Ведь я помню то время, детство – время, когда жизнь откармливала нас и ждала очереди. Как хлеб горячий дергали с комбината, пылкий с дымком. А потом жадно рвали его зубами, неокрепшими, и глотали, не жуя. И каждый кусок был как молоко матери и вкус лета.

И все было только началом, каждый день как первый. Не было ни вчера, ни завтра – только миг вечного сейчас.

– Выйдем, Гриш, – это я тебе, друг.

Я жажду неба, Гриша, оно там, за железобетоном моей крепости. Выйдем во двор под покров небес, чтоб увидеть прошлое.

А улица рада нам, она взрастила нас и дала нам путь и память. И мы тоже рады ей, как объятиям любимой бабушки. И мы видим, как солнце садится, прячется за краюху мира. Глаз Божий уже почти закрыт. И ночь придет скоро, чтобы сильнее чувствовать тех, кто рядом и тех, кто далеко, любимых/любящих. И снова это чувство во мне затеплилось, грея утробой матери. Как же оно зовется это слово, не поддающееся языку? Все как сегодня на рассвете! Когда смотрел и ничего не видел, только жил собой внутри себя и чувствовал это. Я стоял и думал про тебя, сын, и ясно мне стало тогда как день, почему нет границ испытаниям нашим, – ведь только там, где заканчиваются силы человеческие, начинается Его непостижимая Воля; потому что нет предела мудрости его и величию ни в этом мире, ни в жизни вечной.