Глаза медленно привыкали к темноте, я даже различил скрюченные фигуры поборников. Трое при моем приближении вжались в стену, но косматый старик не двинулся. Сидел с закрытыми глазами, точно так же как в тюрьме, и покачивался в такт собственному бормотанию.
– Ты, ты, – я размахнулся топором. – Ты столкнул Ирину…
Слова не складывались в предложения. Вся длинная, злая обвинительная речь, еще недавно неистово вопящая в голове моим же собственным голосом, никак не хотела срываться с языка.
– Не надо, Люсьен, – попросил Евлампий.
– Прикончи колдуна! – восторженно выдохнул Оливье.
– Он нам нужен, – попытался голем. – Без него огневика не одолеть!
– Посмотри на меня! Посмотри! – потрясая топором, завопил я.
Амос открыл глаза. Я ожидал увидеть чёрные распахнутые пасти скалящихся черепов, но меня ждало разочарование. Опустив оружие, я замер, прикусив губу. Мой враг был полностью уничтожен, сломлен и разбит. От грозного убийцы блёклых не осталось и следа. Передо мной на грязном полу трюма трясся от холода и страха несчастный старик.
– Ненавижу тебя, – еле выговорил я. – Ты бросил её в… как…
Меня душили злые слезы, но ярость спала.
– Она не погибла, – тихо проговорил старый колдун. – Там вывернутый на изнанку мир, но угрозы нет.
– Почему же никто оттуда не вернулся? – деловито спросил голем.
Меня еще трясло от кипевших внутри страстей, но слова поборника возродили надежду.
– Там нет магической энергии, – сказал Амос.
– Да ладно, – удивился Оливье.
– Так не бывает, – строго произнёс Евлампий.
Старый колдун опустил голову.
– В тридцати мирах возможно всё!
Все мои чаяния рассыпались прахом. Нет магии! Я медленно поднялся по лестнице и вылез на палубу. Закрыл люк и, уронив топор на влажные доски, опустился на колени. С мрачных небес моросил мелкий дождик. За бортом в тёмной дымке проплывали дырявые, словно изъеденные насекомыми, гигантские кости. Я не сразу понял, что это древние башни. Почерневшие от времени, жуткой мёртвой воды и враждебного, нездешнего ветра. А ведь когда-то в них жили волшебники. Поднимались по ступеням на смотровые площадки. Встречали новый день. Улыбались, глядя как солнце красит бескрайнее море в цвета зари. Надеялись на счастье, любовь, длинную беспечную жизнь. А потом… Я сглотнул. Всё пропало. Надежда, радость, будущее. Нет магии, нет ничего! Мир гибнет, но мы делаем вид, что не замечаем этого.
Беспощадный ветер отогнал густой туман, оголив мёртвые острова со скелетами разрушенных жилищ. Их покрывал ковёр из округлых белых камней. Я смотрел и смотрел, но скорее догадался, чем увидел. Эти камни когда-то украшали чьи-то плечи, болтались на шеях, содержали чьи-то мысли и желания. Я закрыл глаза.
– Но так не бывает, – продолжал настаивать на своём голем. – Магическая энергия проходит через всё. Где-то её меньше, где-то больше, но её не может не быть совсем.
Я молчал. Когда рассеялся гнев, внутри осталась только пустота. Я больше не чувствовал ни тоски, ни одиночества, ни разочарования. Я умер. Оставалось лишь перевалиться через борт в чёрную безжизненную воду Стародола.
– Капитан, – крикнул Чича. – Завтра мы дойдем до приграничья, как будем перебираться на остров Божественного бутерброда? Через Таньшан или Оркариум? Я бы предложил…
Он замолчал на полуслове и уставился на топор. Потом с тревогой перевел взгляд на люк трюма.
Я никогда не бывал ни в Таньшане, ни в Оркариуме, но во мне погибло даже любопытство.
Боцман подошел ближе и положил руку на плечо.
– Месть ничего не решит, – сказал он, глядя на топор. – Его смерть не вернет Оксану и Ирину, только прожжёт клеймом твою совесть. А девочки сильные, они сами справятся.
Я удивленно повернулся к Чиче.
– Справятся? – тихо спросил я.
Он усмехнулся.
– Да я бы ни в жизнь не вышел против них, зачем мне такой позор. А кто бы вышел?
– Я бы поостерегся, – искренне проговорил архивариус. – Даже против одной из них. А уж вместе-то.
Он стоял у камбуза, пряча руки за спиной.
– Главное, чтобы они друг друга не переубивали, – заметил Оливье. – А то начнут делить твою блохастую шкуру.
Я всхлипнул, хотя мне казалось, что хихикнул.
– Правда?
– Конечно, – в один голос сказали все четверо.
Даже хранитель не добавил обычную колкость или гадость.
– Чтобы поднять настроение, предлагаю сварганить изысканный десерт А-ля Орк, – предложил он.
– Его едят орки, – переспросил я.
– Скажешь тоже! Он похож на башку орка.
– Плывем через Оркариум, – сказал я Чиче.
– Будет исполнено, капитан, – гаркнул боцман.
– Я тоже займусь делами, – проговорил Мровкуб попятившись. – Если не возражаете, подготовлю наших пленников. Они должны точно знать, что придётся делать, когда наступит время.
Я кивнул, поднимаясь.
– Топор повесь на место, – подсказал Оливье.
– Вот еще, – буркнул я. – Капитон, верни топор на пожарный стенд.
Оружие мести подпрыгнуло, отскочило от палубы, и, пролетев, легло на крюки.
– Позёр, – проворчал хранитель. – Из тебя бы получился самый надменный в тридцати мирах чародей. Ты бы даже задницу магией вытирал, если бы у тебя была сила.
– Нет, – покачал головой я, – нашел бы ей куда лучшее применение.
– Какой мудрый ответ, – похвалил голем.
Тоска чуть развеялась, уже не давя на меня заслоняющий весь белый свет громадиной. Надежда, что Ирина и Оксана вернутся, отодвинула смятение и позволила думать. Когда они выберутся из вывернутого наизнанку мира, я должен быть во всеоружии. Поймать Великого Свина, а ещё лучше – отобрать артефакт у огневика.
– Шевелись, поварёнок, – скомандовал Оливье. – Доставай мёд, муку. Понадобятся сливочное масло и яйца. Надеюсь, Чича запасся нормальными яйцами. Однажды он притащил яйца грифона?
– А почему ты не поймал Великого Свина в прошлый раз? – перебил я.
Хранитель потёр серую голову.
– Так сразу не объяснишь, – неохотно заговорил он. – Божественный бутерброд это не остров, а настоящий лабиринт построенный пьяными гоблинами из магических артефактов. Где там вход, а где выход даже архимаг не разберётся. А какие чудища рыщут! Чупакабра так, домашний котёнок, только мурлычет погромче. Правда есть одна здоровая. Так что… Поди сыщи Великого Свина, когда тебя все норовят сожрать. Я весь остров перетряс. Каждую тропку прочесал. Под каждый камень, под каждый куст заглянул.
– А может, его не существует? – предположил Евлампий.
– Есть он, – отмахнулся Оливье. – Я его видел. Издалека. Он такой…
– Какой? – не понял я.
– Возьми книгу рецептов.
Я пошарил в полке и привычно улыбнулся обложке.
– Здравствуй, дорогая.
Меня поприветствовала довольная мордочка, осветив своей улыбкой тёмную корочку книги.
– В потайной главе есть описание Свина, – нехотя сообщил хранитель, – но если кому проболтаешься, на мою помощь больше не рассчитывай!
Я сильно удивился, но все же кивнул.
– Чтобы открыть потайную главу, скажи: «Рыло у Свина белорылое, пол острова вечнозелёного рылом изрыл, вырыл и перерыл», – пробормотал Оливье.
Я, запинаясь, повторил его слова, и бумага книги рецептов вспыхнула, осветившись всеми цветами радуги. Листы зашуршали и открылись в середине фолианта. Из корешка выросли новые страницы. На них проявились буквы, сложились в слова и предложения.
– «Он открылся неожиданно, словно величайшее чудо, – прочитал я. – Мне не доводилось видеть ничего прекраснее. Бесподобное, совершенное создание,равного которому еще не творил и уже никогда не сотворит источник магии. Воплощение всех моих потаенных грёз и желаний, истинный ингредиент достойный идеального блюда. В нём безупречно слились безукоризненные пропорции, словно его вытачивал из лучшего материала обуянный поиском эталона мастер. Он источал божественный аромат, любая, даже самая изысканная, приправа могла лишь испортить это изумительное благоухание. Ох, каков он должен быть на вкус? Сколь прекрасен, бесподобен и величественен. Уже тогда я понял, что не смогу даже прикоснуться к столь необыкновенному созданию».
Пока я пытался найти нужные слова, хранитель заговорил сам.
– Я приготовил гоблинские силки, но так и не пустил их в ход. Нельзя превзойти идеал. Невозможно побороть вечность.
– Это облегчает задачу, – сообщил голем. – Великий Свин существует, да и поймать его, по всей видимости, не так сложно. Всё дело в том, что, оказывается, у тебя есть сердце.
– Зато у тебя нет! – рявкнул Оливье.
– Что? – задохнулся от возмущения Евлампий. – Да оно больше, теплее и живее, чем у тебя.
– Я поддерживаю малыша. Наврал же, что магички вернутся, хотя, кто ж оттуда вылезет, – выкрикнул хранитель.
Они продолжали орать, словно меня не существовало.
– Надежда даёт смысл жить! – завопил голем.
– Ха! На кой? Чтобы смотреть, как погибает и разрушается всё, что ты любишь?
– Прекратите! – проскрежетал я. – Хватит!
Отвернувшись от разложенных на столе продуктов, я посмотрел на висящие в креплениях ножи.
– Хочу побыть один, чтобы не видеть вас и не слышать.
– Да, пожалуйста, – согласился Оливье. – Иди в мою каюту. Возьми самый крупный из Котлов Прошедшего и одень на голову. Видишь, я даже сейчас помогаю, – шикнул он на Евлампия.
Казалось, это ещё одна дикая, злая шутка хранителя, но я всё равно пошел. Мука, сливочное масло, яйца и даже мёд вызывали приступ тошноты.
Пробежав по палубе, я ворвался в комнату, запер дверь и приблизился к столу. Голем что-то бормотал в ответ на выпады Оливье, но я не слушал. Над столешницей позвякивали семь медных котлов. В сверкающих боках отражались разбросанные по столу бумаги. А на днище чернела монограмма: нож, продетый между зубцов вилки и опоясанный витыми буквами складывающимися в надпись: «Отзвуки прошедшего». Мастер Правша, вспомнил я. Создатель чудесных вещей. Даже не подумав, как нелепо буду выглядеть, я поднял самый большой котел и надел на голову.
Все посторонние звуки, ругань моих вечных попутчиков, шум моря, треск такелажа и вой ветра в парусах сошли на нет. Заплескалась ласковая тишина, окутала темнота и окружила безмятежность, отогнав прочь давящую, звенящую безмолвием, пугающую пустоту. Я остался один. Совсем один. Будто не было навязчивого голема и бездушного хранителя. Словно я вернулся в прекрасное прошлое, когда не задумывался о том, что сказать, и не боялся кого-то потерять. В то счастливое время, когда терять было нечего. Когда источал горькое благоуханье быльник, а я всматривался в далекие горы затянутые колдовским маревом. Вдыхал пахнущий травой воздух и ни о чем не беспокоился. А рядом сидел отец, рассказывал о прошлом, о героях, которые не дали тридцати мирам развалиться на части. Облака бежали в обратную сторону. Солнце выскакивало из-за леса на западе и проваливалось на востоке. А я слушал старинные истории. Место отца занял дед. Он вспоминал, что раньше маги жили только на Бронепоясе – в Семидоле, Летающих городах, Благодатных землях, Блэк Буке, а император восседал на чёрном троне в своём плывучем дворце в самом сердце бескрайних морей Стародола. Только когда миры начали гибнуть, а потоки магической энергии мельчать, чародеи подались в Таньшан и дальше в Черную империю.
Звёзды сменялись голубым небом. Ветер прижимал к земле длинные косы травы. Рядом со мной примостился прадед. Он сказывал, как славно жили в далёкие времена, когда всем заправлял Властелин. Когда колдуны не творили, что хотели, а подчинялись его воле.
Я слушал, и их рассказы оживали, выплывали из недр памяти, а затылок буравил настороженный взгляд. Обернувшись, я посмотрел на вершину холма. У низкорослой скрюченной берёзы стоял шаман. Он всегда был рядом, понял я. При прадеде, деде и отце, даже раньше, во все времена. Я почти разгадал загадку, понял что-то давно мучавшее, но колокольный звон не дал зацепиться за правильную мысль. Земля задрожала, затряслось даже небо. Я почувствовал, что волос касается металлический бок котла, и снял его с головы.
– Я же говорил…
– Это не видения! – ворчал Оливье.
– Самый настоящий морок! – ревел в ответ голем.
– Нет! Всего лишь забытые воспоминания!
Я встряхнул волосами, оглядываясь. Громадное, накрытое шкурой, кресло за спиной. Не помню, как в него сел. Уродливая голова чупакабры завалилась за спинку, а потерявший цвета витраж заполнила кромешная тьма. Я отвернулся.
– Долго же ты сидел, – обеспокоенно заметил Евлампий.
– Что со мной было? – уточнил я.
– Вспомнил, то, что забыл, – объяснил хранитель.
– Остальные зачем? – махнул я в сторону котлов.
– За тем же. В маленькие можно смотреть или слушать. По-разному.
Я с трудом поднялся. В голове шумело. Мысли наскакивали друг на друга, не собираясь в стройные ряды.
– Пойду, посплю. Ничего не соображаю.
– Запутался? – заботливо переспросил Оливье. – Эка невидаль. Должен был уже привыкнуть. Пройдёт. Отдохни. Вот видишь, – добавил он, обращаясь к голему. – Я могу быть внимательным и добрым.
– Не похоже, – хмыкнул Евлампий.
Они препирались, но я не разбирал слов и заснул, как только голова коснулась подушки. Снились Оксана и Ирина. Мы бегали по заросшему быльником холму и бросались репейником.
Глава 12. Вторая охота
Дни текли незаметно. Протиснувшись сквозь узкий переход со светящейся водой, мы вырвались в ослепительно сияющий мир. Синее-синее, высокое-высокое небо. Яркое, желтое-желтое солнце. Непохоже на мир бестолковых орков, не правда ли? А когда мы проплывали мимо странных островов, уходящих вверх широкими ступенями, украшенными грозными серыми статуями, я и вовсе засомневался, что здесь могут обитать самые безмозглые существа в тридцати мирах. Чуть не сказал вслух, но слушать заумствования голема и набившие оскомину шуточки Оливье не было никакого желания.
Всё свободное время я проводил с котлом на голове. Евлампий ворчал, что я пристрастился и не могу побороть новую зависимость. Хранитель только ржал, и разглагольствовал о том, что медный головной убор мне очень идёт. С боцманом и хранителем мы почти не общались. Чича занимался навигацией и управлением кораблем, а Мровкуб все время пропадал в трюме вместе с поборниками.
Через четыре дня мы пересекли Оркариум. Я вышел на палубу и смотрел за перемещением. Пропало небо. Мигнула чернота со звездами. Исчезла под пульсацию воздушного кристалла на мачте. Корабль затрясло, подняло, повернуло и бухнуло обратно в воду. Вернулось небо, солнце, и море.
Я вздохнул и пошел обратно в каюту. Оказывается, к чудесам тоже привыкаешь. То, что еще недавно вызывало бурный восторг, превратилось в скучную обыденность.
– Подождите, юноша!
Я нехотя остановился, думая только про медный котёл.
– Поборники помогут нам достать артефакт, чтобы освободиться, но они никогда не ступят на проклятый остров.
Я безразлично пожал плечами.
– Вы недопонимаете, юноша. Божественный бутерброд – совершенно неизученная земля. Как говорят маги Императорского университета исследований: «Туда суются только за славой и вечным покоем», – попытался вразумить архивариус.
Я обернулся. Мровкуб озабоченно хмурился, в нетерпении притопывая ногой.
– Сдрейфил, – хмыкнул Оливье.
– Вы хотите сказать, что не справитесь с нашей защитой в одиночку? – уточнил Евлампий.
Архивариус потупился.
– Вы не понимаете. Я уже допустил промашку на Перевёрнутом маяке, как говорил один прославленный архимаг: «Стопроцентную гарантию не даст даже источник магии». А уж я… Я подпустил к юноше поборника с удавкой. А ведь должен был предусмотреть, что опытные убийцы расставят ловушку. Пока одни отвлекают, другие нападают. Если бы не гремлин, мы бы проиграли то сражение. Вот только Капитон не вытащит юношу с острова Божественного бутерброда.
– Не смогу, – подтвердил раскатистый голос гремлина.
Я снова пожал плечами. Какая разница – сможет, не сможет. Меня ждёт медный котёл.
– Вы не беспокоитесь о собственной безопасности? – удивился Мровкуб. – Мне казалось, что вы не из тех, кто пренебрегает своей… – он запнулся.
– Шкурой, – подсказал хранитель. – Только сведения устарели. Малыш больше не хочет долго и счастливо жить в окружении жены и десятка щенков, а собирается глупо погибнуть в самом опасном мире.
Я поджал губы, но поскольку архивариус не слышал Оливье, говорить ничего не стал.
– А вы окружите Люсьена чарами защиты, – предложил Евлампий.
– Я просчитал различные вероятности будущих событий…
– Заткнитесь! Заткнитесь все! – так сильно завопил хранитель, что я даже не услышал рассуждений Мровкуба. – У меня есть почти неразрушаемая клетка. Ставим её на колеса, садимся внутрь и погнали, думаю, этот безрукий гомункул сможет нас прокатить.
Голем передал слова Оливье, опустив оскорбление, и архивариус с радостью согласился.
– Потрясающий способ! – похвалил он. – Я обеспечу магическую тягу.
– А я проложу кротчайший маршрут, – пообещал хранитель. – Чтобы вы без меня делали? Всё за вас придумал и подготовил.
– Давайте собираться, – предложил Евлампий. – У нас всего пару часов до острова.
Мровкуб заковылял прочь, а я вернулся в капитанские апартаменты. Когда мы остались одни, Оливье зло гаркнул:
– На одной цепи? Да? На одной цепи, я тебя спрашиваю?
Я нехотя кивнул.
– Хочешь покончить жизнь самоубийством, головастик недоношенный? Тогда дождись, когда мы добудем артефакт и избавимся от твоего бренного тела. Меньше всего на свете я хочу провести свою бесконечную жизнь, болтаясь на шее мертвого оборотня.
– Поддерживаю, – проворчал голем. – Нельзя добровольно расставаться с жизнью, если от этого должны страдать другие. Обещай!
Я вздохнул и снова кивнул.
– Не так, – взвился хранитель. – Как следует!
– Клянусь найти артефакт и освободить вас обоих, – проворчал я.
– Так-то лучше, самоубивец горемычный, – недовольно бросил Оливье. – Теперь лезь в правую стойку, подготовим гоблинские силки.
– Их сделали гоблины? – механически спросил я.
– Нет, сковорода дырявая! – отрезал хранитель. – Их сделали, чтобы ловить гоблинов.
Я подошёл к шкафу.
– Внизу, выдвигай ящик, – скомандовал Оливье.
– Зачем ловить гоблинов? – удивился Евлампий. – Они же не звери, а разумные существа.
– Вот только почти все из них блёклые, – отмахнулся хранитель. – А тех, кто не обладает магией, чародеи за разумных не считают.
– Это преувеличение, – в своей обычной манере парировал голем.
Я же с тоской оглянулся на медный котел. Захотелось водрузить его на голову, чтобы больше не слышать их ругани, но вместо этого, я встряхнул желтое перо. Проглядывать последние объявления в платной рубрике стало моим главным развлечением и самой глупой из привычек. Не найдя ничего интересного, я спрятал подписку в невидимую сумку.
– Чего застыл? – рявкнул Оливье. – Тащи трос!
Я вытянул из ящика веревочную бухту. С краёв свисали тяжелые металлические грузики, а в плетение закрутилась разноцветная проволока с крючками.
– А ты! – удовлетворившись моей работой, переключился на Евлампия хранитель. – Самый наивный из всех неотесанных камней. Пятьдесят пять лет прожить с волшебниками и не понять, что они за народ. Говорят одно, а делают другое. На словах у них все равны, вот только сами чародеи всегда ровнее всех остальных. Гоблины у магов лживые и коварные. Ха! Они лишь упорно хранят свои традиции, не желая превращаться в рабов. Какой миф еще развенчать?
Голем с шумом набрал воздух, но Оливье не дал ему сказать ни слова.
– Орки? Лучшие в тридцати мирах воины, и почти все блёклые. Их жрецы способны воодушевлять бойцов перед битвой и ставить тотем на поле брани. Вот и все чудеса! И что же, когда колдунам понадобилась их земля, орки вдруг стали самыми тупыми в тридцати мирах. Вот скажи мне, валун, ты видел острова идолов, которые опоясывают весь Оркариум? Могли такое построить идиоты? Молчишь! Конечно, нет. Магам нужен был повод, чтобы влезть в страну орков, якобы помочь. Что не так? Язык свой каменный проглотил?
Хранитель тяжело вдохнул.
– Забыл, кому твои дорогие маги еще помогли установить закон и порядок, вытянули из варварства? Могу напомнить. О гордых сидах, поди, уж никто и не помнит. Да? А они еще недавно жили в так называемой Чёрной империи, а когда земля понадобилась волшебникам, благородно исчезли.
– Черная империя раньше находилась в Стародоле, – сказал я.
– Точно, – крикнул Оливье. – Даже этот бестолковый знает! А! Что с тобой разговаривать, тебе бы только хранителей с поглотителями обвинять во всех бедах. Да магическую энергию хавать. А ты чего стоишь, подгребун окаянный? – взорвался он. – Разматывай силки!
Я сел на край кровати, подтянув к себе бухту. Потянул за верёвку и сразу же наделся на крючок, болезненно вскрикнув.
Евлампий обиженно молчал, а хранитель продолжал распекать меня.
– Надень перчатки, бестолочь, – причитал он, но я снова зацепился. – А! Вообще не трогай, так отнесем.
Обрадовавшись, что не надо ковыряться с силками, я развалился на кровати.
– Ты чего? – удивился Оливье. – Пошли клетку готовить!
Очень хотелось послать его куда подальше, но данную клятву обратно не заберёшь. Поднявшись, я побрёл на палубу.
С нашей экипировкой пришлось повозиться. Мало того, что тяжелую клетку вытаскивали из трюма по частям, иначе она застревала в люке. Так её потом ещё надо было собрать обратно. Зафиксировать стенки и дверь. Привязать силки. Закрепить широкие колеса с особыми зацепами. За два часа работы под непрекращающиеся вопли хранителя, я так вымотался, что будущий поход казался последним в жизни. Еле доперев тяжелый мешок с эльфийскими желудями, я с трудом сгрузил его на пол клетки и вздохнул.
– Земля! Земля! – оповестил Чича с мостика.
– Вот и приплыли, – потёр руки Оливье. – Если бы я не торопил, так бы и возились до праздника урожая.
Я по инерции кивнул.
– Подойдем поближе, загрузимся в клетку, и пусть нас гремлин прямо в ней и переносит, – предложил незаметно подошедший архивариус.
Я схватился за голову, чтобы снова не кивнуть. Надо взять себя в руки. Остров Божественного бутерброда это не Тролляндия. Он только издалека похож на тропический рай.
– Чича, подведи нас ближе к берегу, – попросил я.
Вроде не громко, но боцман услышал.
– Так точно, капитан!
– Что, ожил, блохастый? – переспросил хранитель.
– Сам ты блохастый, – сквозь зубы проворчал я.
– О как, огрызается, – удивился Оливье. – Почаще работать надо, так и с жизнью расставаться передумаешь.
– Безделье вносит разлад в любое плохо организованное существо, – важно добавил голем.
Я не слушал, зачарованно разглядывая остров. В прошлый раз видел его только издалека, но вблизи он производил ещё большее впечатление. Вздымался над головой как огромный дом. Нижний этаж занимали лианы, гибкие стволы переплетались с корнями следующего слоя земли. Над толщей камней, кустов и травы поднимался новый этаж, за ним ещё один и еще, пока цветущие ярусы не перекрывали голубое небо. Испугавшись шхуны, гарцующие среди деревьев рогачи, похожие на оленей в лохматых шубах, скрылись в чащах.
– Надо все еще раз обсудить, чтобы установить, как будем действовать. Юноша, думаю…
– Довольно! – закричал хранитель. – Капитошка, кидай всех в конуру и на берег!
Я не успел вмешаться, как гремлин подхватил нас с Мровкубом и сунул в клетку. Волшебная сила захлопнула решетчатую дверь и понесла нас в сторону суши. Божественный остров заманивал яркими цветами и сочными изумрудными листьями. Заросшие джунглями скалы распахнули дружелюбные объятия. И я всё никак не мог поверить, что среди такой красоты нас поджидают невидимые опасности.
Клетка впорхнула под заросли перевитых плющом лиан, разметав крупные толстые листья, и приземлилась, ударившись колесами об твердую почву.
– Поехали! – скомандовал Оливье.
Я с тревогой огляделся.
– Чего молчишь? Передавай приказ! Гомункул не гремлин, он меня не слышит! – буйствовал хранитель. – Нам в самый центр и низ острова.
– Давайте двигаться, – предложил я. – Оставаться на месте опасно.
– Да, да, вы правы, юноша, – пришел в себя архивариус. – Как говорил королевский скороход Таньшана: «Кто спешит, даже от смерти убежит», хотя умер он очень рано…
Мровкуб скрестил руки на груди, а потом резко взмахнул ими, отталкиваясь от невидимой преграды. Клетка со скрипом сдвинулась. Колеса медленно вращались, втыкаясь зацепами в скрытый травой грунт.
Со свисающих до земли ветвей, облепленных огромными оранжевыми цветами, за нами наблюдали маленькие красные глазки. Их россыпи злобно зыркали из-за листьев пока опасливо, но уж слишком плотоядно. Скоро голод победит осторожность, и они попробуют решетку на прочность. Надеюсь, у них не хватит сил.
– Кто это? – прошептал я.
– А! – отмахнулся Оливье. – Живоеды.
Они что любят только свежатину или очень-очень быстро лопают? Уточнять, чтобы не подвела пресловутая храбрость, я не стал, и на всякий случай отодвинулся подальше от решеток.
Затихшие при нашем незваном появлении джунгли оживали. В зарослях ревели и рычали пока ещё невидимые звери. Хрустели, трещали и стрекотали мелкие букашки. А безобидные, по мнению хранителя, живоеды решили познакомиться поближе и вытянули к нам толстые, гибкие ветви. На концах извивающихся отростков, под красными глазками причмокивали слюнявые пасти.
– Ты говорил «А»? Это не «А». Это «Аааа…»! – затараторил я.
– Жуткий оборотень напугался стебельков? Они нам не навредят, – бросил Оливье.
– У них мягкие зубы, – поддержал голем. – Закаленный металл, усиленный обороняющими заклятьями, ни в жизнь не перекусят.
– Да? – взвизгнул я, когда одна из лиан вцепилась в крышу повозки и обняла склизкой пастью железные прутья. – Мне сразу полегчало, – пробормотал я, отвернувшись от сочащегося густого сока.
– Берите пример с Семисветских стражей заката, – посоветовал, не переставая махать руками архивариус. – Они говорили, что: «Самая достойная храбрость ничто, по сравнению со спокойствием и уверенностью!».
– И где они сейчас? – всё еще хмурясь, уточнил я.
– Погибли во время стодневного прилива.
– Зато спокойно и с уверенностью, – пробормотал я.
Клетка катила через заросли, и даже самые прилипучие лианы соскальзывали с прутьев, чмокая слюнявыми пастями на прощание. Будто отправляли воздушные поцелуи, надеясь на скорую встречу. Не добравшись до нас сверху, живоеды не бросили попыток полакомиться законной добычей и, спрятав гибкие ветви, полезли снизу. Из земли выскакивали узловатые корни, расправляли кривые отростки и хватились за днище и колеса, но тележка с отвратительным хрустом давила их, разбрызгивая липкий сок.
– Не зевай! За синим камнем, поворачивай направо, – приказал хранитель.
Я крикнул Мровкубу и клетка, качнувшись, заваливаясь на бок, свернула в чащу, чиркнув прутьями по тому самому сияющему кристаллу.
– Держим курс! – радостно заметил Оливье. – Малыш, готовь силки, мы должны быть во всеоружии.
– Простите, – пробормотал я, обползая архивариуса.
– Хватайся за концы верёвки и просовывай внутрь клетки, – подсказал хранитель. – Видишь внизу маленький рычажок? Хорошо, значит, глаза на месте. Я уж думал, от страха вывалились. Не шипи, юнга. Шторм совсем близко. Пихай их в отверстие и придавливай рычажком. Как следует!
– Готово, – отозвался я, защелкнув механизм.
– Теперь сверху отпусти. Подтяни здесь. Да не там, томпондранова требуха! Тут, да. Ага. Ослабь. Подтащи. Лапы, как у багамота, кривые и обе левые, – Оливье сдавленно крякнул. – Клади свои загребущие хваталки на верёвку. Чуешь, как дрожит? Прям как ты от страха. Вспоминай всё, что я писал в книге рецептов. Надо настроить силки на Великого Свина.
– Величайшее чудо, – прошептал я. – Прекрасный, бесподобный, совершенный. Что-то там еще про грезы и желания. Вкусный еще вроде очень.
– Про себя бормочи, слизняк пупырчатый, – приказал хранитель. – И глаза закрой, чтобы лучше представлялось.
Я пытался вспомнить, что Оливье понаписал в потаённой главе. Какие-то эталоны и пропорции. Что-то про благоухание. Я вздохнул. По мне так полная ерунда. Главное в свинье – это мясо. Мне представилась дышащая жаром, расточающая божественный аромат, только что приготовленная рулька. Такая аппетитная, что невозможно найти слов, да они и не нужны. Её надо пробовать, кусать, пережевывать, наслаждаться каждым мгновением. Я сглотнул. Желудок предупредительно заурчал, а голем удивленно охнул.
Я открыл глаза. Веревка светилась неярким жёлтым сиянием.
– Бей в рынду, – весело сообщил Оливье. – Сдвинешь рычаг и свинёнок наш. Силки накинутся, как левиафан на фею.
– Но он же… – потрясенно протянул Евлампий.
– Удавочка самонаводящаяся, – рассмеялся хранитель. – Представляешь на кого набросить, и все дела. Уж чего-чего, а воображения у малыша хоть отбавляй. Мне его выкрутасы в пузыре до сих пор мерещатся. Упс! Чуть не пропустили! Давай за тем синим деревом направо.
Я передал команду.
– Да мы же так обратно вернемся, – запричитал голем.
Я тоже прикинул количество поворотов и едва не согласился с Евлампием. Клетка снова наклонилась, чуть сильнее, чем в прошлый раз, и, на двух колесах ушла вправо. Мы пролетели под ядовито синими ветками и покатили под склон. Листья хлопьями кидались наперерез, забивая решетку. Сбоку прошмыгнула тёмная, размазанная тень, огласив окрестности голодным рыком.
– Чупакабра пожаловала, – цокнул языком Оливье. – Не трясись, побесится и отстанет. Мы в её меню сегодня не вписаны.
Черная бестия бежала рядом с повозкой, обнюхивая на ходу железные прутья и облепленные грязью колеса. Раздвоенный язык метался туда-сюда. Четыре глаза шарили по решетке, а с оскаленных клыков срывались хлопья пены. Забив хвостом, она клацнула зубами по зачарованным прутьям, взвыла и оскорблённо чихнув, отскочила в сторону, растворившись в зарослях.
– За кустами с голубыми цветами, еще раз направо, – сообщил хранитель.
Мы снова повернули. Клетка накренилась, провалившись в мягкое покрывало мха и ушла под землю. Проскочила грязную жижу с камнями и вывалилась на другой слой. Колёса бухнулись об твердую почву, а зацепившаяся за прутья трава повисла вдоль бортов. От удара я прикусил язык. Голем ухнул и заскрипел прижатыми друг к другу камнями.
– Не останавливаемся! – предупредил Оливье, но прекративший махать руками Мровкуб и без напоминания взялся за дело.
Мы покатили дальше. Над головой, вместо зарослей лиан, нависали корни деревьев. Потемнело. Я едва различал дорогу, щурясь на стелящиеся под колёса кусты и мерцающие тусклым светом папоротники. Оно и хорошо. Лучше уж не видеть, что за злобная живность обитает на этом слое Божественного острова. В темноте подвывали и стонали неведомые твари. А одно бледное, вонючее страшилище, жадно щелкая покрасневшими жвалами, бросилось на вспыхнувшую пламенем клетку и, захныкав, отскочило, оставив на прутьях дымящийся след.
Я вздрагивал от любого шума, а мои попутчики будто и не замечали многочисленных врагов. Архивариус, не зная усталости, крутил руками. Голем сосредоточенно молчал, а хранитель не затыкался ни на мгновение.