– Спасибо. А ты никуда не уезжаешь в ближайший месяц?
– Вообще я в Петербург собираюсь, в среду.
– Я тебя на свадьбу пригласить хотела. Если мы и ты в городе будем, то будет отлично! Я по тебе соскучилась!
«Пожалуйста, перестань. Хватит» – разрывалось сердце. – Даа, будет круто! Ты на вручение диплома придёшь?
– Не знаю ещё пока. Завтра видно будет. Я твои песни каждый день слушаю, особенно часто ту, которую ты мне посвятил, про музу.
«Зачем ты это сказала?» – он не знал, что ответить. Продолжать разговор не хотелось ещё больше. – Ммм…
– Ладно. Я очень рада была тебя слышать. Я ещё тебе позвоню.
– Хорошо, звони.
– Целую, пока.
– Пока.
– А ты почему не целуешь?
– Целую, пока, – он не хотел этого говорить, но, учитывая беременность Ани, он не хотел её как-либо расстраивать и шёл на поводу у будущей мамы.
– Пока.
Он первым положил трубку и глубоко вздохнул: «Блин…». Рома задумался и просидел, глядя в одну точку, минут пять. Он сидел бы ещё больше, если бы мама не позвала его на кухню пить чай. Пришлось идти.
На кухне за столом сидела мама. Чай, конфеты, телевизор. Стандартная вечерняя программа.
– Садись чай пить.
– Угу, спасибо, – таким образом он отказался от предложения мамы, а она начала свою тему.
– Ты с отъездом не передумал? Может, сдашь билеты?
– Мама, я всё решил! Надо уезжать и как можно скорее! – он взял со стола свою кружку с налитым мамой чаем и пошёл вон из кухни.
– Ну, может у тебя предназначение такое – быть хорошим финансистом! – кинула мама ему вслед. Рома ничего не сказал. Он «ответил» через пару секунд входя в комнату.
– И никакой я не финансист! – закричал он на всю квартиру и резко, но не хлопая, закрыл дверь. Если бы он хотел хлопнуть, то дверь бы по любому хлопнула, а тут он сделал вид, что сейчас раздастся стук, а сам аккуратно замедлил закрытие. Появилась улыбка, ведь фраза была брошена спонтанно, но в тему и как бы с капризом.
Рома поставил кружку на стол. Улыбка снова сменилась непониманием. В голове ничего не укладывалось, и сила, после не очень удачной беседы с мамой, закипала. Он подошёл к окну и взглянул на небо.
– Я обязательно прорвусь!..
…Нужно было успокоиться. Он лёг на диван и управлял с него телевизором при помощи пульта. Глаза закрывались сами собой, а как Рома их открывал – сразу смотрел на часы. Выходило, что он дремал минут десять. Фильм, который он начала смотреть часа полтора назад, уже подходил к концу. Близилась триумфальная развязка… он открыл глаза, но на экране телевизора начинался уже другой фильм.
– Да ёмаё! Как так?! – сказал он, пробудившись.
Выключив телевизор, он встал с дивана и пошёл к столу. Лампа зажглась и осветила стол Ромы, за который он сел.
«Господи, время всему своё. Но долго ли мне ещё ждать до того, как я встречу свою любовь, и встречу ли я её вообще? Долго ли ещё до того, как я основательно встану на большую сцену, и встану ли я вообще?» – подумал он, взявшись за голову. В горле до сих пор неприятное ощущение мешало нормально петь. По рассказам матёрых и бывалых певцов, которые срывали связки на своём творческом пути, они болят некоторый промежуток времени, при чём этот промежуток недолгий. Но, это не связки, и одному Богу известно, как долго это продлится. А ведь завтра хотелось бы спеть.
Всё накопившееся за последний день и в целом за три года в училище нужно было изложить ёмко, в одной песне. Рома взял ручку и, в лежащем с уже какими-то черновыми записями блокноте, принялся писать.
Дело пошло хорошо и видимо, судя по лицу с которым он зашёл на кухню, всё удалось. Мама по-прежнему смотрела телевизор, а Рома, захватив их комнаты свою кружку, в которой был выпитый не так давно чай, сполоснул её и, достав банку с кофе с полочки, принялся его заваривать. Мать обратила на него внимание.
– Сынок. Ты много кофе пьёшь, особенно в последнее время.
– Мне нужно ночь продлить.
– Что-то ты часто её продлеваешь.
– Сегодня ещё нужнее, чем обычно. Мне нужно одну вещь доделать, – это он так отозвался о своей новой песне-сюрпризе.
– Кофе в больших количествах вредно для здоровья.
– Так я же по чуть-чуть завариваю, – кипяток опустился в кружку.
– Всё равно. Опасно. Может на сердце сказаться.
– Я пошёл, – ляпнул он, хотя мог бы промолчать.
– Ага. Увидимся.
– Не увидимся сегодня, так увидимся завтра, – лишь сказал он, выходя из кухни и глядя на часы. На них было 23:45.
XXIII
Солнце вышло из-за горизонта часа 3 назад и припекало довольно-таки сильно. Асфальт был сух. Дождя вчера не было, но, возможно, будет сегодня. Двор не хотел просыпаться. Одним словом – лето.
Дверь подъезда под номером «3» открылась. Деревьев возле этого подъезда было немного, поэтому солнечный свет хорошо освещал его. Из темноты первого, в которой виднелись лишь ступеньки, вышел Рома. В свое «визитнокарточной» рубашке, мокасинах, светлых штанах и с гитарой в правой руке он начал свой путь. Свой последний путь в то самое учебное заведение, в котором он получал не те знания, которые считал нужными получать. Тем не менее, три года промчались незаметно, и причём не зря. Практически со всеми друзьями они учились и познакомились здесь. Много приятных воспоминаний осталось от пар, перемен, мероприятий и просто весёлого времени в стенах лицея.
Рома вспоминал всё, что мог вспомнить из студенческой жизни, пока шёл на свой последний концерт в тех студенческих стенах. Да-да. В будущем виделось совсем другое, нежели высшее образование и диплом бакалавра. Всё! Довольно! Творчество перевешивало.
Он шёл двадцать минут – именно столько времени занимает путь от дома до ПТУ. Каждое утро он проходил через дворы, дороги и, проходя через большую территорию учебного комплекса, попадал на место назначения. Этот день не был исключением. Все, кто участвовал в «выпускном», собирались за два с половиной часа до начала именно в стенах училища; поэтому путь был прежним, но особенным. Он, как и в прошлом году, как и в 70% из ста был ведущим. В этот раз он решил быть ведущим в своём стиле, и никто ему не был указом. Плевать он хотел на всех этих преподавателей, заведующих отделениями, уборщиц, вахтёров, охранников и директора! Через несколько часов училище уйдёт в прошлое. Начнётся совсем иная жизнь, и он надеялся, что пройдёт она у него, как и этот выпускной – на сцене.
Прогнав текст и просмотрев несколько номеров, все потихоньку двинулись в актовый зал на «последний прогон» и настройку аппаратуры Зал был в университетском здании, к которому студенты шли минуты три, обходя множество достопримечательностей. Среди них были столовая, беседка, одноэтажные мастерские технических специальностей, деревья и разукрашенные студентами заборы.
Всё шло отлично. Микрофоны настроены, текст выучен, номера подготовлены. Но он до последнего не пел песню, которую должен был посвятить студентам и преподавателям. Ни на одной из репетиций никто ничего не услышал.
До начала осталось сорок минут, как раз на то, чтобы каждый мог морально подготовиться. Нужно было подстроить гитару: из-за громкого звука колонок, рассчитанных на весь большой зал, струны перешли в другую тональность. Рома сел на одно из многих кресел актового зала и потихоньку натягивал струны одну за другой. Когда он пошёл по второму разу, начиная с первой… Бах! Струна лопнула.
– Блин! – вскрикнул он перетянув струну. Это произошло, как обычно бывает, неожиданно, и он испугался.
Первая мысль была о том, что надо искать струну. До ближайшего музыкального магазина пятнадцать минут на автобусе. Туда – обратно – полчаса. Предупредив организаторов сего мероприятия, что он скоро вернётся, он выбежал из актового зала и помчался на остановку. Вторая важная мысль, над которой Рома задумался: опять придётся потратиться. Денег было не так то много, а ведь нужно взять как можно больше с собой. На счету каждая копейка. После расходов на билет, виньетку с группой, Интернет и прочих мелких трат, приходится уехать с тем, что осталось.
Как только Рома приобрёл у миловидной девушки в отделе музыкальных мелочей струну, держа её в руках, он сразу же побежал на остановку. Она располагалась на другой стороне дороги и чтобы её не переходить, Рома спустился в подземный переход. Проходя мимо этого перехода можно услышать звуки баяна. Спустившись, Рома увидел того, кто играл – седоватый дедушка в очках и потрепанной ветровке всем своим видом вызывал жалость, ну или, по крайней мере, заставлял задуматься.
«Как он играет! – восхитился про себя Рома. Старый баянист действительно очень красиво и профессионально играл. – Обалдеть!»
Рома заслушался и задумался. Он опустился на корточки у стены рядом с баянистом, сидящим на маленькой складной табуретке.
«Он наверняка раньше играл в каком-нибудь оркестре или на свадьбах, или просто во дворе с мужиками, а теперь сидит здесь, в переходе, и ему кидают гроши. Почему он стал никому не нужен? Почему Бог его обделил слушателями? Неужели его музыка никому не интересна?.. – Рома вспомнил, что нужно бежать и поднялся. Достав из кармана всю мелочь, он оставил себе на проезд, а остальное положил в кепку, лежащую у ног баяниста.
– Красиво играете! – крикнул Рома сквозь звуки баяна.
– Спасибо, сынок! Храни тебя Бог!
– Спасибо, дедушка, – сказал он и побежал на автобус.
Много ли нужно для того, чтобы настроиться перед концертом? Роме хватило послушать баяниста и получить от него своего рода благословление.
Вёл концерт он с громогласной девушкой по имени Даша, которая была его хорошей знакомой. В джинсах, туфлях на высоких каблуках и лёгком коротком пиджаке они были примерно в одном свободном студенческом стиле. Хоть ей и оставался учиться ещё год, она тоже плевать хотела на заведующих и директора. Некоторые из них, в том числе директор, стоили того.
– Добрый день! – начала Даша.
– Здравствуйте дорогие студенты и преподаватели! – продолжал подогревать зал Рома. Аплодисменты прорвались незамедлительно. Зал ликовал и завывал от радости и предчувствия свободы.
– Совсем скоро вы получите дипломы, и в вашей жизни завершится ещё один этап – учёба в нашем училище!
– Пути ваши разойдутся; кто-то продолжит учиться здесь, кто-то уедет, кто-то будет работать, – хоть он и смотрел в зал, но не видел ни Ани, ни мамы. Прожектора слишком ярко светили. Это и хорошо – ты не видишь зрителя и меньше волнуешься. Впрочем, Даша и Рома явно не волновались.
– Но перед этим нужно хорошенько отдохнуть…
– … и провести этот праздник со студенческими друзьями!
Тут и понеслось. Директор вручал красные дипломы отличникам, среди которых был и Рома. Напутственные слова и рукопожатие были обязательными элементами вручения; отделаться от этого было невозможно. Рукопожатие-то мелочь, а вот напутственная речь…
– Дорогие выпускники. Уважаемые родители и преподаватели. Сегодня, в этот час, мы с вами видим то, чего мы добивались все эти месяцы. Мы видим плоды наших трудов и стараний. Мы видим будущих специалистов, будущих гениев своего дела и людей, которые будут продвигать нашу страну на новые уровни. Я очень счастлив, что наши студенты набрали большое количество баллов за промежуточное национальное тестирование, за то, что они участвовали и своими руками создавали так много мероприятий и нововведений нашего училища, за то, что они выбрали именно наше учебное заведение, – прошло пять минут его речи. Только не понятно как – «ещё» или «уже». Те, кто стоял за кулисами потеряли счёт времени. – Уважаемые родители! Спасибо вам большое, за ваш материнский и отцовский труд по направлению детей по выбранным профессиям. Это титанический труд – помогать ребёнку в познании выбранной специальности. У меня у самого двое детей, которые уже получили дипломы о высшем образовании, и я знаю, сколько сил нужно потратить на это. После нашего производственно-технического училища, выпускники могут поступить в университет, на базе которого функционирует наше училище на родственную специальность, – прошло ещё пять минут. – Условия поступления самые выгодные; большие размеры скидок позволят выпускникам с большим рвением продолжать учёбу у нас. Я думаю, что и студенты, и преподаватели будут рады видеться на территории нашего учебного комплекса…
– А я думаю, нет, – сказал за кулисами Рома Даше. Она и впереди стоящая девушка улыбнулись.
– … Всех вам благ и успехов в продолжение вашего жизненного пути! Ура! – наконец закончил директор. Студенты, стоявшие с дипломами на сцене, дружно вздохнули. Было очень жарко и душно. Хотелось побыстрее сесть в зал, а кому-то уже хотелось, чтобы всё это скорее закончилось. Но концерт продолжался.
Дипломы были вручены и остальным студентам, заведующие отделениями выслушаны, танцы отплясаны. Оставалось ещё немного…
Сцена ненадолго опустела. Никто из ведущих не продолжал сценарий. Рома из кулисы, где стоял сам, в противоположную жестами показал Даше, что представлять его не надо. В зале усилился гул. Рома молился за кулисами и, перекрестившись, сказал себе: «Всё будет зашибись. Ты ведь в гавайской рубашке родился».
Он решительным шагом вышел к микрофону, откинув волнение и всю эту близкую волнению чушь. Плевать, кто был в зале, а кого не было. Это был его миг, последний в жизни училища. Сейчас надо сказать всё…
– Ещё раз добрый день, студенты! Поздравляю вас со свободой. Спасибо вам, преподаватели! Пусть кто-то из студентов с вами ругается или спорит, но я думаю, вы все знаете, что на самом деле все мы вас любим и уважаем. Ну я полюбил не только вас, но и всё наше ПТУ. То, что я сейчас спою, я писал все три курса, что учился здесь, и поскольку терять мне больше нечего…– тут в зале послышался смех, – … я всё же спою, ведь через песню можно выразить все свои чувства. Это лучший способ что-либо рассказать…
В зале воцарилась тишина, та самая которую он ждал. Казалось, каждый услышал и понял Рому, и теперь зал не понимал аплодировать или нет. Шея уже не болела. Ничто и никто не мешал ему спеть последнюю песню.
Я на знаю с какой я смены
И какие завтра пары.
В кабинет войду я смело,
А там препод мозги парит.
Зубрить до потери пульса.
Проучиться ещё бы пол курса.
Мама, я не хочу учиться.
Мама, я не хочу учиться…
Но я студент!
Группа убегает со звонком
Толпа у раздевалки.
А в расписании моём
Три предмета и две тетрадки.
Меня ругает наш физрук,
А я в поиске подруг.
Мама, я не хочу учиться.
Мама, я не хочу учиться…
Но я студент!
Скоро я буду дежурить,
И гулять по этажам.
Я староста и всё в ажуре
«На ура» экзамен сдам.
С чужим студенческим пройду
Вахтёру крикну на ходу:
Я не хочу учиться.
Я не хочу учиться…
Но я студент!
Это был успех. Зад разорвался в аплодисментах и свисте. Это был студенческий гимн. Рома спел его под занавес, и это должно запомниться всем надолго. Дай Бог…
«Я спел, что хотел спеть…»
XXIV
Свобода! Долгожданная и, в тоже время неожиданно быстро нагрянувшая, она вселяла надежду на светлое будущее. Ступень пройдена, пора идти к следующей. Но сначала, как гласит студенческий сценарий, нужно было отдохнуть и отметить получение диплома. Тёплая погода как раз позволяла это сделать весело и на долгую память.
Группа Ромы собиралась в кафе. Это была их последняя совместная встреча, но всё равно людей было мало. Кто-то уже уехал узнавать насчёт вступительных экзаменов в ВУЗы, кто-то поехал сдавать экзамены, а пару человек вообще проигнорировали предложение собраться – такие есть в любой группе. Таким образом, из двадцати трёх студентов за столом сидело двенадцать. Воспоминания лились рекой, громкий смех стоял на всё кафе. Группа казалась неразлучными друзьями, но каждый из них, в глубине души, знал, что встретятся они теперь лишь по воле «случая». Конечно, кто-то из них будет продолжать учиться вместе, снова в одной группе, но Рома точно знал – с ним вместе никто не уедет.
– А помните как в карты рубились? – весело спросил он. – В «дурака» играли каждый день, как только попадался случай.
– Да-да! – ответил хор из десяти голосов. Одна девушка просто не умела играть; ребята не успели её научить.
– Я три раза чемпионкой была! – сказала Ксюша.
– Это потому, что меня в финале два раза выигрывала! – заявил ей одногруппник Паша.
Такие споры бывали и на парах, при чём более азартные споры. До драки, конечно, дело не доходило, но крики студентов, играющих в карты на паре – это уже своего рода нарушение порядка, которое было в порядке вещей.
– Ну что? Может напоследок, навылет? – Рома достал из кармана потрёпанную колоду карт, ту самую, которой они играли на парах.
– Ооо, давай! – гул толпы усилился. Ещё бы! Кто-то был уже в подвыпившем состоянии.
Сыграть напоследок было символично. Все удивились, что у Ромы вообще были карты, хотя он каждый день носил их в училище. Быстро раздав по одной карте на шестерых, понеслась игра. На место вылетавшего заходил следующий; в общей сложности играли все одиннадцать игроков. Рома держался до конца. В финале с ним играл Ринат – тот ещё шулер. В карты он учился играть во дворе, на скамейке с друзьями разгильдяями и матёрыми картёжниками, так что за его ходами нужен был глаз да глаз. Пару «левых» карт Рома заметил.
– Ну как подними! Ишь чего! – весело возмутился Рома. Ринат ехидно засмеялся в ответ.
Козырем было черви. Рома взял туз лежащий на кону. У обоих было по три карты в руке. Партия была за Ромой. Довольный и с азартом он подвёл итог:
– На тебе «Колю», «Толю» и «шоху» на погон! – за червовым королём на стол упал туз и крестовая шестёрка. Сердце стучало от азарта; радость закипела в душе.
– Ой, молодчик! – признал поражение Ринат.
– Без обид! – протянул ему руку Рома. – Ничего личного. Это просто игра.
– Да конечно! Ещё встретимся – поиграем!
У всех поднялось настроение. Паша выкрикнул: «За Рому!» и стаканы и рюмки вдобавок с девчачьим визгом стукнулись друг о друга.
– Спасибо, ребята! – он знал, что будет скучать уже через пару дней о прежней студенческой жизни. Но тоска должна рассеяться, ведь через эти пару дней отъезд. Посмотрев на часы стало понятно – пора. Желание ещё посидеть с теперь уже бывшими одногруппниками подогрелось, но было начало девятого. Его ждали в другом, более «тёплом» месте. В кафе Рома был с гитарой. После вечера с группой по плану шёл квартирник с друзьями, про который он говорил маме, имея в виду посиделку с ночевой у Андрюхи. Все собирались к восьми, так что Роме было, куда идти после.
Он обнял каждого, кто сидел с ним за одним столом и, перед уходом, достал спрятавшие в карман карты.
– Вот, держите. На память. Возьмите каждый себе по три штучки, как раз и мне останется. Будете вспоминать о нашей группе, раздолбайской, – группа засмеялась, а Рома оставил карты на столе. Каждый пожелал ему что-то от себя, и он ответил тем же.
Выйдя из кафе, Рома глубоко вздохнул. Солнце близилось к закату, и воздух становился всё свежее. Близилась ночь, бессонная ночь в компании лучших друзей, самых многосмеющихся и громкопоющих.
Путь лежал через полгорода; у цели он оказался в конце девятого. Подойдя к последнему подъезду, на домофоне Рома нажал две цифры – девять и пять. Пока в квартире спешили к трубке, чтобы ответить, он медленно провёл свой взгляд по двору – напротив подъезда ещё несколько месяцев назад были сугробы, в которых февральской ночью всяк компания боролась и играла в снежки. Справа расположилась беседка, на которой проходили целые ночи. Прошлым летом здесь пели песни и «травили» анекдоты. Прошлым, но не этим… Наконец из домофона послышался весёлый голос:
– Аллёуу
– Алоха! – друзья поняли друг друга с этих двух слов.
Приоткрывшаяся дверь запиликала, и гость вошёл в подъезд. Лифта не было; Андрей жил на третьем этаже, так что подъём был не долгим и без особого приложения усилий. По площадке, когда Рома ещё находился между первым и вторым этажом, эхом разлетелся звук открывающегося дверного замка. В двери его ждал Андрей.
– Ехей! Здарова, гаваец.
– Здарова, браток, – они пожали друг другу руки и приобнялись, но дальше порога Рома пока идти не хотел. – Слушай, ты гитару поставь пока где-нибудь здесь, я пойду во дворе посижу.
– А что такое?
– Да настроение что-то совсем хреновое. Подсыпали в душу дерьмеца.
– Пойдём за стол! Там тебя только все и ждут, – Андрей показал рукой в сторону зала. «Там» действительно стоял гул, и скоро дело должно было дойти до песен.
– Там же есть гитаристы, что вы не играете?
– «Гавайскую рубашку» ждут.
– Будет им. Я проветрюсь минут десять, поразмышляю и поднимусь.
– Ладно, давай, – расстроенным голосом тихо произнёс Андрей. Рома уже вышел за порог.
– Я приду скоро, – дверь закрылась.
Быстрыми шагами Рома преодолел лестницу, перескакивая через ступеньку. Выбежав во двор, он зашагал к беседке – одиночество было необходимо, а на ней как раз никто не сидел. Малышня бегала по двору, стреляла с игрушечных пистолетов, махала палками, пинала мяч. Хоть был конец девятого часа, маленькие шпанюки не собирались домой. Июльская жара не пускала их восвояси. Рома залез повыше, так что ноги стояли на лавочке перед столиком.
«Блин! Ну какого чёрта она мне пишет и звонит? Что ей надо? Поскорее бы уехать…»
Послышался хлопок железной двери. Рома краем глаза заметил, что кто-то направляется к беседке, держа в правой руке что-то, похожее на гитару. Он шёл решительным быстрым шагом по направлению к беседке. Рома поднял голову и его взгляд пересёкся со взглядом Андрея. От увиденного у обоих на лице появилась доля улыбки.
– Ну, какой романтик без гитары? Это чтоб тебе в одиночку не сидеть, – Андрей протянул гитару, и Рома с той же улыбкой принял столь неожиданный дружеский жест. При виде гитары малышня тут же сбежалась к беседке.
– А ты играть будешь? А ты умеешь играть? А сколько гитара стоит? Дашь подержать? – хором начала галдеть ребятня.
– Тихо-тихо! Видите, дядя готовится, – поубавил их юный пыл Андрей. – Садитесь тихо и слушайте. Колян, – сказал он смотря на белобрысого мальчугана в шортах. – Ты чего не здороваешься?
– Здарова, – тихо протянул тот
– Ух ты шпанюк…
Вновь говорит автоответчик:
«Никто не может подойти…»
И кажется, что нашей с тобой встрече
Не произойти…
Мне не хватает твоих губ.
Прости, но я был глуп.
Мне не хватает твоих губ…
Кто-то галдел, но всё же большинство из ребятишек зачарованно слушали. Притих и сам Андрей: он понял, в чём причина грусти Ромы, у которого на первых же строчках заблестело в глазах.
Он приглушил струны ладонью и закричал во всё горло:
Я свободен, словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл, что значит страх.
Я свободен – с диким ветром наравне,
Я свободен наяву, а не во сне!
– Да ну всё на хрен, – подытожил Рома. Кто-то из ребятни уже спрыгнул с беседки. Теперь спрыгнул и он сам. – Пойдём кутить.
– Прошло? Ничего, всё будет нормально, – хлопая по плечу утешил Андрей своего друга.
Открыв входную дверь, первым вошёл Андрей. С порога слышалось то, что происходило в зале. Гости уже пели, а поскольку в квартире была только гитара Андрея, то очевидно, что добрались до неё. Как только он услышал звук гитары, то ещё с порога посмотрев в сторону зала, сказал: «Блин…» Ну а оттуда доносилось совсем другое.
Сколько нам ещё пройти?
Знает только Бог,
Он знает, что там впереди.
В жизни нашей сто дорог.
Я выбрал лишь одну,
Которая ведёт к тебе…
– Ну что, алкашня? – забавно сказал Андрей войдя в зал. – Добрались до гитары?
– Да ладно тебе, один раз живём, – «отмазался» играющий на ней Владлен – один из семи оставшихся после ухода Андрея умеющий играть на гитаре.
– Вы смотрите лучше, кого я вам привёл, – Андрей вывел за плечи из коридора Рому.
– Ура! Ромка пришёл! – закричал Семён.
– «Гавайская рубашка» пришла! – закричала одна из девиц.
– Ромке диплом сегодня вручили! – сказал Андрей.
– О! Вперёд за стол! Давай обмывать! – сказал Владлен и, поставив гитару, навострился к бутылке со спиртным.
– Влад, ты вообще-то в гостях! – снял с него обороты Андрей.
– Ну ладно–ладно. Прости Андрюха.
– Да всё нормально.
– Хорошо мужики! Давайте уже за Рому! – как отрезал сказал Семён.
– За Рому! Гаваец! – воскликнули все и поглотили кто что. Лицо Ромы естественно покраснело, и он смущённо улыбнулся.
– Давай Рома, похавай и будем лабать, – Андрею хотелось поскорее попеть вместе.
Вообще это подобие квартирника было устроено следующим образом: было что-то вроде «горячего стула» – кто садился, тот и пел что хочет, а остальные старались ему подыграть. Из инструментов, на которых подыгрывали, если не считать гитару Ромы, была лишь Андрюхина гитара да пара маракасов, принадлежащих забавной девушке, что сидела рядом с Владом и, похоже, пришла с ним вместе.
Поскольку Рома поел в кафе и был неголоден, он сел на стул поодаль стола, на котором не так давно сидел Влад; тот по-прежнему держал гитару Андрея и был готов подыграть. Один маракас был у девушки рядом с Владом – Марины, а другой у девушки рядом с Семёном – Ирины. Компания попалась со слухом, и как только Рома начал играть все подключились.
Как же хочется любви.
Такой, что раз и навсегда.
Каждый день смотреть в её глаза
И не расставаться никогда.
Последний романтик, не ждущий больших перемен,
Который ждёт только сердце взаимности полное.
И дорожа не деньгами, а только тем,
Что осталось в нашем мире с тобою доброе.
Я скажу тебе боже, что же надо мне:
Лишь гитара на плече да её рука в моей руке…
Заметив, что большинство не очень внимательно слушает, а Андрей с Семёном вообще смеялись сами по себе, Рома резко сменил темп.
Я иду по городу в гавайской рубашке
Я иду по городу в гавайской рубашке
Я поздравил подругу – у неё день Рождения
На улице разные слои населения.
Я иду по городу в гавайской рубашке…
Все зашевелились и даже заокали когда Рома начал «Гавайскую рубашку». Девушки активно трясли маракасами, а Влад играл рок-н-рольное соло. Настроение компании изрядно поднялось.
XXV
Посиделка в полном составе продолжалась до часу ночи. Потом Марина вызвала такси – ей нужно было домой. Естественно с ней поехал Влад, чтобы как подобает настоящему джентльмену её проводить. Андрей предложил Владу вернуться, после того как проводит, но тот ответил отрицательно: «Завтра понедельник…» На одном такси с Владом и Мариной уехала Ирина, а вот две подружки Лена и Настя отправились к одной из них на следующей машине. Таким образом, проводив всех, осталось только четыре человека из девяти.
Андрей закрыл дверь за девчатами, что уходили последними и вместе с Семёном и Ромой пошли в зал.
– Пойдёмте полабаем ещё что ли, – сказал Рома входя в зал.
– А соседи? – спросил идущий за ним Семён.
– Да пох на соседей! Сами шумят ночами, – подытожил заходящий последним Андрей.
– Ну мы тихо всё равно, а то по закону шуметь то нельзя после одиннадцати, повяжут ещё, – он взял гитару и сел на диван.
– Ты погоди играть. Давай сначала стол уберём, потом сядем нормально, – Андрей взял грязные тарелки и ушёл вместе с ними.
– Только пиво и сок давай оставим, – ставя на пол бутылки и пачку сока сказал Семён.
Отнеся посуду на кухню, друзья собрали стол.
– Может, давай сразу помоем? – спросил про посуду Андрея Рома.
– Я утром сам помою, ответил Андрей.
– Смотри, как знаешь… – Рома сел на пол облокотившись спиной на кресло и начал играть мотив той песни, что пел перед «Рубашкой». Семён налил ананасовый сок в стакан и поставил его рядом с Ромой, а сам с кружкой пива лёг на ковёр напротив него. Андрей то же был с пивом; он сидел между ребятами облокотившись на диван. Все молчали.
– Ребята, вы боитесь чего-нибудь? – глядя в пол спросил Рома.
– Мне насекомые не нравятся, – ответил Семён.
– А мне вообще пох! – заявил Андрей. Они вдвоём посмеялись, а Рома удержался на серьёзной теме, но улыбнулся.
– Да я серьезно, ребята. Я просто понял, что для меня лично самое страшное, это когда та которую ты любишь, отрекается от любви.
– Ну не скажи, – возразил Андрей. – Это ты только сейчас так думаешь, потому что не так давно обжёгся. Это пройдёт со временем, и ты это прекрасно знаешь.
– Да, знаю.
– А вот смерть разве не страшна? А если не дай Бог умрёт твой близкий человек, например?
– Бог даёт отрезок времени, который называется жизнь. И мы идём к неизбежному концу этого отрезка. Так вот как мы придём и с чем, меня волнует больше.
– Хорошо. То есть, если кто-то умирает из близких людей, ты вот так вот философски на это смотришь.
– Я не бесчувственный. Я тоже плачу, расстраиваюсь, переживаю, мне больно в душе, но это неизбежность. Это по любому будет со всеми, и для кого-то страшнее жить, чем умереть. Вот я и хочу побольше оставить доброго после себя, ведь я не лучше всех, и я тоже умру, когда Бог сочтёт нужным…
– Ты не лучше всех, но ты лучше многих, – перебил его Семён.