Паноптикум

Звездный код

Несколько человек шли через квартал небольших частных домиков. Один из них – тот, что шел первым, – курил длинную самокрутку. Еще двое плелись позади. На улице была ночь, густая, как терпкое вино. Я вдыхал аромат ночи, наслаждаясь необычным и загадочным запахом. Высокие кусты и заборы, огораживающие турбазные домики, укрывали нас от ночной прохлады. Я закурил сигарету, и свобода наполнила мои легкие, мое сердце.

Мы отдыхали на турбазе, что ютилась близ небольшой речки. Гонимые летним ветром, мысли мои были чисты и прозрачны, как свежая роса или несбывшаяся мечта маленького ребенка. Вечерняя прохлада струилась приятными потоками по узким уютным улочкам, создавая иллюзии включенности во что-то большее… Юность, подогреваемая алкоголем и музыкой, поднимала нас выше облаков и горных вершин. Луна улыбалась нам. Сейчас мы были детьми ночи, детьми улиц и аллей, дворов и закоулков. В нас жили надежды и мечты, мы были пропитаны романтическим духом ночных приключений. Молодость билась в нас, в наших неспокойных сердцах.

Порой нам казалось, что мы вот-вот поймаем за хвост какую-то истину, ответ на давно мучивший вопрос. Но каждый раз нам немного не хватало длины рук или смелости мыслей – не знаю, что было нашей проблемой. Наверное, это было нечто похожее на то, что испытывали наши родители, когда их умы еще не были заперты в душных деловых рамках.

– Я ведь не какой-то бродяга, я человек образованный, не из этих дворовых, – протянул Андрей, и густой сигаретный дым спутался с его словами, образовал некую структуру, непрочную, но красивую. В этой структуре увидел я суть нашей жизни, хотел сказать ему об этом, да позабыл все слова.

– Сейчас на дискотеке устроим разрыв! – закричал Слава. Волосы его блестели, смазанные специальным гелем, а по лицу гуляла пьяная улыбка.

– И куда ведет нас жизнь: то ли к пропасти, то ли к трамплину наверх, в небеса? – спросил Андрей у деревьев, у воздуха, у черного неба.

– Братан, просто расслабься, не загоняйся, – посоветовал ему Слава, и улыбка на его лице была столь заразительна, что я тоже заулыбался, оскалив свои неровные зубы, показал миру свои маленькие клыки, которыми был готов кусать эту жизнь, пить ее кровь, пока не стану старым, пока не умру, пока красный закат и желтый рассвет будут играть роль, разукрашивать палитру моего повседневного быта, моей меланхолии, моего черного неба, в котором бусинки звезд выстраиваются в загадочный код, который я не могу разгадать, но которым любуюсь всю свою жизнь.

– И ничего хорошего на горизонте, тянется время, точно резину растягивают большие руки, точно фокус эти руки показывают: играют с нами, дразнят… – снова зафилософствовал Андрей, вальяжно затягиваясь самокруткой.

– Брат, не думай о плохом, расскажи лучше о красивом: о чем мечтаешь, стоя за прилавком магазина, или когда на паре ты сидишь и ждешь спасительного звонка… – Слава тоже закурил. Он был таким романтичным в эту минуту, таким глубоким…

– Какие пары, я работаю уже. – Андрей стряхнул пепел на потрескавшуюся старую плитку.

Мы рассмеялись. И как Слава мог позабыть об этом?

– Тогда расскажи мне о тех мыслях, что посещают голову твою, когда лежишь ты без сна холодной зимней ночью, – продолжал допытываться Слава у друга.

– В такие моменты я думаю о том, что хотел бы быть кем-то другим. Кем-то, кроме себя.

– Это кем же? – Слава хитро щурит глаза.

– Не знаю. Просто другим человеком. Жить другую жизнь, радоваться и плакать, о чем-то мечтать.

– Все это будет. Есть и другие миры. Все мы пасынки Божьи. Все мы дети Вселенной. – Слава выпустил дым навстречу серебряной монете луны, навстречу далеким кораблям белых облаков и холодному безбрежному океану космоса.

Ноги выводили нас к дискотеке. Дискотека на турбазе была тем местом, где ночью пьяная молодежь отплясывала дикие танцы, а взрослые и пожилые люди в умеренном темпе, неспеша двигались в такт музыке, подставляя лицо свое дующему с реки ветру, либо и вовсе сидели на окружающих дискотеку лавочках и смотрели на тех, кем были и сами энное количество лет назад.

– Давай порвем танцпол, – прокричал Слава и бросился в вихрь пьяной пляски. Это была заводская турбаза. Нам сюда взяли путевки родители: они работали на заводе, а мы были студенты. Андрей, правда, уже выпустился, теперь он тоже работал, правда не на заводе, а в торговом центре, он был менеджером по продажам. А мы со Славой были на четвертом курсе. Нам предстояла дипломная работа, нас ожидала взрослая жизнь. Она пряталась в прохладной мгле февральских ночей и в теплых порывах июльского ветра.

– Зачем мы живем? – спросил у меня Андрей. Я пожал плечами, развел в стороны руки, ведь я не знал этого. Жизнь была для меня загадкой. И ночь была для меня загадкой. И свет далекой луны тоже был для меня загадкой, он был тайной, такой притягательной и холодной.

– Пошли танцевать, – сказал я Андрею. Таблетка, что была у меня в желудке, уже начинала свое действие, набирала силу.

– Ладно, – ответил Андрей как-то неуверенно, и мы поднялись по ступенькам и ступили на деревянный паркет, на дискотечный пол.

Слава уже вовсю отплясывал, посылая компании девушек, что танцевали неподалеку, воздушные поцелуи. Вся философская спесь слетела с него, в отличие от Андрея, что еще был погружен куда-то в глубины своего разума. Поэтому Андрей двигался неуверенно, был немного зажатым. Мне же было нормально. Только ноги мои были такими легкими, что я, казалось, сейчас упаду. Играла старая песня «Леприконсов» «Хали-гали, паратрупер». Песня эта не была похожа на ту музыку, что я обычно слушал, однако она мне нравилась. В ней было что-то.

Рядом с нами вдруг оказался какой-то мужчина невысокого роста и с бритой головой. Он был одет в спортивный костюм с надписью «СССР» на груди. Эта надпись была разделена посередине молнией.

– «Нам с тобою было супер… Хали-гали, мы с тобой всю ночь летали!» – подпевал мужчина голосу из колонок, пьяно выкрикивая слова, под которые он, возможно, когда-то впервые попробовал алкоголь или поцеловался.

Я показал глазами на мужчину, Андрей улыбнулся.

– Надо танцевать, – сказал я ему, замечая, что девушки, перед которыми отплясывал Слава, поглядывали не столько на него, сколько на нас.

Мы с Андреем принялись двигаться в такт музыке: он стал махать руками, точно американский подросток из тех документальных фильмов от BBC, где показывали молодых людей, что отдыхают ночами под психостимуляторами в клубах и всяких сомнительных местах. Мне вдруг стало смешно. Хотя я, наверное, танцевал тоже не очень хорошо. Я пытался повторять движения Джона Траволты из «Криминального чтива», даже проводил перед глазами растопыренными на манер буквы V пальцами. Это движение, кажется, называлось «маской».

Не знаю, как оценили наши с Андреем способности девушки, но мужчина в костюме «СССР» приметил нас и переместился к нам поближе. Слава же танцевал чуть поодаль, словно и не замечая ни меня, ни Андрея.

– Здарова, молодежь! – крикнул нам мужчина. Я заметил шрам над его левой бровью. Выглядел он бойким и задорным, хоть ему и было на вид не меньше тридцати восьми.

– Привет, – ответил я, улыбаясь ему.

– А вот так можете? – мужчина сделал некое подобие колеса, а потом начал крутиться по полу, точно пьяный подросток-брейкдансер.

– Это хип-хоп, детка! – завопил он нам с пола, похожий на обкуренного краба.

– Это хип-хоп! – согласился с ним Славик, который подскочил к нам, вспомнив про своих друзей. Слава ударил нас с Андреем по плечам и заорал: – Зажжем эту ночь!

Все смотрели на нас как на кретинов. Я и сам почувствовал себя дураком на какое-то мгновение, но потом успокоился, решив, что я еще далеко не самый странный на этой тусовке.

– Меня Володей зовут. – Лысый мужчина поднялся с пола, обтер правую руку о штанину и протянул ее нам. Мы тоже представились. – Рад знакомству, парни! Давно я тут молодых не видел, на этой турбазе.

– Да нам родители путевки взяли, – зачем-то пояснил Андрей, стараясь не смотреть мужчине в глаза, боясь, что тот увидит его гигантские зрачки, темные, как ночная Нева.

Слава же ничего не боялся. Он просто танцевал, он парил в волнах дискотечной музыки, он дымился зажженной самокруткой, пуская в стороны фонтаны искр. Он и был фонтаном, точно! Я вдруг увидел ауру Славы, она была ярко-красной, она расплескивалась брызгами вулканической магмы…

– Бог ты мой, – протянул я, глядя на своего друга и не узнавая его.

– Это хип-хоп, это хип-хоп! – кричал пьяный Володя. И я увидел алкоголь, что выходил через поры его кожи и легкие. Алкоголь был синим дымом, ядовитым паром. Володя был полон этой отравы. Я видел, как алкоголь дергал струны его нейронных сетей, играя на них причудливую музыку.

– Это хип-хоп, это хип-хоп! – начал орать и Слава. И вдруг все стали подхватывать этот крик, этот звериный вопль. И вот все уже обезумели. Дети, которых привели на дискотеку родители, сами эти родители, пожилые люди, почти все кричали «это хип-хоп!» и смеялись. Они были заворожены этим эмоциональным смерчем, были подхвачены неоново-красными волнами танца и музыки.

Самым странным во всем этом было, пожалуй, то, что музыка, которая играла на дискотеке, не имела никакого отношения к хип-хопу. Но это уже никого не интересовало.

Я посмотрел на Андрея – тот окосел. Он пускал волну своими руками, глаза его были полузакрыты, и он покачивал головой, как шаман в трансе.

– За знакомство, – сказал мне Володя, появляясь прямо передо мной, материализуясь в считанных дюймах возле моего лица. Я увидел, как он протягивает мне бутылку водки. И где он ее достал? Я сделал пару глотков, а затем запил горячую магму томатным соком. Откуда Володя достал этот сок? Сок был красным, и дискотека была красной, и музыка… Музыка лилась, уже играла какая-то новая песня, она была мне незнакома, она была таинственной и страстной, как горячая ночная мулатка.

Володя куда-то пропал, а на его месте тут же оказался Слава, он подошел, приведя с собой двух девиц.

– Это Вика, а это Соня! – крикнул он мне, хихикая. Девушки смущенно потупили свои взоры. Одна была брюнеткой, а другая шатенкой. Я улыбнулся им, показывая свои вампирские клыки. Сегодня я был охотником.

– Я вампир, – сказал я девицам, галантно кланяясь. Все прыснули со смеху.

– А вы чудные, – сказала Вика или Соня. Или это все были две личности одной и той же девушки. Темная и Светлая стороны Луны. Две стороны медали, две…

– Тут рядом можно пиво взять, – сказала Соня. Я знал, о чем она говорит: сбоку от дискотеки была палатка, где продавался алкоголь.

– А у нас водочка есть! – закричал Володя, снова появляясь, выплывая из ночной мглы.

– А у тебя жена есть! – крикнула ему сбоку какая-то баба. Она поднималась по ступенькам на танцпол, с трудом переставляя тучные ноги.

– Маша, ты там отдыхай, пока молодые пляшут! – ответил ей Володя и подмигнул мне как-то по-свойски, как будто другу. Но мы не были с ним друзьями.

– Я тебе дам «отдыхай»! Спать пошли. – Она двинулась к нему, грозная, точно танк. Я посторонился. Она ведь могла и переехать меня. Переехать своими гусеницами. Перемолоть. Перегрызть.

Слава и девушки смеялись, им было весело. Андрей крутился с какой-то женщиной лет тридцати на вид. Все были пьяные. Все были одурманенные музыкой. И тут я подумал, что, может быть, не самой лучшей идеей было есть эти таблетки здесь, на турбазе, куда нам путевку взяли родители, здесь, где мы могли встретить их знакомых, их коллег по работе. Эта мысль напугала меня. Я начал параноить. Еще эта баба, эта Маша. Она орала, она хватала Володю за руки, грозилась его прибить.

– Это хип-хоп, – заорал ему Слава, провоцируя перебравшего со спиртным мужчину.

– Это хип-хоп! – согласно завопил в ответ Володя. Его лысый череп покраснел, стал похожим на томат.

– И снова седая ночь, и только ей доверяю я! – раздался у меня над ухом чей-то крик. Мне показалось, что это большая сова села мне на плечо. Я обернулся и увидел старичка лет шестидесяти, он был очень сухой и высокий. Старичок улыбался. От него пахло пивом и сигаретами.

Дискотека предстала передо мной в каком-то демоническом виде. Все это было дьявольским балом. Балом сатаны!

– Можем пойти к нам, мы с подругой снимаем двухэтажный дом на соседней турбазе, – промяукала Вика или Соня. Она хитро смотрела на меня. Слава уже обнимал ее за талию.

– Можно, – согласился я. Мне хотелось поскорее убраться отсюда, уйти с дискотеки.

– Рад всех приветствовать на субботней дискотеке нашей турбазы! Турбаза «Колос» – это лучшая база отдыха в Воронежской области! – закричал со сцены человек с микрофоном в руке. – Вас сегодня так много, и вы так хорошо танцуете, что мне, уж простите старику его ностальгию и грусть по прошлому, вспоминается мой девяносто шестой год, вспоминается мой выпускной, который проходил на этой турбазе. Предлагаю всем кавалерам пригласить своих прекрасных дам на танец под песню моей молодости, под песню моего выпускного!

Все зааплодировали мужчине, засвистели. Все на мгновение замерло, а затем заиграла «Белая ночь»^[11], и все полетело, закружилось…

Я танцевал с Соней. Так мне сказали – сам я уже мало что понимал. Помню малиновые губы и черные глаза, помню отблески луны на ее скулах. Мы, кажется, целовались. Помню, как Андрей, хорошо приложившись к бутылке водки, подхватил на руки свою даму (как мне шепнул Слава, ей было тридцать два) и принялся с ней кружиться. Время ускорило свой бег, и вот песня уже подходила к концу, и я так и не успел что-то понять, что-то узнать… А может, это и не нужно вовсе? Может, нужно просто жить, чувствовать, дышать, творить, играть с людьми и миром?

Соня и Вика ушли, сказав нам номер своего коттеджа. Мы не могли сразу пойти с ними, так как Андрею стало плохо и его рвало за дискотекой. Мы купили ему бутылку минеральной воды в палатке и приводили друга в чувство. Когда он пришел в себя и мы двинули к дому девушек, дискотека уже подходила к концу. Мы с трудом нашли их дом, пришлось спрашивать дорогу у прохожих, что гуляли, вдыхая ночной воздух. Когда мы пробрались на соседнюю турбазу и наконец-таки отыскали дом, где остановились Соня и Вика, то там уже были другие молодые люди. Несколько парней сидели на веранде, курили сигареты и смеялись. Вики не было видно, зато я узнал Соню. Она сидела на коленях у какого-то типа. Мне сделалось дурно. Они не увидели нас, слишком были увлечены своей пьяной беседой. Мы постояли у забора съемного коттеджа, покурили и пошли обратно к себе на «Колос». По пути мы встретили пьяного Володю. Он обрадовался нам, сказал, что отбился наконец-то от жены, предложил выпить самогона. Мы согласились. Рассказали ему про этих девиц, он предложил набить морды всем их ухажерам. Мы вначале отнекивались, но затем выпили и решили, что и правда стоит подраться. Спасло нас то, что мы, пьяные в дым, не нашли уже дороги на ту турбазу. Как она называлась, кстати? А черт ее знает, не помню уже. Наша валящаяся с ног компания добралась до какого-то пляжа, что был в двух местах проткнут некими металлическими зонтиками, и улеглась на песок. Мы прямо там и заснули, на этом пляже. Перед этим, правда, какое-то время потрепались о жизни. Но я уже плохо помню темы тех бесед. Время ускорилось тогда еще сильнее, и я перестал отличать одни слова от других. Для меня все они стали единым потоком.

Перед тем как уйти в забытье, я долго смотрел на звезды, а звезды смотрели на меня. И они не просто смотрели, нет, они писали мне стихи на темном небе. Я читал эти стихи и улыбался. На душе моей было спокойно.

Формы форм

– А что если это все не просто так?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, знаешь… галактики, звезды, все эти миры.

– Спрашиваешь, как оно все появилось?

– Ну, можно и так сказать.

– Думаешь, что я знаю ответ? – старик хрипло рассмеялся. Искорки его смеха рассыпались вокруг, блестя как елочные игрушки.

– Но ты же приближался когда-то к ответу, – парень заискивающе посмотрел своему дедушке в глаза.

– Это было давно. И катаракта времени затянула тот момент своей мутной пеленой.

– И все же, что тогда было? Может, расскажешь мне?

– Мы были на Марсе.

– На Марсе?

– Да. – Старик затянулся своей сигаретой, вставленной в самодельный деревянный мундштук. Дедушка и внук сидели на крыльце старого деревенского дома, окруженные призраками древних рябин, что задумчиво склонили над ними кроны своих голов, слушая, что говорят эти двое.

– Мы летали на Марс. Мне тогда было двадцать два, и казалось, что весь мир вот тут – у ног твоих буквально. Казалось, что мир – это всего лишь игра, в которой важно набирать себе баллы, очки, что приведут тебя к еще более высоким… высоким вершинам. А что касается того полета… – Еще одна затяжка сигаретой, еще одна долгая пауза… – Они вышли с нами на связь и сказали нам, что мы должны встретиться с ними на Марсе. Они сказали нам, что являются представителями некой цивилизации, внеземной расы.

– На Марсе?

– Да. Так они и сказали. Я еще подумал: «Почему именно Марс»? Но мы же не могли им перечить, сам понимаешь.

– Кто они такие были, дедушка? – мальчик подался немного вперед, склонился над кочергой дедушкиного силуэта, ломаной кляксой его тени.

– Они называли себя нулями.

– Нулями?

– Да. Именно так. Это были нули. Формы форм.

– Формы форм?

– Они показали нам это на Марсе. Им было интересно посмотреть на нашу реакцию. Они собрали людей самых разных возрастов, которые сильно отличались друг от друга по социальному статусу, вероисповеданию и прочим вещам.

– Что они показали вам?

– Они показали нам фермы, – старик глубоко затянулся.

– Какие такие фермы? – внук озадаченно сощурил свои карие глаза.

– Фермы, где делают людей, – дедушка криво ухмыльнулся. Его ухмылка была подобна тихой вспышке далекой молнии. Молнии, что пришла из другого края галактики.

– О чем ты говоришь, дедуля? – мальчик почесал над бровью. Ноготь поскреб кожу, собрав, как в лопатку, немного шелушащейся мертвой кожи.

– Я говорю о фермах, где делали людей, – дедушка был невозмутим. Его сигарета сияла, точно маленькое солнце. Маленькое злое солнце. – Точнее, это были не совсем люди. Это были манекены. Куклы. Роботы.

– Дедушка, но люди же появляются тут, у нас.

– У нас? Ты просто этого не видел. А твои родители даже и не знают ничего об этом.

– Что не знают, дедуля?

– То, что везде есть глаза и есть уши. То, что монстры прячутся за нашими стенами. Они прячутся в печках и в чуланах.

– В нашей квартире нет печки, дедушка, – протянул жалобный голос внука.

– Зато у меня в доме есть. Они порой говорят со мной оттуда. Через заслонку.

– Кто говорит?

– Это дело темное, внучок. Но я думаю, что это они и есть. Это нули говорят. Формы форм.

– Что это значит – «формы форм»?

– Это значит то, что они могут прийти к тебе в любом обличии. Один раз они пришли ко мне в форме моей умершей бабушки, другой раз – в виде собаки.

– Собаки? – жалобно протянул внук. Каким же противным в этот миг стал его голос.

– Да, собаки. Только она не лаяла, а говорила. Нули редко посещают нашу планету. В основном всю их работу здесь выполняют манекены.

– А на кого они похожи, эти манекены?

– Они ничем не отличаются от людей по внешнему виду, разве что они имеют пристрастие к шляпам. – Дедушка прижал ладони к своей седой голове. Луна высветила загадочный ореол или даже нимб вокруг его макушки. – Они носят шляпы, которые могут тебе подмигнуть.

– Подмигнуть? – испуганно промычал внук.

– Подмигнуть и даже что-нибудь тебе сказать. А потом владелец такой шляпы спросит у тебя: «Как дела?» – как будто бы ничего и не было. Понимаешь?

– Они растили людей на Марсе? – испуганно спросил внук.

– Растили. Они мне все рассказали. У них были свои планы, свой проект.

– Какой такой проект, дедушка?

– Ты и представить себе не можешь, что тут происходило. Мозги людей вывозили грузовиками, самолетами, космическими кораблями.

– Куда вывозили?

– Да нулям этим. Они поставили их на поток, клонировали, начали свое это производство на Марсе. – Дедушка выкинул окурок сигареты. Мундштук остался у него в руках. – Они создавали там этих кукол.

– И что потом они делали с этими… этими…

– К нам их подселяли.

– Зачем же?

– Проверяли, насколько похожими куклы получились.

– Вы их видели?

– Кого? Кукол? Видел, конечно. Их легко распознать: по речи, по манере смотреть на тебя. Они всегда смотрят в определенные места. Чуть выше переносицы или на подбородок.

– А почему?

– Ну, так они устроены. Если ты выше их по карьерной лестнице – они смотрят тебе в подбородок, если ниже – на переносицу, чуть выше переносицы. Что не понятно-то?

– Где же ты их видел, дедушка? – внук смотрел на старика с опаской. Точно на сумасшедшего пса, который лает на пустое место.

– Я видел их на работе, в магазинах, в публичных домах.

– Каких домах?

– Неважно. Они любят скользить, понимаешь? Не идти, а скользить.

– Как на рельсах, дедушка?

– Как на рельсах. Как на этих чертовых шпалах, – старик рассмеялся. Где-то в доме нервно скрипнула дверь. – Они делают этих кукол там, на Марсе. Я часто думал о том, что в головах у этих кукол, думают ли они.

– А ты видел то, как они их делают, дедушка?

– Да. Они показали нам этот процесс. Лучше бы я этого никогда не видел. Там печи… Я не буду тебе рассказывать. Ты любишь звезды?

– Люблю.

– Я подарю тебе свой телескоп. Сможешь смотреть на них. Перечисли мне все планеты Солнечной системы: от самой ближней к Солнцу и до самой дальней. – Мальчик принялся перечислять. Старик слушал и косился. Он смотрел на кривую рябину, чей черный силуэт высвечивался зигзагом между ровненькими яблонями.

– Юпитер, Сатурн, Уран… – бормотал мальчик, жмуря глаза и вытягивая пухлые губы.

– Да, но есть еще и Девятая Планета, мальчик мой, – сказал старик, тихо посмеиваясь. Его смех трещал, как прогорающие угли.

– Что за Девятая Планета, дедушка?

– Это то место, куда уходят мертвые, после того как перестают дышать. Их кванты перемещаются туда.

– Куда это туда?

– На Девятую Планету.

– А «куклы» тоже туда перемещаются?

– Нет, – старик нахмурился, – не будем о них. – Ты маму слушаешься? – вдруг спросил он у мальчика.

– Слушаюсь, и даже очень.

– Это правильно. Держись мамы, родных держись. Среди вас кукол нет, я проверял. Но мамина подруга…эта тетя Лена… у нее есть муж, так вот он – это самая настоящая кукла. Чучело с Марса. Робот.

– Как ты это понял, дедушка? – спросил мальчик чуть не плача. Он дружил с дядей Сережей. Тот всегда дарил ему конструкторы. А еще конфеты. Шоколадки.

– Я понял это, когда увидел его дом. Там, внутри его квартиры, все стоит в таком порядке, как у них заведено. А еще его взгляд, да, взгляд… остерегайся его.

– А тетя Лена, она знает об этом? – мальчик захныкал.

– Сердцем чувствует, а мозгом не знает. Ты ей не говори. А то он узнает. Мысль прочитает или как-то еще поймет. Они хитрые. Сволочи. Ты не помнишь, как мы с тобой коз пасли? Тебе тогда лет пять было. Мама твоя привозила тебя летом. Помнишь? Собака еще у нас была, Диной звали, – подохла пять лет назад, помнишь? В саду ульи были, пчелы летали.

– Помню, кажется, – соврал внук. Хотя вроде он и помнил что-то… что-то отдаленное, странное.

– Знаешь, как я понял, что постарел? – спросил у него старик.

– Как, дедушка?

– Волосы мои поседели, поредели, и хлоркой писать начал.

Внук промолчал. Он пытался понять.

– Встретимся с тобой уже на новой планете, – сказал ему дедушка, вставая. – Не доверяй куклам. Следи всегда за тем, как человек смотрит. А дома у себя они любят сервиз всякий экзотический ставить, а еще много ламп. У них везде лампочки. Понимаешь? Они, наверное, напоминают им о звездах.

Мальчик не успел ответить. Дверь позади него раскрылась. Это была мама.

– Нам пора ехать, – сказала она, обращаясь к дедушке. В руке у нее была спортивная сумка.

Они сели в машину и поехали. Дедушка смотрел в окно, мама о чем-то говорила. Мальчик особо не слушал. Кажется, речь шла про изменение климата, про глобальное потепление. Взгляд мальчика зацепился за лежавшую на заднем сиденье листовку. «"Тихий дом" – место, где пожилые люди обретают покой». Листовка эта блестела бледно-розовым светом. За окном светила луна. Была ночь, и фонари склоняли в поклоне свои головы перед летящей машиной.