Должно быть, весьма ценная вещь. Самая ценная из представленных тут. Время на циферблате остановилось на семи часах и тридцати семи минутах. А дальше очередная череда хлама – грязные платья, будто украденные с уличных постановок, разбитые кувшины из-под вина. «Собирайте всё барахло, что сойдёт за старинные вещи!» – скорее всего, с таким словами создавалась выставка. «Пиши весь бред, что приходит на ум при взгляде на эти собиратели пыли!» – с такими словами писались таблички для этой выставки.
«Кувшин, из которого пил Д. Грин» – выставлен как священный Грааль. Не удивлюсь, если рядом будет зацементирован волосок с его седой бородки. Интерьер мэрии представлял гораздо большую культурную ценность чем все эти вещи – вычурный и величественный. Явно не подходящий под здешние пейзажи. Кажется, за углом, за хрусталём очередной броской люстры начинаются сумасшедшие яркие вечеринки, за которыми наблюдает Гетсби из романа Фитцжеральда. Высокие потолки, вырезанные из дерева узоры – интерьер больше характерен для Детройтских миллионеров из двадцатых, обожающих подобный праздник величия.
Всё тут дышало тогдашними представлениями о роскоши, и ты дышал вместе с этой атмосферой сказочности.
Удивительное здание.
Тихие всхлипывания эхом разносились по коридору. На мгновения низкий тембр священника отошёл на второй план. В ушах зазвенел девичий плач.
«Хнык-хнык-хнык»
На нём сфокусировался мой мозг, привыкший за последние дни придирчиво уделять внимания деталям. Плачь казался далёким, но при этом я смог отчётливо расслышать за ним тихий девичий голос.
«Хнык-хнык-так-хнык-жаль»
Он становился ближе, эхо нарастало. Я почувствовал чьё-то присутствие. В этом длинном коридоре, между высоких потолков и среди прозрачных стендов я не один. Плачущая девушка рядом, но в поле видимости она не появлялась. За толстой колонной, украшенной золотистыми узорами (ветви винограда, кленовые листья) показалось тонкое платье белоснежного цвета, развивающееся на появившемся ниоткуда сквозняке.
«Как всегда, сквозняк задул вовремя»
Лёгкий ветерок развивал воздушную юбку, оказавшуюся весьма длинной. Ткань ходила волной, на ней виднелись тёмные пятна, будто совсем недавно девушка грохнулась в лужу. Глаза поднялись вверх, на красивое ангельское лицо – тонкие пропорции, чаще всего встречающиеся у фарфоровых кукол. Золотистые локоны, прикрывающие уши, спускались на спину. На ледяных бледных щеках блестели слёзы, застывшие на месте. Влажные глубокие глаза сверкнули, отобразив в себе мигающий фонарь. Рядом со слезами тёмным следом застыла чёрная тушь, ресницы девушки прилипли одна к другой, как замёрзшие влюблённые.
Белое платье, казалось, желало накрыть собой всю стоящую вокруг мебель, превратив холл мэрии в место расследования преступления. Платье витало в воздухе, оно тянулось ко мне шёлковой тканью. Сейчас, пятна внизу юбки можно было рассмотреть в деталях: словно рассеянный прохожий наступил туфлей на белоснежный наряд. Печальные глаза блеснули в мою сторону. Девушка наконец обратила внимание на одинокого парня посреди коридора, в аккурат напротив деревянной двери.
– Ты в порядке? – спросил я, делая шаг ближе. Печальная незнакомка отступала, смотря на меня как на сбежавшую из зоопарка зебру. Пухлые алые губы разомкнулись, она хотела что-то сказать, но вместо этого рот растянулся в широкой улыбке.
Возможно лучезарной, если на неё посмотреть в нормальном ракурсе анфас. Девушка же поникла, опуская лицо вниз. Улыбка блеснула снизу вверх, переменившись с лучезарной в роковую. Злоба в ней не сквозила, напротив – игривость и кокетство.
Блондинка хихикнула, позабыв о том что в её глазах продолжали стоять слёзы.
Она взмахнула воздушном платьем, стремительно скрывшись в соседнем коридоре. Секунда – и незнакомка кажется видением, посетившим меня посреди городской ратуши.
В горле стал ком. Невидимая сила толкала меня под задницу, затягивая в соседний коридор. Белоснежное платье сверкнуло за бюстом Джона Грина, волнистые локоны тянулись следом за девушкой.
Я должен её догнать! Если хочет поиграть в догонялки – пускай! Очередная загадка просто не поместится в моём списке неизвестного, там не осталось свободных пунктов.
Я чувствовал себя Алисой бегущей за белым кроликом с огромными часами: моя цель была такой же странной, а я таким же растерянным. Голова раскалывалась, жар медленно нарастал и в голову полезли непрошеные мысли, протекли как мясо с подливкой из школьного термоса. Пробегая по коридорам, тянущимся всё дальше и дальше от зала я думал о Никите. Как он там сказал? «Это происходит со мной давно» или что-то типа этого. Даже не хотелось об этом думать, но мозги сами выставляли логику, пытаясь найти её на месте отсутствия.
Что происходит? У ЖУДы есть тайная скрытая от посторонних глаз сила? Похоже на то. Пора смирится с этой паранормальной дрянью.
Коридоры казались бесконечными и идентичными. Грин, конечно, когда проектировал и строил здание затратил максимальное количество ресурсов. И, похоже, он был пьян. Выпил чуток вина из бутылки выставленной за стеклянной витриной в холле, после чего взял в руки линейку и карандаш, решив поиграть в «змейку» прямо на проекте.
Сейчас же по мэрии можно пускать готовящихся к турниру спортивных бегунов – дистанцию наматывать. И таким чувствовал себя я, но не выдыхался. Загадка, сверкающая светлыми волосами спереди подкалывала.
Белое платье повисло в воздухе за деревянной дверью. Девушка зашла в комнату.
Золотая табличка висела на входной двери:
«Городской архив. Пресса»
«Наконец я тебя догнал!»
Взгляд быстро окинул архив: повсюду бумаги, укрывающие паркет как толстый слой снега. В воздухе пахнет пылью, которая тут укрывает все шкафы комнаты. А их тут было много – они стояли в ряд, как линии в школьных тетрадках. Папки и документы на полках были перерыты, будто в них совсем недавно кто-то копался, пылко желая найти нужный документ. Войдя в комнату я сразу же наступил на лист старой пожелтевшей газеты. След от моей туфли остался на бумаге. Рядом с ней лежал тонкий прозрачный файл. Должно быть, недавно кто-то достал страницу из него.
«Жестокое убийство пятнадцатилетней девочки в чаще леса. Труп у озера – жители негодуют». «Май 1976 года» – над напечатанным жирным шрифтом заголовком виднелась дата. Несмотря на столь давнее время издания газета прекрасно сохранилась: жёлтая бумага крошилась на пальцах, но текст был весьма чётким. Сердце колотилось от фотографии снизу. Лес, зелёная трава, в которой виднелся силуэт тощей девчонки: короткие шорты и сандалии одетые на босую ногу. Из-под живота трупа вытекала лужа крови. Внезапно обессилившие руки выпустили лист, неторопливо полетевший вниз, раскачиваясь в воздухе как маятник.
Я наклонился, подняв следующую вырезку, очутившуюся под моей ногой. Строчки из газет заставили забыть блондинку, расстроившуюся в воздухе сразу за дверью:
«Нападение дикого зверя. Погиб шестнадцатилетний школьник. Изувечено всё тело» -публикация за 1991.
«14 летний мальчик со вспоротым животом» – 1956 год.
«Девочку заживо спалили после уроков. Зверство в тихом омуте» – 1959 год.
К газете прикреплена фотография симпатичной девчонки. Блондинка с волнистыми волосами. Улыбается, пухлые губы открывают белоснежные зубы. Я знаю её… Это же…
Жар на этот раз прожигал кожу. Я увидел в коридоре девушку, спаленную заживо в 1959. Сомнений не было – чересчур яркая внешность, вбитая в память как металлический гвоздь. Сердце колотилось как динамит, отсчитывающий секунды до мощного взрыва. Голова варилась как суп, висящий в котелке над костром. В глазах темнело, шкафчики и полочки архива укутывала тьма, бумаги под ногами также ныряли под неё, пол задвигался как экскаватор на станции метро.
Я не хотел верить в существования чего-то, назовём эту дрянь так. То, что не поддаётся моим знанием и то, что вызывает жар сковывающий тело. То, от чего руками хочется вцепиться в голову пытаясь прогнать прочь все эти мысли.
Но не выходит.
Я не хотел верить, но память выдвигала, как туз при игре в «Дурака», видео из школьного туалета. Разбивающиеся зеркало, взлетающий в воздух, как пушинка, тяжёлый парень. И десятки убийств, произошедших в этом городе ещё задолго до Адрианы.
Газета за газетой, страничка за страничкой, строчка за строчкой – насколько хватало глаз, везде разбросанные статьи, и в каждой угрожающее сведение об убийстве подростка, привлекающее внимание крупным шрифтом:
«Расчленённый мальчик»
«Мать сходит с ума спустя три месяца после убийства дочери»
«Пропавшая девочка найдена мёртвой в лесу»
Разные даты, разные люди, и одна огромная тайна, которую скрывает этот город. Я собирал вырезки из газет как осенние листки на натюрморт, одна за другой, взглядом окидывая жуткие известия.
Руки тряслись. Листы не заканчивались, они уходили под шкафы и медленно падали с полок. Новые, один за другим.
Сколько их тут?
Тяжело дыша я в ужасе поднимал голову к потолку, надо мной угрожающе вздымались высокие шкафы. Их сотни, может быть больше. Листок – на каждом новое убийство. Прямо завязка триллера, продающегося на дальней полке магазина с пометкой «18+». На каждом листе мои сверстники, гибнущие и сейчас. В голову лезли миллион личностей кровожадных убийц, и каждый вариант казался безумнее предыдущего.
«Двенадцатилетняя ученица не вернулась домой с библиотеки. Изуродованное тело закинуто на острые ветви сосны»
… и следующим мог стать я. Андрей, Макс – новые страницы запросто вместятся рядом с этой неаккуратной чередой, никто даже и не заметит. Следующей могла стать Ева.
А кто даёт гарантию, что на следующее утро её тело не найдут закинутым на высокие сосны?
Сосны, лес… Трава, деревья… Убийства в лесу, это их связывает. Конечно, тёмный мрачный лес лучшее место для убийств – это очевидно.
Под ногами обнаружилась тонкая папка, знаете, такая, на обложке которой ожидаешь увидеть красную печать «Совершенно секретно». Из неё вывалилась парочка страниц, на этот раз из журнала. Глянец переливался в дрожащем свете лампы, горящей как маяк: светит– не светит. Она стояла на письменном столе недалеко от последнего шкафа архива; чтоб прочитать статью, я поднёс вырезки прямо под неё.
«Убийство подростка на ритуальной основе. Сатанизм продолжает процветать в городке» – 1993 год. Эпоха, когда дикий навязчивый страх сатанистов наконец устранился.
«Свиное рыло на лице трупа молодой девушки» – 1999 год. Свиное рыло – ещё одна зацепка. Видео с праздника первого сентября, заплаканное лицо Адрианы. Свиное рыло красным небрежно нарисованным кругом красовалось на лбу.
За глянцевой страницей лежала написанная вручную, почти разорванная на два куска записка: «Не поступившее в печать»:
«Серийные убийства детей в городе. Мэр отмалчивается. Почему?» – 2003 год.
«Что скрывают за собой стены мэрии?» – 2004 год.
Провокационный текст, созданный специально для скандала и огромного отклика в обществе. Не удивительно, что статьи так и не увидели свет. Страницы дрожали в руках. Весь город скрывает тайну жестоких убийств подростков, что, если честно, весьма оправданно: кто захочет жить в городе, где из года в год расчленяют детей, рисуя свиные рыла им на лицах?
Все жители не могли отмалчиваться – подумайте, они не смогли бы так надёжно это скрывать. Нашёлся бы сплетник, непоседа рассказчик, который в скором времени слил бы информацию об убийствах. СМИ окрестили бы тихий райский омут «Городом смерти», «Деревней насилия» или «Греховной дырой», спугнув «сливки», словно сдув их с молочного коктейля. Никаких миллионеров не было бы и в помине.
Эпоха социальных сетей застала многих жертв. Достаточно одного поста в Фейсбук чтоб вызвать огромный резонанс.
Как они это скрыли? Неужели в здании, посреди которого я стою, был заключён настоящий заговор, достойный секты масонов?
Шаги. Тихие шаги доносились до ушей сквозь звон мыслей. Я почувствовал чьё-то присутствие. По телу пробежала дрожь. Выронив из рук глянцевые страницы я наконец обернулся.
Белая пышная юбка продолжала развиваться на несуществующем сквозняке. Бледное лицо, золотые волосы, алые губы – девушка оказалась за мной, преградив собой выход. Она всматривалась в меня, сощуривая глаза, будто я был пустым местом. Будто пыталась заглянуть сквозь моё тело.
– Почему ты убегаешь? – спросил я неуверенным тоном. Её фотография наблюдала за происходящим с газетной страницы брошенной на пол. Она умерла, пол века назад стоящую передо мной девушку спалили – сомнений не было.
С крупных глаз продолжали течь слёзы. Они блестели в тусклых лучах лампы как крошечные языки пламени на холодных щеках. Руки девушки дрожали, словно секунды назад она вылезла из ледяного озера. Спиной я прижался к шкафу, хранившему в себе сотни свидетельств об убийствах.
Не хотелось приближаться к ней ни на метр. А незнакомка продолжала всхлипывать, сделав небольшой шаг вперёд. Глаза опустились на газету, где чёрно-белой краской напечатано её собственное лицо, и слёзы покатились с новой силой.
– Мне… мне больно – прошептала она облизнув губы – Больно до сих пор.
Я прижался к шкафу ещё сильнее (будто это помогло бы) наблюдая чудовищную картину. Левый глаз девушки становился больше, тонкие веки раздвигались, длинные тёмные ресницы смотрели вверх, крупный зрачок медленно закатывался под нижнее веко, оставляя за собой белок, медленно сменившийся на красно-белую часть глаза, укрытую алой сетью из сосудов. Глаз перевернулся на 360 градусов прямо у меня на виду.
«Я схожу с ума»
Веки нехотя отпускали его из своих объятий.
«Пожалуйста, пусть это будет так»
Око выпало из зеницы, упав на мягкую подстилку из газет. Незнакомка приоткрыла рот, пытаясь вдохнуть воздух. Тень скрыла всё находившееся за глазом – блондинка напоминала пирата. Глаз катился ко мне, перекатываясь с одного листа на другое. Нетерпеливо пропуская газетные заголовки под собой, он докатился до той самой газеты с фотографией. Уютно расположившись на чёрно-белых волосах он наконец замер. Пухлые губы девушки не закрывались до сих пор. Грудь вздымалась и опускалась, незнакомка тяжело дышала.
«Кхе-кхе»
Тяжёлый надрывистый кашель заполонил собой всю комнату. Девушка даже и не пыталась мило прикрыть рот рукой, кашляя всё громче и громче.
Знали ли вы, что я ненавижу насекомых больше всего в жизни?
Знаете что? Я тоже не знал. До этого вечера. До того, как парад необъяснимых фантасмагорий продолжился.
Из тени, заполонившей собой область левого глаза девушки выглянул маленький белый трупный червь, стремительно свалившись на пол. Кашляя, блондинка выпускала из своего рта жутких тварей один за другим. Они вылетали сквозь губы – обслюнявленные, встревоженные, направляясь резкими толчками ко мне.
Кашель прикатился. Незнакомка сомкнула губы, в то время как черви выпадали сквозь зеницу глаза десятками. Послушной чередой, как рота солдат, один за другим. Некоторые цеплялись за щеку, шевеля маленьким хвостиком в разные стороны, некоторые заслоняли путь остальным тварям рядом с веком. Личинки прорывались к свету сквозь замкнутые губы, хвостиком пробиваясь сквозь уста.
Отвращение. По телу будто прокатился заряд тока, усиливая желание выплеснуть нутро наружу. Каждый миллиметр кожи шевелился и становился дыбом от вида ползущих в мою сторону насекомых. Несмотря на отсутствие одного глаза, девочка продолжала рыдать. Черёд личинок прервался: все они барахтались среди куч газет, толкая друг друга и желая протиснутся дальше.
Бледная кожа становилась чернее, как в видео, показывающем процесс загара в ускоренной съёмке. Бледные дрожащие руки, лицо, длинная шея – всё становилось темнее. Будто подготавливаясь к следующей невероятной картине.
От тощего тела вверх начал вздыматься дым.
«Господи, вот бы пожарная сигнализация сработала»
Тонкая струйка неторопливо поднималась прозрачной полоской, исходя от рук. Я вздрогнул, грохнувшись на задницу увидев как пламя охватило ладони. Как буйные языки быстро заполонили руки, плечи, ноги. Как они погрузили в себя тонкую ткань платья. Как светлые идеальные локоны начали сгорать словно солома в ангаре. Незнакомка издала дикий вопль, полный… нет, не ужаса, не страха. Боль, шокированный вопль передающий ощущения огня, охватившего всё тело. Он пролетел в коридор, отбившись от высоких потолков и величественных стен. Прозвучал в архиве, звенел в моей голове.
Кожа медленно превратилась в пепел, напоминавший страницы книги брошенной в костёр. Огонь испепелял её, а она продолжала кричать.
Паника. Не зная что делать, как угомонить нарастающий страх, осушивший горло и колотящий тело будто в горячке, я закрыл глаза плотно обхватив уши ладонями, но визг прорывался даже сквозь них. Он будто резал мой мозг острым ножом, разрезая на мелкие кусочки. Голова взрывалась от боли, а тело словно также покрывал огонь. Жар доносился от горевшей блондинки; я чувствовал как пот стекает по спине, по лбу.
Тело дрожало, а сам я вжимался крепче в твёрдую стенку шкафчика.
Животный ужас – именно животный – такое знакомое чувство, поразившее меня своей резкостью в эту пятницу. Ощущая его ты перестаёшь быть человеком, ты безвольный комок, пустое пространство, прозрачное облако. Тебя сдавливают со всех сторон тиски а мозг выключается анализируя увиденный ужас.
Ты думаешь что не переживёшь это. Ты закрываешь лицо руками, желая спрятаться в уютной темноте до конца дней. Ведь там изувеченный труп подростка, сгорающая до тла невероятной красоты девушка.
Ведь там поджидает тот самый ужас.
Каждый раз, думая о характере своего страха передо мной восставал меняющийся симбиоз, принимающий новые формы. Каждый раз страх был чем-то неопределённым, формирующимся и меняющимся. Но, кажется, теперь я знаю как выглядит мой страх. Точнее, я знал, свернувшись клубочком в углу городского архива. Этот страх медленно сводит меня с ума – об этом я размышлял, уговаривая себя открыть глаза. Я не мог этого сделать. Я хотел оставаться в темноте, ощущая безопасность до конца жизни.
Но свет проник внутрь.
Никакой девушки в помине. Никаких личинок и глаза. Никакого пламени. Лишь газеты, журналы и газеты, укрывающие холодный паркет.
«Уже сошёл с ума»
Уперевшись руками об пол я поднялся. Руки дрожали, ноги тоже. Проходясь по газетам я бросил последний взгляд на злосчастную комнату.
Выйдя в коридор я перешёл на бег, желая уйти подальше от этого места. Крик стоял в ушах до сих пор, даже когда по всему коридору раздавался стук каблуков моих туфель:
«Ток-ток-ток»
Глава 14 #paparazzi
– Поверь, это то самое место где нас никто не увидит – «Такими местами город просто переполнен» – хмыкнула про себя Каролина, взбираясь по узкой ржавой лестнице всё выше и выше. Сомнительное удовольствие: колени дрожали, твёрдая ржавчина впивалась в кожу кистей рук, и всё время дул пронырливый сквозняк. А если посмотреть вниз, так вообще со страху скончаться можно. Или вырвать, вырвать при парне, перспектива перед которой лучше скончаться – И ты не захочешь, чтобы нас там увидели.
«Оу, заговорил фразами из песен Тейлор Свифт». Из себя выдавила лишь:
– Кхм, кажется у меня не самый лучший вид – сверху нависали ноги, где-то через пять ступеней белые протёртые кроссы «adidas”. Конечно, он пытался пропустить её вперёд. И конечно, все знают ради какой цели. «Нет уж, сегодня я буду наслаждаться видком твоей попы»
– Этот вид стоит мучений. Единственный красивый в городе.
– Хочется верить.
Кэр опустила глаза вниз. Зелёная посадка ярким ковром поглощала железные штыки, поддерживающие вышку. Среди зелени переливались блики уходящего солнца. «Или ты стала абсолютно безумной, или это ОН свёл тебя с ума» – скорее, второе. Процесс подъёма наверх длился куда дольше, чем показывали часы. Ни каких-то там пять минут. Час. Сутки! И каждая ступень считала за должное неустойчиво прогнуться под весом ноги.
– Ага, весь город как на ладони – доносился голос сверху.
Лестница оборвалась. Узкая железная платформа ютилась у самой верхушки – острой антенны, и представляла собой шаткую сетку и поручни у края.
Они встали на ней плечо к плечу, ощущая как поручни будто содрогаются от резких порывов ветра. Но это не пугало: лишь ещё больше сближали. Порыв! – и шатаясь, Кэр прижимается к нему ближе. Порыв!!– и он уже нюхает её волосы.
Мрачная металлическая башня сейчас казалась самым живописным местом планеты, она прорывала как острый кинжал округлый невысокий холм. Как рассыпанный аквамарин в разных местах сияли с десяток бассейнов с лазурной водичкой. Пышные особняки сторонились один другого, как брезгливые ухоженные джентельмены. Ну а чуть дальше шла компания друзей, офисных клерков – серые дома спального района. Видно отбивающий свет заходящего солнца купол церкви, шпиль ратуши. И всё, как неминуемая вирусная болезнь поглощает зелень: леса и посадки, кляксы цвета мха, рассыпанные на блеклом холсте.
Непримечательный сонный городок преобразился на глазах, неизвестно от чего. Может быть он застыл как слиток настоящего золота в свете заката? Или может быть это всё Валентин и его тихий убаюкивающий бас? Хриплый, как скрежет помех старого телевизора.
– Я люблю приходить сюда один, говоря друзьям что иду домой. От них никогда так просто не отделаться – тёплое дыхание ощущалось в волосах – Я садился, свешивал ноги и размышлял.
Каролина обернулась, с трудом оторвавшись от головокружительного вида. Заглянув в глаза Валентина она озвучила мысль вслух:
– О чём ты думаешь?
Казалось, этот вопрос его расстроил. На считанные секунды уверенное лицо помрачнело:
– О многом. Правда, мыслей чересчур много и всё они меня затягивают глубже и глубже. Могу сидеть так до поздней ночи. До рассвета, пока телефон не разорвётся от чёртовых звонков моих приятелей. Переживают, знаешь ли.
Холодные руки медленно поглаживали её плечи. Дыхание перехватывало от пьянящего ощущения полёта, схоже на то чувство, когда после очередного стакана на вечеринке идёшь танцевать, и начинает играет любимая песня. В животе бабочки, голова идёт кругом, и ты смеёшься, прыгаешь, двигаешься как полная дура, но определённо счастлива.
Она чувствовала чистое счастье сейчас, паря над холмом как на ковре-самолёте из мультика про Алладина. Словно хлипкой платформы и не существует, как в клипе Гарри Стайлза, где он летал над лесами и пустынями. Глупо конечно полагать, что сцена воссозданная в видео с помощью спецэффектов и зелёной ширмы повторится в реальной жизни. Но сейчас, казалось, она медленно взлетает. К пушистым, как помпоны, которые она привыкла носить на сумках в году так 2015-ом, облакам, окрашенным в оранжевые цвета пестрыми лучами солнца.
Всё небо вспыхнуло яркими тёплыми огнями. Казалось, в небе происходит пожар, или врата преисподней медленно приоткрываются, готовясь погрузить город в своё пламя.
Её лучшую подругу уже погрузил…
Но несмотря на грустные мысли закат обнадёживал, дарил ощущение величества и свободы. Она молода, привлекательна и амбициозна, впереди новые эмоции и приятные знакомства. Шея вытянулась, подбородок поднялся выше – закат напоминает о приятностях жизни и поджидающих на пути сюрпризах.
Целая жизнь впереди, и она способна её украсить сама. Сформировать как искусный скульптор произведение искусства из глины. Сзади будто выпростали крылья. В голове прояснилось: сейчас стал ясен чёткий план об обретении невероятной жизни.
Один из пунктов стоял рядом, всё остальное заложено в ней самой.
Свежий воздух вскружил голову. Валентин схватил её за руку. Она почувствовала грубую кожу и в то же время приятное тепло его тела. Он взглянул на неё, она на него. Воцарило молчание. Его лицо осветил оранжевый свет: солнце горящим клубком уходило за тёмную линию горизонта. Оно хотело осветить ту тайну, так усердно скрывавшуюся за его глазами. Загадку, которую он хранит за безупречной улыбкой. Тоску, скрывающуюся за шрамами и порезами, оставшимися после уличных драк. Закат мог выдать всё, но Валентин не поддавался. Расплывшись в тёплой улыбке он прижал её к себе. Ухо услышало торопливое биение сердца.
– Я никогда ещё не была так счастлива – место и впрямь подарило бурный прилив энергии.
– Я никогда не был силён в высказывании своих чувств и вообще никогда их никому не изливал – начал Валентин тихим басом – И из-за этого боюсь что ты можешь не понять насколько мне дорога. Ты просто упустишь мои чувства, которые я боюсь выдавать ещё с самого детства.
– Я ничего не упущу – прошептала Каролина, большим пальцем смахнув пушинку с подбородка Валентина – Я ловлю каждый момент.
Потянувшись устами к губам она подарила ему поцелуй о котором он мечтал всю жизнь. Длинный и настоящий. Освещаемый светом последнего луча солнца. Ладони начали потеть – ужасная неловкость воцарила сразу же, как её губы заключили его в объятия. Поцелуй с языком для него был в новинку, и как же не хотелось облажаться. А что если он её обслюнявит? Или ей не понравится аромат его дыхания? Или она почувствует влагу его рук?
Но сейчас всё пошло как по накатанной: она была чересчур счастлива, чтобы что-то заметить. Улыбалась и целовалась, зажмурив глаза и прижимаясь ближе. Порыв ведра качнул вышку в очередной раз. Каролина засмеялась, Валентин расплылся в улыбке слыша этот смех. Ветер обдувал со всех сторон – сейчас, казалось, так легко взмыть ввысь и улететь. Только им вдвоём.
Огненный шар скрылся за горизонтом. Город погрузился в сумерки, сеть дорог осветилась чередой фонарей, превратив мрак пейзажа в сидящую гирлянду. Пушистые облака переродились в мрачные летящие прочь ледяные осколки – будто те воздушные помпоны в миг разорвались на части. Они переливались всеми оттенками синего, кружа над крышами домов как водоворот.
– У меня есть идея для продолжения этого вечера – прошептал Валентин, точно боясь спугнуть и без того оживленные воздушные осколки.
– Ты где лазил? – Макс шептал настолько тихо, насколько только мог. Из-за этого слова превращались в сплошное «шшшшшшш». Я еле разбирал их в череде шипящих звуков – Почему ты выглядишь будто искупался в Северно-Ледовитом океане?
– В СЕВЕРО-ледовитом – подправил я, дрожа будто вправду недавно вылез из ледяной воды. Моё лицо полностью покрывали капельки пота, он до сих пор скатывался за тугой тканью костюма. Было неприятно.
Тигрицы перевели взгляды наполненные неподдельной верой (липовой и весьма плохо отыгранной) на меня, в глазах чётко проскандировав: «Закрой поганую вонючую пасть, малолетний засранец, пока мы тебе её не прикрыли!» – выглядели они агрессивно настроенными.
– Ты проторчал в туалете где-то минут тридцать. Вот это реально ржачная история. Смотри, как бы завтра не выставили пост в школьном «Подслушано» – Андрей перевалился через Макса, стараясь подобраться ближе ко мне и при этом шептать.
«Т-ш-ш!» – мать Алины прислонила указательный палец к устам и осуждающе глянула в нашу сторону. Андрей не заметил.
– Я представляю: фото где ты тужишься на толчке, весь потный, к посту прикреплено аудио с симфонией плотного ужина.
«Т-Ш-Ш!» – второй осуждающий взгляд стал сокрушительным. Андрей вернулся на место.
На сцене продолжал говорить священник. Он поднимал руки, опускал руки, поднимал руки, опускал, как игрушка из «Хэппи Мил». Слова проносились мимо, в ушах звенело лишь «ААААА» – визг девочки горевшей на моих глазах.
Тело чесалось. Горело. И вообще, мне было не уютно в своей же коже. Я вспоминал вид трупных личинок, ползущих ко мне, и сильнее вжимался в стул, сильнее потел, сильнее чесался, словно желая снять с себя эту неуютную оболочку (получилось мерзкое сравнение, как и всё увиденное мною за этот вечер).
И снова, как и в другие дни, прожитые в городе, вокруг головы завязывается узел, мёртвая петля, в которую я сам просовываю свою шею. Она перекрывает мне кислород, я не могу нормально дышать, озадачивая себя миллионом вопросов.
Никита – что он вообще такое?
Девчонка сгорающая на глазах – как это понимать?
Кажется, я теряю сознание. И этот убаюкивающий бас действует как колыбель. Тигрицы сомкнули руки в замочек перед собой, должно быть началась молитва. Ну а я стараюсь не отключится прямо во время собрания – выходит весьма паршиво. Просторный зал охватывает тьма, в глазах напускается мутная дымка а уши закладывает громкий крик.
Слыхали ли вы про Банши? Мифологический персонаж из сказаний северной Европы. Красивейшая девушка с длинными золотыми волосами. Она появлялась видением перед глазами людей, которые могли умереть в ближайшее время. В аккурат перед моментом смерти её волосы вздымались дыбом, рот открывался максимально широко и из него выходил пронизывающий крик.
И человек погибал, слышав ужасающий вопль.
Может быть в скором времени я тоже…
Нет.
Нетнетнет.
Только не отключаться, второго позора за вечер я не вытерплю.
Я приподнялся, выпрямив осанку. Стул предательски заскрипел, привлекая внимание на этот раз отца Каролины. В его взгляде прозвучало: «Хэллоу колхоз, у нас тут важное заседание»
Макс полностью растворился в неизвестной мне онлайн-стратегии, выглядевшей максимально банально и тухло. Он расставлял башни на поле напоминавшем шахматное – вот и всё веселье.
Ну а я сколько не пытался вникнуть в речь священника, всё время рядом с его силуэтом видел тень своей Банши – блондинки, сожженной заживо в шестидесятых годах прошлого века.
– И куда мы выйдем? Страшно представить – тёмная посадка не заканчивалась. Она длинной зелёной цепью уходила подальше от центра города, становясь всё мрачнее и мрачнее. Валентин чувствовал дрожь на её теле, крепче сжимая руку и стараясь приутешить девушку
– Ещё чуть-чуть – он благородно предложил руку, ловко спрыгнув с кочки и застыв заглядывая в глаза Каролине.
– Надеюсь, это того стоит – аккуратно сойдя с возвышения, подпираемого могучим корнем дерева, Кэр рассмеялась. Парень робко подхватил её на руки. Взгляды сошлись. Его улыбка на мгновение осветила мрак леса.
– Покажу тебе, как расслабляются обычные парни вроде меня.
– Крутые задиры тоже умеют расслабляться?
– Представь себе.
Оставшийся участок дороги он пронёс её в своих крепких руках, паря над землёй, словно проезжая по ней на гироскутере. Не вспотев, не сбив дыхания, словно Каролина была совершенно невесомой.
– Пришли!
Листва рассеялась, показав за собой лазурный свет бассейна, разлившегося на заднем дворе трёхэтажного особняка. Дом выглядел как могучий дворец из средних веков, бассейн как необъятное озеро. Вверх от воды вздымался пар. Подсветка в глубине воды сменила цвет с ярко-лазурного на тёмно-фиолетовый. С тёмно-фиолетового на ярко-зелёный, окрашивая в эти цвета ветви соседних деревьев. Словно посреди безлюдной посадки развернули бесшумную дискотеку. Подсветка прорывала нависшую стену мрака, освещая широкие окна дома. Сверху сиял миллион далёких звёзд, неторопливо из-за затяжной тучи показалась круглая луна.