– Приманивает, – усмехнулся хранитель.
Я подобрался поближе, но лезть к пещере не стал. Мне же нужно отвлечь чудище, а не накормить. Я перебежал к следующему камню, но только высунул голову, как огневик вспыхнул. Волна удушающего жара сбила с ног, опалив и ослепив. Я зажмурился, но в глазах всё равно бегали яркие пятна. Только забившись под валун, и проморгавшись, я различил покрытые сажей руки. Ещё мгновение и от меня бы осталась горстка пепла. Прикрываясь ладонью, я заглянул за камень. Огневик вздымался над тропой, почти закрыв собой гору. Огненные вихри кружились над головами, по спине метались переливающиеся протуберанцы. Волны густого серого дыма стелились по земле. Он вытянул шеи, шевеля обугленной мордой, будто принюхивался. Из пасти выстрелила ревущая струя пламени и пронеслась в метре от моего укрытия. Я тут же спрятался. От жуткого жара пересохшая кожа на лице и руках так натянулась, что была готова лопнуть. Редкие деревья и кусты, жавшиеся к горе, почернели, сбросив обугленные листья. Голые стволы дымились.
– Что теперь, умник? – захрипел Оливье.
– Пора отступать, – без тени сомнения сообщил голем.
– Не тебя спрашивал, – разозлился хранитель.
Я на слова не разменивался. То ли старый поборник действительно заразил меня храбростью, то ли очень хотелось доказать ждущим меня волшебницам, что я их достоин, или нападение саблезуба, не оставившее на мне никакого следа, подталкивало к безрассудству, но я вскочил на ноги и бросился через тропу.
Евлампий ахнул, а огневик вздулся так, что лизнул огнём стеклянную сферу над головой. От нестерпимого жара оплавились валуны у пещеры, скособочившись, как перегоревшие свечи, а из-за яростного треска и шипения рассерженного пламени заложило уши.
Через несколько перебежек, нечем было дышать. Пережаренный воздух не лез в легкие. Пересохшие глаза отказывались смотреть. До разогретых валунов страшно было дотронуться. Где же архивариус?
Спрятавшись за очередную глыбу, я с надеждой взглянул в начало тропы, но в дрожащем мареве так никто и не появился. Зато по другую сторону стекла застыли исполинские фигуры колдунов. Я даже забыл об огневике. Поборники возвышались монументальными громадинами, как горы в Тринадцатом Тёмном Объединенном мире. В их бородах я бы заблудился и потерялся навсегда. Они держались за руки и что-то сосредоточенно шептали. Лица светились мертвенно-синим. Я зазевался и пропустил выпад чудовища. Огненное щупальце с грохотом врезалось в мой валун. Камень раскололся, а меня выбросило на открытый пятачок.
– Уматывай! – заголосил Оливье.
Я попытался применить обратную походку, но то ли танцевать лёжа на земле могут лишь очень талантливые танцоры, то ли древнее чудовище и правда разобралось в моих хитростях и не давало нырнуть в прошлое. Я бездарно барахтался в пыли, а над моей головой вспыхнул новый пламенный отросток, и с рёвом понёсся вниз. Тут то и появился Мровкуб. Огневик отвлёкся, и только поэтому я успел откатиться в сторону и заползти за новое укрытие, прежде чем пылающее щупальце обрушилось на землю. Камни задрожали, но архивариус невозмутимо шел по еще уцелевшей тропе, таща за собой упирающегося Свина. Тот испуганно хрюкал и вырывал голову из верёвочной петли.
Чудовище выжидательно сжалось. Воющие потоки огня опали. Втянулись длинные отростки пламени. Даже дымные лапы подтаяли, оголив прогоревшую под огневиком землю.
– Сработает? – жуя губу, пробормотал хранитель.
Голем напряженно молчал. Позабыв даже про любимую магическую чепуху.
– Быстро ко мне, юноша, – крикнул Мровкуб.
Я выскочил из-за камня, пристроившись к процессии. Свин измождённо визжал, но уже не сопротивлялся, понуро повесив голову и обречено переступая ногами.
Архивариус остановился.
– Готовьтесь, – тихо сказал он. – По моей команде, бегите кругом и пробирайтесь в пещеру.
Я кивнул, выдохнув раскаленный воздух.
Мровкуб дёрнул за верёвку, заставив Свина скакнуть вперёд, и безжалостно пнул сапогом. Взвизгнув, лохматый поросенок засеменил по тропе, неловко перебирая ногами.
Огневик сдулся, увлечённо присматриваясь к новой жертве. Пламенные протуберанцы всё сильнее раскручивались над его головой, а внутри чудовища нарастал плотоядный рокот. Я пятился, отходя к валунам, когда огневик вспыхнул ярче прежнего. Выстрелившие щупальца моментально опутали Свина. Тропинку затянула стена дыма, а сверху накатил пламенный вал. По ушам резануло истошное хрюканье, но его быстро заглушил треск и буйный гул пожара.
Архивариус застыл с пустым взглядом, только дергалась рука, которую он всё норовил поднять.
– От чар сосредоточенности ни в коем случае нельзя отвлекать, – шепотом пояснил Евлампий. – Есть потерять контроль…
Огневик взвыл, обрушивая новые и новые потоки огня на свою жертву. Его безмерно удивляло, что крошечный комок плоти никак не сгорает в безжалостном жаре, а я думал, как гордо вручу Ирине артефакт. Чтобы закрепить успех и поверить в себя, мне нужна ещё одна победа.
От головы архивариуса к гудящему костру тянулись полупрозрачные струйки светящегося газа. Они бы так и остались невидимыми, если бы не нагретый воздух. В раскалённом мареве, чары сосредоточенности сверкали всеми цветами радуги. Облепляли волнующееся пламя, окружали, окутывали. Теперь и я понимал, что со мной что-то не так. Это же самая настоящая магия. Прежде я не видел заклятья.
Мровкуб позволил дёргающейся руке подняться, и я бросился за валуны, огибая озверевший клубок огня. Оставив за спиной утробный вой, я перебрался через оплавленные камни и выскочил на тропинку. Без огневика и его сполохов, пещера погрузилась во мрак. Я осторожно наступал на зализанные пламенем камни, спускаясь в темноту. Медленно проступали стены и нависал гладкий свод потолка. В центре пещеры, застывший волнами пол вздымался закрученным уступом. На нём, приглядевшись, я различил грубо обтесанный ларец. Подошёл ближе, и с трепетом положил ладонь на резную крышку.
– Солнце, встающее над волнами! – заворожено прошептал Оливье.
– Заклятья развеяны, – в тон ему добавил голем.
У меня задрожали руки. То, зачем я так долго охотился, наконец-то моё. Я могу увидеть чудесный артефакт. Подавив вопли радости, я распахнул крышку, запустил пальцы в ларец и вытащил маленькое зеркало на ручке. Вот так и разочаровываются в чудесах. Великий артефакт всего лишь обычная безделушка! Я повертел его, и зеркало, вспучившись, вылезло острыми гранями из оправы, а пульсации света разогнали тьму подземелья.
Я сглотнул, пробормотав:
– Как им пользоваться?
– Прикоснись… – начал хранитель.
– Нет! – закричал Евлампий. – Не делай этого! Надо…
– Давай! – завопил Оливье, перекрывая голема.
Я усмехнулся в ответ. Слишком долго я ждал этой минуты, чтобы отступать. Пора избавиться от попутчиков раз и навсегда.
– Ты не понял…
Перевернув зеркало, я звякнул кристаллом по цепи. Она завибрировала, так что дрожь передалась мне, соскользнув с шеи и скатившись по рукам до кончиков пальцев. Щелкнул замок, я впервые в жизни сделал глубокий вдох, и ошейник упал, звонко дзынькнув об камни. Я схватился за шею, растирая загрубевшую кожу. Какое восхитительное ощущение. Ничего не давит. Не врезается в горло. Не мешает. Мне ещё никогда не было лучше. Неужели так будет всегда?
– Берегись! – заверещал Евлампий.
Минуты счастья не длятся вечно. Я уже хотел попрощаться и, наконец, стряхнуть его со своего плеча, когда живот резануло болью. Кровь закипела, и я с воплем согнулся. В висках гремели кузнечные молоты. Кожа трескалась на спине. Суставы выворачивало. Тело раздувало.
Задергавшись, я рухнул на пол. Из пальцев вытянулись длинные когти, а челюсть раздвинули здоровенные клыки. Я сдавленно скулил, подёргиваясь и царапая камни.
– Волчонок! Волчонок! Волчонок! – безостановочно вопил Оливье.
Предатель! Он так долго ждал, чтобы снова попытаться влезть в моё тело? Что же пусть забирается, я щедро поделюсь с ним невыносимой болью. Для меня одного её слишком много. Глаза вылезали из орбит. Рыча, я прикусил язык и давился рвущимся рычанием. Спина выгнулась, заставляя встать на четвереньки, но ноги не разгибались, чиркая когтями по полу. Внутренности жгло огнём, будто в меня вселился огневик. И это свобода?
– Волчонок! Волчонок! Волчонок!
Рядом проскользнула едва различимая тень. Я заводил заострившимися ушами. Вскочил, но тут же рухнул на колени и, завывая, распластался на камнях. Тело не слушалось. Горело, лопалось от боли, корчилось в муках, но не желало подчиняться моей воле.
– Надень его обратно, – прилетел далёкий, как из глубокого колодца, голос Евлампия.
– Волчонок? Почему же не сработало? – скулил хранитель.
Я зашарил рукой. Цепь вываливалась из согнутых пальцев. Перекручивалась, цеплялась за когти. Подтянув к себе, я коснулся её лбом. Не хочу совать голову в проклятый ошейник. Лучше умереть от боли, чем снова так жить.
– Не-е-т, – прорычал я.
– Тебе надо научиться контролировать себя, – крикнул Оливье.
Я до хруста сжал пальцы. Не хочу! Не хочу! Не хочу! От спазмов свело челюсть, так что я уже не мог выдавить ни звука, иначе заорал бы на всю пещеру.
– У тебя всё получится, только позже, – пообещал Евлампий.
Я задёргался. Когда позже? Не будет никакого потом. Есть только здесь и сейчас. Пусть меня разорвёт в клочья, но я умру свободным, а не цепным псом. Не хочу чувствовать под горлом заколдованный металл. Больше никогда, ни за что. Судьба не даёт второго шанса. Я должен победить немедленно. Прямо в эту секунду.
– А как же Ирина? – пробормотал голем.
– А Оксана, – хмуро добавил Оливье.
У меня всё же вырвался хриплый вой. Я сжался, скуля, сдвинул руку и, ненавидя предательскую слабость, прислонил чёрную цепь к шее. Замок громогласно щёлкнул, и ошейник мстительно впился в кадык.
– Надо что-то съесть, – посоветовал голем.
– Может, от Великого Свина что-то осталось, – серьезно проговорил хранитель.
Вспомнив о вяленом мясе, я запустил трясущуюся руку в карман и достал утренние объедки. С яростью впился в них зубами. Сквозь слёзы, заглатывая жесткую солонину.
Свобода нам только снится, но просыпаемся мы с удавкой на шее. Обнадёживаем себя, что потом всё получится, и с трепетом уповаем на завтрашний день. Но так было раньше. А теперь, с каждым новым укусом, с каждым проскочившим в горло куском, я всегда буду чувствовать проклятую цепь, забравшую неповторимый миг свободы.
Втянулись клыки и когти. Сдулись мышцы. Я даже смог подняться, качаясь на подгибающихся ногах.
– Надо торопиться! – крикнул Евлампий.
Плечи опали, и я повернул голову. Голема на плече не было. Он примостился рядом на полу, такой же крошечный, как раньше. Я резко обернулся в другую сторону. Хранитель остался на своём месте. Из побледневшего тельца торчала совершенно белая шерсть, а в красных глазах, я не поверил, стояли слезы.
– Что уставился? – зло гаркнул он и отвернулся.
Его надежды тоже рухнули. Я даже не обижался на его предательство. Мы оба потерпели крах, так какие могут быть претензии.
– Нам надо торопиться, – повторил Евлампий. – Мровкуб забрал артефакт. Давай поскорее уберёмся из шара, пока про нас не вспомнил огневик.
Я поднялся, механически дожевывая остатки мяса. Голем зацепился за рукав мантии, болтаясь на нем, как нелепая брошь. Я подобрался к выходу, осторожно выглянув из пещеры. Комок огня, то поднимаясь, то опадая, яростно набрасывался на целого и невредимого Свина. Я осторожно вышел на тропу и свернул, протиснувшись между оплывших валунов.
– Быстрее! – бубнил голем.
Я перешёл на бег. Главное ни о чём не думать. Я снова проиграл, в очередной раз. Неужели это так удивительно? Разогнавшись, я безбоязненно прыгнул на стекло. Страх покинул меня окончательно. Ведь нет ничего страшнее разрушенной мечты.
После страшной жарищи внутри шара, показалось, что в трюме началась зима. Я даже сжал руки на груди, прикрывая плечи. Меня трясло от холода или от разочарования? Оглядевшись, я с облегчением понял, что все на месте. Поборники так и сидели вокруг хрустальной сферы, а архивариус стоял рядом, ошалело разглядывая символ свободы. Он нервно облизывал губы, бормоча что-то нечленораздельное.
– Зачем вы взяли артефакт? – строго спросил Евлампий.
– Испугался, – встревоженно ответил Мровкуб. – Я же не думал, что… Что он! Зачем же вы так, юноша?
– Отдайте! – сказал я.
Архивариус скривился, но всё же протянул мне символ свободы.
– Да, да, конечно, – затараторил он. – Мне надо побыть одному. Я отдал слишком много сил. У меня почти не осталось энергии, я смертельно, смертельно устал.
Возвратив артефакт, он попятился к лестнице и, неуклюже цепляясь за перекладины, полез наверх.
– Что теперь с нами будет? – спросил Амос.
Я уставился в его блёклые глаза, не понимая, что он хочет услышать.
– Ничего, – вместо меня ответил голем. – Можете быть свободны.
Старый поборник приподнялся, и, опираясь руками об пол, подполз ко мне.
– Я прыгну за борт, только отпусти остальных, – предложил он.
В его бесцветном голосе собралось столько тоски и решимости, что меня передёрнуло.
– Противно, – горестно протянул Амос. – А знаешь, каково мне? Ты уничтожил меня, щенок. Растоптал, смешал с грязью и мусором. Я добровольно помогал тебе. Я предал все свои идеалы. Понимаешь, каково это? – он бешено заскрипел зубами. – Вся моя жизнь прошла зря. Всё, во что я верил, ты стёр одним движением руки. Я больше не существую.
Он склонил голову.
– А я простил, – втянув побольше прохладного воздуха, произнес я. – Ирина и Оксана живы. Их ты не смог убить. Поэтому, я не держу на тебя зла.
Я наклонился, коснувшись артефактом ошейника. Цепь развалилась пополам, упав на пол, и поборник испуганно отшвырнул её прочь.
– Я не уничтожал тебя. Не топтал. Не мешал с грязью. Знаешь, почему?
Амос поднял на меня мутные глаза.
– Ты безразличен мне, – ответил я на его взгляд.
Сам не знаю, откуда взялись эти слова. Спокойные, но грозные. Словно лишающие высшей милости. Во мне снова что-то изменилось. Может, я не могу обрести свободу сам, но могу раздать её другим?
– Я даже не забирал твою храбрость, – продолжил я. – Ты отдал её сам. Из-за трусости и мелочности. Потому что никогда не получал должного отпора. А может, её у тебя никогда и не было. Уходите!
Я прошёл вокруг лежащего на полу хрустального шара, по очереди освобождая поборников. Ни один не посмел посмотреть на меня. Только Амос встал и, пригибаясь на нетвердых ногах, начертил в воздухе засветившийся прямоугольник.
– Пропустить? – раздался в голове голос гремлина.
– На все четыре стороны, – разрешил я и, запинаясь, добавил. – Они свободны!
– Правильное решение, – смущенно, словно боясь давать совет, заметил Евлампий.
Скрюченный хранитель не произнёс ни звука. Он так и сидел, сжавшись и отвернувшись ото всех. Только болезненно вздрогнул от моих последних слов.
Поборники друг за другом вошли в открывшийся проход и исчезли. Задержался лишь Амос. Он нерешительно застыл у портала, но так и не смог заставить себя посмотреть мне в глаза.
– Я никогда больше не хочу тебя видеть, – разглядывая пол, проговорил он, – но никогда-никогда не забуду.
С трудом выговорив последние слова, он сделал шаг и растворился в мутном сиянии. Проход мигнул и исчез.
– Предыдущего я не пропустил, – громко заявил Капитон, когда портал исчез.
– Кого? – не понял я.
– Вы зовете его Мровкубом или гомункулом. Он пытался переместиться, но я не позволил. Не мог связаться с вами, пока вы были внутри шара.
– Спасибо, – искренне проговорил я.
– Не стоит. Это моя работа.
– А ты был прав, наш гомункул – предатель, – глухо проговорил я.
Оливье издал непонятный звук, но всё же ответил.
– Уже не важно. Ты вступил на новый путь, а я тебе помог, – он мотнул головой. – Тысяча горбатых моллюсков! Я привел тебя за ручку, дал пинка для скорости, заставил, проклятый ты…
Хранитель не смог договорить, захлебнувшись жутким кашлем.
Глава 14. Прибытие в Черногорск
Я уже второй час сидел на кухне, неистово опустошая наши запасы продовольствия. Евлампий расположился на столе, усевшись на край тарелки, а Оливье угрюмо молчал на моём плече.
– Что значит, мне надо научиться контролировать себя? – в очередной раз спросил я, а хранитель в очередной раз промолчал в ответ.
– Он не может рассказать, заклятье не позволяет ему открыть правду, – снова объяснил голем, а я снова кивнул, пережевывая бутерброд.
– А сам как думаешь?
– Не знаю, – скромно ответил Евлампий. – За последнее время произошло столько всего противоречивого и совершенно не вписывающегося в понятную мне картину мира, что я больше не уверен в совершенстве собственных знаний.
Оливье даже крякнул, явно недовольный ответом голема.
– А ты попробуй, – предложил я.
– Ты какой-то особенный оборотень, – предположил Евлампий.
Я чуть не подавился. Даже невероятно грустный хранитель не выдержал, кисло хихикнув.
– Но как же, – продолжал настаивать голем. – Тебя нельзя убить. Ты владеешь какой-то странной магией. Умеешь изгонять хранителей. Самые мощные заклятья, такие как истинное пламя, едва могут причинить тебе вред. Люсьен, ты особенный!
– Особенный болван, – съязвил хранитель. – Ты не видишь очевидное. Они все такие. Как они, по-твоему, справились с поглотителями?
– Не знаю. Об этом в истории ничего не говорится.
– Конечно, – согласился Оливье. – Потому что ее написали маги, чтобы все думали то, что им надо, и даже представить не могли, на что похожа правда.
– Что ты хочешь сказать? – завёлся Евлампий.
– Что ты ростом не вышел…
– Тихо! Тихо! – вмешался я. – Я вот тоже не понимаю, как так получилось. Почему ты не стал прежним.
Над головой голема проскочила крошечная молния, но он всё же ответил:
– Процесс объединения очень сложный. Поскольку я условно неживой, объединяющий камень не использовали. Меня уменьшили до нужного размера, а тебя немного увеличили. Нас раздвоили, изменили, а потом собрали вместе. Боюсь, теперь я верну свой истинный размер только после того, как ты станешь прежним.
– И как это сделать? – без особого воодушевления спросил я.
Меня мой нынешний рост устраивал, и я, если честно, не особо-то хотел его менять.
– Провести ещё один обряд в Тринадцатом Тёмном Объединённом мире.
– О! – присвистнул я. – Меня туда обедом из тысячи блюд не заманишь.
– Понимаю, – насупившись, ответил Евлампий.
– Маленький, маленький, ну не будь таким угрюмым, – еле слышно пропел хранитель, но голем то ли не услышал, то ли сделал вид, что не слышит.
– Надеюсь, отец всё прояснит, – протянул я, поедая очередной бутерброд. – Вот только как нам попасть на Скалу Советов?
Меня перебил стук в дверь. Протиснувшись в проём, на кухню бочком залез архивариус.
– Невольно слышал последние слова, – потупился он. – У меня есть предложение.
– Вот это наглость! – заявил Оливье.
– Он, он, живой! – вскрикнул Мровкуб, отскочив обратно к двери.
– Вы его видите? – удивился Евлампий.
– А! – махнул серой рукой хранитель. – Скажи нам, мерзкий кусок мёртвой плоти, как ты смел припереться со своим предложением, после того, как хотел свалить, прихватив мой артефакт?
– Я, я ис-с-спугался… – заикаясь, с трудом выговорил архивариус, – юноша превратился в… – он замолчал, натолкнувшись на злобный взгляд Оливье, но всё же продолжил, – я не сразу даже понял, что это он. Поэтому схватил символ свободы и бросился бежать, а когда попал в трюм, решил переждать в безопасном месте.
– Складно поёшь, – рявкнул хранитель.
– Если бы я врал, то, конечно бы, придумал что-то более захватывающее и правдоподобное, – обиженно забрюзжал Мровкуб. – Можете не верить, но я не для себя старался…
– Тот, кто ничего не хочет для себя – всегда врёт!
– Перестаньте, – прервал их голем. – Глотки друг другу будем грызть потом, а пока нам надо пробраться в самое сердце Чёрной империи.
– Согласен, – проговорил я, поймав себя на том, что режу ещё один бутерброд, – но мы будем за вами приглядывать, господин архив.
– Опять меня не слушаете, – надулся Оливье.
Архивариус немного приободрился.
– Как говорила одна обвинённая в проклятьях ведьма: «Я докажу, что не замышляла ничего дурного». Предлагаю плыть в центральный порт Черногорска.
– Почему? – удивился Евлампий. – Там же самая надёжная магическая защита.
– Вот именно, – воскликнул Мровкуб.
Он уже настолько осмелел, что отошёл от двери, а в голосе снова прорезались менторские нотки.
– Защита от магии на пристани, без сомнения, лучшая в тридцати мирах, но мы магией пользоваться не будем. Замаскируемся по старинке. Я побрею голову и лицо, а вы, юноша, наденете чалму. Мы обмажемся сажей и будем выдавать себя за путешественников из Вишнустана.
– Какая чушь, – фыркнул хранитель.
– В Благоградской тюрьме сработало, – не согласился я.
– Да, да, да и ещё раз да, – обрадовался архивариус. – Как говорят контрабандисты: «Легче проплыть сквозь сердце Стародола, чем пройти проверку в порту Черногорска». Все ищут обходные пути. Через порт в город никто не суётся, только волшебники и честные торговцы. Нас не раскусят!
– А артефакт? – вскочив с тарелки, выкрикнул голем.
– Да! – подхватил Оливье.
Мровкуб широко улыбнулся.
– Как говорят мороки с чёрного рынка: «Чтобы что-то спрятать, нужно выставить его на самое видное место!», – заговорщически сообщил он. – Пусть юноша на одно мгновение откроет ошейник, повесит на него символ свободы и закроет. А саму цепь, мы покрасим золотистой краской.
– Даже не знаю, – задумчиво произнёс Евлампий.
Я тоже колебался. На первый взгляд в плане архивариуса всё выходило гладко, но я ведь обещал за ним следить.
– На золотую цепь никто не обратит внимания. Как говорят во всех мирах: «Уже один вишнустанец – это целая лавка драгоценных побрякушек». Артефакт тоже не вызовет вопросов, что странного в том, что путешественник носит развеявытель чар.
– Так-то оно так, – протянул я, дожевав последний бутерброд, и облизал пальцы.
– Вылитый дикарь, – нехотя согласился хранитель.
Похоже, даже он не мог найти в предложении Мровкуба никаких изъянов. Оно выглядело очень-очень простым и поэтому почти идеальным. Собственно это, меня и беспокоило.
– Давайте не будем спешить, – не стал настаивать архивариус, – у нас ещё есть время подумать, – и добавил, бочком выходя с кухни. – С вашего позволения.
– Не нравится мне пронырливый семисветский угорь. Он что-то затевает, – проворчал Оливье.
– Завидуешь? – грохотнул голем. – Тебе такой потрясающий план в голову не пришёл.
– Опять начинаете? – вздохнул я. – Лучше расскажите что думаете?
Евлампий повысил голос и даже подпрыгнул, будто это помогало ему опередить хранителя:
– За! За! Полностью за!
– Не знаю, – настороженно проговорил Оливье. – Возразить вроде нечего, но предатель хотел сбежать с символом свободы. На корабле гремлин не позволит ему расшалиться, а там, на берегу, – он выпустил воздух через сжатые губы. – Кто его знает, куда он нас заведёт.
Я опёрся о стол, выстукивая по столешнице напряженный ритм костяшками пальцев:
– Надо придумать, как его перехитрить.
– Но план то хороший! – снова подскочил напряженно молчавший голем.
– Согласен, – недовольно выдавил хранитель.
Остаток дня я бродил по палубе, но ничего путного в голову не лезло. Попробуй помешать чьим-то планам, если их не знаешь. Я на всякий случай предупредил боцмана и приказал гремлину не спускать с гомункула глаз.
Уже перед сном, развалившись на кровати и отрешённо глядя в потолок, я сонно заметил:
– Надеюсь, что дежурить будут какие-нибудь другие стражники.
Я так и не выспался. Тяжелые, мутные сны изводили всю ночь, а поутру растворились, оставив тягостное ощущение и головную боль. Заставив себя подняться, я долго сидел на кровати, с вожделением поглядывая на медные котлы.
– Хватит уже! – предупредил Евлампий. – Вспомни, на берегу тебя ждёт Ирина!
– И Оксана, – усмехнувшись, добавил Оливье. – Справишься?
– Не знаю, – честно признался я.
Меня одновременно будоражила и пугала предстоящая встреча. Я боялся, что что-то пойдет не так, но ещё больше меня беспокоил архивариус. Можно было от него избавиться, но как тогда попасть в город?
От неприятных мыслей отвлёк стук в дверь. В комнату заглянул Мровкуб и подслеповато осмотрелся. Он уже сбрил волосы и щегольскую бородку и напоминал Чёрного Эрлика. Из-за этого сходства, его ещё сильнее захотелось привязать к якорю и утопить.
– Со вчерашнего разговора я много думал и понял, – заявил он. – Есть одна проблема!
Я только рукой махнул, мол, продолжай.
– Он! – сурово сказал Мровкуб, наставив палец на хранителя. – С таким по Черногорску не походишь.
– Я, по крайней мере, не ворую у своих! – взъерепенился Оливье.
– Пусть изменит внешность, – пропустив оскорбление мимо ушей, как ни в чём не бывало продолжил архивариус.
Признаться, я не сразу понял, что он имеет в виду.
– Как? – изумился голем.
– Он же дух, и может предстать в любом образе.
– Вот ещё, – фыркнул хранитель, отворачиваясь.
– Ты правда так можешь? – удивленно спросил я.
Мою провинциальную тягу к чудесам искоренить невозможно.
– Естественно, – не оборачиваясь, проворчал он.
– А почему не делал?
– Зачем? Меня всё равно кроме тебя с булыжником никто не видел.
– Ничего себе, – воскликнул Евлампий, наматывая круги по одеялу. – А что ты ещё можешь, чего нам, недостойным, показывать не стал? А?
Я пристально уставился в спину Оливье, и он ещё сильнее нахохлился.
– Ничего, – еле слышно сказал он.
Я покосился на Мровкуба. Готов поклясться, он облегчённо улыбнулся. Может всё-таки к якорю и на дно?
– Хотелось бы верить, – бросил голем. – Думаю, ты ещё способен преподнести неприятный сюрприз.
– Если бы, – еле слышно сказал хранитель.
– Давайте не будем подозревать друг друга, – миролюбиво предложил подошедший поближе архивариус. – Если он примет образ обезьянки, никто не обратит внимания…
– Кого! – взревел притихший Оливье. – Да я тебя! – он задохнулся от гнева, даже обычно бледная рожа яростно покраснела.
– Вишнустанцы часто держат небольших домашних обезьян и везде берут их с собой, – невозмутимо ответил Мровкуб.
– А что, – начал Евлампий.
– Ни за что! – прогремел хранитель.
– Но послушайте…
– Лучше отправьте меня в междумирье!
Я кивал, исподтишка наблюдая за архивариусом. Он всё еще носил личину Волкова, но из-за отсутствия волос и бороды стал совершенно чужим. Отталкивающим и неприятным.
– Тогда попугаем? – предложил голем.
– Тогда уж сразу в фею превращусь? – огрызнулся Оливье. – Трям-рям!
– Фей недолюбливают, а нам, как говорят Черногорские карманники: «Не стоит привлекать ненужное внимание», – сдержанно парировал Мровкуб.
– Что за шум? – крикнул сунувший голову в каюту боцман. – Через четыре часа прибываем.
– Вот видите, времени на споры не осталось, – строго заявил архивариус.
– Я не стану домашним животным, – отрезал хранитель.
– Кстати! – снова вмешался Чича. – Пришлось повозиться, но я заарканил Свина и вытащил из хрустального шара. Он лопает эльфийские желуди и уже почти не трясётся. Так что вопрос с питанием у нас теперь решён.
– Да! Да! – ответил я. – Замечательно.
Боцман недовольно тряхнул головой, но говорить больше ничего не стал, отправившись по своим делам.
– Предлагаю голосовать! – сказал Евлампий.
– За то, с какою рожей мне ходить? Идите все строем по рее.
– Но другого выхода нет. Добровольно вы не соглашаетесь, а нам ещё красить цепь и обмазываться сажей, – настаивал архивариус.
– В гальюн иди, окунись! – гаркнул Оливье.
– Оставьте нас на несколько минут. Подготовьте краску и всё остальное. Мы сами разберёмся! – попросил я.
Мровкуб пожал плечами и молча вышел. Я закрыл за ним дверь на защёлку и тихо спросил:
– Чего ты завёлся?
– О чём вы шепчетесь? – закричал голем с кровати.
– Внимание отвлекал, – хитро подмигнул хранитель.
– От чего? – опешил я.
– Проклятый гомункул вынюхивал на что я способен в нынешнем состоянии.
– Я тоже так подумал, – согласился я. – И что ты можешь?
– Почему вы разговариваете без меня, – злился Евлампий, спускаясь на пол по простыне.
– Ничего, – угрюмо сказал Оливье.
Я провёл рукой по лицу.
– Тогда зачем было устраивать весь этот спектакль?
– Чтобы он подумал по-другому!
Я закатил глаза. За что мне это наказание?
– Ладно! – вздохнув, проговорил я. – Становись кем-нибудь, а я повешу символ свободы на цепь.
– Что вы скрываете? – неистово голосил подбежавший голем, тряся меня за штанину.
– Да ничего, – отмахнулся я, вынимая артефакт.
Прикоснувшись кристаллом к ошейнику, я перехватил его другой рукой, не дав упасть, когда замок раскрылся. Попытался продеть край цепи в ушко рукояти зеркала, но она не лезла. Зато моё тело начало бунтовать. Плечи напряглись, а дрожащие руки чуть не выпустили ошейник. Я сжал зубы и попробовал ещё раз. Цепь нехотя протиснулась в отверстие и я, наконец, защёлкнул замок. Превращение ещё не началось, но на лбу уже выступил пот.
– Фух, – протянул Евлампий. – Получилось!
Я только кивнул, оглянувшись на хранителя, и, не сдержавшись, прыснул со смеху. На моём плече сидела коричневая обезьянка с огромными влажными глазами. Маленькие лапки трогательно прижимались к груди, а длинный хвост свисал с моего плеча.
– О-бал-де-ть, – еле выговорил я.
Обезьяна криво усмехнулась.
– Хочешь взять меня домой и накормить?
Я чуть не кивнул, вовремя осознав, как глупо выгляжу.
– Что там у вас происходит? – бушевал голем, пытаясь забраться по штанине.
Пришлось поднять его на ладони, иначе от усердия, он грозил порвать мой единственный приличный костюм.
На Евлампия перевоплощение Оливье особенного впечатления не произвело.
– Хорошая работа, – сухо похвалил он, – никакой магической активности, а эффект стопроцентный.
– Ладно, идёмте маскироваться дальше, – вмешался я, пока они не затеяли новый спор.
Отперев дверь, я вышел на палубу. Мровкуб уже притащил стул. Маленький тазик с чёрной кашей и большой – с водой. Банку краски и кисточку.
Увидев меня, он махнул рукой:
– Начнём, во славу источника, с цепи. Она будет дольше сохнуть.
Я подошёл и сел на стул.
– Вы уже всё сделали. Замечательно, юноша. После того, как я над вами поработаю, вас даже сборщики подати не узнают.
– Главное, чтобы таможенники не узнали, – проворчал хранитель, смешно сморщив обезьянью мордочку.
– А вам лучше молчать, иначе выдадите нас с потрохами! – приказал архивариус.
Затолкав под ошейник тряпку, он умело водил кисточкой, прокрашивая внутреннюю часть звеньев цепи, а заметив мой внимательный взгляд, сказал:
– Не удивляйтесь, я очень давно занимаюсь изготовлением гомункулов. Вы даже не представляете, юноша, на какие ухищрения пришлось пойти, чтобы разработать достойную технологию. Это только кажется, что создать копию легко. Конечно, многие маги способны сотворить фантом, но ведь это совершенно другая наука. Как говорил один блёклый художник: «Копия – это всего лишь копия». А гомункул? Он же почти живой. Страшно сказать, он ведь даже смертный…