Ваш дом становится эпицентром ночной жизни района, во всех плохих пониманиях. Вокруг него толпятся соседи, пытающиеся стать на носочки и подслушать очередную свежую сплетню о убийстве. Тут это высший показатель крутизны.
Люди кричат, обсуждают, снимают на камеру, и даже не понимают, что ты – парень, пытающейся протолкнуться через их телеса – житель дома. А когда узнают – начинают снимать и обсуждать тебя. Вспышки, крики, кто-то дотрагивается до тебя. Ты чувствуешь тошноту. Всегда здоровый и уверенный, но сейчас будто с нарастающим приступом эпилепсии.
Вы захлопываете дверь, оставляете вспышки камер за ней. Крики доносятся лишь из открытого окна на кухне.
В холодильнике роются несносные полицейские. Один из них опускает толстый указательный палец в имбирное варенье, после чего медлительно слизывает липкое лакомство.
Вы выгоняете хамов. Варенье забрасываете в урну.
Ваша голова трещит.
За дверью все обсуждают доставщика, убитого на вашем пороге. Парня мгновенно подают в розыск. Точнее, его тело.
Рыжеватый ученик выпускного класса, копивший на колледж работой в пиццерии. Вы листаете его страницу на «Фейсбук» и на вас накатывает волна депрессии. Высокое цунами. Оно не просто забирает вас с головой, оно сносит крышу, треплет из стороны в сторону разрывая на части.
А потом вы идёте на дно. Медленно осознаёте что вам стало наплевать. Вы глубоко в себе, тут тихо и темно, лишь чёртовы вспышки долетают со двора.
А потом кульминация – вам звонят, и говорят что девушка вашего брата сгорела в солярии. И вы снова на мелководье. Не в состоянии поверить ушам, вы переспрашиваете и отчётливо слышите: сгорела. В солярии. Множество ожогов. Жива.
Через секунды вам звонит друг-качок и говорит собираться – предстоит поездка в госпиталь. Одевая куртку вы думаете лишь об одном – И КАК Я ПОПАЛ В ЭТОТ СРАНЫЙ АД?
Толпа не рассасывается. Вокруг дома, даже спустя пол часа, остаются стоять самые терпеливые. Чего они ждут – неизвестно. Скорее всего, просто жаждут общения.
Когда дверь захлопывается все взгляды устремлены на меня. Соседи. Среди них узнаю строгую физиономию Жанны. Женщина приветливо машет мне рукой, ощущая нависшую над моей головой дождливую тучу.
Среди них мелькает знакомый печальный взгляд. О да, его я не с кем не спутаю. Чересчур уж много пересматривал то мистическое видео. До такой степени много, что уже наизусть изучил его повадки, походку и глаза – серого цвета взлетающего в небо дыма костра.
Никита стоит в толпе. Он прожигает меня взглядом. Прозрачные томные стекляшки внезапно стали жгучими лазерами.
Вспоминается сегодняшний конфликт. Как бедолага выскочил за дверь, прямо в начинающийся дождь. Какие обидные слова ему крикнул вдогонку Андрей. И кажется, что рот Никиты вот-вот расплывется в улыбке. Кажется, он чувствует что в мире наконец воцарила справедливость – его обидчики страдают.
Тёмные волосы влажные от дождя, который только лишь усиливался. Густая чёлка прикрывает верх лба.
Я остановился на пороге, пытаясь прожечь его взглядом. Он прожигал меня также. Рядом толкались люди, неловкая пожилая женщина наступила ему на ногу – даже глазом не повёл.
По телу пробежали мурашки. Его мрачные тёмные глаза напоминали пустынные вырезы для глаз в маске Леди V. Неужели…?
За толпой посигналила машина, мигом приковав внимание к себе. Белый высокий внедорожник. Окно открылось, из него выглядывал Макс.
Никита надел на голову капюшон от ветровки уходя прочь. Он стрельнул глазами в сторону моего дома, прежде чем скрыться в гуще серой улицы.
Опять.
История главной стервы города перевернулась самым необычным образом.
Где-то приблизительно в то же время, когда началось наше злосчастное «boysparty”, Алина по привычке пошла в солярий. Один из убогих салонов красоты города. Точнее, лучший из убогих. Единственный в своём роде – с солярием.
И сразу спойлер – говорят, уже с завтрашнего дня «X-Spa” закроют. Это во избежании судебных разбирательств.
Аноним запер девушку в солярии. Обмотал железными цепями кабинку, повысив температуру до предела. Сверху, как бантик на рождественской коробке с подарками, инкогнито повесил замок.
(Ну а я говорил, что солярий до хорошего не приведёт. Это даже из моды лет семь назад вышло.)
Алина кричала из всех сил. И даже после того, как лохматая девушка сидевшая за стойкой ресепшен обнаружила заблокированную девушку, потребовалось двадцать минут чтоб освободить её.
За то время проведённое в разогретой на максимальную температуру кабинке Али получила десятки ультрафиолетовых ожогов. И они вовсе не такие, как показывают в фильмах вроде «Пункта назначения» – мерзкие толстые волдыри, красные пятна и открытые язвы. Заживает такое годами.
Если вообще заживает.
Кульминацией стало то, что над кабинкой солярия злоумышленник нарисовал латинскую букву «V” красным баллончиком.
Стерва оказалась в двух местах одновременно.
Она мучала четырех подростков, находясь в разных местах. Сущая мистика.
Из этого исходит вывод: Леди V это два человека.
И как в мире откопать двух настолько жестоких, неуравновешенных, сумасшедших, больных, конченных людей?
Всю дорогу мы ехали молча. Посадки мелькали за окном, сменяясь мрачными районами. Город погрузился в туман. С неба обрушился дождь. Капельки стучали по крыше джипа, разбиваясь в брызги.
Макс пару раз включал радио. Шло или старомодное кантри, или избитый хип-хоп. Он сразу же его выключал.
Я прижался лбом к стеклу, взглядом провожая стекавшие капли. Ремень безопасности сдавливал грудь. Сейчас посадки не выглядели яркими зелёными природными достояниями. Мрачные чащи, хранящие в зарослях тайны и несущие смерть.
Проходя по белоснежным коридорам госпиталя, находившегося в центре города, я размышлял о портрете психопатки.
Леди V:
Мстительная.
Она знает о компании моего брата нечто ужасное. Они ей явно нехило насолили: настолько нехило, чтобы человек, скрывающейся за маской готов был пойти на жестокое убийство.
Спортивная.
Вполне реально, что V – мужик. Ну, или чемпионка по единоборствам. Завсегдатая подпольных рестлинг-боёв. У неё хватает сил, чтоб врезать качку. Ещё каких сил.
Ловкая.
Умеет появляться когда нужно и испаряться по щелчку пальцев.
Любительница скрытых смыслов.
И тут даже не при чём халтурно сделанные «загадки». Они имитирует старуху – должно быть не просто так.
Кто же она?
Узкое окно скрывали за собой белоснежные жалюзи. За ними можно было проследить как быстро на город спустился тёмный вечер.
У койки Алины на корточках сидела Каролина. Она прижималась щекой к ладони подруги. Белая прядь волос лежала на твёрдом матрасе. Она в больнице с первого звонка, с первого известия – вырулила на окутанную туманом дорогу, стремясь поддержать подругу.
Врачи настоятельно советовали Алине заснуть, но она не могла. Приступ паники не отступил: сердце колотило, а тело будто до сих пор находилось в узкой капсуле. Мысли, страх, воспоминания – девушка уткнулась глазами в потолок, даже и не слушая истории лучшей подруги. Кэр старательно пыталась её отвлечь.
И кажется, жертва солярия успокоилась.
До того как увидела себя в отражении стекла телефона. До того как включила фронтальную камеру, влажными от слёз глазами рассматривая жуткие ожоги.
– Моё лицо… – хриплый голос умоляюще скулил. Длинные пальцы проводили по ожогам, словно удостоверившись что этот кошмар – реальность. Ожоги болели. Пекли. На руках и ногах как холмы возвышались пухлые волдыри – Я урод! – воскликнула девушка – Я УРОД!
Она отбросила телефон в сторону. Стекло АйФона разбилось об холодную плитку кафеля. Осколки полетели в разные стороны.
– Али, успо…
– ЧТО ОНА СО МНОЙ СДЕЛАЛА?!? – кричала девушка, вскочив с койки – ЭТА ТВАРЬ ИЗУРОДОВАЛА МЕНЯ!
В коридоре рядом с палатой собрались зрители – любопытные врачи в белых халатах с тонкими марлями на устах, скучающие пациенты.
– ОНА ИЗУРОДОВАЛА МЕНЯ!
– Али, тише…
Все знали лежавшую тут девушку благодаря эксцентричному поведению. Сейчас же, прямо перед их глазами происходило крушение самого стального характера города.
Визг заполнил коридоры госпиталя.
По обгоревшим щекам вниз спускались слёзы. И даже плакать было болезненно.
– Я УРОД! – Алина осматривалась по сторонам, будто не узнавая окружавшее её место – УРОД! – она крепко закрыла глаза. Густые длинные ресницы промокли насквозь. Голова кружилась. Хотелось упасть, рухнуть на холодный кафель… И она сделала бы это, но Кэр успела подхватить её на руки.
Девушка прижалась к груди лучшей подруги.
– Я урод, урод, урод – шептала она. Отчаянный писк приглушался.
– Нет, нет, нет – Каролина просто не знала, какие слова сейчас подобрать. Как утешить человека, за вечер потерявшего все свои ценности.
Алина выдохнула. Глубоко вдохнула. Зрители собраться расходиться.
Остановились, после того как девушка яростно оттолкнула подругу от себя.
– ЭТА СУКА ОТОБРАЛА МОЮ КРАСОТУ! – завопила она. Истерика. Шатаясь по комнате, девушка продолжала орать вцепившись в волосы.
Кричала она недолго. Её обступили вокруг врачи, вколовшие успокоительные.
Сейчас она смотрела на нас, размеренно дыша лёжа под одеялом. На глазах также скапливались слёзы.
– Мне больно рыдать – говорила она вытирая их пальцем – Мне больно лежать. Больно двигаться. Больно существовать.
– Мне так жаль – сухо, но больше на ум ничего и не приходило. Словарный запас резко обрывался при виде её кожи: цвет напоминал страницы книги, брошенной в костёр. В разных местах виднелись разбросанные, как бусинки разорванного ожерелья, гнойные волдыри. Они вздымались над её кожей, настолько пухлые, будто вот-вот взорвутся как вулкан. На шее кожа шелушилась, обнажая под собой ярко-красный слой. Как у рептилии, сбрасывающей шкуру. Слава Богу я не сказал это в слух.
На столе в углу комнаты небрежной кучкой лежала ровно пятьдесят одна роза, которую Андрей подарил своей девушке (видимо, выкупил местный цветочный магазин).
– Мне больно, мне больно, мне больно… – повторяла из раза в раз она, смахивая слёзы как только они появлялись мелкой капелькой под нижним веком. Каждая слезинка – как раскалённый кипяток. Каждая причиняет ужасную боль. От каждой хочется плакать ещё и ещё…
Под белоснежной воздушной простынёй скрывалось всё остальное: багровые пятна, гигантские язвы и ещё большее количество бугров.
Об адской боли, которую сейчас ощущала девушка, было страшно даже подумать. Она была не лучшим человеком – но никогда не заслуживала такое.
Глаза стали уже. Через две щели проглядывалась краснота зениц, будто глазные яблоки Алины полностью залились кровью. Мы обступили кровать с разных сторон. Никто не проронил хоть слово: все лишь пересматривались и с жалостью опускали взгляды на бедолагу.
В палате застыла тишина: и лишь приглушённые всхлипывания главной стервы города, разрушенной и изнутри, и снаружи.
– Уродина… уродина… уродина…
В дверь просторного коридора спеша зашёл тёмный силуэт. Промокшая насквозь ветровка плотно закрыла человека, чья тень неловко прошмыгнула к лестнице, задев лежащую на тумбочке ложку для обуви. Металлическая длинная палка полетела вниз, со звоном ударившись об холодный паркет.
– Никита? – дама с аккуратно завязанными в конский хвост волосами наблюдала за тенью из соседней кухни. В руке она держала бокал с вином, перебирая длинными ногтями по хрусталю – Как вечеринка?
Тень содрала с себя влажную ветровку отбросив в сторону. Свет, доносившийся из кухни осветил мрачную уставшую физиономию.
Из рта Никиты вылетел лишь подавленный хрип. «Пре…пре…красно»– хуже и не было. Тот самый чёрный день, стоящий в рейтинге «чёрных дней» сразу после воскресенья, в утро которого похоронили Адриану.
– Кушать? Сегодня у нас суп-пюре из тыквы – Никита игнорировал мать, шагая мимо – Отец прийдёт с минуты на минуту. У него сегодня был ответственный день. В супермаркетах начинается «Тыквенная неделя».
Клятая дата. Та дата, после которой родители приходят домой выжатые как старые половые тряпки. Та дата, после которой магазины окружает толпа народу, безумного и жуткого как зомби из «Ходячих мертвецов». Все они жаждут только одного – купить товары первой необходимости со скидкой в пятьдесят процентов.
У семьи Никиты в распоряжении целая сеть супермаркетов «Island food” – небольшие магазинчики концепции «У дома», оформленные в стиле необитаемого острова Робинзона Крузо. По крайней мере, так задумывали родители, вешая бумажные заросли поверх полок забитых детскими хлопьями и расставляя пластиковые фрукты по всему периметру супермаркета.
Кстати говоря, из-за одного прожорливого восьмилетнего посетителя на «Island food” чуть не подали в суд в начале года. Маленький любитель еды пытался откусить кусок от пластикового фрукта-декорации, поплатившись двумя передними зубами.
Бизнес не самый денежный, но стабильный и популярный. Супермаркеты «Island food” – практически единственные продуктовые города.
Они и обеспечивали семью, живущую в уютном двухэтажном доме, который соседи называли «Пряничным домиком Гэнзеля и Гретель» – такой же яркий и уютный. Кирпичи пряного коричневого цвета будто слеплены из теста. Многочисленные цветы, аккуратно высаженные во дворе. Уютный балкончик с деревянным столом по центру и просторные окна, с нависшими сверху вязаными гардинами.
Дизайнером стала мама. Архитектором – мама. Всё создавалось под её вкус педантичной женщины, обожествляющей уют и комфорт. Переодически Никита чувствовал себя здесь лишним. Как персонаж компьютерной игры-симулятора, за чьей жизнью наблюдают десятки пользователей.
Странное чувство.
– Я не голоден – бросил Никита улыбающейся маме (она была такой всегда), взбежав вверх по лестнице.
На сияющем лице женщины отобразилась печаль. Тоска и тревога. Сын погружён в ужасное состояние вот уже месяц. И как та девушка смогла проделать такую дыру в его душе?
Никите хотелось реветь. Хотелось кричать. Хотелось снести золотые часы, блестящие над лестницей. Хотелось разбить стеклянную раму, хранящую под собой пейзаж Прованса, нарисованный маслом.
Он ходил под дождём где-то час. Замёрз до чёртиков. Не чувствовал пальцев на ногах. Холодные одинокие улицы: мили, километры… Ноги несли его сами. Он всегда так делал, когда в душе вновь открывалась та старая дыра: просто шёл. Шёл не понимая куда. Это помогало на время её затянуть.
В тот вечер город опустел: в серых тесных коробках горел тусклый свет. Люди, наслаждаясь осенней атмосферой рядом с камином или телевизором. Ну а он наблюдал снаружи.
«ЖУПА, ЖУПА…»
Чувствовал накатывающую обиду, смотря новый выпуск «Холостяка» сквозь чужое окно. Тощая незнакомка качала на руке малыша, уставившись в телеэкран. Изредка мимо проезжали машины, даже и не обращая внимания на забытую промокшую тень. Их лобовые стекла усеяли мелкие капли дождя, дворники ходили из стороны в сторону… На Никиту даже не вели глазом.
Мимо проехала полицейская машина, ослепив глаза яркой мигалкой. Резко накатило волнение.
Парень оставил позади дом молодой мамы, уйдя прочь.
«ЖУПА, ЖУПА…»
Как оказалось, машина устремилась к дому странного новенького парня. Во дворе уже собирались обеспокоенные свидетели. На пороге стояли они – новенький, спортсмен-дурочек и мерзопакостный мудак. Единственные друзья. Единственные враги. Жалкие и запуганные – случилось что-то ужасное.
Никита медленно отошёл на другую сторону тротуара, присев на мокрую скамейку рядом с пёстрой клумбой. Из кустарника блеснули безумные глаза садового гнома.
Никита закинул нога на ногу и наблюдал. Наблюдал за полицейскими, за толпой, высказывающей новые сплетни. За машинами, подъезжающими и отъезжающими. За засранцами, унизившими его. Сейчас, должно быть, они поплатились.
Он просидел так полчаса, наблюдая за тем, как медленно уютный дом, окружённый толпой, погрузился в ночной мрак. Как разошлись последние шумные соседи. Как уехала последняя полицейская машина.
Как из входной двери на порог вышел тот самый странный новенький. Как его взгляд, став тяжёлым и обжигающим как железная кочерга, погружённая в костёр, остановился на нём.
Никита догадался о чём он подумал. «Убийца – наша ЖУПа». Это была бы весьма оправданная гипотеза. Но Никите плевать – доказательств нет, ему ничего не угрожает. Лишь разъярённые мудаки, сыплющие на него отборные унижения.
Парень закрыл дверь в комнату. На всей мебели оседал толстый слой воздушной пыли. Тут точно нужна была влажная уборка.
Кровать усеяна грязными носками и поношенными вещами, которые давно нужно было сложить в шкаф. Окно, выходившее на густой лес завешено тяжёлой мрачной шторой.
«Упырёнок» – в начале недели одна высокомерная девчонка хихикнув дала ему новую кличку. Что же, в ней заложена доля правды.
Иногда Никите казалось что его бледная кожа не перенесёт солнечного света. Загорится как у настоящего вампира. Ему было легче за тяжелыми шторами, за закрытой дверью – как Дракуле в замке посреди гор Трансиьвании.
Он ненужен этому миру. Единственная, кто держала его снаружи – Адрианна – ушла. Оставила его одного.
«Одного– ха, мне не привыкать»
До сих пор в памяти оставались мрачные картинки тесного приюта. Небольшая площадка, скрытая от большой дороги высокой стеной кустарника. Высокие качели, для катания на которых доводилось напрячься и прыгнуть повыше. Шумные дети. Невкусная липкая каша. Пыльный ковёр, сидя на котором сироты по вечерам слушали классические сказки.
Помнится голос воспитательницы – грубый и крикливый. Ей одной приходилось перекрикивать целый табун детей.
Он был там совсем один. Сидел в стороне, смотря на веселящихся детей как на бушующий океан. Подойдёшь ближе – и тебя размажет об скалы. Тебя унизят, над тобой насмехнутся. Сделают всё, лишь бы ты продолжал чувствовать себя ущербным.
Тоска прекратилась. Пришли настоящие мама и папа, забрав Никиту в сказочный домик Гензель и Гретель. Надо же, одиночество бледного не похожего на остальных мальчика привлекло позитивную молодую пару.
Они так давно хотели ребёнка – но у мамы не выходило забеременеть.
Первое время жизни в семье Никита молчал. Любил мечтать и с интересом заглядываться на прохожих. Любил выглядывать из окна автомобиля. Любил собирать Божьих Коровок в спичечный коробок.
Друзей так и не появилось – но тогда он наконец почувствовал себя защищённым.
«ЖУПА, ЖУПА…»
Сейчас, каждую минуту, каждый час, каждый миг своей жизни он находился в опасности. С этим городом происходит явная чертовщина, подвергающая опасности здоровье каждого жителя.
«ЖУПА, ЖУПА…»
Или, может быть, сами жители скорее поубивают друг друга?
Тьма полностью погрузила в себя комнату. Никита проваливался в неё. Он не чувствовал опоры под ягодицами, мягкого ковра под носками, запаха мяты смешанной с потом, застывшего в его комнате. Его там уже не было. Теперь вокруг лишь мрак.
«Спокойно, мы проходили через это– голова продолжала разрываться на миллионы осколков. Невероятная боль, которую хоть чуть-чуть помогали заглушить собственные мысли – Это пройдёт. Боль отступит»
Подобное случалось раньше. В вечер сразу после похорон Адрианы. Тьма также погрузила прихожую дома, и сквозь неё показался мрачный ночной лес. Чувствовался холод, запах сырости, точно Никита находился прямо там. Вдали слышался низкий женский голос. Уверенный дикторский тембр, слова которого смешивались в единый звук.
Но сейчас тьма не отступала. Она словно становилась теснее, сдавливая тело парня как мягкую игрушку. Сжимала, разжимала… Странные чувства пульсировали по всему телу.
Паника. Хотелось кричать, звать на помощь, слыша лишь звон своего эха в ответ. Хотелось разрывать темноту руками, проделывая дыру в свет. Хотелось выйти из неё, ведь мрак царящий тут стал невыносим.
И тут показался свет. Яркий свет, переливающийся холодным ментоловым цветом в застывшей воде. Никита стоял по щиколотку в ней, но ступни будто находились в безвоздушном пространстве. Вода была только безжизненной декорацией, картонным антуражем. Он понимал, что на самом деле находился далеко от этого места.
Что происходит?
Крупное озеро, отражающее в своих водах лунный свет, напоминало серый глаз безмолвно пялящий в небо. Вокруг грозными удручающими стенами нависали лысоватые сосны. Песчаный берег в некоторых местах полностью смешивался с чёрной землёй и опавшими шишками. Запах отчётливо улавливался – хвоя.
Никита стоял совершенно один посреди окружённого лесом озера.
Тишина, ни звука. Казалось, что тьма пленившая его пару секунд назад поглощала все звуки, создавая атмосферу безжизненного космоса.
Послышался знакомый смех. Искренний, заразительный, горловой. Он мог узнать его где бы ни был.
Адрианна. Каждый раз, когда она начинала смеяться её лицо расплывалось в тёплой лучезарной улыбке. Она смеялась всем телом. Всей душой.
«Смех – это то, для чего ты создана» – однажды сказал ей Никита.
«Тогда, нас создали для абсолютно разных целей» – ответила Адриана кокетливо подмигнув.
Он почувствовал её присутствие. Девушка была рядом. Смех доносился сквозь густые заросли, прямо за узкой песчаной полосой. Никита устремился туда. Шаг – и влажная ступня вынырнула из прозрачной воды. Ещё шаг – и она не смогла погрузиться обратно. Нога зависла над водной гладью, почувствовав твёрдую опору.
Словно вода молниеносно заледенела.
Парень застыл над водой. Спокойное озеро сейчас казалось гигантским катком. Смех раздался в очередной раз.
– Твоё чувство юмора убивает меня! – её голос приглушённо оборвался за стеной из сосен.
Никита сорвался с места. Он пролетал над озером с нечеловеческой скоростью. Берег простирался у его ног. Небо сгущалось. Полная луна увеличилась в размерах, идеальной окружностью убив мрак леса.
Раздался знакомый низкий женский голос. Он слышал его ранее, и теперь мог отчётливо разобрать слова.
– Сынок, ты меня слышишь? – голос доносился со всех сторон, пробиваясь сквозь листву и холодную воду. Будто за елями кто-то спрятал мощные колонки, украденные из ночного клуба – Прости меня за то, что я должна сделать. Но я не могу тебя оставить с собой. Это большой риск.
Женщина всхлипнула, заикнувшись на последнем слоге.
– Надеюсь ты сможешь меня простить. Помни, прошу тебя, ради всего святого, помни – я это делаю лишь для тебя. Нам опасно тут находиться. Опасно находиться в этом городе вдвоём…
Никита оглядывался по сторонам, продолжая скользить по озеру. Пальцы его босых ног не казались воды, легко парив.
«Со стороны, должно быть, выглядит как убогий спецэффект в дешёвом фэнтези».
Он знал этот голос на удивление хорошо. Казалось, хриплые низкие звуки звучали в его ушах ещё с самого детства.
«Мама…» Ну конечно же, это она! Та самая женщина, об образе которой по всему городу слагали самые безумные и бестолковые сплетни. Хочешь не хочешь, но в частичку от них приходилось верить. Как например в то, что сейчас она осела где-то в трущобах жаркого Конго. Как например в то, что она добывает там золото, как героиня долбанного «Индианы Джонса». Как например в то, что она была форменной стервой (по словам Андрея. Он вообще, много чего говорил)
Кем бы она не была – хоть золотоискателем, хоть наркоманкой и заядлой алкоголичкой, хоть форменной стервой, хоть принцессой Китая, хоть душевнобольной – Никите хотелось её увидеть. Хотелось знать человека, родившего его, в лицо.
Кажется, он смутно помнил её черты – острый подбородок, аккуратный нос, тонкие брови, вытянувшиеся от уха к переносице как следы от куска угля. Строгая – короткое слово, единственное прилагательное которым он мог её охарактеризовать.
– Ты уникален – голос всхлипнул – Наделён невероятным даром, который можно потерять как пульт от телевизора. Развивай его. Прошу тебя, не затеряй.
На секунду женщина умолкла. Никита продолжал оглядываться по сторонам, всматриваясь в деревья, рассчитывая увидеть там знакомое лицо.
– Сын, я вернусь за тобой и разыщу тебя. Где бы ты ни был – мы будем вместе.
– Эй! – Никита вскрикнул, резко прервав голос. Его выкрик эхом пронёсся по озеру, отбиваясь от массивных стен леса. Никого. Казалось, голос доносился с небес. Мама сидит на круглой луне, всматриваясь в его каждое движение.
Он поднял глаза, рассматривая крошечные огоньки звёзд и щурясь от яркого лунного света. Одна блестящая точка, переливающаяся холодно-серебряным, слетела с ночного мрака безудержно полетев вниз. Она оставляла за собой молочный след, тянущийся за ней как хвост.
Было лишь одно желание, которое хотелось загадать при виде падающей звезды.
«Мама, найди меня. Прошу, найди скорее»
– Я люблю тебя, Никита. Люблю, как никого никогда не любила и больше не полюблю.
Голос затих. Тишина холодного лесного озера вновь застыла в воздухе.
Звёздное небо полностью овладело вниманием Никиты. Он всматривался в звёзды, переводя взгляд на луну и обратно. Хотелось, чтоб голос зазвучал вновь. Хотелось, чтобы очередная мутная картинка из памяти дала о себе знать.
Ничего. Тишина вокруг, тишина в голове.
Босые ступни поднимались выше и выше. Сейчас тощее тело летело над водой как голубиное перо. В начальных классах Алина дала ему прозвище «Скелетон» за торчащие костлявые рёбра. Спасибо обтягивающей белой футболке, которую доводилось одевать на физкультуру. Но на данный момент и правда казалось что его тело не весит ни грамма. Оно взлетало всё выше, потягиваясь к падающим звёздам. Стремясь к круглой луне, в свете которой листья на тополе, затесавшимся среди сосен, переливались как гирлянда, которую забыли снять после Рождества. Он и сам переливался как та гирлянда. Его бледная кожа мерцала десятком тусклых блёсток, искрясь в лунном луче.
Может быть, сейчас он и вовсе растворится в этом свете.
Для него это было так легко– для незаметной и тихой жупы. Для человека, вечно ходящего сквозь как фантом. Раствориться в отблесках полного месяца – так просто.
Шорох листьев. Тихие шаги. Тот самый звонкий смех. Кустарники, скрывающие озеро от посторонних глаз гуляющих по ночному лесу, зашевелись. Смуглая рука раздвинула ветви, с интересом заглядывая внутрь. Показались длинные каштановые волосы. Умные карие глаза, ходящие из стороны в сторону.
Она вернулась.
Она тут.
Она рядом.
Адриана.
Быстрый взгляд выхватывал мелкие детали пейзажа, складывая полную картинку невероятной красоты. Сначала её лицо расплылось в искренней восторженной улыбке – такой знакомой и такой понятой. Она любила дарить её людям, зная цену своему подарку. И возможно, именно этот презент тянул к Адриане всех жителей.
Но спустя секунды улыбка сошла. Пухлые губы разомкнулись. Глаза забегали. Девушка была потрясена.
С самого детства она была крайне впечатлительной личностью. Её можно было испугать всем – незатейливым «бу!», выпрыгивая из-за угла, можно было удивить красотой соседнего ставка, пахнувшего прорванным трубами, можно было расторгать до слёз концовкой четвёртого «Шрека».
Но сейчас особенный случай. Она обомлела, устремив взгляд в небо. Он неторопливо, как медлительный лифт в старой многоэтажке, вздымался ввысь. Секунды, и он бы оказался на нависшем над водой Никите.
Глаза девушки блеснули.
«Может быть, она увидела меня?»
Рот открылся шире. Зрачки расширились. Глаза остановились на тёмной парящей тени.
С глаз Никиты покатились слёзы.
– Адриана – крикнул он, взмахнув рукой – Привет! Я спущусь к тебе, секунду.
Он попытался шевельнуться – безрезультатно. Холодный сырой воздух сковал всё тело. Он оцепенел в неловкой позе. Слёзы скатывались с щёк, обрываясь вниз. Мелкие капельки торопливо улетали вниз, разбиваясь об плоскую поверхность.
Взгляд девушки взлетал дальше – он отразил в себе яркий свет круглой луны, размерянное мерцание звёзд.
И вновь, лицо украсила лучшая улыбка из всех существующих. Искренняя, восторженная. Казалось, звёзды и луна – самое нереальное зрелище из увиденных Адрианой за всю жизнь.
Её губы зашевелились. Она хотела сказать что-то. Начала произносить слово, первый звук которого раздался эхом.
«Э-Э-э-э…»
Она не успела договорить. Её остановили. Улыбка сошла, брови сдвинулись, стараясь прижаться друг к другу – на лице появилась гримаса боли. Девушка поднесла руки к лицу, в ужасе рассматривая кисти. С ногтей начала сочиться кровь, ручьём стекая по пальцам.
Каждый пальчик, один за другим, окрасился в алый цвет. Девчонка вскрикнула.
– Адриана!– она не слышала Никиту. Сжав губы, она выдернула окровавленный ноготь с указательного пальца. Вырвался ещё один крик боли – АДРИАНА!
Никита шевелил всеми частями тела, пытался разрывать плотные воздушные массы руками, качался из стороны в сторону – тщетно. Он никак не мог помочь девушке.
«От неё одной зависит моя жизнь, мама, как ты не понимаешь. Она задавала мне темп. С ней я становился таким… таким… таким живым! Но она ушла, и теперь остался лишь я настоящий» – этим он отбивался от всех попыток матери вытянуть его наружу.
Она была его жизнью, в один момент просто уйдя. Сейчас же, она была так близко – мучалась, страдала – но он не мог ничего сделать.
Сквозь выстиранную белую футболку, надетую на Адриану, показалась кровь. Пятно становилось больше и больше, охватывая всё тело. Жидкость потекла по смуглым рукам, по стройным ногам, капая на сырую землю.
Девушка оторвала взгляд от окровавленного тела. Гримаса боли сошла в то мгновение, в которое глаза вновь поднялись на ночное небо. С напуганных влажных глаз вниз спускались слёзы.
– Хочу побыть тут ещё – прошептала она, прежде чем плотный воздух вокруг тела Никиты развеялся.
Тощее тело безудержно полетело вниз, прямо в глубь тёмного озера. Парень зажмурился, готовясь погрузится в холодную воду с головой. Костлявые твёрдые локти разбили водный простор. В один момент. Совершенно безумно– озеро разлетелось на миллионы осколков. Ели, сосны, одинокий тополь – все они оказались стеклом, незамедлительно трескавшимся и бившемся как сервиз, падающий на пол.
Вода и величественный лес открывали под собой знакомую Никите тесную темноту. Осколки царапали кожу, падая по ней прочь и оставляя его наедине с ней.
И вот, он снова тут. Вокруг безвоздушное пространство, и где-то над головой маячит блеклый огонек комнатной настольной лампы.
Никита громко вздохнул, спиной упав на мягкую кровать. Головная боль отступила. Звон стих.
Сердце бешено колотилось.
Неужели его сознание способно на столь реалистичные видения?
Глава 13 #королевакрика
– ХАЙ ВСЕМ! Наверное это было слишком громко, правда? – миловидная девчонка с круглым лицом и каштановыми волосами с интересом заглядывала на подругу, стоящую за камерой.
– Будто тебя кипятком ошпарили, перед началом съемки. Давай новый дубль.
Девушка откинула свисающую на лоб прядь. Глаза забегали в разные стороны, изучая обстановку в столовой.
– Всем привет! С вами Алиска Си, и вы смотрите долгожданный ВЛОГ из моей школы – Алиса расплылась в улыбке, увидев одобряющий кивок Евы.