В любой другой день она, возможно, сделала бы себе пару здоровенных сэндвичей и, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, отношений с коллегами и своего одиночества, села бы снова за компьютер. Но сегодня Лиза словно открывала себя заново. Первым делом она набрала ванну и долго наслаждалась ласковой теплой водой, не замечая ни потрескавшейся кафельной плитки, ни ржавых давно не знавших ремонта труб. Потом, закутавшись в толстый уютный халат и высушив волосы махровым полотенцем, Лиза заварила крепкого чая с медом, выключила на кухне свет, зажгла миниатюрную масляную лампу с блошиного рынка и уселась возле окна. Она пила чай острожными глотками, то и дело ставя чашку на широкий подоконник.
По переулку, на который выходили окна Лизиной квартиры, мотался грохочущий мотоцикл. Лиза некоторое время наблюдала за его хаотическими передвижениями взад и вперед, пытаясь найти им хоть какое-то объяснение. Не найдя в громкой трескучей езде никакого смысла, кроме желания вывести из себя жителей ближайших домов, она пожала плечами, поставила пустую чашку в раковину и отправилась в спальню. Лежа в кровати, под неутихающий грохот мотора Лиза вернулась к прокручиванию в голове ходов своей игры, стараясь отыскать в них малозаметные на первый взгляд погрешности и логические ошибки. Неожиданно ее телефон издал курлыкаюший голубиный звук, и Лиза, вхдохнув, потянулась за ним.
Сообщение, Вера – Лизе:
"С тех пор, как вернулась в Африку, все вокруг словно подменили, начиная с мистера Шварца. Его внешность никогда не отличалась особой выразительностью, а теперь мне кажется, что он и совсем сделался похожим на грубый эскиз самого себя. Несколько простых линий, и это мой муж. Еще несколько штрихов, и вот весь наш шикарный дом, сад, машины, вся наша жизнь. Все кажется каким-то примитивным и ненастоящим. Я написала тебе недавно письмо, хотелось выговориться и почувствовать, что я сама – нормальный живой человек. А ответа не получила. Похоже, тебе сейчас не до моих проблем. А у меня странное предчувствие из тех, которые сбываются, как ты этому не противься. Кажется, что ничего уже не будет прежним. ”
Заглянув в почту, Лиза увидела, что Верино письмо пришло уже два дня назад.
Она, и правда, его не заметила. История с игрой и тихое, но ощутимое третирование со стороны большинства коллег полностью завладели ее жизнью.
Письмо Веры:
“Опять слишком жарко даже для местного лета. Чтобы развеять поселившуюся в моем сердце тревогу, я предложила мужу съездить на нашу страусиную ферму вглубь материка. Роберт прежде очень любил бывать в этом уютном маленьком домике, доставшемся ему от деда-африканера, но неожиданно он впервые в жизни мне отказал. Он вдруг заявил, что давно хочет продать это чертово ранчо. Его дед и особенно бабка были сумасшедшими, каких мало, воображали себя чуть ли не пророками. У бабки были видения, и она всю жизнь писала книгу чудных предсказаний и рецептов настоев, снимающих проклятья. Что ж, я отправилась на старую ферму одна с шофером и девушкой, которая помогает по хозяйству. Надо сказать, что с тех пор, как я снова ступила на африканскую землю, здесь бушует песчаная буря. На ферме творится настоящий апокалепсис. Ветер несет песок и, как не старайся, он остается в углах комнат, за шкафами и везде, где только может укрыться. Мы с местными уборщицами и моей домработницей отчаянно с ним боремся, и я боюсь представить, что было бы, если бы мы отложили это занятие даже на несколько дней. Все хозяйство вместе с постройками, наверное, уже бы сильно занесло. Вот так и нашли бы нас археологи будущего. И я надеюсь, они как-нибудь обнаружили бы и наше недовольное выражение лиц.
По вечерам сижу здесь одна в старом кресле-качалке, и ничего мне не помогает. Иногда начинает казаться, что все обо мне забыли, и я вообще не существую. Вот, решила тебе написать, чтобы избавиться от смертной тоски. Я стараюсь убедить себя, что удалилась на ферму для того, чтобы разобраться в себе и своем отношении к мужу. Прежде я не ожидала от Роберта ничего, кроме преданного взгляда и желания угодить, но теперь он смотрит настороженно, часто хмурится, вздыхает и избегает моего общества. Он вдруг завел речь о психологах и разных семинарах, которые на каждом шагу и в изобилии предлагаются богатым искателям счастья. Если не торопиться, то можно даже попасть на тренинг к хорошим специалистам на русском языке. Или же получить все индивидуально, чуть добавив в цене. А еще существуют семейные консультации. Учитывая те изменения, которын произошли с Роберитом, я могла бы заподозрить его в измене, если бы не тот факт, что он совершенно к этому непригоден. Мы живем, ах, ты же знаешь, мы живем, как евнух и единственная обитательница дорогого пустого гарема.
P.S. Я решила вернуться обратно на побережье. Я устала сражаться с разбушевавшейся пустыней. И не нашла здесь покоя. Скорее наоборот. По вечерам в доме у меня возникает неприятное тревожное чувство, будто кто-то за мной наблюдает и ждет от меня какого-то шага. Может, это дух блаженной сумасшедшей бабки Роберта, жившей здесь когда-то. И еще почему-то у меня не выходит из головы наша последняя встреча, и эта история с глупышкой Зоей. Словно я вижу, как она открывает запретную дверь, и оттуда медленно выбирается наружу опасная злая сила. Наверное, нервы мои слишком натянуты. Завтра же я отсюда уеду.
Лиза дочитала письмо и перевернулась на бок, зарывшись лицом в большую пухлую подушку. Рев мотоцикла становился уже слишком навязчивым. Этот человек явно решил свести всю улицу с ума. Лиза закрыла уши руками и попыталась представить себе черноволосую красавицу Веру, глядящую вдаль, Веру, встречающую закат в кресле-качалке на старой южноафриканской ферме, Веру в быстронесущемся автомобиле на фоне желто-оранжевой пустыни.
До недавнего времени жизнь Веры с торговцем алмазами, Робертом, походила на волшебное видение, на одну из глав их недописанной книги сказок. Казалось, что существованию Веры, ее сытому неспешному благополучию в почти остановившемся времени ничто не может угрожать. Вере досталась судьба красавицы, угодившей в заколдованный замок. Ее окружали прекрасные предметы, изящные дорогие безделицы. Гардероб Веры уже сам по себе был произведением искусства. Неудивительно, что домработницы тайком открывали ее шкафы, чтобы лишь прикоснуться к тончайшим тканям или вдохнуть аромат духов с горьковатым запахом свежей земли под дождем. Конечно, страж замка, Роберт, не был особенно хорош собой и не мог похвастаться чувством юмора, он даже не был в полном смысле слова мужчиной. Однако он был богат, предан, и он поддерживал Веру во всем. Ее любимая и прекрасная подруга должна была до конца дней оставаться под защитой немногословного бледного южноафриканца.
Внезапно наглый мотоциклист заглушил мотор. Лизе показалось, что он остановился прямо под ее окном. Ей сделалось любопытно, и она поднялась, чтобы выглянуть наружу на ночную улицу. Снег полностью растаял. В свете луны и фонарей темные грани стандартных многоэтажных домов казались острыми, словно вырезанными из плоской бумаги. Улица была пуста, ни мотоциклиста, ни его байка нигде не было видно. Лиза прищурилась и прижалась лбом к стеклу, чтобы получше разглядеть безлюдную ночную дорогу. Абсолютная тишина, четкие прямоугольники хаотично разбросанных освещенных окон, мотоциклист бесследно исчез. Лиза покрутила головой по сторонам и задумчиво хмыкнула.
"Отражения отражений", – сказала она себе, сделала несколько шагов к кровати и вдруг снова услышала короткий взвизг и бульканье мотора. Лиза побежала обратно. Мужчина толкал мотоцикл, идя рядом с ним вдоль тротуара. Где же он прятался несколько секунд назад? Лиза заметила, что из-под шлема торчат заплетенные в косичку темные волосы. Неожиданно мотоциклист остановился и обернулся. Лиза не могла видеть его лица, но не сомневалась, что он глядит на нее. Медленно мотоциклист начал снимать шлем. Лиза отошла от окна и плотно задернула занавеску. Она легла на кровать поверх одеяла и взяла в руки телефон.
«Вера, – начала набирать текст сообщения Лиза, – иногда мне кажется, что наши жизни связаны гораздо более крепкими нитями, чем мы сами догадываемся. Я грущу, и у тебя там тоже параллельно что-то неприятное случается. Я в смятении из-за своего проекта, а у тебя свирепствует жестокая песчаная буря. Не теряй присутствия духа, знай себе цену, и все наладится. Я тоже буду стараться».
До нее донесся приглушенный шум лифта. Он остановился на ее этаже. Лиза положила телефон рядом с собой, приподнялась на локтях и прислушалась. Через секунду она вздрогнула и быстро опустила ноги на пол. Раздался пронзительный дверной звонок. Стараясь не шуметь, на цыпочках Лиза подошла к двери, осторожно приблизилась, выглянула в глазок и отпрянула назад. На площадке стоял все тот же мотоциклист, шлем с гребнем он держал в руке, лицо его скрывала от Лизы черная балаклава. Она разглядела лишь темные прищуренные глаза, окруженные сетью морщинок. Звонок снова зазвенел, и на этот раз непрошенный гость не отпускал кнопку целую вечность. Лиза зажала уши руками и побежала к кровати за телефоном. Неожиданно звонок стих, и она услышала звон ключей и скрип в замочной скважине. Схватившись за телефон, Лиза судорожно попыталась набрать общий номер спасения. Человек схватил ее сзади и повалил на кровать, телефон вылетел из рук. Она вывернулась и закричала, но взломщик зажал ее рот мощной рукой и поднес палец свободной руки к скрытым под маской губам. Лиза в ужасе глядела на страшного незнакомца.
– Я не собираюсь насиловать тебя или убивать. По крайней мере, не сегодня, – услышала она тихий монотонный голос. – Не трать время на полицию или замену замков! У меня универсальный ключ. Уж, поверь! Я пришел как друг, чтобы помочь тебе вспомнить, что случилось, когда тебе было 10 лет. И ты станешь собой, обретешь свою истинную сущность!
Слушая его, Лиза чувствовала, как в ней вскипает иррациональный ужас, и голова наполняется расплавленным свинцом. Когда незнакомец начал снимать балаклаву, по спине и ногам Лизы пробежала первая волна мелких спазмов. На короткий миг она увидела над собой встревоженное лицо тетки Катерины, повторяющей «Лиза, держись, девочка!» Потом она дико закричала от разрывающей все тело боли, изогнулась дугой и отключилась.
Еще не открыв глаза, Лиза осознала, что в комнате светло. Внезапно вспомнив события вчерашней ночи, она отчаянно дернулась и распахнула глаза. Вся ее маленькая квартира, состоящая из спальни, прихожей и кухни, выглядела так же, как и всегда. Телефон лежал на прикроватном столике, Лиза обнаружила в нем неотправленное вчера сообщение для Веры. Потом ощупала и осмотрела свое тело. Она не чувствовала ни боли, ни каких-либо иных неприятных ощущений. Она прошла до входной двери, та была заперта. Лиза выглянула в глазок и, убедившись, что за дверью пусто, открыла ее. Замок с наружной стороны тоже был в полном порядке. Никаких следов взлома. Почти не приходилось сомневаться, что случившееся в ночи было одним из ее чудовищно реальных снов. Она помнила все очень отчетливо. Когда она начала терять сознание, взломщик из ночного кошмара прошептал «Проклятый профессор!», потом настала темнота, и Лиза спала без снов до утра. Сколько же времени? Лиза охнула, посмотрев на настенные часы. Она опаздывала на работу. Раньше этого, может, и не заметили бы, на нее никто прежде не обращал особенного внимания, но теперь, когда она из-за своего дерзкого поступка с игрой прослыла чудаковатой и наглой выскочкой, теперь они не дадут ей спуску. Лиза заметалась по квартире, выхватывая вещи из шкафа и поспешно натягивая их на себя.
Когда она вернулась вечером домой, за окнами царила зимняя тьма. Весь день Лиза чувствовала себя взвинченной, плохо понимала, чего от нее хотят, и с трудом концентрировалась на деле. Она не стала ужинать, с трудом доплелась до кровати и поскорее забралась под одеяло. Казалось, стоит ее голове лишь коснуться подушки, как она немедленно погрузится в сон. Однако воспоминания о ночном кошмаре внезапно вновь обрели вчерашнюю яркость и не давали ей заснуть. Поворочавшись с полчаса, Лиза потянулась за телефоном и набрала личный номер Завадовского.
– Лиза! – голос профессора звучал одновременно и радостно, и тревожно. – Как поживаешь? Все в порядке?
– Извините, что так поздно, – Лиза говорила медленно, преодолевала внутреннее сопротивление, – мне не спалось, захотелось с кем-то поговорить.
– Конечно! И хорошо, что позвонила. Что-то произошло?
– Наверное, все это чепуха, – Лизе казалось, что она идет по тонкому, прогибающемуся под ней льду.
– Что случилось, Лиза? – терпеливо спросил профессор.
– На самом деле ничего особенного, только сон, – пробормотала она, – с каждым бывает.
– Ты – далеко не каждый, Лиза. Что тебе приснилось?
– Будто на меня напали, прижали к кровати, но не причинили никакого вреда. Мотоциклист. Парень в маске. Дедушка Фрейд легко бы все объяснил, не так ли, Евгений Александрович? Трансформация моих сексуальных желаний, Вы согласны?
– Одна из самых вероятных интерпретаций, – подтвердил Завадовский. Лизе послышалось в его голосе сомнение. – Расскажи мне все в подробностях! Тогда и попробуем разобраться.
– Я не могу точно сказать, когда закончилась явь и наступил сон, – Лиза зевнула. Она почувствовала, что ее веки внезапно сделались тяжелыми, а язык малоподвижным. По стене медленно скользила расплывчатая тень. – Я Вам перезвоню. В другой раз. Мы еще поговорим об этом, хорошо?
– Если ты так хочешь… Звони в любое время! – раздалось в ответ. Но Лиза уже выронила телефон уз рук. Она мерно сопела, уткнувшись носом в подушку.
Смэрь.
Действительно, за последние дни благодаря быстро разлетающимся сплетням Лизу начали узнавать даже сотрудники соседних офисов. По неуютным, белесо-серым коридорам «Неккар» за ней отныне следовал тихий шепоток. Главный художник неожиданно припомнил свое увлечение психиатрией в юности и рассказывал между делом об одном из первых признаков шизофрении. Случается, что свежеиспеченные шизофреники начинают увлеченно заниматься чем-то, о чем они прежде и понятия не имели. Например, кто-то, никогда не интересовавшийся медициной, пытается выступить с докладом на медицинском конгрессе, или другой человек вдруг мнит себя великим писателем и учителем человечества. Такой мудрец, пускающий слюни. Дальше можете сами додумать. Лиза замечала перемигивания и усмешки коллег. Из-за фриковой выходки с отправкой сценария она чувствовала себя еще более безнадежным изгоем, чем прежде. Такого нарушения правил коллеги быстро простить не могли. Порой в голову Лизе закрадывалась мысль об увольнении и возвращении в родной город. Ей хотелось снова стать невидимой. Она пыталась представить себя фрилансером или почтальоном, или даже уборщицей с сигаретой в зубах и метлой. Кем-то, о ком никто ничего не знает, человеком, свободным от чужих мнений, кривотолков и разговоров за спиной. Идеи о перемене жизни занимали ее все больше и больше, но тут случилось нечто гораздо худшее, чем досужие пересуды и сплетни…
Раздался неожиданный звонок. Растерянным пустым голосом отец сообщил ей, что Катерина упала на берегу ламбы, возле мостков. Ее нашел сосед, когда возвращался с рыбалки, но было уже слишком поздно. Похороны через два дня. Лиза набрала воздуха в легкие, словно собиралась нырнуть. Ей казалось, что выдохнула она только, когда оказалась в родительском доме. На распухшее и постаревшее от слез лицо Татьяны Валерьевны было больно смотреть. Петр Владимирович решал все вопросы с погребением, он держался стойко. Разве, что еще больше сутулился и говорил лишь по делу и тише, чем обычно.
Перед входом в траурный зал по улице носилась команда визгливых, как чайки, мальчишек, они кричали что-то, вроде «Смэрь, смэрь!» Внутри было холодно, тихо и торжественно. Катерина лежала на белых подушках, строгая, непохожая на себя. Заходившие в зал люди приближались к Татьяне Валерьевне, поддерживаемой с обеих сторон мужем и дочерью, и приглушенным голосом произносили несколько принятых в таком месте слов. Петр Владимирович чуть дрожащей рукой поглаживал жену по рукаву черного пальто. Держись милая! Что же теперь поделаешь! Но у Татьяны Валерьевны подгибались коленки и кружилась голова. Ее проводили к скамейке, где шефство над ней взяла огромных размеров дальняя родственница, понимающая в таких делах гораздо больше остальных.
Ненадолго заехал Завадовский. Его цепкие глаза первым делом отыскали среди присутствующих Лизу. Он кивнул ей приветливо и сочувственно, но прежде всего направился выразить соболезнования сестре покойной. Большая родственница посторонилась, чтобы профессор мог присесть рядом с Татьяной Валерьевной Исаевой.
– Здравствуй, Лиза, – Стас вошел в зал следом за Завадовским и встал рядом с Лизой. – Соболезную. Как ты? Надолго приехала?
– Пока нет, – прошептала пересохшими губами Лиза, – в фирме творится черт знает что. Может, скоро уволят, отчасти по моей собственной вине.
Застывшая Катерина с безразличным видом лежала в нескольких метрах от них, но Лиза не могла избавится от чувства, что та внимательно слушает, о чем они говорят.
– Она была мне настоящим другом, – нахмурившись, добавила Лиза, – переживала за меня, понимала меня лучше, чем родители.
– Она была очень добрым человеком, – кивнул Стас.
– Да, – согласилась Лиза, – верила в то, что все можно исправить. Старалась, как могла, ей же больше всех и доставалось от меня. Я всегда это знала, а вела себя ужасно. И ничего не исправить, тетя Катя, больше ничего!
Они оба замолчали, глядя на покойную. Стас пожал Лизину руку и почувствовал, как невероятно зябки и безжизненны ее пальцы. Он вытащил из кармана шерстяные перчатки и попросил Лизу их надеть.
– Я снова был у Кривенко, – изменившимся голосом заговорил он, – комната заперта. Со слов глуховатой соседки, он подался по монастырям. Это после того, как к нему санитаров пришлось вызывать. Объявил себя воином света. Размахивал бутылкой и вступил в схватку со Злом в виде соседа-десантника. Белая горячка, в общем. Зло захватило город, а, может, и всю страну, так он кричал, пока не уехал в больницу под капельницы. Вернулся смирным, кошку отвез жене, и сам исчез.
– Бедный старик. Он и мне про Зло пытался рассказать.
– Он, конечно, еще совсем не так стар, просто полусумасшедший пьяница, но, возможно, было бы лучше, если бы за его бредом скрывалось что-то правдивое. Наконец-то нашлось бы простое объяснение человеческой жестокости и ненасытности. За парадными фасадами прячется столько мрачных историй. Я ведь об этом пишу. Знаю не понаслышке.
– Все может быть, – грустно сказала Лиза, продолжая глядеть на заострившийся профиль Катерины, – не будем больше о Кривенко и этих кошмарах. Тетя Катя мне желала радости и счастья, нормальной жизни. Знаешь, а я, пожалуй, попытаюсь.
– Конечно, Лиза, пусть у тебя получится, – Стас отступил в сторону, уступая место подошедшему Завадовскому. Тот заботливо обнял Лизу и бросил недовольный подозрительный взгляд на журналиста. Не желая им мешать, Стас начал продвигаться к выходу. Обернувшись в последний раз, он увидел, как Завадовский шепчет Лизе что-то на ухо, и по щекам ее в первый раз за весь день текут долго сдерживаемые слезы.
Оказавшись на улице, Стас услышал догоняющие его быстрые шаги. Он обернулся и увидел сухопарую фигуру Завадовского.
– Подождите, Станислав, мне нужно сказать Вам пару слов.
Стас кивнул и вопросительно уставился на профессора.
– Я убедительно Вас прошу, – размеренно и четко произнес Завадовский, – Не втягивать Лизу ни в какие Ваши расследования. Это очень опасно в ее состоянии.
– Ах, Вы же и есть знаменитый доктор! – ответил Стас с некоторым вызовом. – Какая честь для меня! Однако Вам не о чем беспокоиться. Лиза и сама не хочет говорить о прошлом.
– Рад это слышать, – сухо сказал Завадовский, поворачиваясь, чтобы идти назад.
В оледеневшей земле под ворохом цветов укрылась навсегда от людских глаз Катерина. Отыграли поминки. Под холодную водку и кислые щи помянули покойницу добрым словом. Профессор Завадовский заехал к Исаевым чуть позже остальных. Как раз в этот момент их пышнотелая дальняя родственница поставила на стол широкое блюдо с закрытыми поминальными пирогами. Завадовский произнес короткую трогательную речь и занял место рядом с Лизой. Для нее у профессора тоже нашлось немало утешительных слов. Он, вообще, был более оживлен и разговорчив, чем обычно.
– Не возвращайся обратно! Не уезжай! – эти слова вылетели у Завадовского будто сами собой. Лиза немного удивленно на него посмотрела. Ей уже некоторое время назад сделалось ясно, куда он клонит. Теперь же он сказал это прямо.
– Почему? – удивленно спросила Лиза.
Завадовский нервно пожал плечами и отвел от нее взгляд. Он сделался похож на нахохлившегося аиста.
– Я не уверен, что тебе сейчас не понадобится моя помощь. Ты – сильная девушка, но сейчас было бы лучше остаться под моим присмотром и защитой.
При слове «защита» Лиза насторожилась. Ей тут же пришел на память слишком похожий на реальность ночной кошмар о нападении страшного незнакомца. Наверное, все-таки стоило обсудить сон с профессором, чтобы окончательно выбросить его из головы. Лиза обвела взглядом сидящих за столом. Сейчас этот разговор казался, однако, совсем неуместным.
– Скажите, Евгений Александрович, – натянуто произнесла она, – Вы действительно думаете, что без Вас я не справлюсь? Вы – моя единственная надежда?
Завадовский вздохнул и потупился. Тутанхамон редко позволял настоящим эмоциям вылезти наружу из-под непроницаемой оболочки. Сейчас у Лизы не осталось ни малейших сомнений, что на душе у профессора очень паршиво.
– Боюсь, что это так. Без меня тебе придется очень туго. Слишком многое соединилось. Все стало еще более запутанным, чем раньше.
– Недавно Вы же, Евгений Александрович, утверждали, что мне очень полезно быть среди разных людей, заниматься тем делом, которое мне нравится. Я, признаюсь, так и поступаю. Я даже выдвинула свой сценарий игры на рассмотрение. Дурацкий детский поступок! Может, все это глупо, но я стараюсь выходить за пределы своей раковины, жить полноценной жизнью. У меня бывают минуты паники и слабости, но мне кажется важным их преодолеть. Этого бы от меня ждала и Катерина.
– Лиза, я говорю с тобой и как друг, и как врач. У меня есть подозрения, что твое состояние не так стабильно, как мы думали. Смерть Катерины – это очень большой удар для нас.
– Друг, – протянула Лиза. Перед ней снова предстал ночной гость из сна, шепчущий, что он пришел, как друг. – Оставим этот разговор, Евгений Александрович!
– Значит, уедешь? Тогда обещай мне вот что – если с тобой начнет происходить что-то необычное, какие-нибудь странные ощущения или желания, или даже сны, – сообщи мне!
– Да, я же Вам звонила и собиралась, – кивнула Лиза и неуверенно взглянула на профессора. Внезапно тихие застольные разговоры были прерваны тонким скулением. Лиза торопливо встала, – обязательно дам Вам знать, если что-то случится. А сейчас мне нужно к маме, простите!
– И держись подальше от этого журналиста, Войника! Очень тебя прошу!
Лиза удивленно подняла брови и недоверчиво покачала головой. Татьяна Валерьевна, слегка пришедшая в себя после возвращения с кладбища, неожиданно снова залилась слезами. Лиза помогла матери подняться и отвела ее в спальню. Гости внезапно поняли, что уже довольно поздно и, один за другим, начали разъезжаться по домам.
Вместе с отцом Лиза просидела всю ночь у кровати несчастной обессилевшей Татьяны Валерьевны. Вздыхали, плакали, сдерживали слезы, вспоминали прошлое, смеялись, рыдали, держались за руки. Через день скорый поезд снова мчал еще больше осунувшуюся, измученную Лизу назад в сторону столицы.
Второе письмо Веры.
Пролетела длинная бесплодная неделя. «Неккар» жил своей жизнью. Утром Лиза, похожая на зомби с потухшими растерянными глазами, присоединялась к людскому потоку и вместе с сотрудниками разных отделов и офисов втекала в широкие двери небоскреба из железа, стекла и стали. Не раз Лиза ловила себя на мысли, что в словах Завадовского, сказанных на поминках, было немало правды. Она не переставала горевать, чувствовала себя несчастной и одинокой и оплакивала каждый вечер Катерину. Ее внезапная смерть вытеснила из жизни Лизы все прочие планы и мысли, проблемы с отношением к ней коллег тоже перестали ее волновать. На Лизино дерзкое письмо сверху не поступило никакого ответа. Оставалось признать, что Вадим, который знал шефа и его ближайшую команду лучше остальных, был прав. На послание младшего дизайнера с нижнего этажа просто не обратили внимания.
В конце недели Лизе снова написала Вера. Когда-то еще совсем маленькими детьми Лиза, Зоя и Вера часто бежали в соседний двор, чтобы бросить письмо подружке в почтовый ящик. С тех пор, в минуты ностальгии, они возвращались к старой привычной форме письма, сохранившей для них особый аромат детства и невинной откровенности. Лиза всегда любила читать Верины послания, всегда с ноткой меланхолии, иногда слишком самокритичные, выдающие их автора с головой, но, в сущности, честные и приятно колючие.
С радостным предвкушением, слегка перебившим даже навязчивый вкус ее скорби, Лиза открыла новое Верино письмо. Однако по мере чтения она приходила в состояние все большего и большего замешательства. Эта весточка с далекого южноафриканского побережья, как тревожный звонок, заставила Лизу пробудиться из беспросветного траурного сна. В то, о чем рассказывала ее подруга, было трудно поверить. Оно разительно отличалось от всего, чем Вера могла поделиться с Лизой прежде. Ее письмо окунуло Лизу в ошеломляющую нереальность.
"Я должна рассказать тебе о том, что случилось. Если смогу описать все в точности, то это, наверное, мне поможет.
Прошло немного времени с тех пор, как мистер Шварц намекнул, что кое-кому из нас не помешает психологическая помощь. Вернувшись со страусиной фермы, я то и дело листала объявления с предложениями консультаций, как вдруг Роберт явился ко мне с горящим взором. Сразу сделалось ясно, что сейчас произойдет нечто незапланированное и, необязательно, приятное.
– Вера, спустись ненадолго на террасу, – сказал он, – я хотел бы тебя кое с кем познакомить.
Я последовала за ним с беспричинным чувством волнения. На нашей просторной светлой террасе возле перил спиной ко мне стоял крепкий невысокий мужчина в темной одежде с длинными черными волосами, собранными в хвост. В саду на деревянных качелях сидели еще двое незнакомых парней.
Мужчина с хвостом обернулся, ему было лет около пятидесяти, он был смугл, с выраженными азиатскими чертами лица, на висках белела седина.
– Вера, хочу тебе представить, это Сарадж Айдахар. Мы некоторое время назад познакомились, и я невероятно этому рад.
Незнакомец, то ли казах, то ли уйгур, трудно было понять, откуда он родом, протянул мне свою широкую ладонь, и мы пожали руки. Наш гость вежливо улыбался. Я решила, что это новый партнер мужа по бизнесу и предложила ему, а также и молодым людям из сада, если пожелают, выпить по чашечке кофе.
– С удовольствием, – ответил Сарадж с легким неопределенным акцентом, – но мои ребята вряд ли согласятся составить нам компанию.
Что ж, мне было не так уж и важно, захотят ли сопровождающие азиата зайти в дом. Я сама приготовила кофе и поднесла его гостю.
– Благодарю, – Сарадж двумя руками принял чашку из моих рук, словно это было нечто гораздо более значительное, чем выращенный в далекой Колумбии кофе. Он обвел глазами гостиную и с восхищением в голосе продолжил, – Жизнь в таком доме кажется беззаботной. Вам очень повезло с тем, кто все это организовал.
Я не знала, что на это ответить и ограничилась вежливым кивком и улыбкой.
– Наверное, Вам интересно, где мы с Вашим мужем встретились? – лицо этого человека продолжало излучать доброжелательство, но что-то в его позе или в глубине его глаз подсказывало мне, что он далеко не так прост.
– Почти все знакомые моего мужа связаны с ним по делам. Роберт занят работой с утра до вечера. Откуда Вы приехали?
– Моя фамилия Айдахар, наверное, ни о чем Вам не говорит. На моем родном наречии она означает водного змея, животное обитающее в одном из тайных озер. То было сильное тотемное животное моего рода, как верили мои предки, – последние слова он произнес, обращаясь больше к Роберту.
– Признаюсь, я не знала, – я с некоторым недоумением посмотрела на мужа.
Он передвинулся на диване поближе ко мне и положил руку мне на плечо.
– Вера, – доверительно сказал он, – Сарадж известен по всему миру. Вместе с помощниками он проводит ритуальные церемонии с применением изменяющих сознание магических растений, а также и некоторые иные, помогающие людям познавать себя, менять точку зрения, пересматривать даже всю свою жизнь. У нас в Африке Сараджа ждали давно. Я встретился с ним и еще некоторыми приятными людьми на презентации «Леопардовых диамантов». Некоторые из них уже проходили через обряд Сараджа и приехали в Африку ради еще одной встречи с ним.
Сарадж слушал Роберта, не сводя с меня ласкового немигающего взгляда.
– Да, Ваш муж упомянул, откуда Вы родом. Я очень люблю вашу страну, ту, которую Вы покинули ради этого мужчины. Роберт говорил мне, как Вас звали в девичестве, но я забыл. Нужно много внимания уделять имени человека, его звучанию. В нем почти столько же информации, как и в генетическом паспорте.
– Сарадж видит мир очень тонко, – вставил Роберт, – Напомни ему, Вера, как тебя звали, когда мы встретились. Лучше, если ты скажешь, чем я с моим ужасным произношением.
Мне весь этот разговор казался достаточно пустым трепом. Однако я решила вежливо подыграть мужу.
– Я – Вера Прозорова. Была. Вот так.
Сарадж сделал жест рукой, словно до него донеслась прекрасная музыка. А мне подумалось, что я давно не произносила вслух и не слышала своей прежней фамилии. Пожалуй, с того мутного случая зимой, что произошел с Зоей.
– Вера, я поделился с Сараджем нашими проблемами, – радостно сообщил мне Роберт, прижимая меня к себе. – И он тут же захотел тебя увидеть. С его помощью мы можем проникнуть в наше подсознание и найти ответы на сложные вопросы, что мешают нам двигаться дальше!
– Мы называем этот процесс вхождением в мир духов, – заметил серьезно Сарадж, но глаза его при этом гневно и насмешливо блеснули. – В отличие от нисхождения Святого Духа на апостолов, что дал им силу для проповеди. Разница слов не так велика, но каково отличие метода!
– Ты же сама хотела разобраться в себе! – Роберт повернулся к гостю. – Она в последние дни, как я заметил, все время смотрит на объявления и рекламу местных психологов, в том числе и на семейную психотерапию.