Подвигаясь к ней я ненавязчиво обнимаю её за тонкую талию и опускаю глаза в тетрадку. Прекрасные ощущения, когда чувствую как она расслабляется в моих руках, обмякает, аккуратно лежит голову мне на плечо.
– Так у тебя всё просто! Для синусов периодичность в два пи эн, добавь его к каждому своему результату и получится окончательный ответ – как же красив её почерк. Каждая буква, искусно выведена, будто с душой и любовью, цепляется за последующую длинными завитушками. Предложения стоят в линии и будто выплясывают хоровод.
Ева завершает уравнения, а я тем временем носом упираюсь ей в шею и диву даюсь, какими всё же прекрасными могут быть обычные вечера. Вот подсел я к ней недавно на географии, растворился в её глазах и мельчайших чертах лица, готов был ради неё, как в той книге Нила Геймана, упавшую звезду достать. Горы сворачивать, чтоб хоть ещё немного пообщаться с загадочной незнакомкой. Но – чудо чудное – звёзды иногда так сходятся, что горы сворачивать и звёзды приносить не обязательно, взаимная симпатия, общие чувства и бум! Вы вместе и каждая проведённая секунда становится часом, вечер как наполненная наслаждением и радостью неделя… Жизнь начинает пестрить полным спектром ощущений, всей многообразной палитрой красок, и кажется что вот уже вечность я закрыв глаза жадно втягиваю её аромат.
Как же хорошо, что Еве пришла в голову идеальная идея сразу после учёбы заняться уроками. Мы сидели на кровати в её комнате, перед собой выстелили ковры из конспектов и тетрадей, относясь к заданиям предельно ответственно. Но порой убивали минуты, поднимая глаза друг на друга и в полном молчании просто смотрели. Никакой неловкости в такие моменты не возникало, мы молчали и улыбались, ведь оба хотели одного и того же.
– Может заварить чай? – предложила Ева дописав последнее «пи эн». с кровати.
– Я не против – улыбнулся в ответ я, хоть и тот чай был последней вещью, на данный момент мною желаемой. Внутри что-то бурлило, в области паха странно щекотало, будто я сижу в вагончике американских горок и доехал до самого пика: видно весь парк, мерцающие внизу ларьки ярмарки, где продают попкорн, сладкую вату и воздушные шарики со Свинкой Пеппой.
А потом я прикасаюсь к Еве или обнимаю. И вагончик стремительно срывается вниз. Вот такие ощущения внутри меня бурлили.
Ладно, это конечно всё красиво, но пора написать чёрным по белому – я хотел её, а не чертов чай.
Тем временем она быстро выскочила из комнаты, захлопнула дверь и полетела вниз по лестнице, но а я решил осмотреть комнату, ведь маленьких деталей тут была уйма.
Просторная, уютная спальня находившаяся под самой крышей, считайте мансарда. Иногда, на письменном столе например, встречались карандаши для бровей и бледные губные помады, и лишь по этим мелким вещичкам можно было понять, что тут живёт изысканная и преисполненная женственности девушка. Остальное пространство занимали книжки: книжный шкаф давно был переполнен, и не поместившиеся туда экземпляры занимали всё свободное место. На прикроватной тумбочке, на пуфике, на столе… Когда я зашёл сюда впервые удивился их количеству, но Ева объяснила что каждую она планирует дочитать в скором времени. Даже назвала заумный термин, характеризующий человека со страстью собирать книги, с окончанием «фил». Библиофил?
Смотря на комнату Евы нельзя было назвать её барахольщицей. Казалось что каждая, пусть даже самая маленькая безделушка имела тут своё место, гармоничное и отобранное со вкусом. Странно звучит, но в комнате с разбросанными всюду книгами было до безумия уютно.
Я подошёл к огромному старому компьютеру, пережившему, возможно, пятерых президентов и, я уверен, переживёт он ещё не один десяток. Утративший белизну, с парой отсутствующих кнопок на клавиатуре, точно привет из девяностых. Гордость Евы – этого пыльного монстра она считала раритетом, бесценным и надёжным. Слева от него в невысокую башенку строились три тома «Атлант расправил плечи», посреди второго красным бликом в глаза бросалась закладка.
На мониторе толщиной в мою черепную коробку лежала книга, привлекшая моё внимание впервую очередь своей обложкой. Точнее жуткой, неприятной и мерзкой физиономией, представить отвратнее которой и не получилось бы при всём желании. Безумные глаза будто вываливались из орбит, на потной блестящей лысине вздувалась вена. Подпись под фотографией гласила: «Убийца лесополос. Биография страшнейшего убийцы».
Но поразило меня вовсе не то, что подобная литература валялась в комнате девчонки-подростка, когда по идее она должна предпочитать биографиям убийц «Сумерки» и «Дивергент», а то, насколько знакомым было то омерзительное лицо.
Знакомое до боли.
До резких обрывистых картинок, всплывающих из глубин сознания. Сквозь туман, будто через запотевшее стекло я видел выгоревшее поле, знакомый ставок. В теле галопом пробежала дрожь, вспоминался страх, безысходность. Взяв себя в руки я осознал, что видел этого человека во сне.
Но вроде бы ранее я не видел этого жуткого лица. Думаю, подобный взгляд запечатлился бы в моей памяти надолго.
Ладно, допустим я встречал его рожу на просторах интернета, или видел документалку по ящику. Моё своенравное сознание его запомнило в мельчайших деталях и засунуло в одну из ночных грёз.
«Странные знаки окружают тебя – звучал голос сгоревшей заживо как напутствие. Напоминание, что теперь к каждой мелочи стоит приглядеться – Твои сны, видения, люди, которых ты встречаешь – всё не просто так»
Вроде бы так она говорила.
– Интересно? Это главный маньяк нашего региона. Известный на весь мир «Убийца лесополос» – Ева возникла из неоткуда с двумя толстыми чашками, от которых вверх вздымался лёгкий дымок. В них, как плоты плавали дольки лимона. Хотелось ей напомнить, что я умею читать и вижу написанное крупными буквами название, но воздержался. Открыв рот я слушал про мистического человека из сна – 62 жертвы, преимущественно подростки: и девочки, и мальчики. По одному убийству на клетку шахматной доски. Его целью было заполнить именами жертв каждую клеточку. У него получилось.
– Кошмар – качаю головой я и машинально забираю горячие чашки – Где он… орудовал?
– Тут.
– Что?
– Да, в районе нашего города и далее вглубь региона.
Выходит, мне в мельчайших деталях, вплоть до тех же вен на лысине, снился маньяк убивавший в здешних краях?
– Зачес тебе нужна книга о нём?
– Школьный проект. Делаю на PowerPoint, на факультативе психологии всегда странные задания – отстранённо ответила она, попросив поставить чашки на тумбу.
Настя лёжа в мягкой кровати Андрея смотрела на высокий потолок. Нельзя было понять так сразу: или она горела, или мягкое шёлковое постельное бельё медленно готовится к возгоранию. Скорее, сейчас она сгорает изнутри: пылают ноги, голая грудь, щёки заливаются яркой красной краской, будто бы ей стыдно за то, что она сейчас сделала. А стыдно ли ей?
Ха-ха.
Если бы стыд можно было представить как что-то осязаемое, как пакет с чипсами или хлопьями, то её пакет полностью пуст, лишь крошки на дне лежат. Сильный ветер несёт его далеко-далеко, остаётся её самонадеянность, нахальность и полное пренебрежение человеческими моральными ценностями.
Да, она переспала с ним буквально во вторую встречу, но как же необъяснимо хорошо! Сердце бешено стучит, буто после прыжка с тарзанкой, огненно-рыжая прядь прикрывает левый глаз. Скорее всего, выглядит она сейчас как лохудра. Интересно, заметил ли это он?
Краем глаза она косится на лежащего рядом Андрея. Он уже восстановил дыхание, на это дело затратив где-то секунд тридцать. Будто опытный марафонец, натренированная к скачкам лошадь – секс уже не отнимает его силы и тем более не сбивает дыхание. Он также смотрит в потолок. Рассчитывая увидеть пустые глаза и тот самый «типичный нахальный взгляд», становящийся предметом обсуждения всей школы, она поднимается на локтях и с улыбкой рассматривает мельчайшие детали его лица.
Густые чёрные брови специально расчесаны вверх, среди левой можно рассмотреть светлый след от шрама. Видимо Андрей не желает выставлять на показ старые раны. Лоб блестит от пота, на мужественном носе даже капелька замерла. Глаза вовсе не пустые, Настю это слегка напрягло. Какая-то злоба, печаль, десяток бушующих мыслей не дающих ему покоя. О чём он думает? Что скрывает?
Может быть ему не понравилось?
От этой мысли тот пакет резко заполняется до верху, чипсы высыпаются через край. Грудь обжигает стыд. Хочется вскочить с уютной постели и поскорее выбежать из этого гигантского особняка.
Ему не понравилось…
Но как?
Это был не простой неуверенный подростковый секс, когда обоим неловко от кучи ошибок и нелепости некоторых моментов. Каждое движение становится выверенным сложными стратегиями шагом, от которого зависит всё. Расслабится просто нереально.
Но сегодня особенный случай.
Да, вначале было больно. Она жмурилась, крайне асексуально тихо скулила, как избитая гопниками дворняжка, но начало прошло, благодаря ему, гладко. Всё шло как по маслу: он целовал её, нежно гладил… благодаря этим мелочам боль уходила на задний план.
Дальше они полностью раскрылись и не волнуясь отдались друг другу: как слова красивой песни, одно движение перетекало в другое, присутствуют и ритмичные строки куплета, и громкий сносящий крышу припев. Им было хорошо вместе, но что сейчас? Грустный взгляд пялящий в потолок, бесстрастное лицо, и это… всё? На его фоне она выглядит как наивная взбалмошная дура: лежит и улыбается.
Она желала запомнить свой первый раз на всю жизнь. Неизвестно для чего: внукам подобное не рассказывают а подруги интересуются твоей потерей девственности лишь до определённого этапа. Настя хотела крупным планам фотографировать глазами каждую секунду, и потом возвращается к этому моменту всю жизнь. Вспоминать эмоции, то волнение, ту страсть, приятное щекотание в животе, человека лежащего рядом. И что она сфотографирует: его печальные глаза, в которых иногда, на удивление, огнём горит тревожная злоба.
На самом то деле Андрею нравилась девчонка, лежащая от него по правую руку. Даже аромат бабушкиных духов (скорее всего это устаревший морально «GUCCI”) становился приятным и привлекательным. Её волосы как языки пламени спускались на белоснежную подушку, такие необъяснимо магические: словно светились, переливались миллионом лампочек. Кожа её того же оттенка что и белоснежное постельное бельё: в фарфоровых куклах, выставленных в коридоре, больше жизни и цвета. Но после случившегося на щеках загорелся смешной румянец, предав ей хоть что-то человеческое.
Пухлые алые губы оказались такими приятными для поцелуев: коротких и нерасторопных, быстрых и медлительных, в прелюдии и во время. Прикасаясь к густым волосам, поглаживая пухлую бледную щеку, растворяясь а почти незнакомой красотке он диву давался: как не замечал её раньше? Неужели по городу просто так гуляла ослепительной красоты девочка и умудрялась обходить стороной его внимание? Да это бред! Безумие! Ни одна красотка ещё не обманула внимательный взгляд Андрея (хоть и этот факт не доказан научно).
Лицо парня смягчилось, когда девчонка ненароком пощекотала его ступню пальцами ног. Парень ухмыльнулся, прильнув к ней ближе.
Одеяло скомкалось в мятый ком на краю кровати, потягиваясь к крепко сплетённым ногам. Как инь и янь, их связанные в морской узел ноги создавали настоящий контраст. Бледность аккуратных ступней Насти и его жилистые волосатые икры.
И время бежало так быстро.
Стрелки точно спешили. Казалось секунды стали отбивать в три раза быстрые, казалось они лежат так от силы минуты три, а прошёл почти час.
Когда с шумом отворилась парадная калитка, украшенная кованым плюющем, обвивающим её точь-в-точь как настоящий, парочка даже и не шелохнулась. Лежали недвижимо – её пылающая голова на его груди, его крепкая рука на её бёдрах. Послышался скрип деревянной лестницы.
«Декоративные деревянные лестницы – пышные, широкие, полумесяцем огибающие стену – это, безусловно, прекрасно. Но прекрасно, блин, когда они не скрипят при каждом шаге стоном десятков находящихся на пороге первой сотни лет дедов» – думал Андрей, продолжая игнорировать посторонние звуки. Но проигнорировать звонкий и тягучий как липовый мёд голос никак нельзя:
– Андрюша, я дома – когда Надин говорила, её голос заполнял все длинные запутанные коридоры и пафосные заставленные статуями холлы. Её слышали двуличные горничные, подслушивающие каждый разговор семейства, и засыпающие в тесных коморах, пахнущих заказным «мисо-супом» за пятьдесят центов, равнодушные охранники. И не только голос Надин способен был быть сразу везде: она такой человек по натуре. Где-то свежая новость? Надин узнает её из уст разных источников за рекордно короткое время. У владельца соседнего завода новый партнёр по бизнесу? Да мы знаем, ведь Надин уже там! Возможно именно это качество и устроило женщину под бочком миллионера.
Хотя, счастье это или нет, стоит ещё подумать.
– О нет! – испуганно вскрикнул он и вскочил с кровати. Карие глаза, наконец, утратили печаль и тоску, но на их замену пришло лютое беспокойство. Зрачки маятниками бегали по комнате, выискивая одежду – Какого хрена она пришла так рано? – «рано» в данном случае определение не совсем корректное. На часах «ролекс», стоивших более двадцати тысяч евро (молодёжная коллекция 2017 года) и лежащих на деревянной тумбе у кровати застыло время: 22:30.
– Это твоя мама? – срываясь на визг вскрикнула Настя. Картина маслом: в глазах у не прошенного гостя испуг. Она натягивает одеяло на грудь и в панике смотрит на ищущего халат голого парня. Точно фото к мему про любовницу.
– Не ори! – грубо обрывает Андрей, накидывая белоснежный халат «Versace” – Срочно одевайся!
Шаги становились ближе и ближе, Андрею казалось будто он учуял запах парфюма матери – масляный ниш, одурманивающий и пьянящий.
До двери осталось всего несколько шагов. Каждодневная будничная церемония – зайти в комнату к сыну и поинтересоваться его жизнью. Напортачит, истопчет репутацию семьи, превратив её в мокрое место – не имеет значение. Это вошло в привычку, и как бы Андрей не провинился Надин аккуратно постучится и спросит: «сынок, у тебя всё хорошо».
Иногда это даже повышало настроение. Порой среди немых недвижимых статуй, декоративных рыцарских доспехов, мраморных стен, кованых растений Надин чувствовала себя мелким, никому не нужным отшельником, оторванным от мира. Муж иногда вёл себя, будто бы последних двадцати лет их семейной жизни вовсе и не существовала. Заходил в столовую после тяжёлого рабочего дня в своём напыщенном выглаженном смокинге, плюхался на мягкий стул и окидывал её настолько холодным взглядом, будто вовсе не узнавая что за женщина стоит посреди его особняка и что она хочет.
Цедил сквозь зубы «скотиш», кривился, и даже словечка не произносил. А Надин усаживалась на соседний стул, скрестив руки на груди, в дизайнерском домашнем костюме, купленном в миланском «corso como”, и в миг самым несчастным и одиноким человеком вселенной становилась. Среди мрачных холодных стен, никому не нужная и забытая. Все эти льстивые подруги лишь ненужные пиявки, отлипающие в момент твоей слабости – в этом она раз убедилась. Помимо мужа, сына и гигантского, размером с приличных размеров Словацкую деревню, особняка она ничего не имела. Имела конечно гардероб, больше в четыре раза чем квартира современной среднестатистической женщины. Имела несколько машин, “bmw” перламутрового цвета жемчужины и девичий низкий «Maserati”, до смешного неудобных и не практичный. Имела штаб прислуги в распоряжении, четыре коня в стойле, серебряный сервиз за сто тысяч долларов и колье больше чем за миллион (а что, кто-то запрещал с жиру бесится?). Но в такие моменты одиночества никакое тяжёлое колье не спасало, связывающая с остальным мирам тонкая нить окончательно рвалась, и она падала в тьму, вглубь своих мыслей, переживаний и волнений. Никто её не любил, никто не считал нужной, она одна посреди заставленного безумно дорогой мебелью поместья.
Но потом она поднималась на второй этаж, в комнату сына, стучалась в дверь, заглядывала в узкую щель, подходила к его кровати и садилась рядом. Говорила на совершенно ненужные темы, в сотый раз спрашивала за тот же тест, за то же свидание, но он улыбался и был рад её видеть, относился к ней со всей своей теплотой. И та тонкая нить вновь обматывалась вокруг талии, ведь всё же ей есть ради чего жить. Причина сидела рядом: уверенный и самостоятельный, харизматичный и самодостаточный. А что говорят люди… Они всегда будут болтать, и разнообразие их сплетен не будет знать границ. Но не одна из них, никогда, не заставит Надин изменить мнение о собственном сыне. Он хороший мальчик, хороший человек и баста. Она прекрасно знает своего сына, поверьте, лучше чем вся эта толпа. Андрей может менять маски, принимать самый холодный и дерзкий образ, но она навсегда запомнит его настоящего: смышлёного паренька, любящего сидеть на толстой ветви старого дуба посреди выгоревшего поля: он любил смотреть в голубое небо на порой пролетающие мимо далёкими светлыми точками самолёты, ночью рассматривал звёзды, считал созвездия, там, в сельской местности без каких-либо фонарей их всех можно было рассмотреть как на ладони, в мельчайших подробностях. Приходив домой, на кухню, он задавал миллион умных, пикантных и странных вопросов. Много читал, предпочитая в основном приключенческие книги Жюля Верна и интригующие детективы. Любил смотреть старые триллеры и вестерны, в школе не зарабатывал оценки ниже пятёрки с плюсом.
Но потом, на кухню стал приходить другой человек. Взрослый мужчина, со своей закрытой и охраняемой так же тщательно, как и Зона 51, личной жизнью. Он стал совершенно другим, но ни что не остаётся вечным, ведь так?
Надин неторопливо постучала в дверь, задорно, бойко и весело:
«Тук-тук-тук-тук!»
хоть и вечер её совершенно нельзя назвать весёлым. Мужу прислали пригласительные на открытие нового «паназиатского ресторана», как утверждает вкладыш в тёмный конверт: «экспериментирующий с молекулярной кухней». Вечер сразу не заладился: наливая вино, криворукий официант с угревой сыпью на физиономии (их специально нанимали азиатами, будто в «паназиатском» ресторане это обязательный пункт), разлил его на белоснежную скатерть. Конечно же, прямолинейная дама не стала держать в себе весь гнев и негодование по поводу неловкости официанта. Был вызван администратор – тоже, кстати говоря, азиат – предложивший «исправить эту ужасную неловкость нашим фирменным десертом». В ответ Надин презрительно фыркнула и напомнила, что олигархи в подарках и комплиментах повара не нуждаются, но от лакомства не отказалась.
Десерт вышел, если вам интересно, паршивый. Гигантский шоколадный шар с сорбентом из зелёного чая внутри. Сорбет, пока вылитый на шар сверху тёплый ежевичный соус плавил шоколад, конечно же, растаял. Все ингредиенты вместе на вкус оказались сладкой до слёз в глазах смесью, напоминающей детское пюре в стеклянной баночке.
Закончился этот, несомненно, ужасный вечер автомобилем, дорогой, причитанием, едкими комментариями и ощущениями, будто час жизни ушёл коту под хвост.
Может быть у Андрюши дела обстоят лучше. «БМВ», стоящий напротив парадного входа в дом, выдал своего хозяина – её блудливый сынишка был на месте. Тут одно из двух: или он до сих пор пытается прийти в себя после вчерашней ночи, или всё настолько плохо, что даже такой ненавистник сидеть дома как он решил никуда не выходить из комнаты.
«Сейчас проверю» – про себя хмыкнула она резко отперев дверь. Потом укорила себя, ведь основное правило отношений родителей и подростка: заходить в комнату лишь после разрешения. Это прописная истина, одна из заповедей: пусть даже ваш ребёнок на кровати сидит траву покуривая, или кокаин хранит среди носков – вы должны постучатся, если не хотите раскола в отношениях.
Андрей сидел на краю кровати в своём любимом белом халате. Просто сидел. И смотрел. Смотрел в дверь. Хм.
Под хлопком халата видна его накачанная голая грудь, блестящая в тёплом свете лампы. Кажется он голый.
«Вот чёрт, нужно всегда дожидаться ответа, прежде чем зайти».
В комнате стоит затхлость, будто весь воздух выкачали гигантские насосы. И ещё витает странный аромат: сначала в нём чудятся нотки кислятины и пота, потом отчётливо проясняются женские духи.
Хм.
– Как дела? – улыбается Надин, выставляя каждый белоснежный зуб на лицезрение сыну. Такую добрую, полную ласки и заботы убытку она показывает лишь ему – У тебя в комнате душнее чем в турецком хаммаме.
– Или в аду. Чего ты так рано? – в его голосе чувствуется какая-то нервозность.
– «Паназиатский» ресторан в центре города оказался редкой помойкой – за толстой деревянной дверью, ручку которой не выпуская держит Надин стоит испуганная Настя. Всё её тело дрожит будто от зверского мороза, она не успела накинуть рубашку и подскочила с кровати в одном лишь лифчике и трусиках. Лучше места для пряток не нашлось: времени хватило только на то, чтобы забежать за быстро открывающуюся дверь – То что они принесли под видом пекинской утки оказалось роллами с непонятным соусом, и найти там саму утку тот ещё квест. А соус полнейшая мерзость, филадельфия перемешанная с мелкими белужьими икринками – не сочетается абсолютно.
Андрей улыбнувшись кивнул.
– Попробуй им отзыв на «TripAdvidor” оставить, или ещё лучше – разгроми в своих стори. Тебя смотрит весь город, после одного твоего гневного слова туда никто не сунется.
– Ты знаешь, а это идея! Пойду строчить гневный текст – кокетливо подмигнула сыну Надин и аккуратно закрыла дверь, кстати говоря, намного медленнее, чем открыла.
Казалось бы, он лишь ухмыльнулся и сказал пару слов, но настроение улучшилось, стала ощутима поддержка и присутствие настоящей родственной души. Она чувствовала, как он понимал её. Её сын. Её гордость. Её защита.
Даже когда ему шёл семнадцатый год она охотно верила в такое явление как «материнское чувство». Будто рядом с тобой, в твоих объятиях, лежит неотъемлемая твоя часть. До сих пор ты чувствуешь всю переживаемую ею боль, переживание, делишь счастье. Без этой части ты не ты, становишься пустой, а всё вокруг тускнеет и в миг теряет смысл.
С ним вокруг своей талии она чувствует так самую верёвку, не дающую ей погрянуть в тоску и одиночество. И видимо каждый вечер она заходит в его комнату лишь для этого: убедится что та верёвка натянута достаточно туго и всё ещё держит крепко.
В театральной сумочке «брачолини» завибрировал телефон. Пришла смс.
«Аноним» – как же странно, скрытый номер. Бывают же такте люди, желающие оставаться неизвестными. Настораживает.
Одним свайпом вправо Надин открыла текст и за мгновение прочитала его от первой большой буквы и до последней точки.
Потом ещё раз.
Всхлипнула и дрожащими руками нажала на текстовую строку, желая набрать ответ. Но что она напишет?
Из глаз полили слёзы, и этот процесс был ей неподвластен. Надин не чувствовала как холодные, редкие слезинки стекали по щекам. Всё её внимание оставалось обращено к тексту сообщения, к его сути. В голове галопом прогонялись живые картинки, мрачные и печальные, и стоило ей только представить предательство, как она бесшумно всхлипывала, открывала рот, готовясь закричать во весь голос, на весь особняк, чтоб её крик боли и разочарования доносился до каждой комнаты, до каждой горничной, чтоб его слышала и деревянная сирена в прихожей, и рыцарь в бильярдной. Но ни звука не выходило, лишь глухие жалкие всхлипывания.
Всё тело пережало, будто по нему проехался громадный бульдозер нагружённый кирпичами, или поезд везущий цирковых слонов.
Люди в такие моменты часто говорят «сердце на тысячи кусков разорвалось». Красиво, метафорично – ничего не скажешь, но в те минуты разорвался на миллионы кусков каждый орган внутри Надин. Всё тело болело, воздух не поступал в лёгкие, голова кружилась.
А верёвка, обматывавшая до того момента талию, с треском разорвалась, и тоска, боль и печаль погрузила её в себя. Должно быть, так люди чувствуют себя когда жизнь рушится прямо на глазах.
Первым делом она увидела фотографию, на ней со спины сфотографирован её муж, обнимающий потаскуху, чьё лицо (какая жалость!) не влезло в кадр. Как же Надин хотелось в тот момент приблизить фото, увидеть фотографию этой шлёндры и запомнить в мельчайших деталях её нахальное лицо. Она уверенна: безвкусно накрашенная – красная дешёвая губа за три цена небрежно смазана, тушь течёт, пытаясь быть сексуальнее закусывает тонкую губу. Фу! Аж омерзительно стало от одной мысли об этой дряни.
Она бы устроила ей сладкую жизнь, клянётся, устроила! Наняла бы самых дорогих, высоких и накачанных амбалов с бетонными мышцами и деревянными дубинками. Они бы поджидали её у стриптиз-клуба, или где там эта тварь может работать, и как художники эпохи ренессанса разукрасили б её лицо во все оттенки красного: от тёмно-багрового до ярко-алого. Кто так мстил любовницам мужа? Карди Би? Великая женщина: когда у тебя есть деньги пачкать руки ни к черту.
Как хорош на этой фотографии её муж: крепкая рука жадно сжимает пухлую ляжку незнакомки. Красавчик! Мужчина! А она тем временем места найти себе не могла: почему он так пассивен в постели? Может проблема в том, что я слегка под набрала в талии? Или в носогубках, ставших глубже за последний месяц? Нет! Виной всему какая-то, несомненно, омерзительная грязная прошмандовка. Всё гораздо легче.
Отвратительная фотография.
Отвратительнее неё лишь письмо, которое прикреплено к ней:
«Хорошие жёны удовлетворяют своих мужей. Хорошим мамам сыны рассказывают всё что знают. Что думаешь по этому поводу, королева города?
XOXO
Леди V”
На всхлипывания настроила чувствительные к мельчайшим звукам уши китаянка-горничная, оставшаяся в особняке на ночь. Хоть и нельзя было назвать всхлипывания Надин тихими.
Живот свело как от съеденной с молоком селёдки. Женщина схватилась за него ладонью и спиной облокотилась об холодную стену.
Ощущение, будто тебя ударили в солнечное сплетение. Причём несколько раз. Причём самые дорогие люди. Подошли, выжидая своей очереди, и со всей силы ударили крепким кулаком.
Внутри всё вихрем переворачивалось. Разум, спасаясь от разбушевавшегося пожара пытался найти запасные выходы, представить безоблачное будущее, смирится с потерями.
Но смирится и представить свою жизнь дальше не выходило. Кто она без своих мужчин? Одинокая домохозяйка, собака, брошенная хозяевами посреди трассы. Ничтожество. Надин была матерью (как выяснилось, настолько посредственной, что не смогла заслужить доверия сына), женой (такой омерзительной, что муж предпочёл уйти на лево) и…
На этом жизнь её заканчивалась.
Вся жизнь состояла из тренировок, выкатывающих утренних пробежек. Утро начиналось в шесть ноль ноль с омерзительного смузи из сельдерея, шпината и клубники, от которого хотелось поскорее бежать к толчку, нагнутся раком и блевать до вечера. Детокс, товарищи. Далее миллиард кругов под «энергичный плей-лист», пот по спине, стучащее как барабан сердце. Сушка, друзья. Далее идёт тренажёрный зал, когда устаёшь от одиночества покидаешь огромную спортивную комнату особняка и выходишь в общества, показать топик из ещё не вышедшей коллекции «Стеллы Маккартни» и кеды «Пума», чьим дизайнером выступила сама Гомез, а новенькую пару тебе учтиво подогнала её пиар-менеджер: хорошая тётка, кстати говоря. Потом по расписанию скачки – хороши для ровной осанки – и поход к косметологу. Приходится переживать миллион болезненных уколов в лицо, сжимать губы, сдерживать слёзы (ведь большие девочки не плачут) скулить, пробовать новые виды геалурона и прочей сложной хреноты.
Думаете, ей просто нравилось это всё?
Думаете, все жертвы для того, чтоб после изнуряющего дня работы над собой подойти к зеркалу и расплываясь в улыбке сказать «Как же я чертовски неоотразима»?
Как бы не так!
На самом деле завалится на диван и пересматривать старые серии «Секса в большом городе», грызя самый калорийный молочный шоколад с облитыми липкой карамелью орешками – куда более счастливая перспектива. Но все старания, испытания над собственной силой воли, вся жизнь проходила ради достижения единственной цели: нравится мужу.
Сейчас, меньше чем за минуту, всё перечеркнуто жирным красным крестом. Нить обрезана.
В такие моменты она шла к сыну в комнату, прикрывала за собой дверь, обменивалась с ним пару предложений. «Сыночек, как школа? Расскажи маме, как день прошёл?». Он улыбался, был рад её видеть, смотрел в глаза – абсолютно бесстыдно и бесстрастно.
Возможно, отношения матери и сына заключаются не только в таких моментах? Может быть ей стоило быть внимательнее?
Сын не доверял ей. Не любил её. Возможно, она была иногда холодна, или занята собой. Возможно, именно это и причина его закрытости: он не посчитал нужным поделится с ней тем, что его отец несчастный кобель.
В этом захолустном городишке, в который она переехала лишь ради семьи, терпя неуравновешенных жителей и сервис на уровне «ниже плинтуса на сорок метров», больше ничего её не держало. Она просто возьмёт и исчезнет, растворится на месте, не оставив за собой ничего. Пусть всё горит огнём, зальётся керосином и пойдёт к чертям. Она – личность, уверенная, самодостаточная, и никому не позволит сломить себя.
Она пропадёт, и никто не узнает где сейчас такая яркая и бросающаяся в глаза Надин.
– Мне кажется она отошла, можешь расслабится – неуверенно шепнул Андрей, всё ещё выглядывая в коридор через узенькую щель, как загнанный охотничьим псом в нору лис: трусливый, маленький, напуганный, дрожащий.
– Фух, это чудо, что она меня не заметила – выдохнула Настя, боясь сделать один неосторожный шаг. И правда ведь чудо: от Надин её отделяли какие-то двадцать сантиметров. Она ясно учуяла её дорогой аромат, видела её длинные вьющиеся локоны – такие же изящные и блестящие, как на фото.
Вообще, Надин прекрасно знала о бурной половой жизни Андрея. «Бурная» – самое подходящее слово для его постоянных, кхм-кхм, сношений (отвратительное слово) с самыми разными девчонками. Кому как не матери знать, что одной лишь Алиной дело никогда не заканчивалось. Были женственные принцессы, победительницы конкурсов «кантри-дива 2018», и похожие на лесбиянок бунтарки с тату во всю спину. А если задуматься: парню лишь шестнадцать, а повидал он многое. Особенно с цепи сорвался последний год: как голодный пёс, не евший пару дней. Будто всю жизнь он мечтал о заветных вечерах, наполненных страстью и удовлетворением, о голых красотках, о девушках в своей кровати. И вот наконец, черта после которой половой акт не считается чем-то запретным была пройдена.