– Рассматривается дело обвиняемого – Иванова Олега 21 сентября 2263 года рождения, идентификационный номер 21092263285211[i] арестованного и представленного к общественному суду по заявлению потерпевшей – Сдищ Клео 11 февраля 2260 года рождения, идентификационный номер 1102226016210. Потерпевшая присутствует на заседании суда?

Справа в самом низу экрана зажглась новая видео иконка, на которой появилось изображение с интересом озирающейся Клео. Волна ненависти захлестнула меня, стало трудно дышать. Руки сжались в кулаки, словно я прямо тут хотел закончить незавершённое месяц назад.

Судья взглянул в бумаги:

– Хорошо, – продолжал он. – В присутствии свидетельницы Ивановой в девичестве Сбруевой Феклиссы 15 мая 2267 года рождения, идентификационный номер 1505226715389.

Изображение лица Фёки появилось рядом с Клео. Я едва узнал её, такой бледной и потерянной она мне показалась. Ненависть моя пропала. Но ни жалости, ни любви я не ощутил. Я смотрел на самого близкого мне человека, как на чужого. И только одна мысль мелькнула, не вызвав никаких чувств: «Побледнела, переживает. Интересно, она меня видит?». Промелькнула и исчезла. И всё. И больше ничего. Так тихо и безразлично было всё во мне, что я удивился. Мне вдруг стал всё безразлично, и этот суд, и эти судьи, и Клео, и Фёка, нет, теперь уже Феклисса. Безразлично всё, что со мной происходит сейчас, что будет завтра, что будет потом. Мною овладело только одно желание, чтобы побыстрее всё закончилось, и чтобы все оставили меня в покое. Захотелось быть одному. Всегда. Я перестал вслушиваться в то, что говорил судья. И только отдельные фразы долетали до моего сознания:

– … в онлайн-режиме с закрытым доступом, по просьбе потерпевшей Сдрищ Клео и свидетельницы Ивановой Феклиссы....

– … как установлено следствием…

– … опрос потерпевшей и свидетеля…

Всё заседание я смотрел на лицо Феклиссы. Я ничего не чувствовал, но почему-то не смотреть я не мог. Кроме неё я ничего не видел и не слышал. Судья обращался ко мне с какими-то вопросами, и я что-то отвечал, но что спрашивали и что я отвечал, не запомнил. Сколько продолжался суд, я тоже не знал. Кажется, бесконечно долго.

Вдруг резкий тычок в бок привёл меня в себя, и я удивлённо взглянул на конвоира.

– Не спи! Встань!– прошипел он и кивнул на экран.

С него на меня все смотрели, видимо, чего-то ждали. Я встал. Молчание затянулось.

– Чего молчишь-то? Последнее слово тебе, – прошипел конвоир.

Последнее слово! Я что-то должен сказать. Что сказать?

– Мне нечего сказать, – тихо проговорил я.

– Может быть, вы хотите обратиться к потерпевшей? – спросил Судья.

– Не будь дураком, прощения проси, – шептал конвоир.

Я дёрнул плечом и взглянул на Клео. Она сидела, насупившись, и исподлобья смотрела на меня.

«Я жалею, что не придушил потерпевшую до конца», – мелькнуло в голове.

Я молчал.

– Ну, хорошо, садитесь. Суд удаляется для принятия решения.

***

Экран погас, и я обернулся к конвоиру, который всё время подсказывал мне, как себя вести. Я только теперь разглядел, что это был добродушный голубоглазый парень с круглым лицом и носом картошкой, с открытой располагающей улыбкой.

– Очухался? – усмехнулся он.

– Михей, я пойду, принесу что-нибудь перекусить, – сказал второй конвоир, поднимаясь.

– Давай, Крон, принеси и этому что-нить. Тебе чего? – обернулся он ко мне.

– Спасибо, я ничего не хочу. Если только воду. Пить хочется.

– Ладно, – буркнул Крон и ушёл.

– И долго мы тут? Сколько обычно ждать решения?

– Да не, может полчаса – час. Повезло тебе, похоже, твоя жена упросила пострадавшую-то эту, и та отозвала заявление. Простили они тебя. Суд должен учесть.

«Простили! – обожгло меня. – Они простили! Эта гадина меня простила?!». У меня перехватило дыхание, и конвоир с тревогой глянул на меня:

– Ты что, парень? Плохо тебе что ли? Сердце? От радости такое бывает.

– Угу, от радости, – сквозь зубы процедил я, едва удержавшись, чтобы не врезать ему. От злости и бессилия меня колотило.

– Ты полегче! Охолонь! – словно почувствовав, отпрянул конвоир.

Я отвернулся. Вскоре дверь открылась, и вошёл Крон с подносом в руках. Конвоиры уселись за угловой маленький стол. Крон разлил из маленького пузатого чайничка по кружкам чай и достал из пищевого контейнера бутерброды. Михей бросил мне бутылку с водой, и я жадно припал к воде.

Через несколько минут Крон сыто откинулся на спинку стула и проворчал, поглаживая круглый живот:

– Давай жуй быстрее, Михей, может, успеем пару партий в нарды, – и, обернувшись ко мне, сказал, – а ты, если хочешь, можешь отдохнуть вон там, – и кивком показал на диван у противоположной стены под экраном.

– Спасибо, я посижу.

– Не робей. Вишь, как всё хорошо обернулось. Если б ты ещё не тупил и извинился, тогда б точно отпустили, – Михей вытер тыльной стороной руки лоснящиеся губы.

Я не ответил.

***

Через час заседание возобновилось. Председатель зачитал решение, теперь я слушал внимательно:

– В ходе заседания нами были рассмотрены документы, в том числе сформированные по личным данным персональных браслетов участников дела № 8 – 3587/95, а также экспертное заключение, подготовленное всемирной судебной компьютерной программой «Аналитик законодательства». Заслушаны обе стороны процесса и рассмотрены их заявления.

В соответствии с заключением экспертизы, опросом сторон и свидетельницы, установлено, что обвиняемый 5 июня 2295 года во время семейной ссоры, находясь в состоянии аффекта, пытался убить сожительницу, официально зарегистрированную в семье Ивановых. Причиной ссоры стала обоюдная неприязнь ответчика и сожительницы, а также аборт, сделанный женой фигуранта дела, без его согласия.

Таким образом, считаем доказанным тот факт, что подсудимым Ивановым Олегом нарушен Основной Закон – «Декларация о Сотрудничестве Землян» принятый 24 сентября 2251 года Всеобщим голосованием (Далее «Декларация о Сотрудничестве») и ратифицированный подсудимым в день его совершеннолетия, а именно, 21 сентября 2284 года.

Учитывая выше изложенное, Суд признаёт факт нарушения обвиняемым Первого и Второго Принципа Декларации о Сотрудничестве, а именно «Принцип Равенства» и «Принцип Гарантий Неотъемлемых Прав Человека», применение которых разъяснено Всемирным Сводом Законов и Правилами, регулирования Миропорядка, принятыми 23 декабря 2251 года.

Обвиняемый Иванов Олега 21 сентября 2263 года рождения, идентификационный номер 2109226328521 признается виновным, и подлежащим применению мер общественного воздействия в соответствии:

со статьёй 105.3 – негативное отношение к свободному волеизъявлению человека и непринятие его права выбора сексуального партнёра;

со статьёй 108.1 – негативное отношение к свободному волеизъявлению человека и неприятие его права выбора личного будущего, в части права выбора материнства или отказа от него;

со статьёй 235.1 – покушение на жизнь человека.

По совокупности признанной вины, и учитывая отсутствие раскаяния в содеянном Ивановым Олегом 21 сентября 2263 года рождения идентификационный номер 2109226828521, компьютерная программа «Аналитик законодательства» на основании Всемирного Свода Законов и Правил, регулирования Миропорядка от 23 декабря 2251 года, установила объективный срок наказания – пятнадцать лет ограничительного применения к обвиняемому положений «Декларации о Сотрудничестве» в части ограничения свободы перемещений, местонахождения, выбора деятельности, а также лишения достигнутого им на настоящий момент социального статуса.

«Пятнадцать лет!», – сердце бухнуло и упало, в глазах у меня потемнело.

– Однако, принимая во внимание смягчающие вину обстоятельства, определённые статьями 105.23; 108.17 и 235.16. А именно то, что от потерпевшей – Сдищ Клео 11 февраля 2260 года рождения, идентификационный номер 1102226016210 поступило заявление, в котором она претензий к ответчику не имеет и просит считать покушение на её жизнь не злонамеренным, а совершенным в состоянии аффекта.

Кроме того, учитывая ходатайство жены ответчика – Ивановой в девичестве Сбруевой Феклиссы 15 мая 2267 года рождения, идентификационный номер 1505226715389, характеризующее ответчика, как хорошего семьянина и человека, и её просьбу снять с ответчика все обвинения и считать произошедший конфликт недоразумением.

Рассмотрев положительные характеристики с места работы ответчика, Общественный Суд счёл возможным внести корректировки в проект решения компьютерной программы «Аналитик законодательства». Корректировки, рассматриваемого дела, заверены всеми членами Суда в установленном порядке. Воздержавшихся или не подписавших их нет.

На основании скорректированных данных компьютерной судебной программой «Аналитик законодательства» вынесен обновлённый проект приговора от 05 июля 2295 года по делу № 8 – 3587/95, открытому в производство 6 июня 2295 года.

Обновлённый проект приговора Общественным Судом Элизиума рассмотрен, утверждён и оглашается.

Общественный Суд Элизиума в составе:

Общественного Судьи – Измаилова и общественных представителей: Камельковой, Свенстэна, Дюрик, и Гиббона, рассмотрев дело № 8 – 3587/ 95 от 06 июня 2295 года,

ПОСТАНОВИЛ

признать виновным ответчика Иванова Олега 21 сентября 2263 года рождения, идентификационный номер 2109226328521 по статьям 105.3, 108.1, 235.1 «Всемирного Свода Законов и Правил, регулирования Миропорядка» от 23 декабря 2251 со сроком наказания – 15 лет ограничительного применения к обвиняемому положений всемирной «Декларации о Сотрудничестве».

Учитывая смягчающие обстоятельства, считает возможным применить ст. 105.23; 108.17 и 235.16.

На основании вышеизложенного, Общественный Суд Элизия

ПРИГОВОРИЛ

Признать ответчика Иванова Олега 21 сентября 2263 года рождения идентификационный номер 2109226328521 виновным и определить ему три года ограничительного применения положений «Декларации о Сотрудничестве», а именно Иванова Олега:

1. Перевести на нулевой социальный уровень ответственности с соответствующим присвоением коэффициентов к ЧИВ.

2. В соответствии с разделом Y Всемирного Свода Законов и Правил регулирования Миропорядка, принятых 23 декабря 2251 года, заключить договор между Департаментом Юстиции, Правопорядка и Религиозного согласия и настоятелем христианского монастыря отцом Окимием – (далее – работодатель).

3. Направить сроком на три года на обязательные работы на должность младшего помощника. Право определения должностной инструкции Иванова Олега определить за работодателем в одностороннем порядке.

4. Произвести корректировку браслета обвиняемого в соответствии с ограничениями, установленными ему настоящим решением Суда, и разрешить ношение личного браслета.

5. Восстановить в правах Иванова Олега 05 июля 2298 года в 00:00. После предварительного рассмотрения дальнейшего сотрудничества Общества и обвиняемого с учётом характеристики и рекомендаций работодателя, к которому он направляется.

6. Ходатайство ответчика о расторжении брачного договора, заключённого между ним и его женой Ивановой в девичестве Сбруевой Феклиссой, отложить до восстановления ответчика в правах, учитывая несогласие Ивановой в девичестве Сбруевой Феклиссы на расторжение брачного договора.

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Экран погас.

––

[i] идентификационный номер 2109226328521 – где, 21 – число, 09 – месяц, 2263 – год рождения. 28 – код места рождения, 521 – ежедневно обновляемый регистрационный номер в реестре новорождённых.

Глава 7. Мир отвергает меня

Поезд, чуть подрагивая, уносил меня в ночь. Куда? Зачем? Я лежал на верхней полке и смотрел в окно, где пространство распадалось на тысячи осколков: яркие стекляшки элизий – городов, тёмные нашлёпки ферм, неуклюжие ящики предприятий – всё мимолётное на секунду проявлялось из чужого бытия и тут же бесследно исчезало в темноте. Земля стряхивала их с себя, и они разлетались, исчезали, как мусор, в трубе мощного пылесоса времени.

Вот и меня засасывает куда-то. И ничего не сделаешь. Думал ли я когда-нибудь, что такое возможно? Нулевой уровень! Я – ничто, я – мусор, меня нет. Я исчез из жизни на целых три года! Может быть и навсегда. Возвращение возможно только по рекомендации моих надсмотрщиков, не зря же в решении суда такая оговорка. Как же теперь? Как я буду жить-то дальше? Копать ямы, мыть полы? И очень хорошо копать и отлично мыть. Ходить с опущенной головой, не смея лишний раз и слова сказать, чтобы не испортить будущую рекомендацию? Но даже для этой работы нужно иметь хотя бы третий уровень, – усмехнулся я. – А у меня нулевой. Я – изгой. Моё время остановилось. Я вычеркнут из общества, во мне больше не нуждаются. И не просто вычеркнут, у меня забрали всё: моё время и свободу им распоряжаться, право принимать решения, свободу быть самим собой, в конце концов! Я никто. Отброс общества.

«Моё время кончилось, время кончилось, время кончилось», – под едва уловимый стук колёс оглушительно билось в голове. В полубреду провёл я свою первую ночь в поезде. Он стал моим прибежищем, тесным и душным, подрагивающей на рельсах клеткой, в которую я был заперт вместе с ещё тремя десятками разновозрастных мужчин.

Я лежал на жёсткой металлической полке, которую остро ощущал всем телом. Не спасал даже матрас из тонкой синтетики, брошенный на неё плоским блином. Он хотя и был чем-то набит, но это что-то до такой степени истрепалось, что превратилось в скомканные плотные узлы. Не ночь, а пытка какая-то. Как не повернись, то узлы впивались в тело, то стылость лежака не давали уснуть. В вагоне холодно, но это не приносило свежести, не уничтожало запах. Этот запах! Тошнотворный, кисло-затхлый запах давно не мытого тела, неустроенности, безнадёги и несчастья. Он заполнил всё, и я сам уже пропитался им насквозь. Запах вперемежку со стонами, всхлипами, кашлем, скрежетом зубов, шептанием, сопением и миазмами, испускающими десятками мужчин. Запах вперемежку с обрывками сна, куда я на секунды проваливался и, вздрогнув всем телом, пробуждался, дико озираясь вокруг. Явь вперемежку с бредом такой стала моя жизнь. Такой она и будет теперь всегда. Безнадёжность тоской сдавила грудь, слезы наворачивались на глаза. Только к утру я смог забыться.

***

Утром меня разбудил грубый окрик, усиленный громкоговорителем:

– Подъем! Подъем! Внимание всем. У вас тридцать минут до завтрака. Помывка. Уборка постелей. Места с первого по пятнадцатый – туалет и душевая в начале вагона по ходу поезда, с 16 по 30 – в конце. Через тридцать минут душевые будут закрыты! – громкоговоритель кашлянул и умолк. А по вагону заходили конвоиры, со всех сторон послышались крики:

– Подъем! Подъем! – поторапливали они нас.

Арестанты, толкаясь и огрызаясь друг на друга, быстро выстроились в очереди. В душевые конвоиры впускали по четыре человека. То, что я увидел, когда очередь дошла до меня, так поразило, что отбило всякое желание воспользоваться ею, и я непроизвольно замер на пороге. Но толчок в спину и возглас:

– Давай быстрее, не задерживай! – избавил от колебаний.

Душевая комната была довольно большая и светлая. Слева под самым потолком во всю стену проходила решётчатая щель, через неё голубело небо, и лился яркий свет, напоминавшие, что где-то там сейчас лето. На стене под щелью-окном четыре душевые лейки над крохотными деревянными настилами и низкими пластмассовыми табуретами рядом. Напротив – четыре унитаза. А у противоположной от входа стены, четыре пластмассовых тёмно-синих железных стула. В такой же цвет были выкрашены и стены душевой.

– Быстрее поворачивайтесь! – проворчал конвоир, побросав полотенца и комплекты чистого белья метками кверху на стулья. – Смотрите внимательно! На белье номер вашего места. Подобрано по размеру. Не путайте! Я потом бегать менять не буду! До конца в нём поедете.

И, подойдя, к рубильнику гаркнул:

– Через семь минут воду отключу, кто хоть в мыле будь! – и дёрнул рубильник.

Мою оторопь сменил страх, что я не успею помыться за семь-то минут, и смыть с себя всю вонь, которой пропитался за ночь. И, видя, что мужчины не обращают внимания друг на друга, кто бросается к унитазу, кто нервно спеша, стягивает с себя одежду, кое-как бросает её прямо на пол перед стульями и встаёт под душ, последовал их примеру.

Никогда не думал, что простая вода и в таком месте может принести столько наслаждения! Упругие прохладные струи били, остужая голову, омывая тело. Казалось, вместе с водой стекает старая кожа, и я, как змея, обновляюсь. Как хорошо и свободно дышится, а если зажмуриться, то можно подумать, что ты дома и что все хорошо, все как обычно. Да и потом! Что это я разнюнился? Подумаешь три года! Ничего. Мы ещё посмотрим. И вообще, может в Уральский везут. Жаль, что узнать, куда меня отправляют, так и не удалось. Хотя, конечно, это дурь, не стоит зря лелеять себя надеждой.

Внезапно шум воды оборвался. Я открыл глаза. Надзиратель стоял около рубильника, уперев руки в боки, и сердито смотрел на меня.

– Хорош мечтать! Ты сейчас у меня голый пойдёшь на место! Сколько можно ждать?

Я поспешил к свободному стулу, на ходу вытираясь. Мои напарники торопясь, натягивали на влажные тела одежду, застревая в рукавах и отдирая, прилипающие к спинам робы. Мельком взглянув на номер: – «Моя», – мелькнуло в голове, – и стал быстро одеваться.

***

На завтрак, нас, разомлевших после душа, повели на второй этаж поезда, так же выстроив в два ряда – через начало и конец вагона. Столовая мне понравилась. Хотя и без скатертей, но небольшие квадратные столики на четыре человека вполне чистые. Я замешкался, добриваясь, и вошёл в столовую последним. Осмотрелся. Куда бы сесть? Все места были уже заняты, оставалось только одно в самом конце столовой в углу между окном и стеной, за маленьким на два места столом. Там уже сидел пожилой мужчина, прикрыв глаза, он перебирал чётки.

– Не возражаете? – спросил я, подходя.

Мужчина едва взглянул на меня и кивнул, снова погрузившись в свои мысли.

– Внимание всем! – прохрипел громкоговоритель. – Кто хочет жрать, приложите свои браслеты к кнопке на столе справа от себя.

Я осмотрел стол и увидел сбоку столешницы рядом с собой небольшую кнопку жёлтого цвета, и приложил к ней браслет. Она загорелась, но ничего не произошло. Все также продолжали сидеть и ждать. Только минут через пять раздался тихий шорох, и металлические углубления: побольше в середине стола, и поменьше, размером с тарелку, напротив меня и мужчины, стали медленно опускаться. А их места с хлопком закрыло толстое матовое стекло, через которое ничего нельзя было разглядеть. От хлопка я вздрогнул, незнакомец, похоже, заметил это, взглянул на меня и улыбнулся уголками глаз:

– Впервые едите на таком поезде? – спросил он.

– Да, впервые, – ответил я.

Тот кивнул:

– Понятно.

Тишина становилась тягостной, и я решил познакомиться со странным соседом по столу. Кашлянув в кулак, сказал:

– Разрешите представиться, меня зовут Олег. Олег Иванов, – и чуть было по привычке не продолжил – шестой социальный уровень, но вовремя спохватился и замолчал.

– Цэо – ответил мужчина, чуть склонив большую лысую голову.

«Цэо, какое странное имя. Хотя ничего странного. Судя по карим раскосым глазам на скуластом лице, его предками были японцами или китайцами. Сколько ему может быть лет?».

Мужчина вновь прикрыл глаза и сидел неподвижно, только пальцы тихо перебирали чётки. Ещё несколько минут ожидания, и стекло отъехало в сторону, пропуская металлические пластины, на которых теперь стоял наш завтрак: в центре большая тарелка с серым хлебом, двумя стаканами чёрного чая с засунутыми в них чайными ложками и двумя крохотными пакетиками сахара. А в металлической ёмкости около меня появилась большая тарелка с кашей. Что это была за каша, так сразу трудно было понять. Я вообще каши не любил, и дома их никогда не готовили. Наклонился понюхать, пахло вроде нормально. По крайне мере запах рвотного рефлекса не вызвал. Я глянул на соседа. Он уже ел, так же отрешённо и безразлично, как до этого сидел за столом. Я взял ложку. Похоже овсянка. Особой противности я не испытал, хоть не клейкая. Работающий желудок немного привёл в порядок мои расстроенные чувства, по крайне мере время для моего организма не остановилось, он требовал своё.

– Завтрак закончен! Всем встать, и построиться в коридоре.

Из коридора нас повели в соседний вагон. Перед входом в него остановили, и снова рявкнул голос:

– Внимание всем! При входе в спорт-вагон – турникет. Каждому приложить браслет к видео фиксатору и получить рекомендации. Всем, кто получит рекомендации, незамедлительно и строго им следовать! У вас час. Через час все должны вторично пройти турникет и отметиться о выполнении. Кто этого не сделает, будет отправлен в карцер и останется без жратвы до конца дня!

Подошла и моя очередь, считав мои параметры, турникет выдал на табло моего браслета рекомендации: общая подготовка – зарядка – 30 мин, беговая дорожка – 10 минут, велотренажёр – 15 минут.

Я прошёл через турникет в вагон, в коридор которого выходили двери, на каждой – табличка с описанием отсеков, и принялся искать свои.

Выйдя из отсека с надписью «Общая подготовка», где я сделал зарядку под бодрый голос робота-помощника, я пошёл искать беговую дорожку, и, проходя дальше по коридору, с удивлением увидел соседа по столу. Он сидел на откидной скамеечке под окном. Глаза его были, как обычно, закрыты и только пальцы, перебиравшие в руках чётки, показывали, что он не спит.

«Странный тип», – подумал я, проходя мимо.

Через час все, даже мужчина, который, похоже, совершенно зря приходил в спорт-вагон, благополучно отметились на турникете, и отправились по своим местам.

До обеда ничего не происходило, и я был предоставлен самому себе. Мог читать, в вагоне была небольшая библиотека, или, надев наушники, смотреть видео на крошечном экране, вмонтированном на стене в ногах моей полки. По видео крутили старые фильмы, видимо, из местной фильмотеки, постоянно перебиваемые новостями. Кто-то играл в шашки или нарды, кто-то в карты.

Я то брался за книгу, то включал видео, но никак не мог сосредоточиться ни на чём. Одна мысль постоянно крутилась в голове: «Куда же меня везут»? Сначала я пытался узнать об этом у охранника, но после того, как он гаркнул на меня, чтоб я не лез к нему с идиотскими вопросами, решил оставить выяснение, и даже запретил себе пустое мечтание. Приеду – узнаю. Что гадать? Но отчаяние и надежда боролись во мне, и пока я был занят их утихомириванием, ничто иное меня не интересовало. Лишь раз в новостях промелькнуло интересное сообщение: астрофизики обнаружили комету, и есть предположение, что это комета Лекселя, которая в последний раз подлетала к Земле в 1770 году. Тогда почти месяц её наблюдали на небосклоне. Она пролетела на безопасном расстоянии примерно шестикратном расстоянию от Земли до Луны, но даже при этом затмила собой Луну: была значительно ярче и больше её диска. Учёные предполагали, что на орбиту кометы повлияло притяжение Юпитера, который «отправил» опасную путешественницу подальше от солнечной системы. И вот теперь комета Лекселя возвращается.

Однако размышления о собственной участи и рык громкоговорителя, который в два часа дня оповестил об обеде, выкинули мысли обо всём небесном, напомнив о земном.

В столовой все расселись в прежнем порядке, и я пошёл за свой столик.

– Добрый день, Цэо, – сказал я, садясь, и тут же подумал: «Ничего себе, добрый».

– Добрый день, Олег, – ответил тот.

Мужчина мне был интересен, очень захотелось узнать, за что он-то сюда попал. Судя по тому, с каким спокойным достоинством он держался и какой проницательный взгляд порой я ловил на себе, это был умный интеллигентный человек, хорошо образованный. Невозможно было представить себе, что он преступник. «Прям, как ты», – я усмехнулся.

Я сидел и придумывал, как бы начать разговор. И ничего лучшего не нашёл, как спросить:

– А вы не знаете, что у нас сегодня на обед?

Мужчина посмотрел на меня.

– Нет. Не знаю, да и какая собственно разница, что Бог даст.

– Вы, я вижу, верующий человек, – обрадовался я тому, что он пошёл на контакт, – простите меня за любопытство, как вы попали сюда?

– К преступникам? – улыбаясь в бороду, спросил он.

– Ну да. В этот специализированный поезд.

– Вы тоже преступник? – он в упор смотрел на меня. Мне стало не по себе. И я брякнул:

– В некотором роде.

– В некотором роде? – его густые седые брови насмешливо поползли вверх.

Меня покоробило: «Чёрт меня дёрнул затеять разговор. Что я теперь должен всю жизнь оправдываться перед каждым?», и, скрепя сердца, я всё же ответил:

– Ну собственно, я повздорил с… с одним человеком, серьёзно повздорил.

Цэо внимательно смотрел на меня:

– На столько, серьёзно, что захотели убить?

Я воскликнул:

– Нет, что вы! И в мыслях не было! И вообще она сама виновата. Вывела меня из себя. Да и неприятности на работе. Всё как-то так навалилось.

– В общем, вы не виноваты?

– Ну почему, я признаю, что погорячился.

Мужчина кивал головой, как китайский болванчик, а я уже был не рад, что заговорил с ним. Захотелось прервать разговор, и вообще пересесть за другой стол. Я отвернулся и с досадой подумал: «Скорее бы дали обед».

Видимо, он почувствовал моё настроение, вздохнул и заговорил о себе:

– А я не арестант, просто мне по пути. Потому я и здесь.

– Как по пути? С кем? В арестантском поезде? – поразился я.

– А почему бы и нет? Что арестанты не люди? Или поезд плохой? Нормально едем.

– Да что вы говорите! Вы же едите арестантскую пищу и, как я смотрю, выполняете тот же распорядок. Зачем вам это?

– А без этого нельзя, как говорит древняя пословица: со своим уставом в чужой монастырь не ходят.

С тихим шорохом металлические углубления поехали вниз, на их место встали матовые пластины.

– Скоро подадут.

Мужчина ничего не сказал. Он снова прикрыл глаза и только перебирал чётки.

Я смотрел на него. Он почувствовал мой взгляд и открыл глаза.

– Вы, должно быть, хотите спросить, почему же я не купил билет в обычный поезд, чтобы с комфортом добрался туда, куда мне нужно?

Я кивнул.

– Вполне понятный интерес. И я могу на него ответить. Видите ли, я живу сам по себе, на пособии нулевого уровня. Мне не интересна вся эта борьба за социальные уровни. Разве важно, какого уровня человек? Важно, чтобы он был счастлив, жил в гармонии с собой. Не так ли?

– Но как же…

– Возьмём, к примеру, вас. Вы какого социального уровня достигали до суда, позвольте узнать?

– Шестого, – не без гордости ответил я.

– Вот видите! Шестого. Это значит профессионального высшего уровня. А позвольте у вас поинтересоваться, счастливы ли вы?

– Но это совершенно нельзя сравнивать. Я был вполне счастлив до суда, а суд это просто случайность, эмоциональный срыв. Всякое в жизни бывает!

– Да, да… А вот только если вы были счастливы и жили в гармонии с собой, то отчего у вас случился-то этот эмоциональный срыв? На шестом-то уровне счастья?

– Ну, знаете, если так судить. Не вся же жизнь сводится к работе.

– Именно, – продолжал мужчина, – но, согласитесь, вызван ваш негатив тесным взаимодействием с людьми. Дурные они или нет, это другой вопрос. Но каждый человек во главу угла ставит свои личные желания, и добивается он исключительно их исполнения. Не пора ли перестать тратить драгоценное время жизни на борьбу с желаниями других, и просто начать заботиться о себе?

Я откинулся на спинку и с недоверием смотрел на него.

Мне было неприятно, что он вот так просто перечёркивал мою жизнь. И я ответил довольно грубо:

– Вы хотите сказать, что вы не заключили соглашения о сотрудничестве и живете на пособие. А не кажется ли вам, что отрицая общество, жить самому всю жизнь на его подачки, это не только противоречие своим принципам, но и не лучший путь к счастью?

– Если общество считает это справедливым, то, как вы можете с этим не соглашаться? – усмехнулся мужчина. – А в принципе совершенно неважно, как хлеб насущный посылает Бог. Всё в его руках.

– Вы – монах? Но церковь и общество не отказываются от сотрудничества, в отличие от вас.

– Нет, я не монах. Я не признаю и церковные иерархии. Что такое, по сути, церковь, как не удержание религиозного человека в рамках государства?

– Простите, я не понимаю тогда, какой вы веры?

– А какая разница как называется вера? Что вам даст название? Оно как яркая красочная или необычная упаковка, внутри которой может скрываться всё что угодно. Я глубоко убеждён, что путь человека – путь индивидуальности, путь духовного совершенствования и отрешения от соблазнов. Он невозможен в обществе. Он возможен только наедине с собой. Конечно, совсем уйти от общества, как вы могли заметить, вряд ли удастся. Но такие контакты вполне можно свести к минимуму, – он задумался, и пару минут мы сидели молча, наконец, он снова заговорил, поглаживая окладистую седую бороду:

– Знаете, за мои сорок пять лет, что я ушёл из мира, этих контактов было должно быть не более пяти. Конечно, с договором о Сотрудничестве Общество сделало шаг в своём развитии. При Хранителях вряд ли можно было спокойно отказаться от Общества и куда-то уйти, не говоря уже о том, чтобы пользоваться его услугами при необходимости. Как видите, даже так называемые асоциальные люди вроде меня с нулевым статусом, вполне могут купить себе билет на поезд. Правда, рядом с пассажирами подобного же статуса. Но меня это особо не тревожит. Главное добраться до места.

Я удивлённо рассматривал его:

– Вы уже сорок пять лет, как ушли из Общества, а сколько же тогда было, позвольте спросить? И почему вдруг? Куда?

– Как много вопросов, – улыбнулся Цэо, – хотя вполне понятно. Мне тогда только исполнилось тридцать. Почему? Думаю, это не столь интересно, у каждого свой путь. В общем можно сказать, что я, как учёный-историк, всерьёз увлёкся философско-религиозными идеями, которые и с подвигли меня на это шаг. В то же время, я – неплохой травник практикующий врач, и, как понимаете, мог всегда иметь средства к существованию. Я – отшельник, но не отказываю тем, кто обращается за помощью.

– Никогда бы не подумал, что вам восемьдесят.

– Йога. Слышали?

– Да, конечно. Даже увлекался одно время, студентом ещё. А скажите, что вынудило вас, отшельника, сейчас предпринять такое путешествие?

– Просьба. Я ушёл из мира, но друзья мои остались. От них я не мог, да и не хотел уходить. Не физически, конечно, вы меня понимаете?

Я кивнул.

– Когда я очень нужен кому-то из друзей, то я прихожу. Вот и теперь понадобились мои знания целителя.

С тихим шорохом поднялись металлические пластины: в центре – большая супница, с торчащей из неё ручкой половника, большая тарелка с хлебом и два стакана с какой-то жёлтой мутноватой жидкостью. В металлической ёмкости перед каждым из нас – по две небольшие тарелки: в той, что поменьше – похоже, салат из тёртой морковки и редьки; в другой – макароны с пришлёпнутой сверху котлетой странного серого цвета.