Tasuta

Чугунные облака

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Гена, не хочешь показать Владу наш дом и ферму? Я думаю ему будет интересно.

О нет. О нет-нет-нет. Конечно, мне интересно посмотреть ферму. Но сейчас меньше всего хотелось оставаться одному с этим малолетним психом.

Он, в свою очередь, отодвинув стул молча встал и тихо вымолвил:

– Пойдём со мной – настолько тихо, что это предложение из присутствующих в столовой, скорее всего, услышал лишь я.

Пришлось идти за ним в мрачный увешанный нагнетающими жуть фото коридор. Выбора-то и не было. Не вернуться же за стол и заявить «Извините Вика, но мне кажется ваш сын болен серьезным психологическим расстройством, и из-за этого я предпочту остаться тут и послушать сногсшибательную шутку про секс на школьной вечеринке». Уверен, такая будет рассказана под завершение второй бутылки красного полусладкого.

Коридор казался бесконечным. Мы прошли прихожую, лестницу ведущую на второй этаж, к спальням, и шли дальше. Проходя мимо комнаты с открытой дверью я уловил стойкий аромат стирального порошка и с интересом заглянул вовнутрь.

– Тут у нас прачечная – наконец заговорил Геннадий.

Комната со стиральными машинками и сушкой усыпана холмами из грязных тряпок. Они сочатся там из всех щелей, вылетая из барабанов машинок, переполняя раковины, и от катастрофической нехватки места непослушно выползая в коридор. Белая плитка (когда-то белая) утратила цвет, превратилась в гниющие зеленоватые камни, держащиеся на стенах из последних сил.

Хотелось мне сказать, что такие комнаты лучше держать за закрытыми на семь замков дверями, но решил промолчать. Ни к чему сейчас замечания по поводу общепринятых норм этики.

– Класс – вытягиваю из себя я хоть какую-то реакцию, и сразу понимаю насколько фальшиво она звучит. Геннадий смотрит на меня взглядом, говорящим: «Да, я немного шизик. Но не совсем же идиот, чтоб воспринимать засратую прачечную за что-то «классное»»

Самая убогая экскурсия, способная пройти на этой планете, продолжилась. Бесконечное количество одинаковых облезлых дверей из перекрашенного в пепельный серый дерева казалось абсурдным. Зачем в этой халабуде при таком количестве жителей столько дверей?

Включим логику: дедушка-хамло занял бы от силы одну комнату, и то, скорее всего деля её с улыбчивой бабушкой-женой. Комната Геннадия. Комната Вики. Баста. Зачем превращать ферму в необъятных размеров дворец? Мы же не в Диснеевском мультфильме, где на одну семью Спящей Красавицы приходится до смешного гигантский замок.

Конечно же, парочку раз я пытался начинать диалог:

– Н-у-у-у… Э-э-э… – мычал я, видя что Гена никак не реагирует на меня – Ты в мою школу ходишь? Никогда тебя не видел.

– Не видел, потому что я хожу в другую – отозвался он, продолжая идти вперёд, иногда заглядывая в комнаты, как бы проверяя в порядке они или нет – Школа Дилана Грина – зона пафосных детишек севера. Моя, южная школа, более беспонтовая чем ваша.

Его монотонный холодный голос скрипел как деревянный пол, проседавший под ногами. Я явно не нравлюсь этому пареньку.

– Южная школа? Впервые за неё слышу. – конечно же, ранее я бросал ухо в разговоры о якобы «Сущем аду», «Гетто» и «Городом грехов». Школьники боялись «южан» как прокажённых. А вы думали дискриминация и конфликты в маленьких городках остались в прошлом веке, в романах с романтикой уличных банд, «Изгоях» и фильмах Копполы? Со всей ответственностью заявляю: даже в эпоху всеобщей толерантности и осторожности люди не могут оставить формировавшиеся много лет взгляды и мнения в прошлой эпохе.

Гена заглядывает в очередную комнату: спальня. Убранная, чистая, по всей видимости гостевая. Если родители выпьют ещё по бутылке и решат остаться тут то я скорее предпочту застрелиться.

И вновь молчание.

– Ну-у-у.. Э-э-э… Чем ты тут занимаешься?

Гена оборачивается и смотрит мутными глазами в душу. Сейчас я замечаю как нервно подёргивается его правая ноздря. О высшие силы, сделайте так чтоб он не оказался убийцей!

Был бы кстати неожиданный сюжетный поворот. Всё это время я понять не мог, кто же мог пойти на подобные жестокости, ища психопата рядом. А тут, сценарист моей жизни схитрит, и подбросит нового персонажа, полностью подходящего на роль серийного убийцы!

– Я имею ввиду в свободное время – для понятности добавляю я. Но ответ на столь волнующий и терзающий меня вопрос я так и не получил. Нашу оживлённую и бесспорно крайне информативную беседу прервали тяжёлые старческие стоны.

Возможно, фермеры берут к себе стариков, устроив тут незаконный дом престарелых. Я видел подобное в одном из ток-шоу, косящих на настоящее детективное расследование.

Гена взглянул на меня мутными глазами-туманом ещё раз и ломанулся к одной из соседних комнат. Я и моё любопытство стартанули вприпрыжку.

Серая дверь раскачивалась взад-вперёд, издавая знакомый скрип. Геннадий опёрся об неё рукой с удивлением заглядывая внутрь.

Мне пришлось встать на цыпочки, чтоб осмотреть просторную спальню. Большое окно скрывали за собой толстые шторы с вырвиглазным цветочным узором. Тюльпаны перемешивались с розами, розы с лилиями, посреди всего этого сада стояла узкая кровать, над которой висела икона Божьей матери. Присмотревшись, я пошатнулся и ахнул.

В комнате сидела женщина из моего сна. С её сморщенным лицом у меня ассоциируется первая ночь в новом городе. Красные кудрявые волосы, бездушные белые глаза… Она была настолько реальной, но при этом бесконечно мистической…

Если эта старуха в ту ночь была в моей комнате? Открытое окно, её сотрясающий тело дрожью протяжной стон. Сейчас она сидела в инвалидной коляске, издавая приглушённые жалобные звуки. Версия о том, что старуха проникла в мою комнату отпадает.

Нет, я не верил своим глазам. Они вновь меня обманули.

Грубо оттолкнув Гену, во все глаза пялю на старуху и шёпотом спрашиваю:

– Кто она? – бабушка в воздушном домашнем платье, утратившем свою белизну, повернула голову в нашу сторону и медленно открыла рот. Кажется, именно такой она и была в моём сне: точно так, нерасторопно, медлительно открывала рот перед наполненным ужасом и страхом предложением. Она молила Господа, чтоб он сохранил меня. Тогда я лишь недоумевал, готовясь встретить шестнадцатилетие в обстановке богатства дяди и безбашенных друзей Андрея. Тогда я и представить не мог, насколько изменится моя жизнь…

А меня предупредили ещё в самую первую ночь. Предупредило ведение, сон, грёзы, ставшие материальными посреди бесконечных коридоров забытой фермы.

– Это моя прабабка – с лёгким недоумением отрезал Гена, встав у дверей будто боясь проходить дальше.

– Гена, это ты, блоха малолетняя? – прорычала бабушка со сна. Её тяжёлые веки продолжали скрывать глаза, я так и не смог рассмотреть самого важного, то, что запомнилось больше всего: обескураживающий призрачный взгляд – Ещё когда ты сидел у своей мамаши шлюшки в её гадком животе, я говорила: нужно ей дать со всей дури ногой по пуздру, чтобы ты прямо через её натруженный рот вылез.

Грязь, содержащаяся в одном предложении этого невинного божьего одуванчика даже меня, слышавшего самые циничные оскорбления, обескуражила.

– Я это слышал, бабушка – громко отозвался спокойный внук. Оскорбления нисколько его не обидели. Он скрестил руки на груди и с едва заметной ухмылкой наблюдал за дамой в инвалидной коляске. Она цокнула и покачала головой:

– Вот какая от тебя сейчас польза? Только и поедаешь наше мясо, ничего не делая. Таких как ты нужно сразу же по рождению топить как котят. Жаль что моя дочь не сделала это с твоей мамашей.

На этот раз обескураживала абсолютная жестокость. Старые люди часто предстают перед нами в фильмах и книгах как лишённые чувства такта, разума и сочувствия жестокие существа. Я был убеждён, что массовой культуре выгодно показывать всех стариков как сумасшедших. Просто до этого момента я никогда не сталкивался с таким высоким уровнем маразма.

– Не слушай её. Она уже давно не в себе – заприметив мою реакцию заявил Гена.

Конечно же, я не стал посвящать его в свои безумные сны. И свою голову всякими бреднями забивать не собираюсь. Прийду домой и загуглю: уверен, в ютуб найдётся миллион роликов на тему «Что делать, если незнакомые ранее люди появляются в твоих снах и предсказывают будущее».

– Она слепа – закрывая скрипящую дверь сказал Гена. Он совсем не обратил внимания на громкие грозные вопли:

– Вернись щенок! Сучье ты отродье! Не смей закрывать дверь! – я с состраданием посмотрел на парня, спросив:

– Может ей будет лучше с открытой дверью?

– Мне плевать, как ей будет лучше! – «ХЛОП!» Женщина из моего сна вновь стала миражом, выдумкой подсознания.

– АХ ТЫ НЕ ДОРОСШАЯ МЕРЗКАЯ ТВАРЬ! КАТИСЬ К ЧЁРТУ! ТЕБЕ МЕСТО В АДУ!

– Пошли отсюда – кинула не доросшая мерзкая тварь, скрываясь прочь от визга наполненного ненавистью.

Так бывает. Должно быть (я не психолог, и дальнейшее заявление не точно) в старости у людей может возникнуть подобная ненависть к окружающим. Опять же, я видел подобное в кино.

Ведь не может же бабушка так сильно ненавидеть внука? Он же не мог сделать что-то, вызвавшее такую острую и едкую ненависть?

Ведь так?

ВЕДЬ ТАК?!?!

В скором времени мы вышли на залитый солнцем задний двор. Точнее сказать не двор, а целое пыльное поле, усыпанное песком, сеном и круглыми козьими какашками, напоминающими шоколадный Нэсквик.

Нас, как швейцар со стажем у входа отеля Мариотт, радушно встретила крикливая гусыня, пищащая как сирена полиции. Она выбежала нам под ноги, продолжая кричать и тем самым волновать сидевших в вольере сестёр.

Геннадия озадачила возникшая проблема: несчастная гусыня продолжала безостановочный марафон, пробуждая жителей каждой клетки поочерёдно. Проснулись петухи и их голословные жёны, маленький птенчики, шумные козы. Углубляться в описания всех видов тварей, находящихся на ферме у меня нет желания. Во первых это будет невероятно занудно, я ведь тут не произведение классики пишу, во вторых я не силён в зоологии. Как например: чёрное клеймо на шее белой козы мне ни о чём не говорит. Уверен, более умный автор подогнал бы вам занимательный факт об этом животном.

 

Ну да ладно.

Зато, я могу описать как нелепо выглядит Геннадий, гоняясь за гусыней. Должно быть, рассмеяться во весь голос сейчас будет нелепо. Но я не сдержался, ведь картина представшая передо мной забавнее чем любой скетч шоу Бенни Хилла.

Парень, почти словив нахальную птицу, спотыкнулся о ведро и потерял равновесие, чуть не упав лицом в козий Нэсквик.

Окей, я не столь чёрств.

Долбанная гусыня, будь она счастлива, не сдалась и мне. А когда её пернатая задница была в моих руках, ущипнула меня цепким клювом за мизинец. Я позволил себе выкрикнуть пару непечатных слов, проклиная агрессивное животное во весь голос. Она всё орала.

– Да пасть закрой! – вскрикнул я, вструсив птицу и ошибочно надеясь тем самым привести её в чувства. Мне даже показалось, что Гену подобное отношение с животными фермы ранит. Вот уж где грин-пис был бы счастлив.

– Отдай мне её! – с этими словами он наконец забрал это бойкое создание и отправился к вольеру, пытаясь починить разорванную сеть. Конечно же, я собирался к нему присоединится, но помедлил, осматривая дворик.

Вниманием моим завладел схожий на дом по виду крупный, в отличии от остальных клеток и вольеров, сарай. Знакомые тёмные прогнившие доски, деревянная крыша и вороны, сидящие на ней. Своим карканьем они будто высмеивали нас: двух молокососов, гоняющихся за кричащим гусём.

Геннадий тем временем крикнул:

– Я за инструментами! – скрывшись из виду, я не спеша проследовал к загадочному зданию. Миновав клетку с петухами толчком отворил массивную дверь и зашёл внутрь.

Внутри ориентироваться помогали лишь тусклые солнечные лучи, проникавшие сквозь щели между досками. Ни одного окна – ужасная планировка.

В нос ударила невыносимая вонь: к душку старости тут примешался запах дерьма. Свежего, полежавшего, самого разного дерьма.

Скажите на милость, что в тот момент мною двигало?

В момент, когда натянув воротник на нос и вдыхая аромат духов «Coach”, подаренных мамой на прошлый новый год, я заходил всё глубже и глубже в это тёмное строение. Почему бы сразу, учуяв запах, не вылететь от туда со скоростью Флеша?

Тусклый луч упал на розоватую кожу, облепленную коричневой засохшей грязью. Свинья! Прекрасно!

Гигантская, жирная свиноматка. Чтобы таких огромных свиней сыскать нужно постараться. Думаю, пересмотрев каждую страницу книг рекордов Гинесса за все года двадцать первого столетия подобной свиньи не найти.

Животное, находившись где-то в пятнадцати шагах от меня замерло, засмотревшись в стену и развернувшись ко мне массивной пятой точкой. Возможно, свиньи так спят, хотя вряд ли. Возможно, она находилась в состоянии дивного транса. Возможно, свинья познала нирвану и углублялась в недры сознания, осваивая правила сансары. И я, блеклый пятнадцатилетний гавнюк, решил потревожить дивное создание, отвлечь от столь прекрасного и высокого.

Моя грация повергла бы в шок весящего тонну кита. Сделав шаг, я спотыкнулся об лежавшую на сене палку. Так вышло что палка подлетела вверх, и упав обратно издала не слишком громкий, но всё же звук.

Кто же знал что свиньи настолько чувствительны?

И настолько громки?

И настолько пугливы?

Удивительные животные!

Она завизжала: завизжала как девушка из сцены с душем в фильме Хичкока, как девчонка, испугавшаяся клоуна в цирке, как мальчик, первый раз катающийся на американских горках. Она орала надрывая голосовые связки, орала смотря двумя глазками-бусинками на меня. Кричала забившись в угол и наслаждаясь тем, в какой шок меня повергает её хрюканье.

Дивная фобия, должно быть я безумен. Слыша свинячий визг мне хочется зажать уши руками, закрыть глаза и сцепить зубы. Я не могу выносить эти звуки. Причину такой неприязни я пытался найти ещё давно. Может быть психологическая травма, идущая из детства? Может быть мне бы подсказал Ганнибал Лектор, и в конце спросил бы: «Твои свиньи замолчали?»

Пошатнувшись, я принялся уходить из сарая с неадекватной свиньёй. Оставлю её одну – никаких проблем. Я всё понял.

Холодная рука схватила меня за запястье. Я обернулся и увидел недовольную физиономию Геннадия:

– Тебе нельзя тут находится – агрессивно перекрикивал он свинью – Ты её напугал! Нам нужно срочно уходить отсюда!

За то, что я напугал его хрюнделя парень, казалось, готов был меня разорвать на куски и скормить своей любимице. Любимице с подорванными нервами и шаткой психикой. Гигантская свинья до сих пор орала – кажется, это ненормально.

– Да это всего-навсего свинья, чё ты так горячишься? – выдавил из себя я, хоть и при этом визге говорить было тяжело.

Геннадий не ответил, потянув меня к выходу из мрачного душного сарая.

Через несколько секунд мы стояли во дворе, слыша как за хлипкими стенами здания разрывает на части от страха пугливое животное.

– И кто тебя просил заходить в этот сарай? – воскликнул парень.

– Да что в этом такого? Я просто посмотреть хотел!

Гена успокоился, озабочено всматриваясь в хлев с коровами.

– Ты ответишь? Почему тебя так обеспокоила эта свинья?! – «Детектив Влад в деле»!

Он не ответил.

– Ты ответишь мне? – «Влад-говнюк» в деле!

– Я не знаю! Туда просто нельзя заходить… – его мутные глаза наконец прояснились. В них стояло непонимание и испуг– Меня с детства туда не пускают.

– И ты никогда не спрашивал почему тебя не пускают к какой-то грязной свинье?

– Если кто-то спросит, мы тут не были, ясно? Моя семья ни за что не должна узнать что мы туда зашли, ты понял? – пальцем ткнув мне в грудь спросил Гена.

Я кивнул головой. Поспорю как-нибудь в другой раз.

Да уж, сумасшедшее место. Сейчас оно казалось не просто старым, вонючим одиноко стоящим домом, а настоящим кладезем тайн посреди нескончаемой череды подсолнухов.

Глава 26 #поцелуйсмертвецом

… – И один раз, по-моему это было в конце мая. Да, я помню: тогда мы сдавали годовую по математике. Так вот, они меня туда просто столкнули!

Я шокировано вздыхаю, и это искреннее удивление заслуживает Оскар. На самом деле, мне плевать на душещипательную историю паренька. Просто слышно по срывающемуся на писк голосу, насколько буллинг местной шпаны его задевает.

Хотелось сказать: «У каждого НОРМАЛЬНОГО пацана или девчонки есть история про булинг. Каждый из людей когда-нибудь с ним сталкивался. Кто-то в меньшей мере, кто-то в большей… Кто-то вообще не знал что за спиной его дико булят. Это жизнь, Геночка. Я могу тебе рассказать десяток подобных историй, но при этом не срываться на истерику как ты…»

Мы шли по узкой тропе среди высоких зарослей подсолнухов. Среди тысячи солнечных цветов мелькали лишь наши макушки. Геннадий объяснил это удивительное явление: на этом поле выращиваются исключительно декоративные гигантские подсолнухи, достигающие три метра в высоту. На соседнем поле растут стандартные цветы, этот же участок принадлежит монстрам-гигантам, полностью утопившим нас в своих зарослях.

Ноги запутывались в стеблях, иногда растения мешали пройти к нашей заветной цели: полосе густого парка. Эта зелень на горизонте казалась недосягаемой, миражом среди жаркого дня.

Прекрасное время для прогулки, ничего не скажешь! Скорее всего, все термометры города сегодня лопнули. Ртуть фонтаном полила из вершины.

Безжалостное солнце напекало головы, пот Ниагарским водопадом стекал по спине. А всё этот Геннадий, охранник спокойствия свиней! Сказал: «Ну давай Влад, тут очень красивый парк, будет интересная прогулка!» Парень ошибся лишь со словом «тут», ведь мы прошли уже сотню миллионов километров, а полоса «Дубового» лишь отдаляется.

Обернувшись назад, я с удивлением обнаружил, что силуэт фермы съели подсолнухи. Никакого намёка на цивилизацию и человека.

– У меня шрам до сих пор остался! Самое обидное что я не смог зацепится хоть за что-то, летел с того обрыва и об каждую кочку бился! – тоном обиженного малыша продолжал Гена.

– Так я не совсем понял: эти уроды специально с тобой подружились, чтобы привести к яру и столкнуть с обрыва?!

– Нет, это была… Типа дружеская шутка, понимаешь?

– Нет, это хрень собачья а не дружеская шутка, чувак! Я прекрасно знаю подобных людей, притворяющихся друзьями и при любом удобном случае унижающих тебя ради собственного… э-м-м… Самоутверждения.

Был у меня такой друг в пятом классе. Сейчас у него сахарный диабет и он до сих пор в школу не вышел. Фанат группы «Gorillaz”, вроде бы смешной парень временами, а порой отбитый козёл: попадая в компанию сразу начинал чмырить и пытался выставить меня идиотом. После этого наше общение закончилось. Я даже в Инстаграм на него взаимно не подписываюсь.

Говоря, я не заметил как мы взобрались на небольшой холмик, горбом возвышающийся над подсолнухами-гигантами. С этого места видно всё поле – высохшее, пыльное. Многочисленные растения устали от солнца за это длинное лето, и сегодняшняя жара им явно не идёт на пользу. Пыль, гоняемая ветром оседала на зелёных листиках. А солнечные лепестки сияли на солнце до самого горизонта, на сколько хватало глаз: поле превратилось в световое шоу. Гигантский жёлтый фонарь, ходящий волнами из-за резких порывов ветра.

Вот тебе другая сторона столь разностороннего города: никаких высоких сосен и густых зарослей, скрывающих пороки и тайны. Всё как на ладони.

Необъятная степь, противоречащая густому лесу.

Подняв глаза вверх, я принялся провожать взглядом улетавшие навсегда ватные облака. В такие моменты тяжеловесный камень, нависавший над моей душой (смазливо звучит) наконец слетал. Всё пройдёт, улетит и растворится, как и эти облака. Как тёмные тучи, временами скрывающие бесконечное небо. Их разгоняет ветер, они уходят в небытие, а знакомая с детства голубая лазурь остаётся.

Любой туман, облако или туча скроется, я смогу перетерпеть всё. Я смогу сохранить себя прежнего, эту бесконечность, синее небо, которым я любовался всю жизнь.

В голову ударило воспоминание: родной город. Выгоревшие степи, отдающие желтизной. Высокая колючая трава, жёсткие кустарники. Я опять плачу, совсем один. Разбитый, уставший, непонимающий всю ту несправедливость, царившую в школе. Но потом, я поднял глаза вверх, к голубому небу. Провожал каждое облако взглядом, одно за другим. Глубоко вдыхал, чувствовал как силы вновь приходят. Как в душе воцаряется спокойствие и умиротворяющая мысль, что в конце концов всё будет хорошо.

И сейчас я точно так стою, улыбаюсь, и чувствую умиротворение спустя восемь лет. Это небо, успокаивающее меня, осталось. Остался и я прежний, всё тот же Влад, ранимый и мечтательный. И с какими бы ужасами я не сталкивался, какая бы тьма порой не захватывала мои мысли и меня самого, я всегда останусь собой. Таким же, как и много лет назад – сидящим посреди сухого поля, смотрящим ввысь мечтательным мальчиком.

Никогда я себя ещё не чувствовал настолько целостным как в этом поле. Я смотрел на себя семилетнего, семилетний я смотрел на себя пятнадцатилетнего.

Всё стало на свои места. Мрак, ужас и тьма этого места скроются как те тучи. А голубое небо останется, как и я.

– Влад, а ты....? – Геннадий, конечно же, испортил прекраснейший момент. Его гундосый голос сбил начинавший течь ручьём поток ободряющих мыслей. Спасибо, блин, большое!

– Чё?

– Да ладно…

Весьма информативно и увлекательно.

Мы пошли дальше, и Гена рассказывал про самые разнообразные способы развлечься. Все они связаны с легендарным яром. Южан, оказывается, Бог не обделил фантазией. Они придумали миллион вариантов эксплуатации каньона:

– В основном, мы спускаемся туда и бродим.

– Интересно – (нет)

– Торчки там курят, алкоголики пьют.

– Ммммм.

– Когда снег выпадает мы на санках там катаемся.

– Класс.

– Ещё… Там на северной стороне есть шина, за верёвку привязанная к дереву. Кататься на ней весело.

– И правда – (в том случае, если тебе шесть)

– Я думаю, именно там вся ваша школа девственность теряет – Гена на меня смотрит шокированным взглядом, будто за слово «девственность» меня могут расстрелять – Что? Разве я не прав? – рассмеявшись, я хлопаю его по плечу – Успокойся. Рядом с нами нет ни дедушки, ни мамы… Короче, можешь расслабиться.

Гене это и вправду помогает. Ещё спустя пять минут ходьбы он улыбается и рассказывает о девчонке, запавшей в его душу:

– Хочу пригласить её на танцы, но она тусит с городскими, и из-за этого точно откажет. А это полный отстой.

– Чувак, если откажет то знай – никто из-за этого не сдох, земля вращается дальше, и на ней продолжают жить миллионы одиноких девчонок, не побрезговавших бы общением с тобой (с цифрой, конечно же, я погорячился).

 

Удивительная вещь – самые разные и абсолютно непохожие, мы, подростки, можем запросто найти общий язык друг с другом. Иногда наши мысли и желания полностью совпадают. Нас объединяет тонна общих проблем, и да, одинаковый язык вечного великого слэнга. Стоит только захотеть – и мы сможем понимать и поддерживать друг друга без особых усилий.

Вот например я – циничный и скептичный отморозок, смотревший в начале обеда на Гену как на больного чумой. Сейчас иду и во многих его переживаниях, эмоциях и чувствах узнаю себя.

Удивительная вещь.

За время прогулки я успел получить сотню мощнейших солнечных ударов. Удивительно, что меня ещё держат ноги. Мою чёрную майку можно выжимать как половую тряпку после длительной влажной уборки, пахну я, наверное, как дальнобойщик надушившийся подаренным мамой «Coach”.

Когда стена зелени, убегавшая всё это время от меня за горизонт, приняла ласковыми прохладными объятиями нас в себя – моему счастью не было предела. Какие же приятные воспоминания приходили на ум при виде этого места. Они всё ещё оставались свежими, как сладкий клубничный смузи, только что вылитый в стакан из блендера. Пока что я мог смаковать их крупными глотками, наслаждаясь приторностью и нежностью.

Мы с Евой, скорее всего, прошлой ночью обходили все тропы этого места вдоволь. Ничего тут не помню из-за темноты.

Гена, привыкший каждый день видеть подобные красоты, продолжал громко и с искренним негодованием обсуждать школьный буллинг:

– Видишь это? – повернувшись ко мне лицом, парень оскалился как злая бродячая собака. Мокрая, холодная, тощая. Указательным пальцем он показывал на задний зуб. Точнее, на его место, ведь зуба там не обнаружилось – Его выбили совсем недавно. Местный барыга, клянчащий еду. Порой я не беру обеды в школу, и это заканчивается таким.

Я остановился, осматривая отсутствовавший коренной со ступором:

– То есть… Тебе выбили зуб в школе, и…?

– На это всем плевать. Он даже и глазом не повёл когда небольшая белоснежная часть меня отлетела в сторону, на грязный кафель. Болит до сих пор – он призадумался – Когда я пришёл домой и показал это деду, он высек меня ремнём – парень повернулся спиной, приподняв безвкусную футболку. Костлявая спина изгибалась как у гиены. В глаза бросился начавший рости горб. Боюсь представить, что будет творится с Геночкой в старости.

На бледной коже цвета лунного сияния виднелся красный, жгучий след от бляхи.

– Твою мать… И ты… Терпишь насилие от него?

– А чё мне делать? Терплю.

Теперь стало стыдно за все остроты и колкости, приходившие на ум при виде этого парня. Он зажат, запуган, стеснителен из-за жуткого факта – Гена подвергается насилию со стороны родственников. Или родственника.

А я сразу не возлюбил этого социопатичного деда.

– Сколько себя помню – мой дед никогда не церемонился. Говорил: «слова – это для баб», снимал ремень со своих брюк и наказывал.

– И ты молчал?

– Нет! Конечно нет! Знаешь ли, бьёт он ужасно больно. Я кричал, ревел, валялся по полу и звал на помощь. Но в том месте твои крики никто и никогда не услышит.

– А мама? Бабушка?

– Его действия для них неоспоримы. Бабушка сказала мне однажды: «Таким способом он хочет заменить тебе отца, Гена». И я ей поверил. Верю до сих пор. Он делает это лишь мне во благо.

Это конечно очень душещипательно, но с чего это вдруг почти незнакомый парень перепутал меня со священником, слушающим исповедь? Или психологом, разбирающимся в детских травмах? Почему он так откровенен со мной?

– Правда, иногда он воспитывает меня без причины. Выпьет рюмку. Две. Три… И становится неконтролируемым. Он и без этого, когда трезв больше смахивает на терминатора, чем на человека. А после алкоголя становится безумцем.

– Безумцем?

– Настоящим. Нашему соседу, который пил с ним по воскресеньям он разбил голову. Они ссорились из-за политики, как всегда: Хилари или Дональд. Дедушка, как ты понял, всегда был за Трампа. А тогда Клинтон начала обгонять его…

– Погоди, то есть ты хочешь сказать что мои любимые родители сидят сейчас с человеком, который выпив глоток алкоголя теряет контроль над собой?

– Не беспокойся, он не тронет твоих родителей, я так думаю…

Возвращаю все свои сожаления по поводу колкостей и острот обратно. Этот парень заслужил каждую: как можно быть таким равнодушным, спокойным, когда твой дед – псих? А эта Вика – заманивать гостей в логово сумасшедшего алкаша-провинциала, обожающего Дональда Трампа? Знаете ли, это самый опасный вид людей из ныне существующих. Наследники фашистов, монголов и сатанистов из девяностых (политика и Трамп тут ни при чём, честно-честно).

Я вспомнил его агрессивные, залитые кровью глаза. Грязную майку. Мерзкую бороду, будто растущую из лобковых волос. Ну а главное – ощущение, будто рядом с тобой сидит человек, способный выкинуть любое безумство в следующую минуту…

Гена продолжал болтать дальше, а я с неприятной озабоченностью вспоминал жёсткие глаза, запах перегара. Зелень, деревья, скрывающие «Дубовый» от солнечного света, будто создавая отдельный мир, независимый город, живущий своей жизнью, в своём ритме – всё пролетало мимо. Я даже не заметил красноголового дятла, сидящего на одной из ветвей дуба. Перелетающих с деревца на деревца парочку влюблённых воробьев. Лето продолжалось, и это чувствовалось везде, как бы настойчиво не врали календари.

Наконец, напряжённость и жуткие фантазии о том, как во время разговора о премьер-министре Евросоюза дед Геннадия достал дробовик и перестрелял всех сидящих за обеденным столом, растворились. Я мог сполна насладиться убаюкивающей беззаботностью этого места.

Тени, в сочетании с дрожащими на ветру листьями десятков деревьев устраивали фантасмагорическое световое шоу. Редко падающие вниз посреди мрака солнечные лучи напоминали сверкающее золото. Светом они разгоняли тени, убивая таинственность и загадку. Периодически падая на нас, они ослепляли привыкшие к полумраку глаза. Мы щурились, но с улыбкой встречали тёплое солнце, чувствуя как расслабляется тело и как тепло ласкает кожу.

Звонкое пение птиц стало бы подходящей мелодией под этот пейзаж, но угадайте из-за кого мне не удалось им насладится?

Гена совсем распоясался. Понял я это когда он начал рассказывать смешные (по его мнению) истории из жизни школы, продолжавшей шокировать царившей в ней анархией. Скорее всего, все там приходят на занятия в противогазах и железных доспехах, перед собой держа ножи и топоры, чтоб хоть как-то обороняться. По его рассказам, там царит разруха и сумасшествие похлеще чем в «Безумном Максе».

Далее последовал анекдот, конечно же не смешной. К тому моменту я перестал делать вид будто мне интересно и с отстранённым кирпичным лицом осматривал парк.

Гена, возможно, учуял расположение духа собеседника, и нацелился улучшить ситуацию (на деле лишь растоптав её и плюнув на обломки):

– В какие игры рубишься? – конец, пора завершать это безобразие. Ахтунг. Люди, использующие в речи слово «рубишься» просто чисто физически не могут быть адекватными. Без обид, чисто жизненный опыт – Может контра? Overwatch? – я с непониманием строю покер фейс, он продолжает перечислять ни о чём не говорящие мне названия – PUBG? Не, ну не говори что Дота!

Я молчу, и говорить что-то не собираюсь.

– Майнкрафт? – во, вот это название знакомо! Знаю, что всех играющих в это считают лузерами, теряющими девственность где-то в сорок. Эти негласные правила жизни, как и все остальные, мне поведал Алексей. Также он рассказал, что играть в «Майнкрафт» приемлемо если ты во втором классе и учится хоть чему-то, кроме создания кирки из алмаза и дерева, для тебя – не вариант. Тогда мы прохаживались по коридору, и мой друг остановил пробегающего мимо крикливого мальчугана, спросив «Играешь в Майнкрафт?», «Майн– моя жизнь!» – прокричал он и скрылся за шкафчиками – Не буду скрывать, я иногда захожу туда…

О Боже, да как же мне насрать! И я довольно ясно давал это понять, но он, с упорством психа, продолжал говорить за игры. Почему все думают, что если у меня есть член, меня должны обязательно интересовать видеоигры? Что это за закон?!