Букет из двух нарциссов

Глава 12. Слава Богу, пятница!

Помню, однажды на уроке домоводства одна моя противная одноклассница заявила, что ее бабушка как-то отказалась от работы на заводе по изготовлению валенок, так как много валенок ей не нужно, а больше там украсть нечего. Руководствуясь этой философией жизни не на одну зарплату, девица устроилась на консервный завод.

Видимо, это вполне естественное человеческое желание – получить от работы не только удовольствие от самореализации и зарплату, но и какие-то дополнительные блага. Вот и Альберт Эйнштейн, работая клерком в патентном бюро, не раз присваивал себе чужие изобретения, как я – орешки и конфеты. Впрочем, мне хозяева домов всегда предлагали угощаться, так что воровством это вряд ли может считаться.

Несмотря на свое неприглядное поведение, в Принстоне Эйнштейн – уважаемая персона и туристический бренд. Тут запросто можно купить одежду или сумку с его знаменитым языкастым портретом или формулой «Е равно эм цэ квадрат», посмотреть на его бюст, на дом, где он жил, и на университет, в котором преподавал.

Вот именно по территории университета я и решила сегодня прогуляться после работы, так как заканчивала в три часа дня и предпочитала провести время до вечера в Принстоне, а потом вернуться домой на автобусе.

По пятницам у меня был всего один дом, где жила чудесная сербская семья – мама, папа, две дочурки и сын. Это был мой любимый дом и любимые хозяева. Лара, которая была немного старше меня, всегда очень приветливо ко мне относилась и даже оставляла полноценный домашний обед – суп, салат и второе. А если в доме был праздник, меня всегда ждал большой кусок торта, причем действительно нормального торта европейского образца, а не мерзопакостного американского пирога.

Детки – трехлетний мальчик и девочки пяти и восьми лет – были такими смышлеными, милыми и ласковыми, что я, глядя на них, очень жалела, что не наблюдала, как рос мой сын.

Папу я видела редко, но в такие минуты испытывала благоговение перед его родительским талантом: он разговаривал с детьми, даже с самым младшим, как со взрослыми, безо всякого сюсюканья или наставлений, объясняя им, почему что-то надо делать, а что-то не стоит. Он не отмахивался от их вопросов, а обстоятельно на них отвечал, если знал ответ, и обещал ответить после консультации с интернетом, если не знал. И в такие минуты я остро понимала, что детям очень нужен отец. У моего же сына возможных отцов было двое, а реального – ни одного.

Меня поражало, что в доме с тремя детьми ничего не заляпано, на светлом диване нет пятен от шоколада и прилипших жвачек, а на обеденном столе – пролитых напитков, как это обычно бывает у американцев. Единственное, чем наличие детей в этом доме осложняло уборку, так это игрушки, растасканные по всем трем этажам. Я их все собирала и складывала в специально отведенной под игрушки комнате.

Убирать здесь было легко, времени было достаточно, и мне не приходилось спешить и все время опасливо смотреть на часы, выверяя время на каждую комнату, как в других домах. Я даже могла, прибрав половину дома, выкроить час, чтобы спокойно пообедать и почитать книжку.

Снаружи дом выглядел как каменный замок, а внутри был вполне обычным: большая кухня, примыкающая к ней столовая, гостиная с кожаными диванами, игровая, библиотека, кабинет, комната для занятий и спальни. В подвале была еще одна кухня, тренажерный зал, игровая и гостиная с выходом во двор, где стояла печь для барбекю. Везде мебель в классическом стиле, преимущественно белая, и много встроенных шкафов для одежды и обуви.

От большинства американских домов этот отличался разве что продуманностью, аккуратностью и легким сербским колоритом. Если бы на кухне не стояла посуда с национальным орнаментом, не висели прихватки в виде девушек в традиционной сербской одежде, а в детской не лежали книги со сказками на сербском языке, то этот дом выглядел бы вполне обычно для обеспеченных американцев.

Но вот атмосфера тут была другая. Это был один из немногих домов без вечно спертого воздуха и так любимых американцами ионизаторов, очистителей и освежителей воздуха. Тут знали, для чего нужны окна, и догадывались периодически проветривать дом вместо того, чтоб тратить сотни долларов на бесполезные приборы, обогащая «Магазин на диване».

Везде висели и стояли фотографии, по которым можно было отследить все вехи отношений Лары и ее мужа. По фото было ясно, что встречаться они начали еще во время учебы в медицинском университете, поженились через несколько лет после выпуска, а вот детей начали заводить только после 30 лет.

Если Лара возвращалась домой раньше, чем я заканчивала уборку, то мы обычно болтали о том о сем. В первую встречу она спросила меня, как мне Америка, и я честно ответила, что я не в особом восторге ни от страны, ни от ее обитателей.

– Американцы глупенькие, правда? – спросила она, и по ее тону было заметно, что она нашла во мне родную душу.

– Да, кругозор у них с игольное ушко. Зато с каким восторгом они реагируют, когда узнают, что на Южном полюсе живут пингвины, а не страусы!

Однако сегодня я так никого из хозяев и не встретила, поэтому сразу после уборки, умывшись и переодевшись, отправилась гулять по городу.

Принстон был прекрасен, и особенно чудесна была территория университета. Снег только подчеркивал величие этих готических зданий, приводивших меня в мистический трепет. Я гуляла по кампусу и завидовала студентам, живущим в таких красивых каменных зданиях с арочными окнами.

Через два часа я замерзла и зашла погреться в магазин для студентов. Чего тут только не было! Самые разнообразные деликатесы, готовая еда на любой вкус, холодильники, чайники, одежда, игрушки, лекарства, не говоря уж о богатом ассортименте канцтоваров. Я сразу вспомнила магазинчик при своей общаге, где можно было купить разве что десяток яиц, туалетную бумагу из вторсырья и колбасу с высоким содержанием манки.

Чуть не прослезившись от этих дефицитных воспоминаний, я решила хоть сейчас себя порадовать чем-то получше манной колбасы, и купила упаковку палочек сыра проволоне, обернутых пармской ветчиной, и равиоли с тремя сортами сыра. Заплатив за все двадцатку, я отправилась к остановке.

Не успела я вдоволь налюбоваться на скульптуру читателя, как подъехал автобус.

– До куда вы, мисс? – спросил водитель, когда я шагнула на подножку.

– Я еду в Юинг, хоть мне этого и не хочется.

Глава 13. Дети, кухня, церковь

В выходные поляки, разодетые в пух и прах, идут в костел. В нашем городке это для них, можно сказать, главное светское мероприятие. Надо отметить, храмов тут больше, чем магазинов, и некоторые даже работают в три смены: по утрам служат мессы для корейских католиков, днем – для мексиканских, а по вечерам – для польских. Если Лас-Вегас – город грехов, то Юинг, похоже, город замаливания грехов.

У русскоязычного населения нашего городка то ли грехов было меньше, чем у поляков, то ли мы просто не рефлексировали по этому поводу, но в выходные ходили не в церковь, а в прачечную, по магазинам и в гости. Примерно такие же планы были у меня и на сегодня, только гости у меня были виртуальными.

В субботу с утра, не завтракая и не умываясь, я устроилась на пустой еще кухне и позвонила родителям. Вся моя семья уже была в сборе по ту сторону экрана.

– Привет, мам! Как неделя прошла? – спросил Сережа неожиданно хриплым голосом.

За пять дней, что я его не видела, он, кажется, еще больше вырос. Так, а это что, усы?! А ведь только в понедельник он расспрашивал, как какает белочка… Мой сын вырос, а я это пропустила.

– В трудах и заботах. Проверяла, понимают ли американские собаки по-русски, стирала туалетную воду с подлинника Пикассо, тратила деньги изобретателя на итальянские деликатесы.

– У тебя такая интересная жизнь, мам!

– И не говори! Сама себе завидую, когда от запаха хлора не задыхаюсь и спину распрямить могу.

Проболтав со мной полчаса о школьных делах и нехотя озвучив, какой подарок ему нужен на 13-летие, сын пошел играть в стрелялки с другом из соседнего подъезда. А я подумала, что с такими усами он скоро начнет ходить по подругам.

– Повезло мне, сын такой взрослый уже, а все ласковый, как теленок, – умиленно сказала я.

– Конечно! Раз в неделю можно быть паинькой перед мамой, которая где-то там далеко живет и подарки обещает. А нам с дедом хамит!

Папа в подтверждение ее слов укоризненно покачал головой.

– Мам, у ребенка переходный возраст, это пройдет.

– Что, как пройдет, так его и заберешь? – съязвил папа.

– Нет, сначала пусть во флоте послужит, – не растерялась я.

В конце концов, я уже одиннадцать лет хочу его забрать, но мама всегда находит причины оставить Сережу при себе.

– И еще я хочу тебе сказать… У Сережи это… постель мокрая по утрам, – пробормотала мама, потупив глаза.

– Мам, что ты мнешься? Если писается, то к урологу своди, а если кончает во сне, так это в его возрасте нормально.

Так, нужно срочно забирать ребенка от родителей. Помню я, как мне в подростковые годы мама подсовывала журнальчики со статьями о том, что онанизм – это грех, а если девушка мастурбирует, ее организм перестает вырабатывать флюиды, привлекающие мужчин. Надо Сережку забрать, пока добрая бабуля ему не напела, что от любви к себе у него пиписька отвалится.

Ничего, вернусь из Штатов с деньгами, продам машину и свою однушку, и куплю нам с сыном двухкомнатные апартаменты.

– Мама, я завтра в магазин съезжу, Сереже смартфон куплю и одежду вам всем, к его дню рождения посылка дойдет. Еще тебе тысячу долларов переводом отправлю, положи их в банк под проценты, это нам с Сережей на будущую квартиру. И еще. Папа, купи ему, пожалуйста, бритву. Неприлично же в школу с таким волосатым лицом ходить!

Прачечная располагалась напротив нашего дома и была ничем не примечательной: ряды стиральных машин и сушилок, автомат для размена долларовых купюр на четвертаки (совать только носом Вашингтона вперед), да мексиканские мамаши в леопардовых леггинсах, читающие свежий «Космополитен», пока их выводок бегает по проходу. Поставив белье стираться, я сходила в местный мультифункциональный магазин, где продавали польские лекарства, книги, косметику и бело-красные флаги со всклокоченным петухом, принимали посылки и осуществляли денежные переводы. Я отправила маме деньги, а заодно пополнила счет сотового и купила картонную коробку.

Потом вместе с коробкой вернулась в прачечную, перекинула белье из стиралки в сушилку и пошла домой. Все обитатели нашей квартиры уже встали, и на кухне было шумно и тесно. Вахтанг переругивался со своей женой Розой, которая не разрешала ему пить с утра, тетя Зина готовила макароны и болтала с пившей кофе Ингой. Через кухню я прошла в нашу комнату, поставила коробку в угол за чемоданы и решила позвонить Марине.

– У моего сына начались поллюции, а я это пропустила! – пожаловалась я подруге.

– Тебя же не смущало, что тебя всю его жизнь не было рядом!

– Раньше не очень. А теперь я чувствую свою вину. Знаешь, живут же люди и в съемных комнатах с детьми, и ничего страшного. А я все жду, когда у меня будет большая квартира, чтобы его забрать. И вот ему уже скоро тринадцать, а я из них прожила с ним только три года!

– Сейчас для него друзья важнее, так что, может, и не стоит его забирать?

– Стоит или не стоит, а надо. Родители выходят в этом году на пенсию и не могут его дальше содержать. Да и Сережке нужна хорошая школа, чтобы к вузу подготовиться. Вот я и коплю на совместную жизнь с сыном.

– Это сколько лет тебе надо уборщицей работать, чтоб квартиру побольше купить?

– За два года можно накопить, чтоб мою однушку на хорошую двушку поменять. Но я столько не выдержку, и так волосы уже выпадают и в носу от химии свербит.

– И что, работаешь на смартфон и одежку сыну?

– Нет, я хочу тысяч пять баксов накопить, продать машину и купить «распашонку» в хрущевке. Но заберу его сразу, как вернусь в Россию, это я точно решила. Поживет пока на кухне.

– Отличный план: перевезти сына, чтобы поселить его между плитой и холодильником!

– А варианты? Если он займет комнату, в кухне придется жить мне!

– Вот потому ты и не замужем, что ни о ком, кроме себя, не думаешь!

– Марин, да что с тобой? У тебя что-то случилось?

– А, заметила, наконец, что у других тоже могут быть проблемы!

– Марин, да какие у тебя могут быть проблемы? У тебя отличная работа и трешка в центре.

– Ты настолько зациклена на себе, что живешь будто в розовом пузыре, вообще окружающий мир тебя не задевает! Ты отмываешь чужое дерьмо, и это тебя еще и смешит! Ты гнешь спину по десять часов, и даже тут радуешься, что зато можешь есть мороженое тоннами!

Слова справедливые, но что ж в таком тоне-то? Это же хорошо, что я на все реагирую позитивно. Но, судя по интонации, Марине так сейчас не казалось.

– Да что случилось-то?! Я тебя чем-то обидела?

– Нет, не ты, – сиплым голосом сказала подруга и разревелась. – Меня уволили!

– Как, тебя же только что повысили?

– Да, но с испытательным сроком. Я месяц в новой должности проработала, а потом вместо меня взяли левого мужика, а меня обратно вернули, в холопы! Как унизительно!

– Хм, да, умеют они унизить тем, что передумали повышать. Но за что уволили-то?

– За скандал. У меня нервы сдали, и я все начальству высказала.

– Тебе давно пора отдохнуть. Съезди куда-нибудь.

– Не могу тратить деньги, пока не будет твердого источника доходов.

– Ага, а когда он есть, тебе деньги тратить некогда.

– Точно. Нет, лучше я сделаю подтяжку и заведу молодого любовника. И буду трахаться каждый день! По крайней мере, первый год.

После стольких лет, когда личной жизнью Марина считала поход к гинекологу или на эпиляцию, желание трахаться не переставая было более чем естественным.

– А потом?

– Потом буду ждать, когда позвонят из «Газпрома».

Этот ответ меня тоже не удивил: последние лет семь Марина именно так и устраивалась на все свои новые работы – стоило ей оповестить знакомых, что она ищет новое поле для применения своей высочайшей квалификации, как ей тут же звонили из какой-нибудь крутой компании и предлагали место. А круче, чем ее последняя работа, в Питере были разве что «Газпром» или «Вконтакте».

Впрочем, мало, чтоб тебе позвонили, надо еще услышать этот звонок и взять трубку. Помню, в 2007 году я, мама маленького ребенка, искала работу, и один Маринин знакомый из Питера предложил мне писать для только-только еще зарождавшихся групп «Вконтакте». Я ответила ему, что мне нужна работа со стабильной оплатой, а он предлагает что-то очень расплывчатое, и отказалась. И вот прошло десять лет, а мне все еще нужна работа со стабильной оплатой, ведь я упустила тот шанс сначала поработать на чистом энтузиазме, а потом получать деньги за рекламу в своих раскрученных группах.

Глава 14. Однополосное движение

Надо сказать, рыдающей я видела Марину второй раз в жизни. Первый был на пятом курсе, когда мы уже сдали госэкзамены. Нет, рыдала она не из-за учебы.

За несколько месяцев до этого очередной патлатый лабух, в которого она влюбилась, вдруг ответил ей взаимностью.

Дошло до интима, и далеко не раз, и Марина уже рисовала себе в мечтах, как они поженятся и снимут избушку за городом. Она будет днем учить детей в сельской школе, а вечером вести хозяйство и вязать тряпичные коврики. Лабуху же полагалось заниматься исключительно творчеством. При этом Марина заранее готова была прощать ему все измены.

Странно, но его такая перспектива почему-то не прельстила, и вскоре он мою подругу бросил. Она приняла это без скандала, без слез и даже без порчи его фотографий. В апреле, когда мы уже сдали госэкзамены и оставалось только дописать и защитить дипломные работы, она вдруг меня спросила, какое число. Оказалось, у нее уже на три недели запаздывали месячные.

Она была в таком трансе, что за тестом в аптеку пришлось идти мне. Потом я довела ее до кабинки общажного туалета, вручила вынутый из коробочки тест и велела: «Ссы!»

Через пять минут я услышала из кабинки громкие захлебывающиеся рыдания и распахнула дверь, которую она так и не закрыла. Подруга сидела на полу и даже не вытирала катившиеся из глаз слезы. В руке она сжимала тест с одной полоской.

Я заставила ее встать и умыться, привела в нашу комнату и стала отпаивать пустырником. Она пила горькую жидкость вместе со слезами, стекающими в стакан.

– Ну что ты ревешь? Это просто счастье, что ты не залетела! Что может быть хуже, чем забеременеть перед выпуском?! На работу в первые пару лет не устроиться, а потом все знания забудутся, да к тому же кому нужна девка двадцати пяти лет без опыта работы и с дитем? Нет, ребенок тебе сейчас противопоказан! Это ж крест на карьере! Радуйся, что тебя ничто не связывает!

Поверьте, сейчас я сказала бы ей то же самое. Только сейчас, когда я мать-одиночка, в тридцать пять моющая чужие унитазы, она бы к моим словам прислушалась. А тогда она просто рыдала. Два дня. Но после этого Марина и решила измениться.

После выпускного она попросила у маман довольно крупную сумму и уехала в Питер. Изначально мы планировали поехать вместе, но я сразу же после выпускного выиграла очередной конкурс и улетела на стажировку в Варшаву как подающий надежды театральный критик.

В Питере Марину как подменили: она пошла в лучший салон, где ей сделали стильную стрижку и научили накладывать макияж, сменила унылые шмотки на яркие наряды и устроилась работать пресс-секретарем в компанию, владеющую сетью магазинов одежды.

Так начался ее путь в пиаре, более чем успешный: когда через три года я перебралась в Питер, она уже открыла собственное пиар-агентство и с доходов от него роскошно обставила квартиру – подарок маман на двадцатипятилетие.

Первое время после переезда я жила у нее. Собственно, я потому и переехала, что она меня к себе пригласила и пообещала помочь с работой. И не обманула – с ее легкой руки я оказалась штатным автором популярного женского журнала. Вскоре меня повысили до редактора, а у Марины завязался роман с отличным парнем, и я сняла себе отдельное жилье, чтобы не мешать их счастью.

Многие люди хотят все и сразу. Только вот получается, что для жизни лучше бы что-то одно. Бизнес Марины разрастался, она все чаще пропадала на работе и все больше зарабатывала, и ее жених стал себя чувствовать одновременно покинутым и неуспешным. В итоге поданное заявление в загс так и не привело к свадьбе, и Марина впала в депрессию.

Пока она смотрела сериалы и объедалась сладким, конкуренты успели ее обойти, а когда она опомнилась, начался кризис, и прежние позиции она себе так и не вернула. Контору пришлось закрыть, и оставалось только радоваться, что Марина всегда была осторожна с финансами, и особенно чужими, и не наделала долгов.

Но надолго она без дела не осталась – в профессиональной среде были наслышаны о ее способностях, поэтому вскоре она получила место в пресс-службе одного из банков. И с тех пор она полностью сосредоточилась на работе, часто повторяя: «Карьера не проснется утром, чтобы сказать: "Я тебя больше не люблю"».

Подсказав Марине, на каких сайтах знакомств лучше искать молодого и горячего, я пошла забирать белье. Доставая вещички из барабана сушилки, часть я выкидывала прямо в урну в прачечной, потому что кружева на лифчиках и трусах порвались и восстановлению не подлежали. «Надо было сушить их на батарее», – пожурила я сама себя и решила завтра купить себе новое белье. А сегодня меня ждали более прозаические покупки – продукты, туалетная бумага и стиральный порошок.

Глава 15. Потребительский рай

Магазины в нашем околотке были не хай-класса, зато в этих скромных польских лавочках можно было купить нормальную человеческую еду, по которой понятно, из чего она сделана. Правда, за натуральный сыр, вкусную колбасу и не пахнущий химикатами хлеб и платить приходилось прилично, так что к полякам мы ходили лакомиться только по праздникам или на чаевые.

В обычные дни нужда гнала нас в «Севелот»¹¹, где продавался пахнущий ацетоном фарш, бананы с травянистым привкусом, копченые гузки индюшек, батончики мюсли и большой ассортимент полуфабрикатов, газировки и чипсов.

Наверное, я бы в этой местности не выжила, если бы поблизости не было еще и фермы, при которой находился магазин. Как всегда, сегодня я накупила здесь полные сумки молочных продуктов, что было совсем не удивительно, так как молоко, сок и эгг-ног разливали исключительно в двухлитровые коробки. Кроме напитков, я взяла творог с ананасом, гигантские яйца джамбо (которые русскоязычное население называло чернобыльскими) и три банки мороженого – с пеканом, миндалем и вишней.

В этот раз, имея в кармане чаевые от аргентинца, я зашла по дороге еще и в польский гастроном и накупила на его двадцатку по полфунта¹² королевского сыра и свадебной колбасы, кусок торта, банку маринованных огурцов и два маленьких хлебца.

Я уже успела прийти домой, разложить покупки по шкафчикам и холодильнику, сварить суп и пообедать, а времени было всего два часа. В квартире мне делать было нечего, и я решила поехать за серьезными покупками прямо сейчас.

В Нью-Джерси у водителя автобуса всегда есть нож в кармане. Он им проталкивает мелочь, застрявшую в автомате для оплаты проезда. А мелочь у меня застревала часто, так как мне скучно было опускать в автомат два с половиной доллара монетками по одному, пять и десять центов, и я кидала в отверстие целую звенящую кучку. Другие пассажиры и водители меня за это ненавидели, но так как за неделю монет накапливалось на одну поездку, а проезд в общественном транспорте – практически единственная возможность сбыть эту мелочь с рук, ситуация повторялась снова и снова.

Наконец я оплатила проезд и села на свободное место рядом с теткой, громко разговаривающей по телефону. Она еще и бурно жестикулировала при этом, так что я боялась, что после ее энергичных рэперских пассов у меня вся левая половина тела будет в синяках.

На переднем сидении латиноамериканская девочка долго орала, требуя всеобщего внимания. Когда она наконец вышла, я помахала ей рукой. Но свято место пусто не бывает. В автобус зашел афроамериканец, развалился на заднем сиденье и тоненьким полупридушенным голоском затянул песню про свою жизнь. Собственно, так и затянул: «О my life¹³». Вне всякого сомнения, до автобуса он тоже затягивался: от него исходил отчетливый запах испуганного скунса. Хотя, как знать, может, автобус и правда скунса переехал.

Через полчаса езды в компании обкурившегося певуна, стайки подростков-содкастеров¹⁴ и еще десяти лиц разной вменяемости я уже была в отделе электроники огромного гипермаркета. Не успев даже особо поразиться, насколько смартфоны известной американской марки здесь дешевле, чем в России, я безо всяких очередей купила Сереже подарок и отправилась в отдел с одеждой.

Вот там я действительно удивилась: за десять баксов можно было составить весьма неплохой комплект одежды, чтобы ходить в спортзал, или делать уборку, или спать. Впрочем, тут спортивные костюмы, легинсы с футболками и пижамы с Винни-Пухами никого не смущают и в общественных местах.

Я отвела душу, истосковавшуюся по ярким вещам за время работы на серьезной должности, накупив себе цветных легинсов по четыре бакса, футболок с мультяшками по два и спортивных брюк по пять.

Родителям и сыну я тоже прикупила разного трикотажа, только более консервативных цветов и без Микки-Маусов и лисичек. Кто бы знал, что можно купить фирменные джинсы известной марки на распродаже в гипермаркете по девять долларов!

Вообще мой опыт говорил, что в Америке дешевле одеться, чем поесть. Например, на пятьдесят долларов можно купить нижнее белье, футболку, джинсы, свитер, кеды, бейсболку и ветровку либо самые банальные продукты на неделю, и при этом качеством одежды ты будешь доволен, а едой – нет.

Из отдела одежды я катила полную тележку, но все-таки решила пройтись и по другим частям магазина. В отделе косметики я взяла несколько недорогих, но хороших масок для лица. Сейчас, когда на мою кожу постоянно попадали брызги стеклоочистителя, хлорных спреев и другой бытовой химии, пыль и неизвестно что еще, мне приходилось ухаживать за ней по максимуму, каждый вечер делая маску, а по утрам и вечерам накладывая щедрый слой крема. В итоге лицо стало выглядеть даже лучше, чем в мою бытность главным редактором.

Неожиданно я натолкнулась на крем для лица по полтора бакса, который во времена моей юности продавался в России и тогда считался почти элитным. В семнадцать я купила себе такой, и мама долго изводила меня нотациями, суть которых можно было свести к одной сентенции: «Я за собой не ухаживаю, и ты не должна».

Но я так не считала. Еще в двенадцать я прочитала в журнале «Крестьянка» интервью с Шерон Стоун, в котором она говорила, что сохранить молодость ей помог увлажняющий крем, которым она начала пользоваться в четырнадцать. Я тогда решила, что если начать пользоваться ухаживающей косметикой в двенадцать, то можно оставаться молодой еще дольше, и на сэкономленные на школьных обедах деньги купила себе крем для лица и средство для умывания.

Маму всегда раздражало мое стремление следить за собой и красиво одеваться, и охоту на ведьм она открывала по любому поводу. Однажды, приехав ко мне в гости, она заметила, что у меня под нижнее белье отведен целый ящик в комоде, и там хранится больше десятка лифчиков, а уж трусов, по ее словам, «сколько вообще неприлично иметь порядочной женщине».

После этого она прочитала мне лекцию, что комплектов белья у женщины должно быть две штуки: один заштопанный и застиранный, а другой – трусы из белого хлопка на резинке и лифчик-панцирь – бережно хранимый, парадный, на случай похода к доктору.

И тут я, кладя в американском гипермаркете поверх малиновых легинсов три банки крема по полтора бакса, придумала, как ей отомстить за эти годы попыток убить во мне красивую, ухоженную и уверенную в себе женщину. И я развернула свою тележку в сторону отдела нижнего белья, где и купила один новый комплект себе и девятнадцать трусов маме.

Из магазина я вышла с туго набитым рюкзаком и обвешанная пакетами. Мне было тяжело их нести, но, простояв на остановке час в ожидании автобуса, я даже нашла, что пакеты меня хоть немного защищали от холода и ветра. Один автобус с нужным номером все же подходил, только вот ехал он совсем по другому маршруту.

Система общественного транспорта в США – это просто какое-то издевательство над людьми: маршрутов мало, ходят автобусы редко, безо всякого расписания, да еще и автобус с одним и тем же номером от одних и тех же конечных остановок может ездить по трем совершенно разным маршрутам!

Еще через полчаса автобус все же подошел, и я, вся продрогшая, устроилась на сидении и уставилась в окно, размышляя о жизни.