдаун, либо тихонько, как бы между делом, ущипнуть за ляжку, а потом отскочить в сторону с воплем «А-а, убивают!»

Словом, истинные причины своей внутренней эмиграции я скрываю, а Кате рассказал, что просто мне нужно время на подготовку новой программы. Шутки и приемы мои стары, известны уже половине города и вовсю цитируются конкурентами, и случается так, что я прихожу вроде бы на новую для себя аудиторию, а выгляжу со своими же собственными находками как дешевый плагиатор, как массовик-затейник, едва окончивший институт культуры. «Мне надо отдохнуть и подумать, мне надо вдохнуть свежего воздуха, инвестировать в себя», – сказал я жене и поехал колесить по ночным дорогам на своей трудолюбивой Муле. Езда на машине очищает голову (хотя одновременно и ускоряет появление геморроя).

А фамилия Кириллов, ребята, совсем недавно неплохо звучала в узких профессиональных кругах. Со мной договаривались за три-четыре месяца до знаменательного события, будь то празднование юбилея города на площадке перед ликероводочным заводом или свадьба рядового труженика нефтяной промышленности. Я не разменивался по мелочам, работал лишь для тех, кто понимает толк в настоящем празднике. «А теперь давайте похлопаем и позовем Деда Мороза!» – это не ко мне, это, пожалуйста, открывайте газету «Из рук в руки» и ведите пальчиком по объявлениям «Тамада. Недорого».

Я никогда не позволял называть себя «тамадой». За это я могу сразу разорвать отношения с заказчиком даже после получения аванса. Тамада – это обслуживающий персонал, почти официант с тем лишь отличием, что к столу вместо семги и ананасов в шампанском он подает прошлогоднюю шутку и нехитрый пафос.

Я был Ведущим. Я делал Шоу. Я работал четыре или пять раз в месяц, не больше, а все остальное время позволял себе ходить по дому в шелковом халате, цитировать Екклесиаста за ужином и оттопыривать мизинцы, снимая трусы. И оставьте ваши остроумные замечания насчет марки моего авто! Я уже рассказывал, что это иррациональный выбор.

Что же случилось, спросите вы? Почему молодой и талантливый сукин сын, давно позабывший, что такое рабочий день в офисе с девяти до пяти, практически с вершины провинциального шоу-бизнеса скатился так низко? Где логика сюжета? Где мотивация персонажа?

Зря вы так. Все бывает в этой жизни. Если уж один бывший советский шпион, выброшенный за ненадобностью из страны пребывания обратно на родину, мог в ожидании чуда «бомбить» вечерами на питерских улицах, то почему это не может делать ведущий развлекательных программ Виктор Кириллов в уездном городе N? Не вижу никаких оснований мне не верить. Но охотно расскажу, как со мной приключилась эта метаморфоза, а вы уж сами решайте, прав я был или нет, когда променял американский беспроводной микрофон «Шур» на баранку китайского «Амулета».

Как-то наклюнулась обыденная свадьба, одна из тех, что не оставляют в моей душе никакого отклика. Обычный ресторан на одной из центральных улиц с окнами на Администрацию, около сотни гостей, цветы, шампанское, неприлично длинный лимузин и невзрачные жених и невеста. Да-да, невзрачные. Друг для друга, для друзей и родных они красивее всех на свете, «невеста затмевает всех своим великолепием, а жених – вылитый Бандерас»… и прочие слюни и сопли, но только ведущему свадебных церемоний моего стажа и опыта доподлинно известно, что ничего интересного новая парочка собой не представляет, что выглядят они как цирковые собачки, на которых пришли поглазеть полторы сотни зрителей, что ни черта фантастического их в семейной жизни не ожидает, и пожелания гостей, озвученные в ближайшие три часа (остальное время гости будут лежать в тарелках, под столами и хватать ведущего за пуговицу, чтобы поговорить «за жизнь»), – все пожелания так и останутся пожеланиями, сказка закончится через пару недель после бракосочетания. Таких через мои руки прошло уже несколько десятков, и я действительно смог запомнить лишь нескольких виновников торжества, когда невесты оказались по-настоящему ярки и интересны, а женихи носили на лицах печать интеллекта.

(Вы спросите, как же тогда прошла твоя собственная свадьба? Хороший вопрос, и я вам на него отвечу немедленно: а никак! Не было свадьбы, мы с Катюхой не расписаны. И пока не собираемся).

В общем, обычная церемония. Я традиционно принял пару пива для куража. Гости сидели за длинным П-образным столом. Сияющий от счастья серенький жених внес на руках свою невзрачную невесту, прикрытую фатой усадил ее за стол. До мероприятия я с ними не встречался – программу заказывала мама жениха, крупная и напористая женщина из районной администрации. Не знаю, какую должность она там занимала, но явно не вязала носки на вахте.

Обычно моя программа начинается с проникновенного и трогательного первого тоста. Я вхожу во внутреннее пространство буквы «П» с бокалом шампанского в одной руке и микрофоном в другой, подхожу почти вплотную к молодоженам, продолжая говорить текст, стреляю глазками, подпуская легкую слезу, а потом выпиваю бокал, разворачиваюсь и ухожу к звукорежиссеру, оставляя гостей наедине с их невзрачными героями, выпивкой и холодными закусками. Минут десять на изучение толпы у меня есть.

Но в тот вечер все с самого начала пошло не так.

Врать не стану, неровности случались и раньше. Бывало, начнешь за здравие, потом толпа нажрется водки и ты уже ничего с ней не можешь сделать – им нужны танцы, перетягивание каната, бег в мешках и конкурсы «Засунь себе куда-нибудь горлышко бутылки». А бывает, наоборот, в первые полчаса нет контакта с аудиторией, но после большой танцевальной паузы они разогреваются и падают в мои жесткие объятия.

В тот вечер все накрылось с самой первой секунды, едва я раскрыл рот. Да, я всего лишь раскрыл его, посмотрел на невесту и тут же закрыл.

Оксана?!