Друзья провели в машине порядка шести часов. Дорога серпантиновой змейкой стелилась, изгибаясь между зелёными холмами гор. Широколиственный лес состоявший преимущественно из дуба, бука и граба, в этих широтах сменился на чисто хвойные деревья. Ель и пихта дарили тенёк и прохладу. Тёмно-зелёные веточки загибались наверх, пропуская сквозь свои колючки яркие лучи склоняющегося к горизонту солнца.

Под заунывные, весёлые «Уо-уо-уо-о-о…» мотивы хиппи-радио красная машина припарковалась в тени двухэтажного одинокого дома.

Дом, сколоченный из дерева и выкрашенный тёмно-коричневой морилкой располагался у самого берега озера. От чёрной воды его отделяла только полянка с короткой, цвета зелёнки травой и деревянный мокрый пирс, который доходил чуть ли не до одной третьей водной глади.

Этот простенький и немного мрачноватый коттеджик принадлежал одному бизнесмену, который обожал иногда выбираться в глухой лес подальше от людей; чтобы дом не простаивал без дела, хозяин его сдавал, преимущественно таким же интровертам, как и он. К счастью, Денис слишком убедителен и, к сожалению, влиятелен, чтобы мелкий бизнесмен отступился от своих принципов и вручил ключи в цепкие лапки креативного директора.

Это место правда было потрясающим: тишина, прохлада, отсутствие соседей.

Бумажку и Холодную разбудили только когда братья и их друзья перетаскали пакеты и сумки из багажника в просторный, слегка пропахший сыростью холл.

Марго вышла из машины, потянулась и скрылась в лесу, ничего никому не сказав. Аделхеит немного погодя недовольно разлепила зенки и уставилась мутным взглядом голубых линз на дом, в котором им предстояло отыгрывать клоунскую сценку два дня подряд… утомительно и выматывающе: ложь во имя будущего, во имя денег, независимости и открывшейся мечты, медленно переползавшей в статус дальнейшей цели жизни. Свобода от быта, путешествия и фотоаппарат как единственный спутник. Прокрутив сладкую визуализацию, Фёкла натянула лицемерную улыбку, вышла из автомобиля и пошла осматривать территорию дворца дня мальчишника.

Девушке до сих пор было невдомёк зачем братья взяли на мальчишник своих невест. Разве последняя встреча с друзьями на воле от оков брака не предполагала временной разлуки со своей половинкой? Ладно, не ей ломать мозги об логику начальства, раз её вывезли на природу, трудяжка хотела насладиться хотя бы немножко отсутствием смога, копоти и шума.

Чёрная от отражений елей и пихт вода манила отсутствием волн. Даже мелкая рябь от ветерка не смела испещрять полосочками морщинок почти идеально круглое озеро.

Красные облака заката отражались в воде как в идеальном огромном зеркале. Создавалось ощущение или оптическая иллюзия будто нет вовсе воды, а сам мир словно плоская двухсторонняя цветная бумага в этом месте, в этой дыре имел выход на свою зеркальную сторону, сторону близнеца. Будто два плоских, одинаковых мира – только прыгни в эту глубину розового неба и окажешься на той, обратной стороне. И всё там будет таким же как в нашем мире, всё, только люди будут другими, иными, чужими, но такими добрыми и интересными, а может бесцветными и безликими. И нет в том мире зла и боли, весь негатив, вся тьма на этой стороне, здесь, с нами.

Менеджер сидела на крайней дощечке сине-серого пирса. Болтала ногами в воздухе, тихонько задевая подошвами кед чёрную гладь воды.

Над бледным отражением лица Фёклы появилось отражение Дениса, искривлённое кругами от рыбки, поймавшей водомерку.

– Замёрзла что ли?

– Нет. Здесь тепло. И хорошо. – Вяло и казалось, слегка грубовато спросила, – чего хотел?

– Хм. Мы собираемся ужинать. Уже всё готово.

– Так быстро? – Бумажка еле встала на ватных ногах.

Розовость неба сменилась синевой, оттенком индиго; звёзды и Луна заняли свои места, согласно купленным билетам.

– Ты сидела здесь три часа, в одной и той же позе. Как приклеенная, – широкая улыбка оголила белые клычки креативщика. – За тобой, конечно, следил Родион, чтобы ты не упала в озеро. Ему почему-то мерещится, что ты хочешь, ну того, самого… – Фёкла вопросительно подняла брови. – Эм, нажать кнопку самоуни… кхм, я в общем-то не знаю как это у вас правильно называется. – Замялся виновато неформал.

– У нас? – передразнила трудяжка.

– У депрессивных, грустных трудоголиков.

– Ты сейчас попытался оскорбить всех трудоголиков мира? Я просто задумалась, замечталась, ушла в релакс. Называй это как хочешь. В одном могу заверить – жизнь свою я люблю. А вот твоему другу реально надо провериться, ну знаешь, пока не поздно.

– О ком это ты? – на полном серьёзе удивился Денис. – Родион довольно позитивный и жизнерадостный парень. Просто на него накладывает отпечаток его работа, вот и всё.

– М-да, конечно. То-то он аж лучится от позитива. Ладно, не моё это дело.

Девушка встала, отряхнула попку и прошла мимо Дениса, максимально игнорируя его присутствие. А подлое сердце стучало в компании этого шута громче, чаще; а крылья носа непроизвольно расширялись, ловя приятный, естественный запах кожи – феромон.

Фёкла, Фёкла, не будь дурой, этот мужчина не для тебя. Он уже занят работой и разгулом, и причём давно. Да и не сочетается твой пессимистический реализм и агрессивность с его оптимизмом и лицедейством. Смирись. Эта тема просто не для тебя.

Героиня прогоняла вагончик хмурых мыслей в своей умной голове. А гормоны собирались в тёплую кучку, зажигали огни янтарных гирлянд, садились за столики в уютном, интимном мраке накуренного подвального кафе; играли на музыкальных инструментах, наполняя черепушку расслабляющими песнями и мелодиями джаз направления.

* * *

Прохладный ненатопленный холл почти свободен от мебели, либо хозяин предпочитал минимализм, либо был жлобом. Дубовый обеденный стол у небольшого окна, которое открывало вид на темнеющий в сумерках лес; нетопленный камин справа, подобие кухонного гарнитура в углу, слева дверь в туалетно-ванный закуток. В зоне прихожей лестница, ведущая на второй этаж к спальням. Холл дополняли скамьи, стулья, кожаный, скрипучий диван и горшок с засохшим фикусом.

Трудяжка присела на скамью, боком к окошечку. Помещение наполнял гогот друзей, щелчки открываемых бутылок с напитками, запах разогретой, ресторанной еды. Стол споро заставили тарелки с разномастной едой: азиатская, жутко наперчённая и жирная; лёгкая французская; различные нарезки и закуски; немецкое пиво; русское вино и много ещё чего, что Фёкле было влом разглядывать. Странная и всё не проходящая лень, наполнила томностью конечности и голову: не хотелось лишний раз двигаться, моргать и даже думать.

Денис сел рядом с невестой, предвкушающее потирая ладони. Марго села поближе к ним, на её красивом лице замерла усталость и желание пойти быстрее в кровать спать. Остальные участники сцены ушли омыть разгорячённое начинающимся весельем лицо.

Зоркое око тихо проговорила:

– Странный у вас мальчишник. И гости тоже странные.

Денис пожал плечами, потом положил на тарелку невесте каждого блюда понемножку, то ли чувствовал, что сама она и пальцем не двинет, то ли решил поухаживать.

– С чего ты это решила? – щурясь в интересе, спросил неформал.

– Да так. Вот зачем я и Марго здесь? Разве это не праздник стороны будущих мужей? – менеджер подпёрла голову рукой и начала гонять оливку уворачивающуюся от зубьев вилки.

– Эх, малыш. Это ведь такой архаизм и предрассудки. Вот почему нельзя повеселиться всем вместе? Мне вот совсем не хочется и на день разлучаться с Марго и тобой, – Денис озорно подмигнул.

Ну зачем ты так делаешь? Зачем заигрываешь, если для тебя это всего лишь представление на сцене театра?

– Ты рассказал о своих друзьях немного. Обо всех, кроме него. – Бумажка быстро соскользнула с неприятной ей темы разговора.

– М?

Героиня тыкнула вилкой в сторону мнущегося в зоне прихожей Эдика. – А, ты о нём. Эдуард, кажется. Да?

– Ты у меня спрашиваешь имя своего друга? Вроде пока не пьян.

– Я трезв, малыш. – Денис приподнял плечи. – Просто тот человек мне совсем незнаком.

– Друг Евдокима?

– Нет. Мы его вообще первый раз видим. Он же голосовал на трассе, мы его подобрали. Ну ты и сама видела.

– То есть… вы… привезли… сюда… абсолютно незнакомого человека?

– Ну да.

Невеста злобно прошептала:

– Ты… ещё больший дурак чем я думала ранее.

– Подумаешь, беда разве какая? Ну развеется парень с нами. Чем больше народу, тем веселее.

– Он чужой. – Продолжала давить трудяжка.

– И что теперь? Выгнать его в лес прикажешь? – продолжал забавляться креативщик.

– А если он что-нибудь…

– Что?

– Учудит? – Денис приподнял брови, на лице его читалось: «И чем ты сейчас пытаешься меня напугать?»

– Расслабься. Может быть, он станет нам всем новым хорошим другом.

– Или всех нас убьёт.

– Какие мрачные мыслишки. Депрессивная ты, однако. Родион прав насчёт тебя.

Фёкла перешла на агрессивный шёпот:

– Да при чём тут я! Ты его видел?! У него явно проблема с головой!

– Ну с чего такие выводы? Может он просто хиппи?

– Он ссыт в фикус!

– Ну и замечательно. Хоть кто-нибудь его польёт. – Неформал потянул в стороны щёчки Бумажки туда-сюда, вытягивая губы в улыбку. – Всё будет хорошо. Ты мне веришь, малыш?

– Абсолютно нет. Всеобъемлюще нет. Беспросветно нет. Я тебе не верю. – Она отпряла жениха, высвобождая свои щёки.

Денис скорчил обиженную мордашку и сложил лапки на груди. Но скоро вернулись ребята с Евдокимом, «хиппи» отошёл от щедро смоченного фикуса, и все принялись за поздний ужин. Вокруг царила атмосфера праздности и весёлости.

Под шумок трудяжка повернулась к Марго, шёпотом спросила:

– А ты что думаешь по поводу Эдика? Ты ведь слышала, что о нём сказал Денис?

Холодная вздохнула, обдув Бумажку свежими парами перерабатываемого организмом алкоголя. С трудом сфокусировав взгляд на менеджере, директриса пробубнила:

– Всё норм.

Трудяжка отпряла немного от сероглазой актрисы, присмотрелась к ней повнимательнее и произнесла:

– Почему ты опять напилась? Как тогда в доме родителей Втулкиных…

Лепет невесты услышал Денис, повернулся к ним.

– Вай-вай, что за напасти! Марго, ты когда налакаться успела?

Холодная одарила вопрошающего стеклянным взглядом. Понятно и без слов, что за столом сидит лишь тело Марго, а её душа давно уже воспарила и смоталась на второй этаж спать. Креативщик громко возмутился:

– Ким, какого хрена? Ты почему за своей невестой не углядел?

Гендиректор отвлёкся от разговора с щебечущем Адом, встал после короткого:

– Однако.

Черноглазый брюнет закинул руку директрисы себе на плечо, обхватил женщину за талию и аккуратно сопроводил свою невесту до спальни.

Фёкла почему-то совсем не хотела кушать, только размазывала еду в сплошное месиво по тарелке. Мыслями далеко, чувствами ещё дальше. В кармане завибрировал телефон – дошло смс от Аи.

Новость от подруги про маньяка сильно взволновала трудяжку. Попа напряглась, в горле встал ком, с превеликим трудом она подняла от экрана взгляд и напоролась на льдинки Эдуарда. Мужчина ощупывал девушку взглядом не таясь. Менеджер отвела глаза к окну, по спине прокатились холодные бусинки пота. Не думай, не думай, не думай. Это всего лишь СОВПАДЕНИЕ. Ты себя зря НАКРУЧИВАЕШЬ. Может парень и правда хиппи? Смотри, никого кроме тебя этот индивид не напрягает. Значит, проблема не в нём, а в тебе! Успокаивала она себя.

Фёкла решила отвлечь разбушевавшееся не вовремя воображение – открыла Шмугл, пролистала ленту вверх в поисках интересных статей. На одной из иконок красовалось её фото… а точнее, фото Аделхеит в костюме пиз… в костюме.

Девушка заинтересованно тыкнула на ссылку. Окошечко развернулось, на всю ширь экрана вылезла порочащая фотка с заголовком, выделенным жирным красным шрифтом:

«Братья-монополисты совсем погрязли в грехах! Где же предел их власти? Шок контент! Убрать детей от экрана! Невеста в сексуальном рабстве! Денис Люциевич примеряет роль сутенёра!»

Жёлтые журналисты совсем рехнулись? Хотя этого следовало ожидать. Читать остальную грязь статьи не хочется – только глаза марать… да кому я вру? Любопытно же. Уговорив свою совесть, что одним глазком можно, Бумажка погрузилась в увлекательное чтиво. Местами она даже кое-как сдерживала смех. Статейка подняла её настроение на пару делений, и она даже скушала кусочек красной рыбки и пару малюсеньких деревьев – брокколи на пару.

Без тостов и чоканий бутылок, но с шуточками и смехом, компания приятно провела время. Затем они все дружно, за исключением храпящей на втором этаже Марго, гурьбой высыпались на поляну за домом.

* * *

Неподалёку от домика находилась земляная площадка, очищенная от веток и травы. По кругу стояли скамейки из цельных брёвен. В центре огороженный большими камнями горел костёр. Пламя отражалось в глазах молодых людей. Друзья и девушка расселись по кругу, грелись, болтали, пели песни под гитару и передавали по кругу фляжку с глинтвейном. Фёкла не пила, она всего лишь замыкала цепь, передавая тёплый от ладоней мужчин предмет из серебра.

Искры с дымом поднимались вверх, туда, где небо и звёзды проглядывали через мохнатые разлапистые ветки елей.

Менеджер сидела, абстрагировавшись от всего. Очнулась, когда в неё потыкали корпусом гитары.

– Я не умею. – Бумажка взяла гитару и изобразила в воздухе перебирание струн.

– Тогда расскажи какую-нибудь историю, малыш. А Евдоким тебе подыграет ненавязчиво на фоне. – Денис передал инструмент брату.

– Какую истолию? – героиня не мёрзла в полосатом, мягоньком свитере, однако всё равно куталась в вязаный плед.

– М-м-м, дай-ка подумать… – неформал постучал пальцем по своим губам в глубоком раздумье.

– Страшную. – Предложил Эдуард.

– Страстную. – Идейка Ада.

– Трагичную. – Сказал Родион.

– Жизненную. – Подключился к генерированию идей Евдоким.

– Точно! Твоя история! – осенило подпрыгнувшего Дениса.

– Моя?

– Да-а-а! Ты как-то говорила, что твоя подруга сидит в местах не столь отдалённых. – Карие глаза креативщика сияли неподдельным интересом.

Он мной заинтересовался? Да не, бред. Просто хочет послушать байки среднего класса.

– Холошо. Однако это не моя истолия. Меня и наблюдателем не назвать, плосто сама слышала эту истолию. Да и лассказчик из меня так себе. – Фёкла всмотрелась в язычки жёлтого пламени, возвращаясь мыслями в тот день. В их с Аей день. Евдоким, поймав настрой зоркого ока, перебирал спокойные аккорды. Вибрация струн как нельзя лучше унесла менеджера волной в воспоминания.

* * *

Слякоть. Дождь? Осень.

Красные листья клёна плавали в лужицах на тёмном асфальте. Местами голубое небо отражалось в выпавшей с хмурого неба водице. Чёрные тучи гонял холодный, промозглый ветер. Контраст злых, наполненных каплями облаков и чистого, режущего глаз неба приводил подростков в щенячий восторг. С чего бы? Да просто так, от красоты картинки. А чему ещё радоваться в этом жестоком, беспощадном, дорогом и сером мире взрослых людей?

Тощие ножки в рваных кедах шлёпали по лужам, убегая от очередных люлей. Подошвы с громким хлюп-хлюп разбивали зеркала мини-морей. Втаптываемые в неровности асфальта кленовые листья терпели боль.

Их нервный смех и брань бегущих за ними людей эхом отражались от убогих, разбросанных на расстоянии друг от друга домов. Улицы здесь были редкие, как зубы во рту болеющего цингой моряка. Многоквартирные дома стояли поодаль друг от друга, между жилыми улочками лежали заброшенные футбольные поля, заброшенные здания госучреждений: школ, дворцов молодёжи, больницы и даже одна ограждённая некогда колючей проволокой тюрьма.

Заброшенный город, умирающий город, город, покидаемый людьми. Нет работы, нет притока денег извне, нет ни-чего. Старики доживают свой век, алкаши и наркоманы торопятся на кладбище, ибо других перспектив в этом позабытом Богом месте нет.

Список последних жителей городка пополняют фамилии и имена беспризорников. Тридцать штук молодых, находчивых и озлобленных.

Двое подростков сейчас черпали из своего кувшина удачи и фортуны: спёрли, а точнее, взяли во временное пользование то, что плохо лежало. Бежали, хохоча, а преследователь давно уже выдохся и махнул на них рукой. Но подруги всё неслись, подгоняемые адреналином. Адреналин кормит ноги, ноги кормят подростков.

Этих подруг можно смело отнести в банду беспризорников стоящего на отшибе детского дома, только вот попечители у них были. Но такие родители, которых и нет вроде: они вечно слонялись по квартирам и подворотням, собирая компаньонов к застолью состоящему из палёного алкоголя.

Их взрослые люди, которые несли за них ответственность, наверное, работали, раз имелись деньги на выпивку, но в то же время в драных, не видавших ремонта квартирах вечно не было еды. Вот и приходилось им с младых ногтей самим крутиться-вертеться, дабы выжить.

– Кха, кха, – давняя простуда, как нарочно, подкосила грустного ребятёнка.

Девушка шумно выдохнула и плюхнулась попой в тонких джинсах на мокрую облезлую скамейку, которая стояла возле их на две третьих покинутой пятиэтажки: местами выбиты окна, тюль и прочая дребедень трепетала флагами позора в ощеренных осколками рамах нежилых квартир. – Я больше не могу. Передохнём немного.

Высокая для своих лет, тощая как швабра, и рыжая как лиса, девушка подошла к подруге и пнула её по грязному, отдалённо напоминающему кеды предмету.

– Если мы сейчас же не спрячем улов, то мы не отдохнём, а передохнем тут. Вставай давай, ленивая жопа!

– Ай-я! Ая! Больных надо уважать! – хмурая девушка с щенячьим взглядом зелёных глаз недовольно пискнула ломающимся от простуды голосом.

– Да за что твоих больных уважать?

– Я тебе уже говорила: в нормальном общест…

– Да-да-да, – перебил рыжик. – Я помню ВСЕ твои лекции о мире. О том, другом. «Прекрасном, светлом и счастливом», – на каждом слове лисичка кривлялась и закатывала глаза.

– Я ведь серьёзно с тобой, а ты… кха, кха… – короткие каштановые волосы резвились на сквозняке, уши пылали красными огнями.

– Совсем худо? – Ая, казалось, испугалась и села на корточки перед скорчившейся в приступе кашля Фёклой.

– Я… – смахнув слюну с нижней губы, села, выпрямив спину, словно аристократ на приёме у короля, продолжила: – Столько раз тебе говорила… Хватит употреблять такие слова как: жопа, пиз… м-м, су… кхм, бл… ах, я даже их выговорить не могу. – Бумажка скривилась. Белёсый язычок высунулся на улицу, помогая кривить недовольную рожицу.

– М-да, Свёкла, дело совсем не айс.

– М?

– Твой язык совсем белый. Как мел. Ты ведь мел не жрала? То есть не кушала?

– Ты чего? Ая, ты ведь знаешь, что я бы обязательно поделилась с тобой.

– Да знаю я, непутёвая. – Рыжик ладошками растёрла подруге щёки и уши, губами, в поцелуе, проверил лоб. Горячий. – Надо подорожник приложить.

– Куда? – Фёкла похлопала покрасневшими, слезящимися глазами.

– К жопе! Ай-я, то есть к попе!

– Зачем?

– Да чтобы дурь из твоей баш… ар-р-р-р, головы вышибить! Вот захе… ар-р-р, зачем ты вчера окна намывала?

– Так они грязные были… – оправдывалась зеленоглазка.

– И что? Кому они нах… да, ёп, то есть за каким делом понадобятся? Куда смотреть? Что за окном, что в квартире – везде, одна, большая, жирная безнадёга! – выругавшись, Ая почувствовала себя значительно лучше. Помогла встать подруге и повела её наверх, в их относительно мирный, безопасный уголок.

На крыше они построили из старых досок домишко, если его так можно назвать. Сами же они величали его «Штаб двух умудрённых жизнью людей, чью дружбу не сдует ураганом невзгод, не смоет ливнем взросления, и не разрушит землетрясением лет».

Тащили наверх телевизор. Не новый и не слишком старый, как раз чтобы без последа улик загнать его перекупу, и питаться два месяца на вырученный эквивалент в денежной сумме. В основном на себя подъём груза взяла Ая, потому что Фёкла совсем плохо выглядела: испарина на лбу, явно повышенная температура и озноб, но все неприятности девушка стойко терпела, никак их не выражала. Ни стонов, ни охов, лишь зубы покрепче сжала.

Терпение, ловкость, смекалка – их речёвка на любое время суток. Сами себя воспитали, и не нет у них другой опоры кроме друг друга. Два одиноких атома, вращающихся в жиже сурового мира.

На взрослых надежды не было, и речь даже не о родителях, а об учителях, оставшихся в последней, одноэтажной, затрапезной школе. Подростки не ходили туда, они учились «на дому», потому что как такового образования им там не давали: учителям было глубоко наср… кхм, безразлично будущее воспитанников. Все в этом городишке-призраке заняты своими заботами: что поесть сварить/муж пьёт/муж бьёт/ зарплату опять задерживают/ порвались последние капроновые колготки/бабка выше этажом, похоже, отжила своё и смердит в запертой квартире, кого вызвать, чтобы дверь взломали и вынесли уже наконец-то тело…

* * *

Ночь. Улица. Разбитые фонари. Стонет ветер, однако в убежище подруг задувать не смеет.

Одиноко горит лампа в настольном ночнике. Одиноко мечется в бреду Свёкла. Резко вздрагивает всем телом и просыпается. Мокрое полотенце, которое Ая положила ей во сне на лоб, валялось крысиным комочком в углу домика.

Бумажка растёрла лицо загрубевшими ладошками, осмотрелась – Аи нет. Вышла облегчиться? Странно. Обычно она будит и предупреждает, что выйдет проветриться.

Зеленоглазая встала, покачиваясь, решила спуститься к подъездной площадке. Там, наверное, и сидит сейчас её рыжая бестия.

На скамье никого не оказалось.

Ночной, густой, молочный туман обволакивал всё вокруг. Верхние этажи дома не видны, рассмотреть удавалось только скамью, три этажа, фонарь вдалеке и кусок старого футбольного поля: жёлтая, засохшая трава клонилась к земле.

Куда же она запропастилась?

На «сделки» девушки всегда ходили вместе, так почему же сейчас Фёкла мнётся в тумане совсем одна? Уйти обратно в укрытие и ждать там или… Конечно же «или». Если Аи здесь нет, значит, рыжик ушла искать неприятности. Где неприятности там Ая, где Ая, там Свёкла.

Бумажка вернулась в подъезд, взяла обрезок трубы и пошла искать свою лошадку.

Лошадка нашлась довольно быстро: просто зайди вглубь тумана и иди на шум возни. Как Фёкла и предполагала: Ая участвовала в потасовке с беспризорниками. Явный численный перевес на стороне врагов, но и рыжик не в проигрыше: рост и сила наполняли её уверенностью в победе.

Болеющая немного постояла в сторонке наблюдая. Всё шло как нельзя лучше, пока один из противников не достал нож. Тут Бумажка не стала ждать у моря погоды, влезла в драку, наградив ударом трубой по хребтине парня, который явно захотел нарушить негласное правило уличных боёв – никакого остро колющего оружия.

Ая недовольно посмотрела на горящую в температуре подругу. Свёкла взгляд проигнорировала, и драка пошла веселее. В чём причина заварушки, зеленоглазой не интересно, но раз на её рыжика лезут с ножом, то надо вправить мозги некоторым индивидам.

Обычно девушки выходили сухими из подобных боёв, но в эту ночь чаша фортуны разбилась, превращая удачу в туман, а туман в преимущество врага. Нападавшие всё прибывали. Побитые сменялись здоровыми и бодрыми. Кашель и озноб подтачивали силы Фёклы, да и Ая не киборг, вечно стоять и драться она не может.

Бумажку неожиданно повело головокружение. В момент слабости кто-то успел приложить её чем-то твёрдым по низу живота. Адская боль сложила Свёклу пополам. Коленные чашечки столкнулись с асфальтом, рот в немом крике всасывал влажный воздух. Что-то горячее и липкое испачкало прижатые к животу пальцы – кровь. На бите гвозди?

Зеленоглазка посмотрела на Аю. Та была не в лучшем состоянии: трое на одну та ещё задача. Рыжик, расправившись с противниками, подбежала к подруге. Остальные враги пока собирались в кучку, их тени висели в тумане.

– Дело дрянь, Свёкла. Встать можешь? – Ая насильно подняла на ноги коллегу по несчастью. Из тумана к ним медленно, как жадные дикие волки, подбиралась свежая порция озлобленных сверстников.

– Что нам делать?

– Бежать. Беги и позови взрослых. Кого-нибудь адекватного. – Ая держала подругу за предплечья до боли, смотрела в глаза, внушая верность своих суждений.

– Я не брошу тебя. – Грустное личико вмиг стало ещё печальнее.

– Мы умрём, ты понимаешь это? Нас порешают. Я бегаю как черепаха. Надежда только на тебя и твои длинные ноги. Смекаешь?

– Я не могу так посту… – Ая злобно рыкнула – замена мату, толкнула Бумажку в сторону жилых домов и придала ускорение поджопником.

– Беги, тощая жопа! Сейчас же! А иначе! Ух, не зли меня, засранка!

Фёкла улыбнулась напоследок, крикнула: «Ты только не умирай!», и побежала. Побежала, пока враги не очухались. Побежала, несмотря на адскую боль в животе. От скорости побега сейчас зависели их жизни.

* * *

– А дальше что произошло? Они спаслись? – Денис даже перестал жевать поджаренную на костре сосиску, увлёкшись рассказом Аделхеит.

– Да. Можно сказать и так. Девушка добежала до будки дежулных полицейских. Всех повязали. Бегуна отвезли в соседний голод в больницу. Её внутленние детолодные олганы постладали. После опелации она стала стелильной. Служба опеки и попечительства нашли её лодственника, дедушку, отправили к нему. Лыжею посадили, как зачинщицу на исплавительный слок.

– Она до сих пор сидит? Не слишком ли это жестоко? – встрял Евдоким.

– Её выпустили, но… Сейчас она в тюльме для малолетних плеступников. Лаботает там психологом-педагогом.

Эдуард задал простой вопрос, но что-то в его тоне опять испугало Фёклу.

– А что стало с раненой?

– Она осталась жить в голоде у дедушки, в котолый её увезли на лечение. – Трудяжка выдавила из себя улыбку, свет костра окрасил её парик в прекрасный оранжевый цвет.

– Значит, она до сих пор не идеальна? – Эдуард наморщился. Странно выстроенная фраза прогнала табун мурашек по спинке менеджера среднего звена.

– В этом миле не бывает идеальных людей.

Держи улыбку, держи.

В ответ Эдуард кинул колючий взгляд.

– Ты ошибаешься. Идеальные бывают. Восхитительные, недосягаемые, величественные. Идеальные, – губы его расплылись в оскале. Одна из веток в костре треснула, выпав из кучи. Пламя всколыхнулось, отсвет мазнул по острым, длинным клыкам «хиппи». Бумажка в душе застонала, однако на лице не дрогнул ни один мускул. – Идеальные существуют, Аделхеит. Только ты к их числу не относишься.

Никто не слушал их разговор, зашедший в странное русло, все копошились в каких-то своих, мелких, резко возникших делах. Эдуард встал, раскланялся со всеми и ушёл в домик. Трудяжка тихо сглотнула и медленно выдохнула.

– Так-с, посидели и думаю хватит. Делимся на команды, ребятушки! – Денис встал, хлопая в ладоши.

– Что? Спать? – возрадовалась невеста. За весь день она толком ничего и не сделала, только улыбалась, кривлялась, коверкала речь и выговор, но порядком подустала. Тело просилось в кровать, глаза просили снять линзы, а голова хотела отдохнуть от парика.

– Какой спать, малыш? Ночь только началась, а ты уже хочешь уединиться? Ха, какая не терпели-и-ивая. – Денис подошёл к Фёкле вплотную, приподнял её голову за подбородок и прошептал: – Ты идёшь с Родионом. – И толкнул недоумевающую невесту в стоящего за её спиной Родиона.

Психиатр поймал девушку, взял под руку и кивнул остальным стоящим у костра друзьям.

– Куда? – возмущалась трудяжка.

– В лес! – обрадовал креативщик. – Слышала о таком увеселении как проверка на храбрость? М? Сейчас мы пойдём по тропинке через лес, не переживай это займёт минут десять.

– И? Зачем?

– Ну как же ты не понимаешь? Лес, ночь, приключения, адреналин, проверка на храбрость! Да брось, будет весело! Да и пойдёшь ты не одна. – Денис кивнул в сторону Родиона. Однако пара в лице психиатра её совсем не прельщала. Менеджер высвободила свою руку и подошла к жениху, недовольно шепча:

– Какая ещё нафиг проверка? Мне адреналина с лихвой хватает, хоть сейчас из штанов ковшом выгребай. Ты в курсе что где-то в этом районе разыскивают маньяка? Чтобы разделяться и гулять по лесу совсем не подходящее время.

– Пф. Что за чушь ты говоришь? Какой ещё маньяк? Не порти своей кислой мордочкой всю малину! Я хочу пощекотать нервишки, что и тебе полезно будет.

– Опять щекотать? Да они уже намассажированные вдоль и поперёк. Кто мне их потом восстанавливать будет?

Подошёл Евдоким, чувствуя издалека в чём проблема, сказал тихо:

– Двойной гонорар за сегодняшний вечер.

Героиня незамедлительно произнесла:

– Согласна. – С ухмылочкой добавила: – Учись, креативный директор. Вот как дела надо решать. – И уже развернувшись, на ходу спросила: – Докуда идём?

– До поля для бадминтона. Там фонари горят, так что мимо не пройдёте. Раз ты так воодушевилась, идите первыми. Через десять минут я с Адом пойду следом. Там встретимся и вместе пойдём обратно. Всё понятно?

– Да. – Ответила Бумажка.

Денис улыбался, серёжка в виде клоуна весело раскачивалась. Мужчина помахал на прощание.

Парочка быстрым шагом углубилась в лес. Деревья и кустарники росли плотной стеной, так густо, что через минуту ходьбы по тропинке, свет костра и огней дома не виднелся сквозь листву.

Аделхеит и Родион расцепили руки, шли молча и быстро. Особо ничего пугающего героиня в ночном лесе не находила. В компании с Родионом вполне спокойно и комфортно: психиатр не грузил её своими вопросами и болтовнёй, а девушка в свою очередь не стремилась пресечь тишину.

Однако недолго длилось счастье. Думая о деньгах, Бумажка немного увлеклась: сначала шла на пару шагов впереди, тропинка была узкой и извилистой, за очередным поворотом менеджер захотела что-то спросить у Родиона, повернулась, но компаньона след простыл.

Подавив мгновенно поднявшуюся панику, Фёкла позвала своего спутника. Тот не отозвался. Прислушиваясь к шуму леса, она позвала вновь. И опять нет ответа. Наплевав на игру и конспирацию, трудяжка позвала нормальным голосом, не коверкая звуки – нет отклика.

– Родион? Родион! – позвала погромче. Ответом ей всё та же тишина и уханье совы.

Бумажку окружал ночной лес во всей своей красе: справа что-то или кто-то прошуршал в кустах можжевельника, слева пискнуло и стукнуло, сзади, казалось, стояло нечто и дышало в затылок – всего лишь сквозняк, но в полнейшем одиночестве да темноте всё искажалось и принимало другие размеры. Наступило время страхов, сюрреализма, мистики и побега: побега от самой себя, побега от своих потаённых секретов.

Луна слабенько освещала чёрные листья растений, окрашивая их в чернильно-синий. Трудяжка подняла голову к небу – ничего, только тяжёлые ветви угрожающе скрипели на ветру.

Фёкла позвала ещё немного своего партнёра по этому сомнительному способу пощекотать нервишки. Менеджер костерила себя на чём свет стоит: щекотать ей ничего не надо – нервы и так делали друг другу массаж булавами, в надежде докричаться до уцелевших и передать им импульс.