Без семьи
Безучастный ко всему, он сидел на берегу; наблюдал за морем, которое никак не могло решиться на шторм. Синяя гора нависала над неспокойной водой, её верхушка упиралась в низкие грозовые тучи. Ветер всё крепчал, уверенно расталкивал тучи, и тогда в их разрывы пробивались потоки солнечных лучей. Блестящие чёрные волны наперегонки набегали, отступали от берега, и ничего не менялось. От этой неумолимой череды кружилась голова, вопросы и мысли о вечности были настолько очевидны и банальны, что хотелось наконец перестать об этом думать. Да, хотелось жить одним днём, забыть о философских трактатах, теориях, истории… просто подставить лицо июньскому солнышку и дышать, дышать, дышать свежей морской пылью.
Вчера вечером Светлана сидела рядом. Они долго разговаривали. Степан всё повторял, что в семье все были одиноки, но только не Света. «Ты не одна, ты же просто убежала из отчего дома, но родители ждут тебя, – убеждал он, – вернись, лети к ним!» Она терпеливо выслушала, ничего не ответила. А сегодня утром ровно на этом месте Света положила сложенный листок Степану на колени, попросила прочитать письмо позже и рассказала о себе всю правду. С её женихом, Арчи, всё случилось не совсем так. Арчи был… просто её клиентом. «И зачем, зачем она рассказала?» – думал Степан, а потом вдруг – нет, не понял, но почувствовал, почему ей было так важно быть с ним честной. Степан перечитал её письмо.
Дорогой Степан!
Что чувствует человек, заболевший тяжёлой болезнью, такой, как наша жизнь в Н-ске? Есть люди – герои. Они способны бороться, ежесекундно отталкивая от себя трясину, ведущую в небытие. Герои выглядят красивыми, мужественными и сильными. Под овации окружающих, побеждая невзгоды, они изо дня в день оттачивают своё мастерство отталкивать горе, не давать ему проникнуть внутрь человека, завладеть его разумом и телом. Но и эти смельчаки выживают далеко не всегда. Они блещут своей силой, но лишь до тех пор, пока в состоянии сопротивляться. Если очередной удар оказывается слишком силён, их защита разрушается в одно мгновение. Потому герои сражаются и выживают, пока не померкнет блеск их брони или горе не отступит в поисках более податливой жертвы. Какой жертвы?
Большинство из нас – обычные люди. Мы, сопротивляясь, не можем просто оттолкнуть от себя несчастье. Нам надо впитать его до донышка, без остатка, как губка, поглотить его, но не для того, чтобы погибнуть… Это – способ борьбы. До конца испив горечь, пропустить сквозь себя невзгоды и только так обрести шанс на победу. Такой вот тяжёлый путь. Он приносит долгие страдания. Никто не хочет наблюдать это сражение со стороны. В таком бою не видно ни красоты, ни величия. Люди даже и представить себе не могут возможность успешного его завершения. Потому что борьба с открытым забралом кровава и омерзительна. Никто не может помочь человеку, кроме его собственной воли и сознания, желания выжить. Тем не менее, и такие бойцы с напастью могут положить её на обе лопатки. И тогда для них тоже открывается возможность насладиться победой – просто жить. Они с болью обретают в борьбе то, что для героев лишь изначально подаренный Богом шанс. Но часто случается так, что после победы на жизнь не остаётся сил. Возможно, это именно то, что произошло с нами?
Я решила вернуться к родителям. Степан, я благодарна тебе за всё, что ты сделал, и даже за то, кем ты не стал для меня. Потому что в таком случае сегодня мне было бы ещё тяжелее.
Светлана
Солнышко окончательно скрылось, тучи мчались над морем словно наперегонки. Стало прохладнее. Степан лёг на тёплый прибрежный песок и укрылся крылом.
Волна с шелестом набегала на берег. Степан лежал, почти убаюканный её монотонным шумом: «Спаслись или изгнаны? Чем может похвалиться современный человек? Среди нас нет ни богов, ни героев. Взять хоть меня и моих друзей по несчастью: мы – зеркало этого общества. Сбились в стаю, так легче выжить. Семья – одно из самых значимых достижений человечества – теперь так мало значит. Родители не защищают своих детей, оставленные дети рано или поздно повторяют то же самое со своим потомством. В древности брошенные дети погибали, как и брошенные старики. Неужели человек перестал ценить то, к чему так долго стремился в течение всей своей истории? Гуманизм, сострадание, этика, мораль, но итог всё тот же – одиночество и смерть. Только теперь парии, не найдя помощи у самых близких, не просто сдыхают в канаве – они медленно гниют на глазах у общества. «Здоровую» часть рода людского это нервирует. Самобичевание и спекуляции, снижающие нервозность и раздражение, предлагаются и пережёвываются в избытке; придумываются фонды, пожертвования, гуманитарные сборы… Но общество всё так же маскирует болезнь, чтобы приглушить чувство вины. Все друг другу врут и притворяются. Лицемерное человечество. А что же ты, социолог Степан Грачёв? А я такой же, если думаю, что жил бы себе в квартирке, работал, никого не трогал. Потянуло на сострадание, захотел помочь, ничего не потеряв? Вот и попался. Да кого я виню? Этих несчастных? В каждый момент я боролся с самим собой и делал осознанный выбор. Они все думали, что я сильный, стыдились обмана, каялись. А я хуже их всех, не смог признаться. Хотел казаться лучше, выглядеть благородным и честным. Опять мерзкая ложь и притворство. Трудно выжить, но ещё труднее не потерять себя».
Степан смахнул слезу. «Некому теперь рассказать о том, что в Нефтеречинске к нападению на банк был причастен и я. Запугали, что срок дадут, заставили передать нашу внутреннюю переписку, коды доступа в помещение, да ещё напялили на бандита мой старый костюм кота в сапогах. Значит, предал я тогда тонущего Сергеева, предал… А теперь плачусь самому себе?»
Он устал. Звуки постепенно уплывали за какую-то перегородку, сознание уже не пыталось отделить крик чаек от отдельных возгласов отдыхающих. Накатывала тягучая дрёма. По берегу моря шёл мальчуган лет шести. Что-то бережно нёс в ладошке. Другую руку держал за спиной. Он подошёл к Степану, посмотрел на него, улыбнулся и сказал:
– Дядь, а дядь, смотри, что у меня есть. Из гнезда, – и мальчуган протянул Степану руку. На ладошке лежало воробьиное яйцо. Степан наклонился, но мальчик отстранился, присел на корточки. Глядя Степану в глаза, медленно положил яйцо на плоский камень. В другой руке мальчишка держал камень побольше. Со всей силы он ударил камнем по яйцу. Разбил, громко засмеялся, вскочил, оторвался от земли и полетел прочь. В этот момент Степан подумал, что Захар оказался прав. Тот в последний момент передумал оставаться и полетел ещё дальше, в Европу. Посчитал, что от Н-ска Крым расположен ещё недостаточно далеко. А мимо, ничего не замечая, сновали люди, они играли, смеялись и снимали на камеру Синюю гору, Чёрное море и его вечные волны.
***
– Садитесь, борщ готов, мои дорогие. На второе картошечку с курочкой поджарила. Светка, давай помогай, егоза. Нам ещё уборка потом. Дед, тебе куриные сосиски – прямо по заказу! Да ты что, старый, опять конфет наелся перед обедом? Как малый ребёнок, ей-богу! Расскажи мне ещё еврейский анекдот, пан Беспальчик. Маль-чи-ки, Стёп, Захарк, марш мыть руки. Сынок, а ты что сидишь? Давай с ребятами вместе. А потом уроки и играть во двор.
– Гражданка Погорелова, вы что? Гражданка, вы не дома. Вы что такое говорите, нет здесь никого! Вы себя хорошо чувствуете? На опознание пройдёмте. Мамаша, вот сюда. На складе обнаружено несколько тел. Вы узнаёте кого-то?
Щенок-волчонок
Пять скал возвышались над долиной и чуть зеленеющим лесом. Оуг стоял над обрывом, на вершине самой высокой скалы. У ног хозяина крутился хромой волчонок с тёмным пятном на боку.
Дерзкий ветерок налетал откуда-то снизу, обдавал терпким запахом молодых трав, смолы и… пожара; улетал – горьковатый – так же беззаботно и легко, чтобы с новым порывом вернуться обратно. Повернувшись к солнцу, Оуг увидел дым. Вдалеке чернела большая пещера. В ней утром Оуг старательно нацарапал каменным наконечником свой лучший рисунок. Оуг улыбнулся. Он подумал, какими похожими получились его дочь и волчонок.
А волчонок смотрел на хозяина. Он помнил, что вчера они были у водопада, где около пещеры догорали деревья и хижины. Темнокожие напали ночью, перебили всех. У священного камня на воткнутых в землю копьях склонились три головы. Злой Шаман, его добрый щенок Шуос и сильный Эос; пустыми глазницами они смотрели в сторону Синей горы. Ветерок вернулся. Волчонок заскулил, попросился на руки, но охотник только потрепал его по загривку. Оуг снова улыбнулся. Оуг шагнул со скалы и расправил крылья. Оуг летел к Синей горе.
___________________________________