–Эй, Дженни, у меня появилось свободное время, пока Джексон будет на встрече, может, выпьем кофе? – предложила Джулия.
–О, было бы здорово!
–Подожди секундочку, я схожу за курткой.
–Да, конечно.
Я решила выйти на улицу, пока Джулия собирается. Ко мне тут же подскочила новенькая.
–Хей, ты оставила перчатки в офисе!
–О, спасибо! Я рассеяна в последнее время… Очень мило с твоей стороны!
–Нет проблем! А ты местная?
–Нет, я выросла в Сиэтле, приезжала сюда только на каникулы. А ты?
–Я из Аризоны! Приехала покорять Нью-Йорк! – мило улыбнувшись, ответила Ванесса.
–Это здорово, удачи в этом нелегком деле!
–Спасибо. Кстати, на это вдохновил меня твой голос. Я приходила пару раз сюда, не одна, естественно. Сама понимаешь, мне такие цены не по карману.
–Никогда не думала, что могу вдохновить кого-то на что-то хорошее. Это радует!
В этот момент вышла Джулия.
–Все, я готова!
–Эй, Ванесса, не хочешь пойти с нами? – решилась предложить я.
–Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз. Я иду на встречу с риэлтором.
–А, что ж, увидимся!
–Конечно! Была рада познакомиться!
–Мы тоже, – буркнула Джулия.
Мы обнялись и разошлись в разные стороны. Погода была чудесная, день начался очень удачно. Нахождение в Центральном Манхэттене только улучшало мое настроение. Здесь жизнь всегда кипит!
Помню, как грезила Нью-Йорком в подростковом возрасте. В детстве это все как-то неважно: театры, музеи, Бродвей, Карнеги-Холл, постоянная суета, небоскребы, закрывающие собой солнце, куча возможностей, – сплошное вдохновение! Мы с мамой любили ходить по театрам во время моих зимних каникул. Вы только представьте, 38 театров открывалось только в районе Бродвея и Западных 40-х и 50-х улиц! Это просто рай для таких, как я. После спектаклей я приходила домой и начинала рисовать. Я очень любила рисовать музыку из своей головы. Звучит странно, но получалось забавно. Потом мы все сидели и разгадывали, что же скрыто за моей абстракцией.
–Эй, о чем думаешь?
–Да так, ничего особенного. Куда пойдем?
–Тут за углом есть одна уютная кофейня. Слушай, не могу поверить, что Ванесса тебе понравилась!
–Она мила, по крайней мере. Ничего больше пока сказать не могу. И на твоем месте я не была бы так категорична! Кто знает, может она поможет тебе как-нибудь в отношениях с Джексоном!
–Может, ты и права. Но мне не нравится ее подхалимство.
–Она просто новенькая, хочет понравиться нам. Ей нелегко! Новый коллектив, тем более, такой придирчивый! – подмигнув Джулии, сказала я.
–Не знаю.
–Неужели я тебя не убедила?.. Послушай, это все чушь! И если ты дорога Джексону – он не будет с кем-нибудь, кроме тебя. А если это не так – тут уж ничего не поделаешь.
–В этом ты точно права. Вот! Мы пришли.
–Оу, мило. Не была здесь никогда.
–Здесь просто наивкуснейшее шоколадное фондю! Тебе стоит попробовать! А я не могу, чертова диета.
–Я не буду тебя терроризировать, так что обойдусь каким-нибудь пирожным.
–Привет, Джули! – крикнул официант, как только мы вошли.
–Давно не виделись, Паркер! Как ты? – ответила Джулия.
–Потихоньку. Как твои родители?
–Как всегда! Кусаются и грызутся!
–Ха-ха, передавай привет от меня!
–Да, конечно.
–Как обычно? Эспрессо?
–Будь добр. А ты что будешь, Джейн?
–Гляссе, пожалуйста.
Паркер согласно кивнул и удалился на кухню.
–Это твой друг? – спросила я, как только мы сели за столик.
–Да, старый знакомый, друг детства. Что за книга торчит у тебя из сумки?
–Оу, я решила почитать классику. Это Флобер.
–Уау, а я не помню, когда в последний раз читала что-нибудь. Если только историю США в колледже, – засмеялась она.
–А я без книг не могу. Кстати, хочу попасть в фонд библиотеки Пирпонта Моргана. Наслышана о нем, говорят, там хранятся самые редкие рукописи и авторские оригиналы литературных произведений.
–Мда, неудивительно, что всех мужиков так и тянет к тебе! Все-таки, от мозга зависит многое. А где эта библиотека?
–Не преувеличивай. Вроде на Восточной 36-й улице.
–Ты ведешь дневник? – внезапно спросила Джулия.
–А почему ты спрашиваешь?..
–Мне просто интересно.
–Честно… веду. Удобная штука, между прочим! Запишешь то, что происходит сегодня и через пару десятков лет у тебя будет прямое доказательство тому, что это действительно было в твоей жизни.
–Если честно, у меня никогда еще не было таких грустных друзей.
Я задумчиво посмотрела на нее и сделала глоток кофе.
–Я не такая уж и грустная.
–Нет, не в этом плане. С чувством юмора у тебя все в порядке, но глаза… твои глаза не улыбаются вместе с тобой.
–Ну и кто у нас здесь умный теперь? – попытавшись сменить тему, сказала я.
–Почему ты не хочешь поговорить со мной? – продолжала она.
–Наверное, потому, что пытаюсь это забыть… воспоминания не всегда приносят облегчение или сладкую ностальгию, понимаешь?
–Ты что-то натворила, так? И теперь совесть мучает тебя.
–Да, возможно.
–Это что-то связанное с мужчиной?
Я поняла, о чем она подумала. Простая история безответной любви. Это было бы в тысячу раз лучше того, что на самом деле скрывается в моей черепной коробке.
–Не пытайся угадать. Но с мужчиной это тоже связано.
–Любишь его?
–Хм… это сложно. Когда ты так и не разочаровался в человеке, но потерял его безвозвратно, трудно перестать любить, потому что в твоих воспоминаниях он становится идеалом.
–Он умер?
–Да, – немного подумав, ответила я.
–Прости, я просто хочу помочь тебе. Хочу, чтобы ты выговорилась.
–Я знаю.
–А ты очень его любила?
–Знаешь, мне иногда кажется, что он был моим помешательством. Что нормальные люди так не любят. Я была самой счастливой на свете! Мы должны были пожениться, но этого так и не случилось.
–Господи…
–Только не вздумай меня жалеть.
–Знаешь, я тоже потеряла свою любовь, только в отличие от тебя, для меня это не было сказкой. Любовь у него была какая-то странная. Он исчезал на недели, а то и месяцы, потом объявлялся, клялся мне в любви. Все было хорошо, а потом снова по тому же сценарию. Я страдала в этих отношениях, но любовь… с ней не поспоришь. В итоге я узнала, что он связался с наркотой. Пыталась ему помочь, но он сам не хотел этого. Не знаю, сколько еще я смогла бы так жить, если бы в один прекрасный, а, может, и не прекрасный день, он не избил меня до полусмерти за то, что я смыла в унитаз его кокс. Сейчас он отсиживает свой срок за сбыт и употребление, а я заявление подавать не стала. Самое страшное во всем этом, что я все равно люблю его! Но знаю, что нас с ним больше никогда не будет. И я благодарна Джексону за то, что он помог мне, заставил жить нормальной жизнью.
–Вот это история. Я бы не выдержала такого, думаю.
–А с такими девушками, как ты, все бывает не так. У вас прекрасные мужья. Детишки, которыми гордятся все, красивые дома, толстые фотоальбомы, фотографии из Токио и Сиднея. У вас все иначе!
–Поверь мне, и в наших жизнях сказки быстро заканчиваются.
–А от чего он умер?
Я помолчала с минуту, разглядывая случайных прохожих. Всё думала, как это, разрушить чье-то устоявшееся мнение о тебе? Стоит ли оно этого? Что они подумают? Разочаруются ли? Или же примут в свои ряды неудачников?
–Это из-за меня.
–В каком смысле?..
–Он разбился на машине. Я была за рулем. Он на переднем сиденье. На заднем – моя мама.
Я боялась поднять глаза и увидеть сочувствие в отражении ее глаз. Я чувствовала, как слезы снова подступают, как я не могу их сдерживать. Как прошлое ходит за мной кругами по этой жизни, как тяжело до сих пор об этом вспоминать, как играет в голове его мелодичный голос, как он прикасается ко мне, как блестят мамины глаза после одного бокала вина, как все это болезненно близко ко мне сейчас.
–Черт, Дженни. Я не знаю, что сказать. Прости меня, дуру, что заставила тебя вспомнить все это! Я такая глупая! Ты… ты что, плачешь?
–Понимаешь, люди, которые знают меня, почему-то упорно верят в то, что я железный человек, что я сильная, как терминатор, что я обхожусь без лишних эмоций, что я золотой ребеночек, не чувствовавший боли сильнее разбитых коленок. Но я так устала от этого, я так устала! Меня ничего не радует. Знаешь, как я мечтала о платье от Каролины Эреры? А что сейчас? Мне все равно. Я как будто разбилась с ними в тот день. Но мое тело, почему-то, продолжает таскаться по этой земле, совершенно ее не чувствуя! Я ненавижу себя за эти слезы, но они же текут по причине. По очень уважительной. Это были два самых дорогих и близких мне человека. Я помню, как мы мечтали с ним о нашем медовом месяце, как купим дом где-нибудь в Калифорнии, у нас будет двое детей, мальчик и девочка, как будем ездить все вместе на каникулы в Европу. Мы представляли свое идеальное будущее! Будущее, которое я сама разрушила. Он был самым лучшим и любящим. Таких больше нет и, наверное, уже не будет. У меня была самая лучшая мама на свете, у меня все было идеально! Но мы поссорились с ней накануне, я пошла на вечеринку к подруге, напилась. Они с Эриком ездили к его родителям, наши мамы очень подружились, но на обратном пути его машина заглохла, они позвонили мне, чтобы я приехала и забрала их. Я думала, что смогу вести машину, не могла же я сказать, что напилась, из-за того, что мы поссорились. Я просто не хотела расстраивать ее снова, поэтому ничего не сказала. До них я доехала вполне нормально, они даже ничего не заметили, но потом… я перестала чувствовать скорость, перед глазами все поплыло и… я вылетела на встречку. Ехал фургон, я стала давить на тормоза. Но было поздно. Машина перевернулась несколько раз, слетев с дороги. А я… я не была пристегнута, вылетела через лобовое стекло при столкновении с фургоном. Я потеряла сознание, у меня была черепно-мозговая травма, ушибы. Потом мне рассказали, что машина взорвалась, и они оба сгорели в ней.
Я замолчала, жадно глотая воздух. Все это комом стояло у меня в горле, не давая дышать.
Я с трудом подняла глаза на Джулию, она смотрела на меня заплаканными, красными глазами. Я знаю, что ей нечего было мне сказать. Я и сама не знаю, что сказала бы в такой ситуации. В такие моменты слова излишни. Их просто нет.
Я сделала пару глубоких вдохов, достала платок из сумки, вытерла глаза.
–Теперь ты все знаешь, – совсем тихо проговорила я.
–Все-таки, люди правы. Ты – терминатор. Я на твоем месте давно повесилась бы на шнурке от своих кроссовок. Я бы не вынесла такой потери. Как ты держишься?
–Как видишь, у меня это плохо получается.
–А твой отец, где он?
–Он в Сиэтле.
–Почему ты не с ним?
–Он меня ненавидит.
–Не может быть, он же отец!
–Вот именно, он отец. Это матери нам все прощают, но не отцы.
На это она ничего не ответила, уставилась на свою чашку кофе.
–Но я знаю, что когда-нибудь я встречусь с ними. Я знаю, что они смотрят на меня оттуда, я знаю, что они не винят. Я знаю, что они в раю, поэтому глупо будет с моей стороны зарезать себя или повеситься, после этого отправившись прямиком в ад. Я хочу искупить свою вину. Хочу прожить столько, сколько мне отпущено. Ведь все изменится к лучшему. Все будет хорошо, я это точно знаю.
–Ты удивительная, Джейн. Я таких людей никогда не встречала…
–Я рада, что ты не отворачиваешься от меня. Спасибо тебе.
–Как я могу отвернуться, что ты! Я хочу помогать тебе! И если смогу как-нибудь – это будет здорово!
–Ты уже смогла, поверь, – улыбнувшись, сказала я.
Новая мечта всегда занимает место старой. Время идет, все меняется, в особенности, отношение к жизни и к мечтам. Париж уже не манит своей романтикой, Лондонские туманы все чаще нагоняют грусть, Нью-Йорк и Лос-Анджелес… ах, слишком шумно. Дорогущие морские курорты? Слишком роскошно, мы же все обычные люди. И вот тогда появляется новая мечта. Купить домик в одном из городишек в местах с умеренным климатом, чтоб не прятаться от холода или жары. Не тонуть в ливнях и не перегорать на солнце. Жить в свое удовольствие, смотреть фильмы с глубоким смыслом, читать вдвое больше, чем раньше и писать! Писать, пока паста в ручке не закончится. Гулять больше, знакомиться с людьми, которые совершенно ничего о тебе не знают и не смогут упрекнуть. Есть самую вкусную еду, не задумываясь о фигуре. Тратить деньги именно на себя, а не на то, каким ты должен выглядеть в обществе. Забыть о мире, не читать газет и журналов, мода? Да к черту моду! Хоть кого-нибудь она сделала счастливым? Счастливыми нас делают люди, и только люди. Счастливыми мы себя делаем сами. Так хочется порой рассказать людям о том, что чувствуешь к ним, но мы так густо заросли своими пороками, что они нам даже дышать без позволения не дадут. В чем ужасность проявления чувств? К чему наша гордость, если от нее одни страдания и ни тени улыбки? Мы грязнем в социальных обязательствах и мыслях других людей о нас, хотя чаще всего они совершенно отдалены от реальности. Почему так трудно жить в своем коконе? Не слушать никого и ничего, так ведь лучше! Только представьте себе, сколько всего мы упускаем в жизни лишь из-за того, что боимся осуждения со стороны друзей и знакомых? Столько упущенных попыток стать счастливым, столько слез, столько бессмысленных взглядов… меняйте свою жизнь без сожалений. Просто хоть раз в жизни не думайте о том, что скажут, думайте о себе! Не упустите жизнь! Она так быстро проходит…
Глава седьмая
–Мэт? – удивленно спросила я, увидев его у дверей моей квартиры.
–Я стучал, но никто не открыл.
–Да, бабушки нет дома. Ты что-то хотел?
–Хотел извиниться за последнюю нашу встречу.
–Я тоже была неидеальна.
–Мир?
–Конечно!
–А что это у тебя? – указав на кофр, спросил Мэт.
–Оу, это платье, которое я должна беречь, как зеницу ока! Заходи! Выпьем чаю. Я как раз купила миндальное печенье и, кажется, у меня еще оставались вафли.
–Да, я был бы рад. Что за платье? Оно золотое?..
–Нет, – улыбнулась я, – оно дизайнерское. Каролина Эрера. Меня пригласили петь на одну вечеринку сегодня вечером. Так что, даже этот маленький элемент, как платье певицы, должен быть идеальным. Признаюсь, я довольно сильно волнуюсь.
–Ничего себе! Поздравляю! У тебя все получится. Я уверен.
–Надеюсь!
–А я хотел пригласить тебя в кино сегодня вечером. Там какая-то романтическая комедия. Жаль, что не получится.
–Кино… сто лет не была к кино! Может, в другой раз? Думаю, завтра у меня будет выходной.
–Это было бы просто супер! – широко улыбнувшись, сказал Мэт.
В этот момент в дверь постучали.
–Подожди секунду. Это, наверное, бабушка.
–Да, конечно.
Я поставила печенье на стол и пошла открывать.
–Джулия? – удивленно проговорила я.
–Да, это снова я! Джексон не отпустил меня на вечер, сказал, что я буду нужна тебе на этом приеме. Мне не захотелось идти домой и вот я тут! Не помешала?
–Нет конечно! Проходи!
–Мэт? А ты-то что здесь делаешь?
–Он хотел пригласить меня в кино, – быстро ответила я.
–Кино?.. – настороженно переспросила Джулия.
–Да, – чуть тише сказала я.
–Да, но она не может, к сожалению, – грустно произнес он.
–А-а, ну, все понятно!
–Чего ты подмигиваешь?! – прошипела я.
–Ничего-ничего! что тут у тебя? Печенье?
–Да, миндальное, любишь?
–Если честно, не очень. Больше люблю шоколадное.
–Ну и слава Богу! – обрадовалась я.
Мы проболтали пару часов к ряду, потом вернулась бабушка. Я померила платье, оно было идеальным. Туфли разрешили надеть свои, так как их все равно не будет видно. Платье в пол. Меня это немного задело, я никогда не считала себя безвкусицей.
–Придется вызвать такси, раз это платье так важно сохранить в целостности, – засмеялась я.
–Ладно, я пойду. Увидимся завтра, Джейн!
–Да, конечно, до встречи, Мэт.
–Миссис Ланкастер, был рад знакомству!
–Взаимно, – улыбнулась в ответ бабушка.
–Что у вас с ним было? – начала Джулия, как только мы остались вдвоем.
–Ничего!
–Не ври мне, я знаю мужчин!
–О-хо-хо! Вот так заявочки!
–Выкладывай!
–Ладно! Ладно. Я с ним переспала в тот вечер, ну помнишь, был чей-то день рождения.
–Ты шутишь что ли?
–Какие к черту шутки. Ненавижу себя после этого.
–Вот это да.
–Я была пьяна, вот и все.
–Ты-то да, а он, похоже, влюбился.
–Да, похоже, что так. Поверь, я этого не хотела и не хочу.
–Я знаю. Ну, ладно, что было, то прошло! Иногда надо и над ними поиздеваться, в отместку за всех обиженных женщин планеты! – засмеялась Джулия.
–О, да твое коварство не знает границ! – подмигнула я.
–А ведь жизнь налаживается, Дженни…
–Мне страшно оттого, что все мои надежды бесплодны и мир остался таким, какой он есть: жестоким и несправедливым.
–Не думай о плохом.
Я промолчала. Запись, сделанная мной в блокноте этим вечером в такси:
Ах, все!
Единственное, что я могу – постараться жить дальше,
Без этих глупых улыбок и постоянной фальши,
Забыть и все.
Успокоиться.
Перестать иголками до крови прокалывать сердце,
Достать все, что было в моем потаенном ларце,
Возродиться!
Не думать,
Даже если в голове моей ты, как поезд по шпалам,
Научиться жить, как другие учатся по журналам,
Привстать.
Любить!
До последних ударов этого безнадежного сердца.
Этим чувством, слезами по щекам тоже можно согреться,
А можно и убить…
Пожелать!
Скоро часы пробьют свои последние 12 по-старому,
Я прогоню этот год, не сказав самое нужное главному,
Плевать!
Там,
Внутри, за железными заборами и оградой,
Я похоронила все, что когда-то было наградой
Нам…
-Чертов дождь, – выйдя из такси, пробубнила Джулия. – А ты выглядишь счастливой!
–Просто, полюбила дожди.
–Нормальные люди не любят дождь! Ты заметила, какой симпатичный этот таксист? Мы обменялись номерами! Надо будет поискать его на facebook.
–Я на него и не смотрела. Слышала только, как кокетливо ты хихикала, – ткнув ее в бок, сказала я.
–А что ты там писала?
–Да так, все подряд.
Она с любопытством посмотрела на меня, но больше ничего не сказала. Мы вошли в здание через служебный вход. Все вокруг бегали, все занимались своими делами. Кто-то проверял свежесть закусок, кто-то музыкальную аппаратуру, кто-то на кого-то кричал за слишком яркий свет в зале. Все чем-то занимались! Ко мне тут же подбежала молодая женщина.
–Вы Джейн Франц? Я Изабель, организатор. Так, Люси проводит тебя в гримерную, вот, держи, это песни, которые ты будешь петь. Думаю, тебе все это уже знакомо, так что, проблем быть не должно. Сможешь взять с собой тексты, если выучить не успеешь, на тебя все равно никто не будет смотреть. Сама понимаешь, никто не слушает саундтреки в кино, когда действия затягивают.
Протараторив все это, она побежала раздавать задания кому-то еще, я, шокированная, стояла на одном месте.
–Вообще-то, я слушаю саундтреки, – проговорила я.
–Я же говорила, ты ненормальная! – прошептала Джулия.
–Я Люси, идемте за мной.
Мы подчинились без лишних вопросов.
В комнате, которую, не знаю, почему назвали гримеркой, сидели музыканты, с которыми, по-видимому, мне придется работать.
–Я позову, когда нужно будет выходить, – сказала Люси.
–Но! – начала я, но она уже захлопнула дверь.
Мы с Джулией переглянулись, потом посмотрели на всех остальных. Шок – единственное, что сближало нас.
–Привет, я Джейн, – натянув улыбку, проговорила я.
Парни оказались просто чумовыми. Всегда любила творческих людей, нас всех что-то связывало: то ли сумасшествие, то ли нестандартное мышление, то ли музыкальное образование. Мы смеялись и шутили, пытаясь обыграть все то, что нам оставила Люси. Песни мне понравились, и тексты и музыка. Я понемногу привыкала к этой совершенно нерабочей обстановке, спертому воздуху, слишком яркому свету и отсутствию нормальной уборной. Хотя, не буду спорить, меня очень удивлял этот факт. Нам заплатили столько денег, доверили платье, которое, наверное, стоит миллионы, но не предоставили нормальной гримерной и репетиционной! Неужели они совершенно не боятся провала, фальшивых нот и неправильно выученных текстов? Странные, эти богачи.
–А кто-нибудь знает, что это за мероприятие? – вдруг спросила я.
–Я слышал, что вроде что-то связанное с какой-то крутой шишкой на Манхэттене, – сказал барабанщик.
–А мне сказали, что это связано с рекламой DKNY, – подхватил бас-гитарист.
–А мне вообще ничего не сказали, – засмеялась я.
–Что ж, узнаем на месте!
В этот момент залетела Люси.
–Так, господа музыканты. Как видите, на часах девять. Вечеринка начинается. Ты, ты и ты! Идемте со мной. Нужно создать музыкальный фон. А тебя, Джейн, пригласят чуть позже, когда гости наболтаются, и их будет нечем развлечь. Но они не многословны, так что будь готова в любое время.
–Хорошо, – ответила я.
Они вышли. Люси, бас-гитарист, барабанщик и пианист.
–Как-то я слишком уж волнуюсь, – дрожащим голосом произнесла я.
–Эй, Дженни! Ты просто должна будешь делать то, что у тебя получается лучше всего! У тебя все получится. Я не думаю, что может что-то пойти не так. Текст ты знаешь, а что еще нужно? Вы сработались, это важно, – поддержала Джулия.
–Как хорошо, что ты здесь!
–А все-таки репертуарчик ничего! песни очень красивые, можно порекомендовать их Джексону, а то его музыкальный вкус меня не очень радует.
–Меня, если честно, тоже, – согласилась я.
Мне было как-то невероятно хорошо. Мне было так, как не было уже давно. Мне было легко. Мне было без него все это! Это… очень странное ощущение. Жизнь без него. Оно и приятное, но грустное. Ведь быть переполненной чувствами куда лучше, чем быть пустой.
Я заметила, что неважно, какой сегодня день, неважно, что я делаю, в голове в куче самых разнообразных мыслей всегда путается Эрик. Я не концентрирую свое внимание на этой мысли, но всегда чувствую его в своей голове. Принимать отсутствие дорогих нам людей необходимо. Необходимо для того, чтобы жить дальше. Я благодарна ему всей душой. Именно той душой, что начинала летать рядом с ним. Именно той, которую он научил летать. Я благодарна каждой клеточкой своего тела. Благодарна каждому мгновению и слову. Любовь уходит. Главное, суметь ее отпустить. Прошлую любовь не вернуть. Она осталась в прошлом, значит, там ее место. Менять жизнь, менять себя. Вот, что остается, чтобы снова вспомнить, как нужно дышать без него. Не оставаться одной, не слушать музыку, которая может напомнить тебе о нем. Вычеркнуть. И забыть. По-другому никак. Я же умная девочка, господи! С того света не возвращаются, пора уже принять это. Меня поймет каждый. Вспоминать все, что было – это самоубийство. Это сжирание самого себя изнутри. Это скрытый мазохизм. Это конец, финал, финиш. Это все. А боль проходит. Она не может не пройти. Притупляется со временем. И у каждого из вас начинается своя, отдельная жизнь. Новые люди, новые интересы. Только иногда, ночью, когда мир замирает до утра, мы вспоминаем друг друга. Я здесь, он там. Вспоминаем, чтобы снова встретиться во сне. Чтобы снова увидеть самую дорогую на свете улыбку. Чтобы снова услышать самый нежный, самый любимый голос. Чтобы снова вспомнить. Но только во сне. А наутро проснуться с болью в груди. Сходить в душ, выпить горячего чая. А потом сон забудется. Они всегда забываются. Нужно всегда помнить и не стараться забывать. Люди делают друг друга сильнее. Смерть – это не конец. Смерть – это скрытое продолжение. И я рада, что сегодня эти мысли есть во мне. Я рада, что они в состоянии рождаться в моей простуженной голове.
–Я таких платьев вообще никогда не видела! – воскликнула Джулия, когда я повернулась к зеркалу.
–Оно просто волшебное, – прошептала я. – Как одежда меняет человека, только посмотри! Я себя какой-то принцессой чувствую!
–Ты готова? – залетев, спросила Люси.
–Как видишь.
–Тогда идем, пора.
–Джулия, пожелай мне удачи!
–Удачи целый мешок тебе!
Люси была права, никто в зале и не заметил моего появления, пока я не запела. Да и когда запела, повернулись единицы. Наверное, любители музыки. Остальные не отрывались от своей болтовни, бокалов шампанского и рассматривания друг друга исподтишка.
И в этот момент меня будто ударило током. Из этой толпы на меня, не отрываясь, смотрел Дэвид, окруженный кучей женщин, обвешанных золотом и бриллиантами. Они вертелись вокруг него, как рой пчел: что-то говорили, наигранно улыбались, хлопали по плечу.
Сказать, что я была шокирована – это значит, ничего не сказать. Как человек, который ездит на служебной машине и живет в Бруклине, может быть здесь, причем не стоя в углу, а в самом центре событий, вокруг которого вертится весь этот мир, на которого косо, с недоверием и завистью смотрят все мужчины в этом зале, которому подливают шампанское при первом его зове, да даже не дожидаясь его просьбы! Куча моделей, фотографы. Все это – его мир, который он скрыл от меня. Скрыл намеренно, наверное, боясь осуждения за какие-то связи с обычной ресторанной певицей. Он же не благородный принц Уильям, да и я, признаюсь, не Кейт Мидлтон, но это все равно больно. Я же просто искала друга. Я ведь не просила его быть в моей жизни, я не звала его туда.
Время текло как-то предательски медленно. Мне было трудно держаться, я ведь должна быть актрисой на сцене, какие бы эмоции меня не охватывали в этот момент, как бы не хотелось убежать и снова расплакаться. Я видела, что ему тоже некомфортно, что он постоянно смотрит на меня виноватыми глазами, но не может подойти. Я должна понять, и я бы поняла, если б жила его жизнью. Но я не живу. Хотя, нужно чаще читать таблоиды, бедные, несчастные богачи! Конечно, это сарказм, но я никогда этого не понимала. Какая к черту разница, в Бруклине ты живешь или на Манхэттене?! Мы же не в XIX веке живем, а эти социальные разделения до сих пор с нами. Богачи все так же боятся связать свою жизнь с простолюдинами, а мы, в свою очередь, боимся светскости и чрезмерного внимания к нашей персоне, потому что не привыкли к этому. О-о-о, этот счастливый средний класс!
Наконец, гости стали расходится, и я с радостью убежала в чертову гримерку.
–Ты просто офигенно пела! А сколько чувства, я в восторге, Мерилин Монро просто в отпуске, прости Господи! – тараторила Джулия.
–Спасибо, – сухо ответила я.
–Эй, что не так?
–Угадай, чья это вечеринка?
–Ты же знаешь, я ошибусь. Не томи. Говори сразу!
–Стив был прав, это в честь выхода новой рекламной кампании DKNY, но самое интересное, кому все это принадлежит. Дэвиду. Он, конечно, говорил, что занимается рекламой, но я не думала, что все так серьезно.
–Не может быть! Я в шоке, ты видела его?!
–Видела в зале, в толпе длинноногих красавиц.
–Уверена, ты затмевала их всех!
–Мне плевать. Он солгал мне, сказал, что живет в Бруклине и что его машина – служебная. Мы же виделись сегодня утром, он сказал, что вечером дела, но даже не намекнул, что его дела – главное событие этой осени. Короче, идем отсюда. Платье оставлю Люси, хочу домой. На сегодня слишком много новостей.
–Но, может, стоит с ним поговорить!
–Я не хочу. По крайней мере, не сегодня.
–Что ж, тебе решать.
Пока мы с Джулией ловили такси, на улицу выбежал Дэвид.
–Джейн, прости, – запыхавшись, произнес он.
–Не слишком ли много извинений для столь короткого знакомства? Не извиняйся, Дэвид. Обернись, посмотри, сколько девушек смотрят на тебя, раскрыв рты! Кажется, у некоторых даже потекла слюна. Перед ними не нужно извиняться, они знают, кто ты, с самого начала. С ними будет проще. Не трать свои извинения.
–Я… черт, как бы это сказать. Ты – мое единственное облегчение. Возможно, я был не прав. Да, я был не прав, но позволь мне объясниться!
–Джейн, такси ждет, – тихо сказала Джулия.
–Знаешь, Дэвид, когда я делаю что-то, я всегда надеюсь на результат. Когда я плакала – я ждала облегчения, когда удаляла фотографии людей, причинивших мне боль – я ждала облегчения, когда засыпала ночью – я ждала облегчения, когда писала стихи – я ждала облегчения. Когда пела, когда уходила из дома, когда кричала в подушку, когда пересматривала мамины любимые фильмы, когда заводила котенка, когда наступало лето, когда покупала платье, когда гуляла по знакомым местам, в конце концов, когда летела в Нью-Йорк – я ждала облегчения, так его и не получив. Облегчение – это иллюзия, временное явление. Так что, извини. Мое рабочее время закончилось, вернись к тяжелым трудовым будням.
Я развернулась и села в такси. Странно от того, что мне было тяжело уезжать от него. Его слова что-то значили для меня, мне было больно, хотя я пыталась выказать равнодушие. Тотальное равнодушие.
Единственное место, куда я сейчас могла деть свои эмоции – это бумага. Перед сном я написала это:
Потерявших в этих многочисленных улицах,
Мне совершенно все равно, кого, я, быть может, найду.
Я знаю, что вернувшись назад, я обратно никогда не приду,
Но, возможно, что-то мое осталось в их затуманенных временем лицах…
Я иду, кутаясь в толстый шерстяной шарф.
У меня ощущение, что им я пытаюсь согреть не только тело,
Хотя, какое, к действительности, кому-то дело,
Что я снова упаду в свои страдания, лишь немного привстав.
На меня исподлобья смотрят с опаской и осуждением,
Но на самом деле каждый узнает во мне частичку себя.
Разве можно прожить эту жизнь, вот так сильно любя
И потом не проходить остаток дней с сердечным обморожением?
И вот, кажется, тот момент, когда в голове что-то типа затмения:
Приходится понимать, что скоро лето, и шарф придется снять,
Ведь трудно будет всем по жизни бесконечно объяснять,
Что даже в летнюю жару мне нужен шарф для душевного отопления…
Глава восьмая
После того злополучного вечера правды прошло несколько дней. Я, может, в чем-то не права, но мне нужно было разобраться в себе. Мне не хотелось видеться с Дэвидом, я не хотела слушать оправдания и хоть какие-то намеки на что-то, кроме дружбы. Да и дружбы здесь никакой не осталось. Так, один раз не сдержалась и раскрыла свою тайну. А дальше все, как всегда.
Вот уже несколько дней я живу в онкологическом центре, с Майклом. Так сказать, заменяю тетю Монику, ей нужно было отдохнуть, а мне спрятаться ото всех. Где я нахожусь, знали только бабушка и Мэт. Джулии я не могла сказать, потому что она все равно сдаст меня Дэвиду. А Мэт… Мэт неравнодушен ко мне, Дэвид ему не нравится, так что тут можно и не объяснять.
Я бы рада сказать, что здесь мне хорошо, что Майклу становится лучше, но я вижу, как даже в нем надежды все меньше и меньше. Он старается выглядеть сильнее, чем есть на самом деле, улыбается. Но я слышу, как он ворочается ночью, пытаясь уснуть, но безуспешно.
Меня перестало пугать здесь что-то. Сначала мне было не по себе, было страшно смотреть на белоснежные, как бабушкин фарфор, лица, на эти марлевые повязки, на тонущую в глазах надежду. Мне было тяжело говорить с Майклом, потому что я боялась сказать что-то не так, что-то, что может расстроить его или задеть. Но эта болезнь насильно заставила его стать взрослее, сильнее. Он стал другим: стал ценить каждый момент, каждый восход солнца, каждый новый день, каждую минуту сна, каждую улыбку, каждое слово. Он вслушивался во все, что ему говорили, вслушивался, пытался понять. Даже когда мы с ним разговаривали, я не хотела грузить его своими проблемками, но он все выудил из меня, слушал так внимательно, так сочувственно смотрел, успокаивал и пытался дать совет. И после нашего разговора я проплакала в туалете минут пятнадцать, потому что теперь это стало все так близко. Страх потерять еще одного человека, такого светлого, такого чистого. Мне было так жаль его! Но вы ведь понимаете, как я могла показать ему свою слабость и жалость. Я каждый день придумывала нам новые планы, которые мы осуществим все вместе, когда он вылечится. Мы собирались в Бразилию, на карнавал. Ему всегда так нравились карнавалы. В нем поселилось какое-то мертвое спокойствие, что беспокоило меня. Он был так безмятежен, так умиротворен, как смирившийся с приговором осужденный.