В горящем золотом саду

Глава 7
Реа

До прибытия претендентов оставалось меньше недели, и почти все время Реа старалась избегать любой компании. Она делала исключение только для сестры, которая учила ее накладывать тени под лепестки цветов. Основную часть работы Хризанти выполняла в ландшафтной галерее перемен в своей студии – любой мазок на холсте повторялся в садах и полях городов и деревень на много миль вокруг, – но украшать Стратофому ей нравилось вручную, и Реа с удовольствием наблюдала, как сестра наносит темные мазки теней. Приятно отвлечься на что-то простое и понятное, когда тебя ждет сложный выбор.

Васа редко присоединялся к детям в столовой, а, если и являлся на завтрак или ужин, все равно был погружен в размышления. Возможно, отец думал о том же, о чем и Лексос, который вечно был чем-то занят. Впрочем, оба нашли время напомнить девушке о том, какое она должна принять решение.

Брат многозначительно смотрел на нее за ужином и задавал наводящие вопросы о расположении духа.

Васа ограничился краткой запиской, которую доставили в комнату Реи поздно вечером накануне церемонии.

«Каллистос Сперос, Рокера».

Пускаться в объяснения не в его духе. По крайней мере, ей отец ничего не объяснял. Она сложила записку и бросила в огонь, и языки пламени весело взметнулись в камине.

Когда до прибытия кавалеров оставалось несколько часов, Реа решила прогуляться вдоль каменной стены, окружавшей дом. Она заглянула в проем, за которым скрывалась лестница, высеченная в скале и ведущая к пляжику. В первые годы жизни в Стратафоме близнецы проводили там летние месяцы: обжигали ноги об опаленные солнцем камни и ловили соленые брызги волн, от которых волосы завивались на концах.

Реа помотала головой, отгоняя мысли о Лексосе. Перед внутренним взором сразу представало лицо брата, когда он просил ее о доверии. «Неужели ты не понимаешь, что просишь меня предать отца?» – хотелось спросить ей. Если Реа выйдет за наследника Ласкарисов и приложит максимум усилий для уничтожения Схорицы вместо того, чтобы ублажить рокерцев, она отвернется от Васы и от всех своих идеалов.

А Лексос уже давно от них отказался, неважно, осознавал брат это или нет.

Реа раздумывала над планом Лексоса, когда нечаянно столкнулась с Ницосом. Он прошел совсем рядом, уткнувшись носом в книгу.

– Эладо, Ницос, – сказала она, едва не потеряв равновесие, когда врезалась в него плечом.

Ницос поднял взгляд от страниц, явно удивленный, что услышал голос сестры, хотя чуть не сбил ее с ног.

– Сигама. Я тебя не заметил.

– Очевидно, – Реа взъерошила густые русые волосы Ницоса и легонько подтолкнула брата.

Теперь они шли бок о бок.

– Чем занимаешься? Необычно видеть тебя вне мастерской.

– Иду в сад, – ответил Ницос, и Реа поспешила, чтобы поскорее миновать проем, ведущий к морю.

– Ницос! – позвала она, с трудом сдерживаясь, чтобы не пощупать лоб младшего брата, проверив температуру. – Мы уже в саду, корос.

Он одарил ее столь уничижающим взглядом, что Реа неожиданно почувствовала вес своих сотни с лишним лет.

– Конечно. Я имел в виду мой сад.

Личный сад Ницоса, населенный его творениями. Реа знала о его существовании, но плохо представляла, чем Ницос занимается в свободное время и как применяет полученный от Васы дар. Теперь ее охватило любопытство.

– Ты не против, если я составлю тебе компанию? – осторожно спросила она.

Ницос ничего не ответил и двинулся дальше, но уже легким, быстрым шагом, и Реа кинулась за ним. Вскоре они очутились у другой стены, отходившей от внутренней и резким изгибом отделявшей уголок земли от главного сада.

Участок был зажат между домом и краем скалы, проход оказался практически незаметным – узкая и низкая арка, встроенная в стену и прикрытая ветхой дверцей.

Ницос замешкался на секунду, и пальцы юноши дрогнули на засове. За все время, проведенное в доме, Реа ни разу не видела таинственный сад младшего брата. Столько лет утекло, а Стратафома продолжала скрывать секреты обитателей поместья. До сих пор Реа узнавала что-то новое о своих близких.

– Ты ведь покажешь мне сад? – спросила она как можно мягче.

Ницос нервно оглянулся на сестру, однако отодвинул засов и приоткрыл дверь.

Реа пригнулась, чтобы проскользнуть через арку, поэтому сначала ей на глаза попалась трава. Коричневая, сухая, как и везде на территории Стратафомы. Девушка ощутила разочарование, но все изменилось, стоило ей поднять взгляд.

В саду шел снег. С деревьев слетали крупные снежинки. Приглядевшись, Реа заметила, что они пикировали по заданной траектории, складываясь в белые узоры в морозном воздухе. В земле были вырыты канавки, в которых лежали конвейерные ленты, уносящие упавший снег к стене.

Механический лифт поднимал гору снежинок, и они снова попадали в распределительную систему, построенную среди крон.

Листва поражала не меньше. Она становилась полупрозрачной в свете осеннего солнца, и прожилки яркого медного оттенка напоминали вены. Внезапно листок сорвался с ветки. Он парил в воздухе, плавно опускаясь на землю, почти невесомый.

Некоторые стволы были высокие и тонкие, белого цвета. За осыпающейся корой виднелся механический скелет, где вращались шестеренки и крутились втулки. Другие деревья – они назывались платаны и обычно встречались на севере – были такие широкие, что не обхватишь руками. Чуть подальше, на ковре звенящих колокольчиков, цвела якобы древняя вишня. Лепестки, изготовленные из опилок и бумаги, тонировали вручную, добавляя завитки белого и розового.

Над бутонами порхала колибри, механизм работал столь быстро, что тонкое жужжание было слышно даже на расстоянии. Птичку окрасили в насыщенный оттенок синего, цвет Аргиросов, глазки с опущенными уголками по форме были такими же, что и на семейных портретах рода.

Колибри казалась такой знакомой, словно уже прилетала к Рее во сне, хотя девушка была совершенно уверена, что ни разу ее не видела, как и личный сад Ницоса. Такую красоту невозможно забыть.

– Нравится? – спросил Ницос, и Реа обернулась.

Он воодушевленно улыбался, а на ладони юноши примостился заводной сверчок.

– Как? – прошептала она, любуясь механической листвой.

– Разве ты не знала, какой я талант? – усмехнулся Ницос.

Он отпустил сверчка, и тот запрыгал по траве, пока не кончился завод, после чего жучок завалился на бок и застыл. За деревьями гулял олень: делал три шага, принюхивался к земле, а затем повторял все снова. Здесь творения Ницоса сохраняли механическую сущность, но в реальном мире двигались и дышали как живые существа. Дары Васы действовали по-разному в Стратафоме и за ее пределами.

Реа присела рядом с канавкой для снега и спросила:

– Из чего они? Снежинки?

– Из ткани. Возьми одну, – предложил Ницос.

Реа забрала снежинку с конвейерной ленты и положила на ладонь. Ткань мерцала и холодила кожу подобно металлу, но была мягкая и легкая.

– Плотный шелк, – объяснил Ницос, доставая из кармана увеличительное стекло. – Я вышил материю серебряной нитью, чтобы сохранить форму.

Брат буквально лучился гордостью, и Реа ощутила укол совести за то, что раньше не интересовалась садом.

– А это что? – уточнила она, показывая на огромную вишню, которая выглядела древнее дома. – Она здесь давно?

– Я ее смастерил пару лет назад, – ответил Ницос и взял сестру под локоть. – Подойдем ближе? – и он повел девушку по узкой, извилистой тропе пожухлой травы, разрезавшей поле стеклянных цветов.

Хрупкие бутоны мелодично звенели, как крохотные колокольчики.

Вишня отличалась от других деревьев. Те дышали жизнью, шестеренки непрерывно работали, но она стояла неподвижно. Колибри, летавшая по саду, время от времени приземлялась на ветку и смотрела на Рею странным взглядом полуопущенных глазок.

– Мне хотелось попробовать что-то новое, – сказал Ницос, когда Реа погладила ствол.

Реа поняла, что он выполнен из гладкой, полированной меди, а бирюзовая ржавчина начинает разрастаться на коре словно мох.

Реа осторожно постучала по дереву, и девушке ответило тихое эхо.

– Я оставил место под механизм, – объяснил Ницос и потянулся туда, где ствол расходился в разные стороны. Там же была торчащая короткая ветка с одним-единственным бутоном. Ницос бережно обхватил его пальцами и повернул. Послышалось жужжание шестеренок, набиравших скорость.

– Готова? – спросил Ницос и отпустил цветок.

Ветви заколыхались, и Реа обнаружила, что они состоят из сотен миниатюрных сегментов, благодаря чему создавалось впечатление, что крона покачивается на ветру. Цветы начали падать один за другим, но все они держались на тонком, как нить, кабеле, переливающемся на солнце, поэтому лишь зависали в воздухе на пару мгновений.

По мере того как шестеренки снова замедлялись, кабель втягивался в кору, а бело-розовые бутоны возвращались на место.

– Не особо практично, – признал Ницос, любуясь плодами своего труда. – Впрочем, в саду все такое. Зато мне нравится.

– Ты часто сюда приходишь? – спросила Реа, щурясь на лоскуты синего неба между ветвями. – Я думала, ты круглые сутки проводишь в мастерской.

– Нередко, – ответил Ницос. – По меньшей мере раз в день.

Он направился обратно по тропе, Реа нехотя последовала за ним, не желая удаляться от чудесной вишни.

– Мне надо проверять, работают ли механизмы как надо, – добавил Ницос.

Что ж, справедливо. Реа хорошо представляла, как брат бродит по саду под серым небосводом, даже не глядя по сторонам, потому что никто и не подумал бы к нему присоединиться. Разве не грустно? Но однажды он упоминал Хризанти, разве нет?

– Говоришь, Хризанти тебе помогала? – полюбопытствовала Реа.

Ницос кивнул, явно на чем-то сосредоточившись. Возможно, на каком-то недостатке в конструкции, который никто другой и не заметил бы.

– Много времени она проводит в саду? – допытывалась Реа.

Ницос озадаченно посмотрел на сестру.

– Ну… вместе с тобой, – продолжала Реа. – Пока меня нет, тут только вы двое и Васа.

– И Лексос, – поправил сестру Ницос.

Реа смутилась. Конечно, Лексос жил в Стратафоме, но ей и в голову не пришло принимать брата-близнеца в расчет.

Если Лексос вел себя с младшим братом столь же отстраненно, как Реа – и она, к своему стыду, была вынуждена признать, что уделяла Ницосу мало внимания, – то его общество вряд ли что-то меняло.

Хотя сейчас Ницос о нем напомнил, что обнадеживало. Неприятно думать о том, что братья и сестра чувствуют себя одинокими.

– Да, – согласилась Реа. – И Лексос.

– Хризанти иногда наведывается сюда, – запоздало ответил Ницос, и Реа даже не сразу вспомнила вопрос. – Чаще весной. Ей по душе весна, – юноша коснулся ближайшего листа – натянутой на проволоку ткани – и развернул его к солнцу.

Реа впервые слышала, чтобы Ницос столь нежно о ком-то отзывался. На его губах заиграла легкая, едва заметная улыбка. Ох, если бы все они сюда приходили! И вчетвером гуляли в саду, не зная никаких забот.

– Не могу вообразить, как ты находишь в себе силы покидать это волшебное место! – воскликнула Реа. – Я бы целую жизнь здесь провела!

– У каждого из нас имеются обязанности, – мрачно проронил Ницос. – Кстати, о твоих…

– Разве мы о них говорили?

Он пожал плечами.

– Тебя ждет насыщенный день. Вот и все, что я хотел сказать.

Реа склонила голову набок и шагнула в сторону, пытаясь согреться в осенних лучах солнца.

– Наверное, ты прав.

На минуту воцарилась тишина, а потом Ницос проговорил ровным голосом:

– Ты решила, как поступишь? Кого выберешь?

Как странно. Раньше он ни о чем подобном не спрашивал. И вроде бы старался обращать как можно меньше внимания на церемонии. Возможно, его терзала та же тревога, что и Лексоса, связанная с отцом и Тизакосом. И одна только Реа не видела опасности.

– Не знаю, – ответила Реа. – А как бы ты поступил?

Ницос фыркнул.

– Разве у меня есть такой шанс? Ну, пойдем домой? – и, к огромному разочарованию Реи, вывел сестру наружу через арку и затворил за собой дверь.

Вскоре стены механического сада пропали из вида, и если бы не снежинка в кармане, Реа подумала бы, что он и вовсе ей приснился.

Глава 8
Реа

Полдень принес темные дождевые облака и первого претендента на руку Тиспиры. Всего их ожидалось пятеро, совсем не то, что в прежние времена, когда Рее доводилось танцевать с двадцатью или с тридцатью кандидатами, прежде чем объявить о сделанном выборе. Похоже, для многих даже щедрые награды больше не стоили того, чтобы жертвовать чьей-то жизнью.

Сначала прибыл Ламброс из города, расположенного в центре страны, неподалеку от места, где появились на свет дети Аргиросов. Однако говорить о таком не следовало. Тиспира должна быть отовсюду и в то же время ниоткуда: она никогда не рождалась и никогда не умрет.

Ламбросы дважды посещали церемонию, и Реа едва не допустила страшную ошибку, подбирая тему для разговора. Конечно, упоминание об общей родине оказалось бы не столь вопиющим нарушением этикета, как если бы она назвала свое настоящее имя, но Реа вполне могла вообразить, как глаза собеседника округлились бы, а улыбка стала натянутой. И он бы непременно поведал о ее оплошности.

С тех пор девушка не забывала главного правила: ни в коем случае нельзя обсуждать себя – реальную Рею, скрытую за маской Тиспиры.

Реа смотрела из окна кладовой, как Ламброс выбирается из экипажа и спешит к дому, накинув на голову пальто, чтобы спасись от дождя. Приятный юноша. Два раза смотрел смерти в лицо, а потому теперь держался безразлично. Реа наслаждалась его компанией, по крайней мере, пока не иссякал один бокал вина.

Еще два кавалера приехали с западной окраины, где проходила граница с Трефацио. Вуаль, прикрывающая нос и губы каждого, соответствовала типичной трефацианской моде. Они прибыли вместе, и стоило юношам снять вуали, как Реа с разочарованием отметила, что это братья. Васа собрал четырех претендентов – пятеро их становилось вместе с Ласкарисом, которого пригласил Лексос, – а двое из них были из одной семьи.

Ласкарис явился следующим. Реа подалась вперед, наблюдая, как он сходит с подножки экипажа и пытается обменяться любезностями со служанками, которые застыли у ворот внутреннего двора. Елени и Флора промолчали, и юноша – его звали Михали? – быстро отвел взгляд, шаркая сапогами по каменным плитам.

Пока слуги доставали багаж, он повернулся к ним спиной и увидел Рею, сидевшую на подоконнике кладовой. Секунду-другую они молча смотрели друг на друга, а затем Михали приветливо помахал Тиспире. Реа не ответила ему тем же, и юноша неловко развернулся, притворившись, будто и не обращал на нее внимания.

Неужели из-за этого мальчишки Лексос сильно переживает? А Михали и впрямь представляет столь великую угрозу, что его смерть вызовет гнев Васы?

Но какими бы ни были политические взгляды претендента, присутствие Михали в Стратафоме сулило опасность. Благодаря тому, что с подготовкой к церемонии помогала Хризанти, отец пока не знал о госте из рода Ласкарисов. Однако они неизбежно встретятся за ужином, и детям Васы, точнее, Лексосу, придется столкнуться с последствиями самоволия. Реа еще не решила, готова ли выполнить просьбу брата, и радовалась тому, что может изображать неосведомленную невинность.

Последним в Стратафому приехал Каллистос из Рокеры. Сияющий луч надежды Васы, судя по записке. Выглядел он неплохо. Волосы длинноваты, костюм уж больно цветастый, но такая в Рокере мода, и разве плохо за него выйти? Ведь браки ее длились недолго, особенно зимой. Фермеры Тизакоса не желали долго мерзнуть. Если Каллистос окажется кошмарным супругом, можно потерпеть максимум два месяца и быстро с ним покончить. Лексос ее простит, если Реа не поддержит его выбор, зато про Васу того же сказать нельзя.

Елени и Флора еще будут заняты, располагая гостей в дальнем крыле, но Реа способна справиться, не прибегая к помощи служанок. Она подобрала юбки и вышла из кладовой, стараясь не задевать паутину.

Очутившись в спальне, девушка направилась к шкафу и распахнула дверцы. У нее уже отложено несколько нарядов, предназначенных исключительно для Тиспиры. Порой Рее казалось, что выбранные платья садятся по фигуре лишь в те дни, когда она играет титулованную роль и не имеет права быть собой. В другие их лучше не мерить. Швы врезаются в кожу, кружево некрасиво свисает.

А вот сегодня Реа воплощала собою Тиспиру и легко влезла в насыщенно-синее платье с открытой спиной. Девушка дополнила наряд изящными бриллиантовыми цепочками, надев их на шею так, чтобы они аккуратно лежали на голой коже. Все-таки сейчас она являлась зимней Тиспирой, сотканной из глубокой ночи и снега.

«Может, было бы проще, если бы Тиспира сильнее отличалась от меня», – подумала Реа и посмотрелась в зеркало.

Реа и Тиспира… Они одинаково лаконичные, кокетливые, любят играть с добычей. Платье и заимствованные у Хризанти краски помогали отрешиться от настоящей себя, но иногда Реа все равно прислушивалась к своему сердцу даже в облике Тиспиры. За восемьдесят лет они так срослись, что уже не могли разделиться.

Скоро подоспели Елени и Флора и немедленно принялись завивать густые кудри хозяйки в аккуратные кольца. Пришла и Хризанти в ярко-желтом наряде с водопадом рюшей.

– Ты уже целую вечность собираешься, – пожаловалась она, драматично рухнув на кровать, но тут же поднялась. Лежать с голыми руками на колючей шерстяной подушке, служившей матрасом, было невыносимо.

– Не спеши, – с раздражением ответила Реа и повернулась, подставляя Елени пока незавитые пряди.

– Ты их видела? Кавалеров?

– Да. Пожалуй, сгодятся.

Хризанти смахнула с юбки невидимые пылинки и нахмурилась.

– Жалко, что теперь присылают скучных парней. Не так весело.

Реа рассмеялась.

– Приходится чем-то жертвовать.

– Тяжелая у нас жизнь, – пошутила Хризанти и щелкнула сестру по спине.

Реа взвизгнула, и Хризанти нежно поцеловала старшую сестру в щеку.

– Удачи сегодня, душа моя.

Она ушла, и служанки последовали за ней. Изогнувшись, Реа посмотрелась в зеркало. Елени высоко заколола ее кудри на затылке, чтобы те не прикрывали спину. И Хризанти хорошо поработала: нанесла яркий румянец на щеки, затемнила брови. Девушка не узнавала себя в отражении. Это не она, а Тиспира спустится встречать гостей и обведет каждого вокруг пальца, чтобы юноши наперебой вызывались выразить преданность ее отцу.

Реа расправила плечи, ощущая прохладу бриллиантов на коже, и ехидно приподняла уголки губ. Тиспира всегда улыбалась.

Кавалеры собрались на веранде за домом, и Хризанти, вероятно, уже их развлекала, заказывая у музыкантов танцевальные мелодии. Ницос, скорее всего, стоял в тени и ворчал себе под нос, недовольный, что его оторвали от дел в мастерской.

Лексос ждал сестру у подножия лестницы, готовый подать руку. Реа замешкалась на секунду и сощурилась, ища в его взгляде тайные намерения. Она вполне обойдется без многозначительных напутствий.

Однако брат, похоже, лишь хотел сопроводить виновницу торжества на веранду, и потому она приняла его руку.

– Прекрасно выглядишь, – пробормотал Лексос, как всегда неловко, когда он был вынужден отзываться о внешности сестер.

Реа возвела глаза к потолку.

– Спасибо.

– Я дал тебе время все обдумать, – сказал Лексос, пока они шагали по центральному коридору, проходившему через дом. – Мое мнение ты знаешь. О том, каким должен быть вечер.

Реа вздохнула.

– Фтама, Лексос. Ты ясно дал понять, чего от меня ждешь.

– Не то чтобы я тебе не доверял… – начал было он.

Реа перебила брата.

– Надо же, – хмыкнула она. – В таком случае ты бы ничего и не говорил. Давай сейчас не будем об этом?

Они добрались до конца темного коридора. Сюда из дверного проема, за которым располагалась небольшая лестница, проникало мерцание сотни свечей, озаряющих огромную заднюю веранду.

– Выбор я принимаю не сегодня, – уточнила Реа.

– Конечно.

– И пока рассчитываю на то, что у Васы все схвачено.

Лексос мрачно улыбнулся.

– Наблюдай за ним. И кое-что увидишь. Судьба семьи лежит на наших плечах.

Воздух на веранде был свежий, бодрящий, а небо еще украшали оранжевые и красные полосы заката, хотя солнце уже пропало за горизонтом. Днем прошел дождь, и каменные плиты переливались от влаги, пропитывая сыростью мягкие туфельки Реи. Снаружи горели факелы, а вдали, за перилами веранды, блестела темная поверхность моря.

В прошлые года на церемонию приезжало множество претендентов со всех концов страны, и вокруг бассейна, встроенного в центр веранды, красовались четыре банкетных стола.

Теперь же гости помещались за одним, освободившееся пространство слуги декорировали кипарисами в горшках и роскошным плющом, а Хризанти покрыла растения яркими красками, чтобы казалось, будто на них сияют свечи.

К близнецам подскочил слуга с бокалами вина. Лексос покачал головой: юноша не пил алкоголь во время важных событий.

А вот Реа взяла в привычку в течение вечера, проведенного с кавалерами, не расставаться с бокалом. Она отпила немного, когда какой-то претендент заметил ее и направился к девушке, покинув мужскую компанию.

– Желаю тебе отлично провести время, – прошептал Лексос и отошел в сторону.

Реа проследила за ним взглядом и вздрогнула. Васа с мрачным видом сидел во главе стола, сгорбившись над пустой тарелкой. Девушка решила справиться о его самочувствии, но к ней уже приблизился юноша с поднятым для тоста бокалом.

– Кересмата, кириа Тиспира, – торжественно поздоровался он слегка дрогнувшим голосом. Смельчаком оказался младший из приехавших на церемонию братьев, и, судя по нервному выражению лица, претендент надеялся, что его даже не будут рассматривать как вариант.

В их регионе подобная жертва считалась величайшей честью, но это вовсе не означало, что подходящие по возрасту обитатели Тизакоса стремились умереть молодыми.

Реа подняла руку, и стекло бокалов тихонько звякнуло. Юноша заранее снял вуаль, как и его старший брат, обнажив лицо.

– Как тебя зовут, корос? – спросила Реа, шагнув ближе.

– Димос.

– Очаровательно, – она вновь пригубила вина и слизнула алую каплю с губ. – А мое имя тебе уже известно.

Он сглотнул.

– Да, Тиспира.

Каллистос поглядывал на них, склонившись над перилами веранды. В воздухе клубилась синяя дымка, поднимавшая от морских вод, и за головой юноши появилось нечто вроде нимба: он походил на икону стратагиози, как на потолке главного зала. В другой вечер можно было бы еще побеседовать с Димосом, но сейчас Реа передала претенденту свой бокал и направилась к Каллистосу.

Заметив, что к нему идет Тиспира, он выпрямил спину и поправил воротник. В Рокере носили легкие одежды, открывая тело солнцу, но для холодной Стратафомы юноша подготовил зимний наряд. Узкие, но не плотно прилегающие брюки, рубашка и строгое пальто, доходившее до пола и сшитое из темно-фиолетовой парчи, цвета рода Сперосов.

Семья много веков развивала свой город от небольшого поселения на окраине до богатейшего центра страны, представителям рода явно нравилось кичиться богатством.

– Еще вина? – предложила Реа. – Поможет согреться.

– Благодарю, но я уже выпил достаточно на сегодня.

Приглашенные гости и Аргиросы заняли свои места, Васа так и продолжал сидеть во главе стола. Ницос плюхнулся на стул последним, недовольный тем, что он где-то в середине, а рядом нет никого из членов семьи.

После того как Ницос перестал ерзать на стуле, Васа встал и поднял бокал. Все затихли.

– Спасибо, что пришли, – сказал он, глядя прямо на Каллистоса. – Добро пожаловать на зимнюю церемонию Тиспиры. Прошу, наслаждайтесь ужином.

Слуги внесли закуски: соленый сыр, политый оливковым маслом, и свежие овощи. На веранде зазвучали голоса. Димос и его брат разговаривали с акцентом, привыкнуть к которому было несложно. Они увлеклись беседой с Михали, который вел себя удивительно дружелюбно. Вероятно, враждебность юноши распространялась только на Рею.

Васа правильно поступил, что усадил Каллистоса рядом с Тиспирой. Юноша ничуть не сердился на то, что Реа резко удалилась, и вернулся к предыдущей теме обсуждения, не дожидаясь, пока девушка к нему обратится.

Некоторое время спустя Реа откинулась на спинку стула, подставляя взгляду собеседника свою изящную фигуру, и расплылась в ленивой улыбке. Такой супруг не доставит никаких хлопот, это сразу видно. Его легко завоевать и столь же легко убить, когда наступит назначенный час.

К тому моменту, как подали десерт, Реа заметила, что за столом как-то неспокойно. Что-то происходило с противоположной стороны, но другие гости, кажется, еще не ощутили неловкой атмосферы. Васа ворочался на сиденье, а Лексос настолько сильно сжимал челюсти, что на скулах забугрились желваки. Реа встала и отмахнулась от Димоса, который так спешил подняться одновременно с девушкой, что ножки его стула проехались по полу, и громкий скрип встревожил воробьев на перилах.

– Я отвлеку тебя на минуту? – спросила Реа, подойдя к сестре, и положила ладонь ей на плечо.

Хризанти поднялась, натянутая вежливая улыбка сменилась выражением облегчения. Она вцепилась в руку Реи и быстро повела ее в дом.

Они выбрались в главный коридор через двойные двери, и Хризанти нырнула в альков за углом. К девушкам приблизились слуги с миниатюрными пиалами на подносах. Они предлагали гостям и хозяевам дома мятные листья между сменой блюд, чтобы вкус разных деликатесов не смешивался друг с другом. Хризанти взяла горстку, а Реа отрицательно качнула головой.

– Хризанти, – начала она, когда слуги вышли на веранду, – что случилось?

Хризанти принялась загибать пальцы.

– Лексос хочет, чтобы ты общалась и с другими кавалерами, Васа жаждет поговорить с Каллистосом, Ницос не желает ни с кем вести разговор, а помидоры пересолены.

– Прекрасно, – вздохнула Реа. – К счастью, ужин почти закончился. После трапезы я подведу Каллистоса к Васе, чтобы они поговорили.

– А теперь что делать?

– Прошу прощения, кириа.

Девушки обернулись на Елени, которая стояла поодаль, потупившись.

– Да? В чем дело? – спросила Реа.

– Ваш отец… Думаю, вам лучше вернуться на веранду.