«Всё кончено, всё кончено, – стучало в голове. – Она вычеркнула меня. Забыла. Никогда не простит. Что я могу сделать? Дурак! Дурак! Пропал на девять лет. Девять лет – долгий срок. Ничего уже не исправить, – навалилась тоска безнадёжности. Захотелось тоже, как и Линде забыть всё и уснуть навсегда. Ан, стараясь не поддаваться, сжал зубы, кулаком стукнул в стену. – Не дождётесь! И Линду не отдам! Надо поговорить с Робом, пусть убедит её, что я друг. Пропадёт она тут. Пропадёт! Надо сходить к её отцу за разрешением на брак, не совсем же он подлец, не хочет же он гибели собственной дочери! Увезу её отсюда в Элизии, она будет свободной, сможет найти себя, а мне ничего не надо! Ничего! Только знать, что с ней всё хорошо. Только бы Линда согласилась! Только бы согласилась!».
***
Ан связался с Робином, и они договорились вечером, когда Робин закончит работу, встретиться. День был в разгаре, когда Ан вышел из лечебницы и, вызвав такси-электромобиль, отправился к родным. Они долго не виделись, но почти еженедельно обменивались видео сообщениями, и потому Ан был в курсе событий. Он знал, что после того, как тётя получила наследство, дела у семьи пошли в гору. Они переехали в свой дом, но Семён Игнатьевич прежнюю работу бросать не захотел, и каждое утро отправлялся в пекарню, до тех пор, пока Сандра не настояла на том, чтобы отец уволился. Семён Игнатьевич долго отнекивался, но возраст и подорванное здоровье взяли своё, и он, наконец, согласился. Посидев дома без дела, отдохнув и поправив здоровье, он захандрил, и хотел было уже опять проситься в пекарню, но Сандра, которая к этому времени решилась и открыла издательское дело, осуществив свою давнюю мечту стать журналистом, уговорила отца работать у неё. Семёну Игнатьевичу миролюбивому и общительному по натуре пришлась по душе должность администратора. Все были довольны: Семён Игнатьевич тем, что снова при деле, а Зинаида Фёдоровна и Сандра тем, что отец больше времени проводил дома и не надрывался у печи. Возраст все-таки.
Ан взглянул на браслет – половина первого. Он думал застать дома только Зинаиду Фёдоровну, которая после получения наследства и покупки дома, уволилась и занялась домашним хозяйством.
***
Ажурный чугунный забор, вдоль которого навигатор вёл машину, наконец, прервался невысокими в полтора человеческих роста воротами. Рядом на розовом мраморе столбе Ан увидел табличку с высеченными на ней позолоченными буквами:
«ВНИМАНИЕ! ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ! ПРОХОД ЗАКРЫТ!
Коттеджи № 35 – 45
Проход только собственникам и по приглашению. Для связи задействуйте переговорное устройство».
Под сообщением чёрная стрелка указывала на небольшой кодовый замок с переговорным устройством. Ан приложил браслет к коммуникатору, расположенному на приборной доске автомобиля. На коммуникаторе загорелся зелёный огонёк и через пару секунд ворота дрогнули, и стали тихо открываться, автомобиль уверенно помчался вперёд. Проехав почти до конца шоссе, с двух сторон которого расположились коттеджи, электромобиль остановился у самого последнего из них под синей крышей с корабликом – флюгером. Ан вышел и, отпустив машину, направился к дому.
***
Дверь открыл домашний робот-помощник. Ан представился, но не успел робот отправить запрос, как послышался вопль:
– Ма! Ан приехал! – Сандра скатилась с лестницы огненным вихрем, и кинулась обнимать Ана.
– Здравствуй, милый! – из комнаты вышла Зинаида Фёдоровна.
– Привет!
– Что же ты не сообщил, что собираешься приехать!
– Надолго?
– У тебя что-то случилась или проведать приехал?
Зинаида Фёдоровна и Сандра обнимали его, гладили по голове, по плечам, наперебой расспрашивали, поворачивая, каждая к себе. Ан смеялся и шутливо отбивался от них.
– Здравствуйте, здравствуйте! У меня всё хорошо. Вот приехал навестить. Как ваши дела? А где дядя? Здоров ли?
– Здоров, здоров, что мне будет-то, – послышался бодрый басок, Ан обернулся и увидел дядю, спускающегося со второго этажа. Он пополнел, густая шевелюра сильно поседела и поредела, но выглядел бодро. Семён Игнатьевич быстро сошёл со ступенек, подошёл к Ану и обнял его. Отстранил от себя, рассматривая.
– Ты изменился, совсем взрослый стал. Мужчина! – удовлетворённо хмыкнул он и стукнул Ана по спине. – Молодец, что приехал, расскажешь о себе, а то замучили эти сплетни-слухи, – он недовольно покосился на женщин. – Пошли в кабинет, поговорим.
– Куда в кабинет? – Всполошилась тётя, которая с тревогой всматривалась в бледное усталое лицо племянника. – Зачем в кабинет-то с дороги! Совсем, старый, из ума выжил. Дай мальчику покушать, отдохнуть. Успеете ещё наговориться. Ты ведь погостишь, сынок? – она вопросительно – просительно посмотрела на Ана.
– Конечно, погощу, тётушка. Правда, не долго, работа…, но дня два – три погощу.
– О! всего пару дней! – пригорюнилась Зинаида Фёдоровна. – Я думала, что у тебя отпуск, поживёшь месячишко хоть…
– Ну, что ты мама, какой месячишко. Ан же работает над созданием глобального искусственного интеллекта, он главный специалист! Я же тебе говорила, – Сандра с любопытством повернулась к Ану – это правда? Я в интернет – новостях читала. Почему ты сам не писал?
– Да, правда, но собственно пока писать-то не о чем, мы только начали, дядя же всегда говорил, что нечего языком молоть раньше времени, – улыбнулся Ан.
– Ну, вот, что я говорила! – торжественно посмотрела она на родителей. – А вы не верили.
– Ну, почему не верили, – смутился дядя, – просто я не думал, что так быстро. Извини, Ан, но ты был таким мямлей.
Ан и вслед за ним все рассмеялись. Ан почувствовал себя дома, будто и не было этих девяти лет, и не уезжал он из элизия.
– А интернет-информация у вас поставлена отлично.
– А то! – воскликнула Сандра.
– Ты ещё не читал наш журнал, – дядя выпятил грудь и похлопал по плечу дочь. – Девочка моя – умница. Её интернет-журнал «Элизий «Сады Приуралья» первый в рейтинге СМИ нашего элизия. Да что там, нашего! Мы уже третий месяц, как вышли на мировой уровень! Наш журнал единственный, который начали покупать в других элизиях. И подписчики растут, как грибы после дождя.
– С таким администратором, – Сандра чмокнула зардевшегося от гордости отца в щёку, – нашим подписчиком станет весь мир.
– Вот как! – Ан во все глаза смотрел на отца и сестру, – Здорово! А о чём твой журнал?
Сандра махнула рукой:
– Да! Актуальные новости из жизни элизия, истории подписчиков, да много всего. Пошли, глянешь, если хочешь.
– Всё! Хватит! – прервала её тётя. – Потом хвалиться будете, а сейчас мыть руки, и все к столу, обед простывает. Успеете наговориться.
Обед за разговорами пролетел незаметно. После обеда все разошлись по своим делам. Тётушка занялась хлопотами к праздничному ужину, Сандру и Семёна Игнатьевича ждал их интернет-журнал.
– Отдохнёшь? Я приготовила тебе комнату на втором этаже, – спросила Зинаида Фёдоровна.
– Позже. Мне нужно уйти ненадолго.
– Уйти? Куда это?
Ан молчал. Тётя внимательно смотрела ему в глаза, наконец, вздохнула и сказала:
– Ты из-за неё приехал? Бедная девушка, вот не повезло ей с отцом, упёрся, как баран, да и у неё видно такой же характер. Нашла коса на камень, но он-то тёртый калач, куда она против него воли, вот и сорвалась. В элизии её все очень жалеют.
Ан потёр лоб.
– Да, мне Робин сообщил.
– Ты же любил её, от тётушкиного сердца ничего не укроется. Что думаешь делать?
– Не знаю. Она прогнала меня.
– Ну, знамо дело, что прогнала! Ты ж как уехал, так и носу сюда не казал, да и не звонил ей небось?
– Не звонил.
Зинаида Фёдоровна сокрушённо покачала головой.
– Я постараюсь помочь, чем смогу.
– Да чем сможешь-то, если она будет не согласная?
– Придумаю, что-нибудь. Поговорю с её отцом.
– Ну, поговори, поговори, – задумчиво проговорила тётя, вытирая белоснежным полотенцем вымытую посуду. – Хотя будет ли от этого толк? – она покачала головой. – Ты лучше сегодня не ходи, – посоветовала она. – Отдохни с дороги, вечером свои соберутся, и Робин обещался, посоветуешься, разузнаешь получше, что да как. Чего горячку-то пороть? Обдумаешь всё, а уж завтра.
Ан с интересом посмотрел на Зинаиду Фёдоровну:
– Робин? К вам Робин захаживает?
Зинаида Фёдоровна улыбнулась:
– Захаживает, захаживает. Очень сердечный человек, настоящий доктор. Он Семёна Игнатьевича на ноги поставил, когда того инфаркт разбил.
– Инфаркт! – воскликнул поражённый Ан. – А что же вы мне ничего не сообщали?!
– Да чего сообщать-то? Да и связь с Творцами-родственниками разрешена только раз в неделю. Пока бы написали письмо, пока бы оно дошло, а тут и лучше отцу стало, спасибо Робину, в три дня его на ноги поставил. Правда, потом месяц он у него был «под арестом», – засмеялась тётя, – лично проверял его распорядок дня и меню. Меня даже в оборот взял, дай ему Бог здоровья, со здоровым питанием. С тех пор и захаживает к нам. А как у Сандры журнал пошёл, так он и в редколлегию их входит. Всё сидят материалы обдумывают, колдуют там чего-то, говорят, чтобы заинтересовать читателей, пропагандируют здоровый образ жизни. Придёт вечером на ужин Робин, придёт, не сомневайся, как не прийти?
– Так, может у Робина с Сандрой? – Ан, улыбаясь, вопросительно посмотрел на тётю.
– Что? Да нет! Что ты. У него ж Люська!
– Люська? – Ан задумался, вспомная, как Робин пришёл провожать его, держа за руку маленькую кудрявую белокурую девочку лет пяти. – Я знал её, она же, кажется, немая?
– Ну да, немая была, так Робин её уже лет пять, как вылечил, поднатаскал по предметам и теперь она учиться в твоей школе. Директор-то ваш, Григорий Тихонович, душевный человек, помог ей поступить. Теперь вот Люська первая болтушка – хохотушка в элизии. Хорошая девушка, умница и добрая очень, наверное, тоже доктором будет. Да ты увидишь её сегодня, она с Робином придёт, они друг без друга никуда. Робин-то опекуном у неё, а она уже невестится, глаз с Робина не сводит.
***
Последние искры фейерверка, отсверкав, погасли. Последние взрывы смеха и возгласы гомонящей компании затихли. Последние звуки музыки растворились в тишине заснеженного ночного леса, совсем близко подобравшегося к дому Коровиных. Последних гостей увезли вездесущие, никогда не дремлющие такси. Уже полусонную Люську, никак не хотевшую оставлять Робина одного, увёз помощник-робот домой.
Зинаида Фёдоровна устало дремала в гостиной перед затухающим камином рядом с уснувшим Семёном Игнатьевичем, голова которого покоилась на её плече. Надо было бы встать и пойти спать, тело размякло и ломило, возраст и суматошность прошедшего дня давали о себе знать. Надо было бы…. Но Семён Игнатьевич так мирно похрапывал на её плече, держа её руку в своей, что ей не хотелось шевелиться. В сонном затуманенном сознании проносились клочки-воспоминания её юности, когда она только-только познакомилась с Семёном, и они долго гуляли по берегу реки, и как теперь, он держал её руку. Её голова клонилась к мужу, пока не коснулась его головы. Так они и спали, прижавшись друг к другу. Сандра тихо накрыла их пледом и вышла, осторожно прикрыв дверь. Поднялась на второй этаж, где её ждали Ан и Робин.
– Уснули, – сказала она, входя, – сдавать стали наши старики, – грустно добавила она. Подошла к окну. Мертвенно–белые сучья деревьев раскачивал ветер и, казалась, что они рвутся из промозглого холода, спешат, размахивая ветвями, подобраться поближе к тёплому дому, прижаться к нему, чтобы отогреться. – Март уже, а зима не хочет уходить, – несмотря на то, что в комнате было жарко, Сандра зябко поёжилась. Наконец, тряхнула головой и подошла к мужчинам, которые сидели за компьютерным столом, всматриваясь в экран монитора.
– Ну, что вы уставились в один монитор-то? – пальцы её быстро пробежали по клавиатуре под компьютером и экран развернулся: справа и слева монитора засветились две виртуальных его копии, с миниатюрными клавиатурами под ними на столе.
– Угу, спасибо Сандра, при хозяйке лазить в управление её компа не очень, – улыбнулся Робин.
– Хм, какие мы щепетильные, – хмыкнула Сандра. – Ну, что тут у вас?
На экране был открыт чат журнала «Элизий «Сады Приуралья». Несмотря на позднее время, часы показывали уже половину первого ночи, в открытом чате журнала шло жаркое обсуждение статьи вчерашнего выпуска – «Отказ от роботизации: вред или благо?». Робот-бот следил за порядком и в нужные, особенно горячие моменты, призывал помнить о колоссальной роли Хранителей и бесконечной благодарности за их деятельность на благо человечества. Призывал к тому, чтобы предложения читателей и их высказывания носили конструктивный характер, и не нарушали главную цель журнала – указывать на отдельные незначительные негативные явления, которые нарушают, установленный миропорядок, являющийся лучшим и самым прогрессивным из всех времён. Споры на мгновенье затихали, чтобы вскоре вспыхнуть с новой силой.
Сандра переключилась на приватный чат.
Здесь было около двухсот человек.
– Тут только доверенные лица, с которыми можно обсудить, как вместе действовать, чтобы добиться реального результата в трудовых спорах. Надёжные люди, проверенные. Все входят в официальное общество взаимопомощи Созидателей.
Ан, просмотрев программы доступа, покачал головой:
– Кто вам программу доступа-то писал? Её же сломать можно за две минуты.
– Ну, вот и займись этим, – проворчал Робин. – Ты же у нас главный специалист.
– И займусь. Пару дней ещё пробуду у вас, настрою, но всё равно, это не дело вот так, в открытом канале. Надо вас в мой личный канал перевести. Там уже стопроцентная гарантия, что никто посторонний не сунет свой нос.
Ан откинулся на спинку трансида, посмотрел на Робина и Сандру:
– А вообще вы – молодцы. Не ожидал.
– А чего ты ожидал? – Сандра задиристо подняла подбородок. – Что мы тут серое быдло, никому не нужные лишние, которые только и знают, что с покорностью горбатятся на хозяев да в редкие свободные минуты стремятся забыться в «Черепахе» или в «Сигаре»? Мы тоже люди, Ан, и хотим жить по-человечески, а не быть просто заменой роботов!
Ан потянулся и обнял её, поцеловал в макушку. Она повела плечами, высвобождаясь и сердито смотря на него.
– Нет, вот ты мне лучше скажи, как ты, весь такой правильный, весь такой разумный, Творец, прости Господи, вот как ты можешь спокойно мириться с этой жизнью? И вообще мне непонятно, для чего ты живёшь? Чего ты там творишь-то? Ну, нафига тебе искусственный интеллект? Над чем он размышлять будет? Вот расскажи, пожалуйста, а мы с Робином послушаем! Просвети нас, чем он людям-то поможет, этот интеллект твой, нам, простым людям?
Ан молчал, постукивая пальцами по столу, потом встал и в волнении прошёлся по комнате.
– Ан, что с тобой? – спросил Робин, – Что случилось?
– Ребят, вы не представляете, что я пережил за это время.
Сандра и Робин с удивлением смотрели на него.
– Что случилось, Ан, ты имеешь в виду встречу с Линдой?
– Нет, Роб, я имею в виду, как моя мечта превратилась в орудие мести.
– Что?! – одновременно воскликнула Сандра и Робин.
– Сядь, уже и расскажи всё нормально, – Сандра схватила его за руку и потянула к трансиду.
Ан сел. Робин и девушка сели рядом, не сводя с него глаз.
– Начать следует с того, что я узнал, что Главный Хранитель виноват в смерти моих родителей, – начал рассказ Ан. – В детстве, катаясь зимой в тайге на снегокатах, я стал невольным свидетелем ранения и ареста учёного, вся вина которого была только в том, что он сделал замечательное открытие и принёс его Хранителям. Открытие испугало их, испугала возможность потери контроля над ресурсом, который мог стать общедоступным. И это стало первым шагом к преступлению: арест учёного, убийство свидетелей этого ареста. Почему я выжил, для меня осталось тайной. Должно быть, частичное стирание памяти убедило преступников в их безнаказанности. Но я вспомнил. Всё вспомнил, и решил отомстить. Чем больше я узнавал о Хранителях, о мире, который они создали, о том, что их единственной целью стало желание сохранить незыблемым власть, которая приносит им сверхприбыли, что это желание срослось с инстинктом самосохранения, и ничто уже не могло изменить его, тем сильнее мечтал уничтожить эту власть, освободить Землю от мёртвых пут. Уничтожить Главного Хранителя – конкретного виновника моей личной трагедии? Чтобы бы это дало? Ровным счётом ничего. Быть может, потешилось моё самолюбие, я был бы горд, что совершил возмездие и только. Жизнь бы от этого никак не изменилась. Место прежнего Главного Хранителя занял другой, и всё осталось бы по-прежнему. И тогда, тогда я решил, что моя мечта должна не только осуществиться, но и помочь избавить мир от этой скверны – лишить Хранителей власти над людьми, благо обстоятельства сложились таким образом, что у меня появилась реальная возможность осуществить это. Сандра, ты спросила, как может искусственный интеллект помочь простым людям?
Сандра кивнула.
– Так вот, Сандра, искусственный интеллект не только может помочь простым людям, он может лишить власти и влияния Хранителей. Он может взять на себя их чиновничьи функции и положить конец стяжательству и бюрократизму. Он может просчитать не то, как и за счёт кого, выгоднее набить себе карманы, а как эффективнее и выгоднее для каждого члена общества управлять ресурсами Земли. Ему ничего не надо: ни славы, ни денег, у него нет амбиций, у него есть только одна заданная цель – цель, которую ему поставим мы-земляне – как сделать жизнь общества лучше, какая из многочисленных моделей приведёт к эффективному развитию человечества. Вы можешь представить себе такого чиновника сейчас?
Они молчали.
Наконец, Робин спросил:
– Ты хочешь сказать, что ты работаешь над искусственным интеллектом, который заменит Хранителей? И Хранители позволили тебе этим заниматься?
– Конечно, не позволили. Официально по заданию Главного Хранителя я работаю над глобальным искусственным интеллектом, который позволит установить тотальный контроль за настроением и действиями каждого человека. Тотальная слежка. Вы представляете, к чему это может привести?
– Если такое случится, то можно поставить крест на будущем. Ан, тебя нужно убить, чтобы не допустить подобное, – Робин серьёзно смотрел на друга.
– Я сам себя убью, если это допущу. Я убедил их, что это дело очень сложное и мне нужен, как минимум год, чтобы адаптировать глобальную сеть и подключить к ней искусственный интеллект. Но время бежит быстро. Катастрофически необходимо успеть создать дублирующий контур управления и подключить его к искусственному интеллекту. Но я один не смогу этого сделать. Мне нужна ваша помощь.
– Наша помощь? – Сандра удивлённо смотрела на Ана. – Но что же мы можем сделать?
– Всё, Сандра, всё! Твой журнал выходит на мировой уровень. Я уверен, что Робин через него налаживает связь с другими элизиями. Должно быть, в приватном чате уже есть кто-то из них?
– Да, есть несколько человек, у нас для каждого элизия своя приватная комната.
– Это очень хорошо, очень хорошо. Но нужно быть крайне осторожными! И хотя я убедился, что Хранители, осознавая свою безнаказанность, довольно беспечны в вопросах безопасности, но любое неверное движение может этому положить конец. Ребята, – он взволнованно смотрел на них, – скажите мне главное, мы вместе?
Робин переглянулся с Сандрой.
– Ну, Ан ты даёшь. Огорошил. Надо всё обдумать, но, конечно, мы вместе! Да, Сандра?
– А то! Когда я была против хорошего дела?
– Отлично! Только пока никому ни слова. Вернусь, подключу вас к своему личному каналу, разработаем систему конспирации, а пока подумайте, кому можно доверять на все сто. Только помните, что от вашего решения будет зависеть успех нашего дела. Обо всём должны знать только мы трое. Места выхода второго контура управления Землёй в глобальную сеть мы обсудим позднее. Надо будет продумать, на ком замкнутся выходы, кто в нужный момент сможет переключить управление на глобальный искусственный интеллект. Осторожно постарайтесь узнать, кто из доверенных людей работает или имеет доступ к существующим компьютерным системам управления. Это будет самым важным в ближайшее время. Но не говорите никому ни о чем. Пока. Ни одной живой душе. Это сейчас самое важное.
– Озадачил, – Робин потёр лоб. – Не беспокойся, подумаем. А как же Линда? – вдруг спросил он.
В комнате повисла напряжённая тишина. Наконец, Ан решительно взглянул на Робина:
– А что Линда? Это дело частное, она никак не может повлиять. Линду я увезу отсюда, со мной она будет в безопасности. И да, Робин, я бы хотел просить тебя поговорить с ней, она сердита на меня и не хочет видеть. Я, конечно, виноват, но здесь ей гибель, должна же она понимать! Я считаю, что единственный выход – фиктивный брак.
Сандра насмешливо фыркнула:
– Фиктивный?
– Да, Сандра, я бы и рад был бы, но она и слушать не хочет. Фиктивный брак был бы реальным выходом для неё. Убеди Линду, Робин, мне ничего не нужно от неё, лишь бы она была свободна и в безопасности, – Ан просительно смотрел на Робина.
– Да, что я могу-то, Ан? Ты же знаешь женщин, если что втемяшат себе в голову, то никто их не переубедит.
– Прошу тебя, Роб!
– Хорошо, я поговорю, конечно, постараюсь убедить, но не знаю.
– Я завтра к её отцу. Постараюсь убедить его дать согласие на брак.
– Ей что пять лет? – фыркнула Сандра. – Да и потом, я на все сто уверена, что её отец никогда не согласится, только зря потратишь время и нервы.
– Не в возрасте дело. Брак Созидателя с Творцом и переезд его в Элизиум возможен только по специальным правилам, и одно из них – согласие родителей, которые останутся без поддержки. Другое же – отказ отца дать такое разрешение. Только ссылаясь на отказ, возможно открыть дело в суде и по суду получить право на брак, а я постараюсь заручиться поддержкой Главного Хранителя или его сына.
– Роем под Главного Хранителя и к нему же за поддержкой, – усмехнулся Робин.
– Да не против Главного Хранителя! Если бы он был причиной всех бед, то ликвидировать его было бы несложно. Надо систему изменить, один человек ничего не может!
– Да не горячись ты, я пошутил. Слово нельзя сказать.
– Ну и шуточки у тебя, – набычился Ан.
– Ладно, забыли, – Сандра поднялась. – У меня голова кругом, нужно всё обдумать. Пошли спать, уже скоро три ночи.
– Пока. Спокойной ночи.
– Спокойной, хотя какая тут спокойная ночь, – Сандра ушла к себе.
Робин хлопнул Ана по плечу:
– У тебя завтра не простой день. Ты с утра к Лебединским?
– Да, пораньше пойду, а потом к тебе в лечебницу, навещу Линду. Если успеешь, поговори с ней, пожалуйста.
– Поговорю. Давай. Пока. Я рано уеду в больницу, увидимся там.
– Хорошо. До завтра.
Они разошлись по комнатам.
***
Пётр Степанович и Клавдия Егоровна Лебединские, как обычно в это раннее утреннее время, пили в столовой чай с первой выпечкой их комбината «Хлебный Дом». По заведённому Петром Степановичем тридцать лет назад правилу каждое утро ровно в половину седьмого посыльный приносил в их дом коробочку, доверху наполненную свежеиспечённой сдобой и хлебцами из партий, готовых к отгрузке по булочным элизия. А в семь часов всё семейство уже сидело за столом и пило чай. Пётр Семёнович признавал только чай, и притом исключительно травяной, всё остальное считал не достойным хлеба. Сам же глава семьи относился к установленному ритуалу трепетно, смакуя каждый кусочек ароматного хлеба и наслаждаясь запахами, распространявшимся по всему дому. Курьер в это время сидел на кухне, тоже пил чай и ждал, когда робот-помощник Арсений принесёт из столовой разрешение от Лебединского, что хлеб можно отгружать в булочные.
Сегодня они были вдвоём: Пётр Степанович и Клавдия Егоровна. Пётр Степанович сильно располнел и полысел, но характером не изменился. Всё также ценил больше всего на свете хлеб, своё дело и своё слово. Клавдия же Егоровна теперь казалась как будто ниже ростом, но всё такая же прямая и хлопотливая, бесконечно любящая свою семью. Годы похоже не пощадили её ещё больше, чем главу семейства. Она сильно постарела и очень похудела, и уже не напоминала бравого гусарского гренадёра, а скорее всклокоченного растерянного воробья, которого случайно окатили водой.
Пётр Степанович допил третью чашку чаю, и, откинувшись на спинку трансида, позвал Арсения.
– Что, Арсений, газеты доставили?
– Да, Пётр Степанович, доставили. Сейчас принесу.
Пётр Степанович не признавал новости, ни в каком виде, кроме как напечатанными в газете. Интернет, телевидение, радио, просто услышанное – всё он считал сплетнями и, хотя любил послушать, не верил им, но напечатанное слово, остро пахнувшее типографской краской, для него было объективной и непреложной истинной, и потому каждое утро он требовал себе свежих газет. Знакомые и компаньоны, зная такую его странность, за глаза посмеивались над ним, но не могли не признать, что только вот на таких чудаках ещё и держится почти умерший газетный бизнес элизия.
Арсений развернулся и, чуть поскрипывая на поворотах, резво вышел из комнаты.
– Отец, я с тобой поговорить хотела, – тихо сказала Клавдия Егоровна.
Пётр Степанович поморщился.
– Клавдия Егоровна, ты опять? Ну, сколько можно-то.
– Дочь же она нам, Пётр Степанович!
Мужчина раздражённо смахнул крошки со скатерти.
– И что?
– Как что? Ты вспомни, как мы ждали её рождения, как лелеяли. А теперь? Ты что, хочешь её смерти?
Пётр Степанович побагровев с трудом поднялся.
– Дура! Не сметь, так со мной разговаривать! Ты ничего не смыслишь, из ума уже выжила. Причём тут дочь или не дочь? Тут решается дело всей моей жизни, как ты не можешь понять своим умишком! Если Линда не выйдет замуж за Григория, то его семья прекратит продавать нам зерно. Из чего мы хлеб будем печь? У них же в руках весь зерновой рынок! Ты подумала своей тупой головой? Её глупый норов всё перечеркнул. И ради чего? Просто из-за прихоти! Ладно бы жених был кривой или инвалид, или древний старик, или стервец какой – так нет, хороший же парень. Какого ей рожна надо-то? – он стукнул кулаком по столу так, что чашки подпрыгнули, – пусть вот посидит и подумает, как плевать на родного отца. Ничего с ней не случится. – Он пошёл к выходу, около двери остановился и обернулся к плачущей жене. – И не сметь больше заговаривать о ней! Пока не согласиться выйти замуж, она мне не дочь и знать её не хочу! И запрещаю тебе её навещать. Понятно? – он вышел, в сердцах хлопнув дверью.
Клавдия Егоровна, оставшись одна, тихо плакала. Немного успокоившись, она вытерла белым кружевным платочком, который достала из-за обшлага рукава, щёки и, прерывисто вздохнув, пошла к себе. Что могла она сделать? Как помочь любимой дочери? Как успокоить мужа? Сердце её разрывалось. Она искренне не понимала, как эти так любимые ею люди, смогли стать почти врагами! Почему? И как всё исправить, вернуть в дом давно забытый покой и радость. Эти мысли не оставляли её ни на минуту, она не понимала, как может чувство заменить дело, пусть даже очень любимое дело, ведь любое дело – не самоцель, это что-то ради любимых, а если любимые страдают, то зачем это дело? Неужели считать себя первым хлебопёком элизия лучше и комфортнее, чем считать себя любящим и любимым отцом и мужем?! Как такое может быть? Она не понимала, а потому не знала как вести себя, не видела выхода из этой, казавшейся ей безысходной ситуации, которая разрушала весь так бережно хранимый ею семейный уклад.
Дом погрузился в тревожную тишину.
***
Ровно в одиннадцать часов Ан стоял у дверей дома Лебединских. Раньше прийти не позволял этикет, а дождаться более позднего часа визита у него не хватало терпения. Верил ли он в успех задуманного? Нет, не верил, но он не мог отказаться от того, что должен был сделать. Ан нажал звонок. Ему открыл совершенно седой чуть сгорбленный старик, что впрочем, не мешало ему держаться с большим достоинством. Он строго взглянул на Ана.
– Чего изволите, молодой человек?
– Здравствуйте, Клим Ильич, сообщите, пожалуйста, Петру Степановичу, что пришёл Андо Альденис. Просит о встрече.
Клим Ильич выслушал Ана, пожевал в задумчивости губами, и видимо решился, чуть поклонился и отошёл в сторону:
– Прошу вас пройти и обождать, располагайтесь, – он указал на небольшой трансид рядом с огромным во всю стену зеркалом и маленьким столиком около него.
Дождавшись, когда гость удобно устроится, Клим Ильич медленно пошёл по белой мраморной лестнице на второй этаж. Доложить.
***
Пётр Степанович был в галерее. Он любил в минуты душевного беспокойства бывать тут. В детстве он мечтал научиться рисовать, но в школе не увидели в нём талант художника и не направили в художественную школу. Юный Пётр смерился, ему и в голову не пришло сомневаться в объективности оценки его способностей. Он нашёл своё призвание в другом, но любовь к живописи сохранилась у него на всю жизнь и вылилась в страсть к коллекционированию картин. Его коллекция не только была редчайшей в элизии «Сады Приуралья», но и ценилась, как мировая редкость. Всё свободное время Пётр Степанович проводил здесь, рассматривая картины или просматривая новые художественные каталоги. Одна из премий в художественной школе элизия носила его имя и спонсировалась им. Это была премия за реализм в живописи. Он больше всего на свете ценил, как он выражался «правду жизни».
И сейчас любитель живописи держал в руках небольшую миниатюру, специально написанную для него и приобретённую им несколько дней назад. Чуть запрокинув голову, он наслаждался тонкими едва заметными линиями, лёгким контуром обозначившими живой красочный мир. Картина запечатлела момент его жизни: утро, столовая, сам – Пётр Степанович и рядом супруга – Клавдия Егоровна, за утренним чаем, когда на столе в плетённых ажурных корзиночках лежит хлеб. Картина была великолепной и очень реалистичной. На ней не только супруги выглядели естественно, но, казалось, что художнику удалось передать всё, что так любил Пётр Степанович в хлебе: хрустящую корочку, румяные бока сдобы, обсыпанные сахарной пудрой, даже казалось, что если долго смотреть на неё, то можно было ощутить аромат выпечки.
Тихий стук в дверь оторвал Петра Степановича.
– Да! Войдите! – недовольно сказал он.
Вошёл Клим Ильич и чуть поклонился.
– Чего тебе, Клим?
– Пришёл Андо Альденис. Просит вас принять. Что ему передать?
Пётр Степанович вздрогнул и уставился на Клима Ильича.
«Явился! Зачем явился? Узнал где-то? Линду забрать хочет! А вот хер ему, а не Линда! Как посмел?! Выгнать! Выгнать! Нельзя…. Говорят, он чуть ли не правая рука Главного Хранителя. Ещё пожалуется. Надо принять. Узнать что понадобилось, выказать уважение, но не сюсюкать. Не могу…. Не могу я видеть эту мерзкую рожу! Это он настроил дочь против меня, гад, всю жизнь ей испортил! И зачем только явился? Не понимает что ли? Забыл, как я вышвырнул его из дома? И где принять? В кабинете? Нет, тут приму! Пусть вспомнит, как вылетел отсюда, если вдруг запамятовал…».