ШЕСТАЯ Счастье
Часы отмеряют время, год за годом, а Вадик и Надя живут в той самой квартире на пятнадцатом этаже и уже воспитывают четверых детей. Встречают новый год, глядя на фейерверки за окном, один, два три,… пятнадцать, и потом не ложатся спать, а утром садятся в машину и через деревню, забрав родителей, едут в аэропорт, чтобы первым рейсом улететь на Бали, где живут в своем доме всю зиму, а если захочется, то и дольше, а летом колесят по Европе или Латинской Америке. Ацтеки и майя, Лион и Сан-Прованс.
Однажды Надя заметила, что Вадим стал грустным. Он начал заметно больше времени проводить со своими часами, а когда разговаривал с ней или играл с детьми, было видно, что мысли его далеко. Он всё больше отстранялся и погружался в себя. Он мог посредине разговора, соскочить с места и уйти в спальню, где на прикроватном столике всегда лежали часы, схватить их, и что-то бормоча, долго с ними возиться. В темноте комнаты его лицо освещалось синим мерцанием, он рассматривал бегущие по экрану числа, которые складывались в линию жизни, тонкую ниточку без конца.
– Помнишь, когда мы только встретились, моя линия жизни по часам, она была бесконечной. Так вот и сейчас, тридцать лет прошло, а она всё ещё… такая же.
– Раньше тебе это нравилось.
– Но это же бред, часы показывают все возможности, в том числе возможность бессмертия, но я же знаю, что это чушь. Я же ничего не делаю, чтобы достичь бессмертия. А потом случайно сделаю что-нибудь и лишусь его.
– Ну, не кури.
– Я серьёзно.
– И что же ты решил делать? – Надя начинала волноваться. Это была та же интонация, та же злость в голосе, которую она слышала много лет назад и которой боялась. Та же злобная упёртость, «никто не сможет отобрать моё счастье!»
– Так что же ты решил?
– Я ищу, я перебираю варианты, я пытаюсь нащупать, что я должен предпринять, чтобы предсказание о бессмертии сбылось.
Но поиски были бесплодны. Вадим злился и отдалялся от семьи, стал пренебрегать здоровьем. Однако ни курение, ни алкоголь никак не сказывались на линии жизни, она оставалась таким же завораживающим бесконечным рядом цифр, и это ещё сильнее убеждало Вадима, что ему нужно искать, что бессмертие – это его реальная возможность.
Потребность проводить время с часами росла и стала навязчивой, а затем к ней присоединился страх, что часы могут сломаться, и это не позволит Вадиму завершить поиск.
– Ты знаешь, мне кажется, что если часы остановятся, я тоже умру, моя ниточка, она – порвётся, – шептал он, глядя на Надю немигающими воспаленными глазами.
Надя заметила, что Вадим стал чаще, чем нужно, менять батарейки в часах. Он выглядел как помешанный. Боясь, что может умереть, за пару секунд, что часы будут стоять, пока он меняет батарейки, он задерживал дыхание, зажмуривал глаза, затем молниеносно вытаскивал еще рабочие элементы из часов, и вставлял новые. Если для проделывания этой манипуляции требовалось на секунду больше, ему казалось, что он задыхается, краснел, а когда экран в конце концов загорался голубым светом, шумно с облегчением выдыхал.
Он с маниакальной настойчивостью продолжал поиски «дорожки к бессмертию» и стал игнорировать жену. Надя жалела его. Не было и речи о том, чтобы расстаться. Браки свершаются на небесах, и она любила его, и от этого было ещё более тяжко.
– Вадик, сходи к врачу, ты не справляешься. Это психоз, понимаешь, это лечится, но я боюсь за тебя.
Надя пыталась отвлечь его всеми возможными способами, убеждала, что нужно пойти к доктору, что это не стыдно. Она даже нарочно обижалась, что он заботится о своём личном бессмертии и совершенно забывает, что ей-то ничего такого не грозит. Услышав такое, Вадим приходил в ярость, кричал, что она ничего не понимает, ведь если он добьётся своего, то и ей обеспечит вечную жизнь, это же очевидно, и в конечном счёте он заботится о них обоих и о детях, а она только отвлекает и мешает.
В тот год они жили в Берлине и решили никуда не уезжать на новый год и Рождество.
– Ты ведь не бросишь меня, а, Надюш?
Надя наливала молоко в чашку с кофе, медитировала утром на кухне в тишине спящей квартиры на Александр-плац, наблюдала за клубящимися молочными облаками в чёрном пахучем вареве, и вздрогнула от неожиданности. Вадим подошел незаметно, обнял её, и она ощутила забытое тепло.
– Вадик, так дальше не может продолжаться. Ты сходишь с ума, и я вместе с тобой.
Она обернулась и увидела его, небритого, с красными от бессонной ночи глазами.
– Да, ты права, я с этими часами совсем отупел. Как черепаха, не вижу дальше носа. Как Машка?
Он улыбнулся, но не было сил удерживать улыбку на лице.
– Послушай, тебе нужно просто отцепиться от этих часов. Отлипнуть, понимаешь, съезди куда-нибудь без них, в Брюссель, поброди по барахолкам, под Рождество там должно быть супер.
Услышав слово «барахолки», Вадим оживился. Когда-то это было одно из его любимых развлечений, бродить по огромным Брюссельским барахолкам, птичьим рынкам. Под Рождество кроме обычных мест старинную рухлядь начинали выставлять на всех рынках и ярмарках, которые разворачивались почти на каждой площади старого города.
– Если тебе станет совсем не по себе, я сразу примчусь и привезу тебе часы. Я же понимаю, что у тебя это как болезнь. Но давай попробуем радикально? А, сразу, ты справишься.
Тем же вечером Вадим сел на поезд и уехал в Брюссель. Они решили попробовать несколько дней без часов, и потом решить, надо ли Вадиму идти к врачу. Надя же подумала, что поручит детей бабушке и дедушке и дни напролёт будет лазить с фотоаппаратом у Берлинской стены и в окрестностях. Она всегда интересовалась искусством, и вот, имея возможность тратить на любимое дело всё свое время, она увлеклась социалистическим поп-артом. Это занятие позволяло ей забыть об одиночестве и постоянном беспокойстве за мужа.
На следующий день она бродила по картинной галерее, разглядывая огромные плакаты и репродукции черно-белых фотографий времен социалистического лагеря. Она погружалась в атмосферу жестокого и звонкого красного энтузиазма с верой в невероятные перспективы, с постоянным чувством голода и страхом. Запиликал смартфон, это Вадим звонил по вайберу. Надя включила камеру. На экране было улыбающееся лицо мужа, выражение, какого она не видела уже давно. По лицу Вадима мелькали солнечные лучи и тени и Надя поняла, что он куда-то едет:
– Ты где?
– В такси, здесь отличная погода, тепло и солнце. Представляешь – я нашёл.
– Что нашёл, антикварный эксклюзив?
– Нет, – Вадим засмеялся, – я нашёл человека. У него часовой магазин с мастерской прямо в центре города. Понимаешь, он говорит, что сможет настроить часы.
Опять часы. Наде расхотелось улыбаться, но она постаралась не подать виду, а Вадим продолжал взахлёб:
– Они будут выдавать не бесконечное количество возможностей, а выстроят дорожку к цели. Понимаешь. Моя цель – бессмертие. Часы покажут, что делать для этого. Он поможет мне настроить часы.
– Хорошо, я очень рада…
Глаза Вадима горели, и он не замечал расстроенного лица жены.
– Надя, привези мне их, если прямо сейчас сядешь в поезд – к вечеру будешь в Брюсселе.
– Они на столике возле кровати?
– Да, на столике возле кровати, на статуэтке кенгуру.
– Хорошо, хорошо, мчусь.
Надя быстро вернулась в гостиницу, забрала часы, затем ринулась на вокзал и успела на двенадцатичасовой поезд. Она задумчиво разглядывала пролетающие за окном пейзажи и пыталась понять, чего чувствует больше: радости за мужа, которого увидела в прекрасном настроении в первый раз за долгое время, или неясного зудящего волнения.
Сойдя на вокзале, она углубилась в город, шла по узким мощёным булыжниками улочкам, пропитанным средневековой кровью, потом и мочой. Задержалась у фонтана с Писающим мальчиком, который просвещенные европейские бездомные и гуляющая молодежь превратили в пошлый общественный туалет. Затем ускорив шаг, пересекла блошиный рынок, полюбовалась на белоснежный кафедральный собор, и на площади с ратушей и новогодней ёлкой увидела часовой магазин с мастерской.
Улыбающийся Вадим встретил её на полпути около ёлки. Она открыла сумочку, чтобы передать сияющему мужу часы, но часов – не было, а на торце синей кожаной сумки зиял тонкий бритвенный разрез.
Потом был крик, слезы и снова крик, на который вышел старый часовщик и прибежали полицейские. Надя и Вадим решили пройти весь маршрут от вокзала до часового магазина. Вадим был уверен, что кража случилась на блошином рынке, который ещё кишел народом. Он требовал, чтобы полицейские оцепили рынок и обыскали всех, а когда те отказались, принялся за дело самостоятельно, угрожая торгашам, хватая их и требуя вывернуть карманы. После этого полицейские пригрозили, что арестуют его, и убитая горем семейная пара вернулась на вокзал, и поздно ночью села на прямой до Берлина.
А потом Вадим тосковал, и пил, и снова тосковал, пропадая из дому на недели. Потом он купил часы похожей модели, поскольку ту, которая была у него, уже не производили, а поиски по интернету не дали результата. Он пытался восстановить настройки и продолжал пить, а потому вдруг что-то щёлкнуло в голове, и он понял то, что знал всегда, но забыл, шокированный потерей: настройки были невероятным чудом, сыграл случай, один на миллиард, и повторить удачу не получится. Он смирился.
И сразу вспомнил про Надю, и вернулся к ней. Теперь они зажили на самом деле счастливо, не сверяясь часами, не обременённые мистикой и неисповедимыми звёздными смыслами. Их паломничество за счастьем завершилось в новогодний вечер на уютной площади сказочного города с ёлкой и часовым магазином. Они поняли это и благодарили судьбу за то, что она помогла им разглядеть их счастье, избавив от проклятых часов.
СЕДЬМАЯ Часы
Много людей было благодарно судьбе вместе с Надей и Вадимом под Новый год, как бывало раньше и всегда в это волшебное время. Однако, наверняка самую глубокую и горячую благодарность Фортуне питал один совершенно безвестный брюссельский нищий, который, сняв номер в пятизвёздочном отеле, отмокал в джакузи с пеной, свечами и с шампанским в ведерке на эмалированной подставке.
Обменять ледяную вокзальную лавку и объедки бургера из мусорного ведра на роскошный гостиничный номер ему позволила замечательная находка на перекрёстке с фонтаном Писающего мальчика. Красивая молодая женщина остановилась у заборчика перед фонтаном, поморщилась от запаха, затем задумчиво достала из синей сумочки огромные блестящие часы, на глазах у изумлённого бродяги повесила их на железный штырь ограды и быстро ушла. Бродяга соскрёб себя с тротуара, подбежал, схватил часы, ликуя, что никто не видит и, удивляясь тому, какие они тяжёлые, сунул за пазуху, и уковылял в противоположный переулок.
Оставив часы на ограде у Писающего мальчика, Надя направилась прочь. Краем глаза убедившись, что нищий, который наблюдал за ней, завладел часами, она ускорила шаг.
Уничтожить дьявольскую машину со стрелками было нельзя, выбросить в реку, растоптать и раздолбать молотком – ни в коем случае. Долгие месяцы наблюдая за Вадимом, который трясся над часами от страха, что они могут остановиться, Надя сама стала верить, что между часами и её мужем есть физическая связь. А если это так, то надо чтобы они продолжали работать, нельзя их ломать, думала она, сидя в поезде до Брюсселя и рассматривая чёртову штуковину. Вы должны работать, тикать и шуршать шестерёнками, ниточка жизни должна бесконечно тянуться по голубому экрану, иначе он умрёт.
Сойдя с поезда, Надя задумчиво шла по улицам, будто в тумане, пытаясь понять, как избавиться от проклятых часов. Оглядываясь по сторонам, на перекрёстке с Писающим мальчиком она заметила бродягу, который сидел на тротуаре, расстелив перед собой газету и прислонившись к стене. И тут вдруг она поняла, как всё должно произойти. Она медленно подошла к ограде памятника, – кроме неё и бродяги на перекрестке никого больше не было, – затем повесила часы на штырь ограды так, что бродяга мог это видеть, и направилась прочь.
Наваждение прошло, и туман рассеялся. Надя могла теперь слышать звонкий стук своих каблуков по булыжникам старинной мостовой, могла видеть освещенные заходящим рыжим солнцем блестящие витрины магазинов и лица идущих навстречу людей, она почувствовала благоухание еловых веток и цветов, которыми были украшены окна домов. С каждым шагом ей становилось всё легче и радостней на душе, и уверенность, что она поступила верно, становилась крепче. Часы выполнили свое предназначение. Их самое главное предсказание сбылось ещё тридцать лет назад: два человека встретились и остались вместе навсегда, и всё остальное – неважно. А теперь они только мешают счастью, которое сами предсказали. Получил – и забудь, не натягивай судьбу. Заигрались, хватит.
На блошином рынке она купила пачку старых бритвенных лезвий, присела за столик в уличном кафе, отвернулась от закутанных пледами граждан свободной Европы, потягивающих кофе из дымящихся кружек, и незаметно полоснула бритвой по кожаному боку синей сумочки. За углом она выбросила бритвенную пачку, запрокинула голову, чтобы рассмотреть верхушку высоченного, сложенного из белого камня, собора святого Михаила и святой Гудулы и направилась дальше, обдумывая, как будет изображать удивление, досаду и ужас по поводу пропавших часов.
ВОСЬМАЯ Линия жизни
Бродяга понимал, что с часами дело не чисто, и их нужно сбыть как можно быстрее. Может быть, взбалмошная дамочка за ними вернется, может она воровка, скидывающая краденое, поскольку полиция идет по её следу. В общем, от часов нужно срочно избавиться. Однако отдавать их за копейки таким же, как он, маргиналам с барахолки он не хотел, уж очень они были большие и красивые. Тут нельзя продешевить, такой случай предоставляется только один раз, один на миллион, и он направился прямиком в часовую мастерскую на главной площади.
Вступив на площадь, он не заметил ничего удивительного, поскольку Надя и Вадим всего десять минут назад угнетённые, в слезах и в сопровождении сочувствующих полицейских направились на поиски пропавших часов.
Бродяга зашел в магазин и попросил пухлую девушку за прилавком позвать хозяина. Девушка начала сопротивляться, бродяга – настаивать, и в итоге на крик из-за бархатной портьеры вышел мелкий лысый старикашка в огромных очках с толстенными линзами, хозяин часового магазина и мастерской. Увидев часы, он икнул, протёр очки, и отвалил за них бродяге такую сумму, что тот покинул магазин, сверкая от счастья, как новогодняя ёлка на площади. Затем старикашка вложил в ладонь ошарашенной девушки-консультанта банкноту в пятьсот евро и сказал: «Эллис, вы привели сегодня потрясающего клиента, нет, не возражайте, это ваша заслуга и ваше вознаграждение. На сегодня вы свободны, можете идти домой встречать Новый год. И ещё. Вы же понимаете, что я не могу покупать вещи у бездомных, это незаконно. Поэтому то, что вы видели, не должно покинуть этих стен. Могу ли я рассчитывать на вашу лояльность?»
– Но, господин Штоллер, может быть, это те часы, которые потеряла русская пара, вы же видели, как сокрушался мужчина.
– Нет, Эллис, это другие часы, я же говорил с русским, и он описал мне часы, которые у него пропали. Если вдруг к нам попадут его часы, мы сразу обратимся в полицию, и они помогут нам найти несчастного потеряшку.
– Спасибо, господин Штоллер, мне было так жалко его, видно было, что часы ему очень дороги.
– Вы добрая девушка Эллис, а добро должно вознаграждаться. Вот вам ещё пятьсот евро. В этот новый год не отказывайте себе ни в чём.
Эллис радостно закивала и ушла, а старик, закрыл магазин и отправился вглубь дома в свой кабинет. Тупая корова будет молчать. Ишь ты, дура-дурой, а ещё лезет с предположениями. Сложила два и два. Но она ничего не скажет – работой дорожит.
Старик закрыл дверь кабинета на ключ и подошел к столу, заваленному часами различных размеров, тикающими на все лады, как рой термитов или сверчков. Казалось, что они шевелятся, вертят усиками, лапками и шестерёнками, пытаясь уползти. Стены кабинета были также завешаны различными часами, с маятниками, кукушками, шуршащими, цыкающими и периодически издававшими гулкий звон. Старик раздвинул руками гору механизмов на две кучи, освободив место в центре стола, бережно положил принесенные часы перед собой и склонился над ними.
Да, это были они, те самые, о которых он сегодня разговаривал с этим сумасшедшим русским. Как же этот олух вас потерял, уму непостижимо. Если бы у меня были часы, которые бы предсказывали будущее, я бы их просто не выпускал из рук. А этот – оставил, чёрт знает где, и потерял. Вот чучело. Если заявится и будет искать – я буду нем как рыба.
– Руди, мы открываем шампанское, – голос жены из соседней комнаты встряхнул и выдернул старика из потока мыслей.
– Я иду, не открывайте пока, – скрипуче прокричал он и услышал необычную бодрость в собственном голосе. «Повезло тебе, ушлый ты старикан», – в коридоре он глянул в зеркало, ухмыльнулся отражению и прищёлкнул пальцами
Он вышел в обеденную комнату, победоносно посмотрел на опрятную старушку-жену и внука пяти лет, копошащегося на полу возле ёлки, и направился прямиком к столику с шампанским.
– Руди, давай позовем Эллис, пусть она поможет, ты же сто лет сам не открывал.
– Я отпустил Эллис домой. Не беспокойся, я справлюсь. Мы с тобой ещё не такие старики, как кажется этой молодежи, мы сильнее многих молодых и розовощеких.
Старушка была рада видеть супруга в приподнятом настроении, Он взял бутылку Кристалла и внезапно обретшей твердость рукой стал снимать фольгу. Завтра утром я примусь за вас, думал он, я разберусь в ваших дьявольских настройках. Через мои руки прошло столько вам подобных, что и не снилось.
В этот момент рука старика соскользнула, коснулась проволоки, плохо закрепленная пробка с хлопком вылетела прямо в шею владельцу часовой мастерской и попала в синус сонной артерии, вызвав моментальную остановку сердца.
***
Через месяц после похорон сын старика Руди Штоллера, принял дела по управлению магазином, уволив первым делом глупую и нерасторопную Эллис, и решил навести порядок в кабинете отца. Он вспомнил, что Эллис, которая поначалу делала попытки снискать его расположение, рассказывала про какие-то чрезвычайно ценные часы, которые старик купил в день смерти у бродяги за бешеные деньги. Новый хозяин магазина практически сразу обнаружил эти часы вместе с тем печальным обстоятельством, что они безнадежно неисправны. Электронный механизм оказался намертво закодирован паролем, который даже не позволял сделать принудительную перезагрузку, и настройки сохранялись даже после смены батареек. Поэтому настроенный на старый стиль календарь и отставание от правильного времени на час с лишним невозможно было исправить. Какому идиоту понадобилось жить по календарю двухсотлетней давности, вот загадка? Ещё он понял, что если нажать определенное сочетание кнопок, дисплей загорался голубым светом и по нему начинала слева направо двигаться написанная красивым старинным начертанием последовательность цифр, и если в этот момент крутить колесико, то движение ускорялось, цифры постепенно сливались в одну яркую голубую линию. И можно было крутить так хоть минуту, хоть пять, замедляясь и ускоряясь, – линия скользила по дисплею бесконечно. Сын решил, что приобретение этого сломанного куска металла и пластика, генерирующего случайные числа, было первым и к счастью единственным признаком начинавшегося у родителя слабоумия.
Таким образом, дьявольские часы были отправлены в коробку с бесполезной рухлядью, которая, прежде чем попасть на помойку, а оттуда на одну из брюссельских барахолок, оказалась в комнате самого младшего мужчины в семье, пятилетнего Руди, названного в честь деда. Маленький Руди мог часами рыться в коробке, выуживая из неё замысловатые блестящие и тусклые механизмы, так приобщаясь к семейному бизнесу. Ему понравились большие часы с ярким голубым дисплеем, по которому бегали цифры. Перед сном, он брал часы с собой, забирался под одеяло, крутил колесико, и пещера его постели освещалась ярким неземным светом.
Однажды в новогоднюю ночь, Руди аккуратно сложил под ёлкой полученные от родителей подарки, чтобы как следует разобраться с ними утром, и запрыгнул в постель со своим любимым инопланетным фонариком. Он нажал кнопки в нужном порядке, и экран часов загорелся, освещая его лицо под одеялом синим светом. Белые цифры как всегда побежали по голубой поверхности циферблата и вдруг остановились. Руди крутанул колесико ещё и ещё раз, безрезультатно – цифры пробежав пару секунд по экрану, застывали намертво. Он решил, что часы сломались. Он не знал, что в этот самый момент начертанная на звёздном небе линия жизни далёкого хозяина чудесных часов перестала быть бесконечной. Часы запустили обратный отсчёт.
Руди сунул их под подушку и заснул.
А в центре засыпанного снегом сибирского города в квартире на пятнадцатом этаже Вадим поцеловал спящую Надю, подошел к окну и улыбнулся приветливо мерцающим на черном ночном небе звёздам. Он был счастлив, полон сил и как никогда уверен в своём бессмертии.