Разрешите представиться
Разговора в тот вечер не вышло. Неделя пролетела – как один день. Светка лежала с высокой температурой, Зина колола её по расписанию и занималась по хозяйству. Дед тоже помогал по дому, умудрился даже починить газовый вентиль. Вечером Степан приходил домой к накрытому столу, и ему это нравилось, хоть он и не признавался себе, но после работы не задерживался, торопился туда, где его ждали.
К концу недели Светке стало много лучше. То ли лекарство подействовало, то ли золотые руки Зины, домашнее тепло и куриный бульон. Деда Петя дошёл до рынка и купил для Светки сто пятьдесят граммов замечательного домашнего сала. Дед рассказывал, что его самого в раннем детстве после тяжёлой хворобы выхаживала польская няня Беата. Она делала крохотные бутерброды с салом, нарезая его на тоненькие, прозрачные, почти бумажные ломтики.
В пятницу после работы Степан тоже отправился на «Ваньку». Кроме продуктов по списку, он купил маленькую живую ёлочку. По дороге домой обдумывал, о чём и как будет говорить со стариками и Светкой. Едва переступив порог, Степан застал следующую картину: закутанная в одеяло Светка, держась за дверной косяк, сидела на свёрнутом в рулон матрасе, а деда Петя с Бабзиной пытались потуже стянуть его верёвкой. В прихожей уже стояла собранная большая, полосатая челночная сумка.
– Это вы что тут такое творите, а, Бабзин? Труп заворачиваете или старый телик утаскиваете? – с порога пошутил хозяин, опуская на пол пахучую ёлочку, сумку с продуктами и крохотную сеточку с мандаринками.
– Ох, Стёпа, – подняла от матраца голову запыхавшаяся Бабзин, – а мы уже собрались почти. Светке лучше. Загостились, пора бы и честь знать.
– Нет уж, Новый год на носу. Будем справлять вместе! Распаковывайте свой баул, и давайте наконец обо всём поговорим, – распорядился Степан.
Дед кивнул и, явно довольный, зашаркал на кухню ставить чайник. Бабзина помогла Светке встать и тоже повела ее на кухню. Потом на несколько минут в комнате приоткрыли форточку, чтобы проветрить помещение. Скоро вся компания собралась на разговор. Светка лежала на диване, укутанная до ушей. Степан уселся верхом на ещё не распакованный матрац и оглядел комнату. Бабзин примостилась на краешке дивана, пощупала Светкин лоб, взяла за руку, успокаивающе похлопала по запястью. Дед с удовольствием раскачивался в старом плетёном кресле-качалке, норовя, не слезая с кресла, пододвинуться поближе к телевизору. Рядом на полу стояла его чашка с чаем. Бабзин укоризненно заворчала:
– То ли кресло скрипит, то ли кости твои. Ну что ты, старый, как дитё малое? Хорош качаться, чай прольёшь, да ещё пукнешь тут от натуги.
– А ты громче телевизор сделай, чтобы не услышать, как я пукну, и к форточке открытой пододвинься… Мне не слышно телевизора, ведь твой слуховой аппарат не подходит по размеру, уши не как у слона. А зрение у меня тоже не минус десять, как у тебя, – язвительно парировал дед.
– Ах так, Поляков! Сдурел? Какие минус десять – минус шесть. И какой аппарат, что городишь?! – завелась Бабзин. – Сейчас вообще выключу телик. Мы тут собрались поговорить о серьёзном, а тебя только телик интересует, старый ты польский Пан Беспальчик…
Дед сразу оборвал:
– Между прочим, Зин, Пан Беспальчик в телепередаче «Кабачок тринадцать стульев» – это совсем не то, на что ты нечестно намекаешь. Ты и программу-то эту не видела, только и знаешь чуть что твердить: «пан Беспальчик». А если уж на то пошло, пенсионерка, то мой пан ещё даже очень пальчик, целых два. Можем проверить…
– Да хватит вам, проверяльщики, – тихо вступила Светка. – Деда Петя, Зина, не надо. Шуточки ваши. Перед человеком неудобно даже. Степана послушать собрались.
Дед, явно довольный победой в препирательствах, перестал качаться. Он выкрутил звук на ноль, гордо откинулся в кресле и, заложив ногу за ногу, начал чесать указательным пальцем бороду.
Светка начала разговор:
– Степан, спас ты меня. Я почти ничего не соображала, жар был. Вот и несла всякий вздор. Я уже сегодня уйду, я готова, но сначала я хотела бы объясниться, – можно? Ведь даже ты, Зин, не знала всего. Не хочу, чтобы считали вы меня за шалаву подзаборную.
Степан прислонился к стене, он видел, что старики очень заволновались, спокойно добавил:
– Конечно, Света, рассказывай.
– Сразу о главном. Никакого ВИЧа у меня нет! По образованию я учитель английского языка. Ещё два года назад работала в школе. Жила себе в родном Новосибирске, учила детей и не думала, что жизнь так повернуться может. Как-то мне предложили подработать гидом-переводчиком с иностранцами из «Интуриста». Через какое-то время встретила «его»… Приехал Арчи к нам в Академгородок на конференцию. Шикарный мужчина из Канады. Молодой, перспективный учёный. Они сначала в Москве были денёк, потом в Екатеринбург ездили на встречу с коллегами по проекту. Новосибирск шёл последним пунктом. Зато неделя целая. Встретила его и сразу поняла, что «он» это. Годы шли, а с личным у меня никак не складывалось. Да, с Арчи всё сразу стало как-то просто и понятно. Как на седьмом небе от счастья побывала. Мы ведь даже жениться собирались; он перед отъездом предложение мне сделал. При коллегах своих, в ресторане! Переписывались с полгода, всё-всё распланировали уже. С родителями все вопросы решила, загранпаспорт получила, визу по приглашению оформляла, билеты чуть ли не покупала. Письма мы писали друг другу каждый день, а звонил Арчи примерно раз в неделю, – Светка отвернула голову к стенке, её голос дрогнул, – только кончилось всё плохо.
Бабзин крепче стиснула Светкину руку. Через несколько секунд Светка повернулась обратно. Глаза были красные, но уже без слёз:
– Так вот. Письма вдруг перестали приходить. Целую неделю не было. Он позвонил. Что-то невнятное мямлит, то чуть не рыдает, то орёт в трубку что-то странное – не разобрать. Поняла, что он заболел, что плохо ему. Несколько дней сама не своя ходила, звонить пыталась, но трубку не брали на том конце. И вот через пару недель получаю я от него письмо. Последнее. Покаянное. И в нем он мне рассказывает, что после поездки анализы сдал и нашли у него этот самый ВИЧ. Говорит, чтобы и я проверилась, и что до меня была у него случайная связь в отеле. В Екатеринбурге ещё. Ну а дальше – всё как в тумане. К спиртному не привычная, два дня одна пила, пока до отравления острого дошло. Еле откачали. От домашних поначалу всё скрыла. Не знала, что делать, куда идти… На весь мир обозлилась, на себе крест тогда чуть не поставила. В петлю думала лезть, но пошла и сдала кровь – отрицательный тест. Два раза подряд! Бог миловал, не иначе. Но подруге близкой в школе я уже всё-всё про ситуацию с Арчи рассказала, так она, гадина, всем разболтала, на всю школу, на весь город ославила. До родителей моих сразу слухи дошли. Представляете, что началось… Мать всё плакала, а отец не поверил мне, ругался так, что до сих пор страшно вспоминать. Никогда его таким не видела… Выгнал из дому. Из школы я, конечно, сама сразу уволилась. В общем – удержалась на самом краю, только потому, что подумала: съезжу в Екатеринбург, найду шалаву ту – убью сучку…
Светка вздохнула. Потянулась за стаканом с чаем. Бабзин подала чай, помогла приподняться и придержала голову.
– Да, нашла её через неделю. Виолеттой она называла себя. А оказалось – Лидка, дурёха молодая совсем, она Арчи хорошо помнила. Не мудрено: такого-то мужика сложно забыть. И что думаете? Оказалось, что девки этой несчастней нет на свете белом. Соплячка, сирота круглая, детдомовка, с наркоты кое-как соскочившая. С огня да в полымя – на панель за долги попала. Плакали обе, как дуры распоследние. Не буду рассказывать историю её, это всё не интересно вам будет. Думаю, что Арчи сам виноват был… Чуть не кончилась плохо история эта для меня. Лидка меня привела к мамке местной, на «работу» устраивать. Магдой меня назвала. А мне без Арчи все равно уже было, Магда – так Магда. Правда, «мамка» местная меня сразу раскусила. Выгнала взашей, вместе с Лидкой. Лидка на меня не обиделась, но уезжать из города отказалась. На улицу пошла… А я вернулась домой, собрала вещи, да и куда глаза глядят. Подальше от родного города… Родители и не думали останавливать. Вот такая история моя. А что в бреду там говорила – страхи это. Здоровая я, поверьте! Не стала бы я вам врать в такой ситуации. Просто жизнь так сложилась. А мне учительствовать хочется, по работе настоящей скучаю. Вот, в Светёлкино езжу в храм – не только за «гуманитаркой». Помогаю там, иногда с детками занимаюсь. Хоть смысл в жизни какой-то… Батюшка там – старше деда нашего. Мудрый и добрый. Ещё думаю, надо в нормальное жильё перебираться и в профессию возвращаться. Степан, прости Христа ради. Свалились люди посторонние как снег на голову, – Светлана перехватила руку Бабзины. – Так что, Зина, я считаю, что уже можно уходить.
Никто не проронил ни слова. В тишине комнаты вдруг стало слышно, как дед растирает свои колени. Степан посмотрел в его сторону. Телик работал без звука, ведущий юмористической передачи кривлялся, приторно и глупо улыбался, открывал рот и закатывал глаза; потом показали зрительный зал. Народ раскачивался в креслах, беззвучно смеялся, кто-то усердно хлопал в ладоши.
Бабзин встала с дивана. Она вышла в прихожую, было слышно, как два раза взвизгнула молния на большой сумке. Из прихожей донеслось:
– Петя, опять напялил на себя что ни попадя, теперь мёрзнешь, борода?
Дед собрался что-то ответить, но не успел. Бабзина подошла к старику и накрыла его колени серым в крупную голубую клетку детским одеялом.
Степан встал, выключил телевизор, отодвинул ногой матрац в угол и уверенно заговорил:
– Послушайте, я, конечно, не мать Тереза, но предлагаю следующий вариант. Ситуация у вас сложная. Тебе, Света, надо на ноги подниматься, и старики к тебе привязаны. Так что план на ближайшие две-три недели у нас такой: вы лечитесь, помогаете мне по хозяйству. Если деньги какие есть – в общий котёл на продукты. Моих капиталов на всех не хватит. Хочу, чтобы вы знали: я сам был в похожей ситуации. Девять лет назад в соседнем дворе один парень замёрзнуть не дал. Домой притащил, отогрел и гречкой накормил. Два дня у него оттаивал. Так что должен я… Короче – решено. Надеюсь, что проблем мне лишних не доставите, а то соседи мигом хозяевам квартиры сообщат. Живём тихо и мирно, табуном на улицу не ходим. Вы и сами поняли. А свою историю я как-нибудь потом расскажу. И вообще, давайте ёлочку поставим. Хоть и маленькая, а место найти надо, с игрушками что-то сообразить. Я и не помню, когда в последний раз в жизни ёлку на Новый год дома ставил.
Милиционэр Галочкин летит на «Марс»
Тридцатого декабря на работе был короткий день. Сразу после обеденного перерыва народ начал потихонечку расходиться по домам, лишь в некоторых отделах устраивались небольшие посиделки. Начальник отдела реализации, ещё не пришедший в форму после празднования дня рождения, раздав сотрудникам премиальные конверты, около двенадцати дня уехал.
Заглянув в конверт, Степан увидел открытку с поздравлениями от совета директоров и четыре тысячи рублей. Он прикинул, что по курсу это примерно сто двадцать – сто тридцать долларов: работал «без году неделю», а премия приличная – приятная неожиданность. В этот момент раздался телефонный звонок.
– Стёпа, это Бабзин. Приходи поскорее. Тут милиция приехала, говорят, что мы залезли в квартиру.
Через двадцать минут Степан оказался около дома. У подъезда стоял милицейский Уазик. За рулём сидел Гришаня – так его называли в волейбольном клубе, куда пару недель назад записался Степан. Гришаня смолил в приоткрытое окно машины, в перерывах между струйками дыма выплёвывая наружу шелуху от семечек.
– Здоров, Стёпа. Куда летишь на одиннадцатой скорости и без поворотника? С Новым годом! Ты в этом подъезде живёшь? А мы по сигналу приехали в восьмую квартиру, знаешь, кто хозяин? Бомжи в квартиру залезли, кажется.
– О, Гришаня! – Степан подал руку в открытое окошко. – Да ты что, никакие не бомжи, это ко мне сестра приехала с тёткой. И тебя с наступающим. А кого ты привёз-то?
– А… усёк. Но ты всё же берегись: я лейтенанта Галочкина привёз. Между нами, тот ещё сукин сын, если ты ещё не слышал, – Гришаня понизил голос до шёпота, – чуть лучше участкового. Любит ездить по «сигналам», как у нас говорят в отделении, собирать «детишкам на молочишко». Ну, ты понял… Придёшь в следующую субботу на игру? Ребята собираются. Праздники же, выходные длинные.
Степан неопределённо кивнул, махнул рукой на прощание и поспешил в подъезд.
Дверь открыла Бабзин, сразу быстро затараторила вполголоса:
– Стёпа, мы тихо сидели. Только за хлебом сбегала. Бабка какая-то на скамейке сидела, из квартиры напротив. Божий одуван. Она хмыкнула, увидав меня. Я её с наступающим поздравила. Она сквозь зубы тоже. Грымза эта старая и вызвала, наверное. Короче, милиционэр почти час у нас сидит. Тебя ждёт. Светка в комнате, дед на кухне гостя развлекает.
Из кухни постоянно слышались какие-то странные звуки, будто кто-то кидал на стол бусины или камешки.
– Ладно-ладно, сейчас разберёмся, – отмахнулся Степан, – а что там такое?
«Милиционэр» Галочкин сидел у окна, лицом ко входу. Деда Петя – напротив гостя. Играли в нарды. Шапка у Галочкина была сдвинута по-дембельски – на самый затылок.
– А мы тут, в ожидании тебя, плюшками балуемся, – повернулся к Степану и хитро подмигнул деда Петя. – Уже почти закончили.
Милиционер, мельком взглянув на Степана, кинул игральные кости на поле:
– Я – Галочкин, из третьего отделения. Вы хозяин квартиры?
Степан увидел, как на его покатом, красном лбу слипшаяся прядка волос отпустила капельку пота, та растеклась вдоль поперечной морщины.
– Да, собственно, я снимаю тут жильё. Степан Степанович Грачёв. Могу договор показать, – уверенно ответил Степан.
Галочкин продолжал, будто и не услышал ответа:
– Я тут по сигна-алу… Вот те, получай! – торжествующе провозгласил он и вычурно выкинул на поле зары, – вот так тебе, деда, пять-пять у меня. Я выиграл! Да, ты, деда, почти профессионал, как я посмотрю. Вторую партию чуть-чуть тебе не продул. Но всё же я лучше играю, а? – заключил самодовольный Галочкин.
– Так что, давайте посмотрим договор на аренду квартиры? – предложил Степан.
– А кто эти люди у вас? Паспорта давайте. Все, – резко перешёл к делу Галочкин.
– Это мои гости. И моя сестра, она приехала и заболела. Так что…
– Паспорта сюда.
Степан кивнул, и Бабзин нырнула в комнату. Степан начал рассказывать историю про приехавшую и заболевшую двоюродную сестру, про стариков, «которые только погостить пришли», про то, что сейчас будем пить чай, «и вообще, скоро Новый год». Галочкин стоял в коридоре и, наклонив голову, чего-то терпеливо ждал. После упоминания о приближающихся праздниках и предложения «попить чайку» Галочкин, поглядев на часы, сообщил:
– Шестьдесят пять минут.
– Что шестьдесят пять минут? – Степан тоже посмотрел на часы.
– А то, что десятка за минуту. Я здесь время теряю – уже шестьсот пятьдесят рублей как.
Степан опешил.
– И гостей тут с паспортами без прописки трое… У меня водитель еще замёрз. Так что… Минимум это.
«Отомри!» – приказал себе Степа и выпалил торопясь:
– Товарищ лейтенант, а давайте урегулируем недоразумение. Мы же с вами из одного, так сказать, ведомства?
С озабоченным видом Степан сделал вид, что лезет во внутренний карман куртки. Галочкин нахмурился. Глаза зыркнули вправо-влево, он машинально отступил спиной к входной двери и нащупал ручку. После театральной паузы, вытащив расчёску, по-дружески улыбающийся Степан сообщил:
– Вы же Галочкин, а я Грачёв. Договоримся. А знаете, какая вероятность встречи людей с одинаковыми фамилиями? Пять целых и семьдесят шесть сотых процентов…
– А, шу-ти-ить изволите… – с явным облегчением протянул служивый.
– Так Новый год же! А если серьёзно, то дядька у меня по матери в Новосибе в Главке. Как раз звонить собирался ему с поздравлениями. – И Степан назвал фамилию известного следователя, когда-то ведшего его дело. Галочкин оторопел.
– А мне ещё полтинничек с партейки причитается, – не решаясь выйти с кухни в прихожую, начал качать права деда Петя.
Недовольный Галочкин остановился на самом пороге. Зло взглянул, вытащил из шапки полтинник.
– Передай этому старому жулику. Мой должок. Играли не на интерес.
– А мне чужого не надо, – из-за угла сначала появилась борода, а следом и дедова рука. В ладони три сотенных. – Полтинник минусом пойдёт! Это, лейтенант, тебе за вторую партейку. Разница. Я ж проиграл, а играли на триста пятьдесят. Всё по чесноку, – не выходя из-за угла, подвел итог старик.
С дурацкой улыбкой милиционер взял деньги:
– Деда, я ещё приду. Поиграем. Так, не по работе. Можно? Сеня я, – и Галочкин протянул руку Степану.
– Конечно, Сеня, приходи. И меня научите.
После ухода служителя закона Дед задумчиво протянул:
– Сначала думал обчистить так, чтобы неповадно было, а потом сообразил – пся крев холера ясна1, что только хуже будет. Обозлится, станет ещё больше денег вымогать. Да не, – словно уговаривая себя, продолжал дед, – точно говорю – всё верно сделали. Хорошо, догадался проиграть ему вторую: он не взятку брал вроде как, а выигрыш! Мы, считай, половину с цены скинули, контакт наладили, и на паспорта он толком не взглянул! Мы ему, Стёпа, «Марс» поставили. Это когда ты успел выкинуть все свои камни, а соперник ещё даже в «дом» не вошёл.
– Ничего не понял. Я в нарды не играю. – раздраженно заметил Степан, – Какой такой «Марс», где там «дом», почему ты шашки камнями назвал, куда их выкинуть, и какая такая «холера ясна»? А три сотни сейчас отдам тебе, деда Петя.
– Да о чём ты, Стёпа, – старик остановил его, – давай я тебя играть научу. Вот что я тебе ещё скажу, Степан, не закончилась история эта с милицией. Раз стуканули на нас, стуканут и второй. Придут ещё. Помяни моё слово. И я это… по-польски выругался, не обращай внимания. Я ж Поляков. Мне положено, – дед улыбнулся.
Вечером этого же дня стали готовиться к Новому году. Игрушек было маловато, и деда Петя вырезал из бумаги какие-то чудные фонарики. Светка сделала из салфеток снежинки, а Зина уже начала варить овощи для оливье и винегрета. К вечеру деда Петя выбрал минуту, когда Зина была занята на кухне, и прошмыгнул на улицу. Через час все было решили идти на его поиски, но старик вернулся. Торжественно поставил на кухонный стол бутылку Цинандали.
– Стёпа, милые девушки, это из моих персональных запасов. НЗ. Хранил давно. Правда, пришлось в подвал дошкандыбать. И вот что я вам скажу: дверь была открыта. На топчане явно кто-то спал. Не нравится мне это. Как бы наше место не заняли. Надо послезавтра, прямо с утреца туда наведаться.
– Да кто ж это может быть? – приподнялась с подушки взволнованная Светка.
– Вот и выясним! – вступила Зина.
– Котлетки по-польски завтра сварганю. Стёпа, и тебе вкусно будет. Поверь, приготовлю как надо. У меня на «Ваньке» в большой мясной палатке Рафик в корешах. Золотой парень. Добрый.
– Это тот «золотой парень» у которого весь рот с золотыми зубами? – Светка вдруг засмеялась. – Он ко мне подкатывать пытался. А вообще – да, он добрый. И смешно так говорит. Всё время «да» прибавляет. «Понимаешь, да? Придёшь, да? Хочешь, да? Клянусь мамой, да?» Комик.
– Ага, он самый. Сегодня схожу. Он мне за полцены отдаст. Там у него бардак вечный, а санэпидемстанция лютует, особенно перед праздниками. Я часок-два приберусь – и котлетки на наших тарелках. Рафик давно звал.
***
Дома пахло мандаринами. Новый год справили хорошо, почти по-семейному. Сначала смотрели «С лёгким паром», и как в первый раз, снова смеялись, когда у Ипполита «тёпленькая пошла». Потом вкусно поели. Бабзинины котлетки и впрямь оказались волшебными. Открыли банку с печеньем из немецкого пайка. Она была красивая, с румяным Санта Клаусом и синей ёлочной игрушкой. Но после наисвежайших булочек с джемом и маком, ванильных печенек и кексиков, что принёс с работы Степан, никто не смог есть это, как сказал деда Петя, «химическое дерьмо». Шампанское только откупорили, но приличествующих случаю бокалов не было, а в стаканах оно выглядело печально. Так что чокнулись в полночь и чуть пригубили. Из-за антибиотиков Светка вообще не пила, Степан тоже ограничился лишь глотком шампанского. Зато дед с бабкой, «уговорив» Цинандали, принялись веселить народ. Оказалось, что деда Петя знает великое множество анекдотов, баек и прибауток. С серьёзным видом деда Петя рассказывал историю за историей. И каждый раз за окончанием очередной байки следовал взрыв хохота или вялая просьба женщин «прекратить скабрёзничать». Сначала шла история про то, как начальник промысловой партии, некий пан Шиманьский ухаживал за своей незамужней поварихой пани Ягужинской. И вот когда у Ягужинской родился малыш, она подала в суд, утверждая, что пан Шиманьский отец её ребенка. Основания имелись, и суд назначил экспертизу крови. Группа же крови у пана Шиманьского и ребёнка совпала; суд присудил Шиманьскому платить алименты. После процесса начальник промысловой партии приглашает своего адвоката на рюмку водки и говорит:
– Пан адвокат, а пан адвокат, подавать апелляцию мы не станем, но меня очень смущает один момент: вы знаете, откуда у меня брали кровь на анализ? Гм… из пальца!
Потом дед на время переходил с польской темы на еврейскую и рассказывал очередной анекдот с бородой:
– Девушки, вы-таки знаете, почему еврейские синагоги круглые? Не знаете??
Дед выдерживал театральную паузу и вполголоса сообщал:
– Это чтобы невозможно было спрятаться в углу, когда ящик для пожертвований идёт по кругу.
– Ну вот, теперь к евреям прицепился, – начала критиковать Зина.
– Не нравится еврейская тема? Зря. Вокруг неё пол российской истории вертится последние века полтора. Ну, тогда представляю вам доказательство моего интернационализьма: Варшавское радио провело конкурс на самое интересное продолжение короткого юмористического рассказа. Радиослушателям задали следующую тему: «Маленькая пчёлка залетела под платье пани Вуйцик…». В этом конкурсе победил школьник Моше Гуревич, который прислал продолжение: «…и укусила за пальчик пана Ципульского».
Захмелевшая Зина, подперев кулаком щёку, вдруг запела старую казачью песню – печальную и протяжную:
Не для меня придёт весна,
Не для меня Дон разольётся,
И сердце девичье забьётся
С восторгом чувств – не для меня.
Не для меня цветут сады,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Он будет петь не для меня.
Не для меня придёт Пасха,
За стол родня вся соберётся,
«Христос воскрес!» – из уст польётся,
Пасхальный день не для меня.
Степан видел, как опустил голову дед, а Светка, резко стянув с шеи тёплый платок, мельком взглянув на Стёпу, подхватила вторым голосом. Замысловатая грустная мелодия разбилась на два голоса, пошла бойчее, сливаясь в конце каждой строфы в единый стон души. Когда песня кончилась, дед крякнул, отвернулся к окну. Светка, ещё слабая после болезни, утомилась и задремала. Бабзин тоже начала укладываться. Деда Петя заговорщически подмигнул Степану, и, ничего не говоря, поманил за собой. На кухонном столе уже были разложены нарды.
Время до утра пролетело незаметно. Легли спать около семи.
Первое января выдалось солнечным. Весь день прошел в полусне, просмотре телика и поедании остатков оливье. Светка пробовала позвонить Захарке, справиться как у него дела, поздравить. Ответили не сразу. Трубку взял его брат, рявкнул: «негра нет» и сразу дал отбой. Около семи вечера стол опять перенесли в комнату, установили напротив телевизора и сели ужинать. Вдруг раздался звонок в дверь – долгий, уверенный, настойчивый. Бабзин, сидевшая у края стола, поближе к кухне, пошла открывать. Вернулась испуганная, бледная:
– Что за напасти – вчера варежки посеяла. Сегодня вот… и не верь в приметы теперь.
За ней в комнату вошёл милиционер:
– С наступившим, граждане. Я местный участковый, – деловито добавил: – с вами не знаком, что очень странно, но зато я хорошо знаю хозяев квартиры, а потому…
Степан поднялся навстречу:
– И вас с праздником, товарищ участковый. Моя фамилия Грачёв, у меня есть договор на съём квартиры. Вы, товарищ участковый, проходите, только обувь всё же снимите, пожалуйста. Чай будете?
Участковый, покусывая нижнюю губу, процедил:
– Думаю, что «обувь снимать» мне не придётся. Скорее вам придётся обуваться. Всем. Всё выясним в отделении. Я подожду в коридоре. Машина внизу, поторопитесь.
И милиционер вышел из комнаты, нарочито громко захлопнув за собой дверь.
– Вот с-су-учок, – шёпотом протянула Зина, чуть наклоняясь и глядя на грязное мокрое пятно, оставшееся на линолеуме.
– Что, правнучка профессора, ругаешься? Не привыкла ещё? – переводя растерянный взгляд с деда Петю на Степана, заметила Светка.
Светка глубоко вздохнула и вдруг зашлась в надрывном кашле. Дед утвердительно покачал головой, похлопал себя по коленям, покачиваясь в кресле-качалке, принялся разминать себе ноги.
Степан подумал, что точно не ждал такого начала года. Он подошёл к окну, глянул вниз. Во дворе бегала детвора, подростки пытались запустить оставшиеся с вечера петарды. Никакой милицейской машины не наблюдалось. Степан улыбнулся и вышел из комнаты в коридор. Прикрыл за собой дверь.
Участковый обеими руками держал чёрную папку, прижимая её к животу, переминаясь с пяток на носки, с деланно-равнодушным видом ожидал у входной двери. Далее состоялся короткий, но весьма содержательный разговор.
– А в чём, собственно, дело, старлей? – спросил Степан вполголоса.
– А в том, что вы тут находитесь незаконно! Мне ваш договор на аренду не интересен. Тут с вами целое отделение живёт.
– Нет, просто это мои гости, сестра тут приехала, скоро уедет, но она заболе…
– Скоро только кошки родятся, – почти с мироновской интонацией, цитируя Остапа Бендера, перебил участковый, – хватит, гражданин Грачёв, мне лапшу на уши вешать. Я ж не Галочкин.
– Подождите, я как раз хотел сказать, что из третьего отделения на днях приходил лейтенант.
– Я участковый, и что там Галочкин вам говорил, ничего не меняет. Эта территория моя, и я знаю, откуда приехали ваши гости. Бомжи это, я их знаю, они с соседнего участка. И сколько они платят там, я в курсах. Так что… давайте…
Степан уверенно перебил, резко сменив тональность:
– Сколько давать-то, родной?
Участковый огляделся, скривил физиономию. Указательным пальцем почесал кончик носа. Утвердительно быстро покачал головой:
– Четыре головы – разово четыре косаря, и ежемесячно «пятихатка».
– Рублей?! – от неожиданности задал глупый вопрос Степан и аж присел.
– Ну, если хочешь, можешь баксов… – тоже перешёл на «ты» участковый, – я не против. И он, мечтательно улыбнувшись, поглядел в потолок.
– Старлей, ты что. Откуда у меня? Я на хлебозаводе работаю. Зарплата знаешь какая?
– А я тоже не в банке работаю и не в благотворительной организации. Ну, так и быть – «половина моя – половина наша», – снова процитировал Бендера служитель закона. – Три штуки сразу, и каждый месяц как сказал. По минимуму – это как за подвал, а тут квартира целая. И живите. Но предупреждаю заранее: как ты будешь разбираться с хозяевами, если что, – не моё дело.
– Я подумаю. Сегодня всё равно нет денег.
Участковый, не выходя из роли, с наглой улыбкой заявил:
– Ну, ты думай быстрее, уездный предводитель Команчей. Я третьего зайду ровно в девять. Утречком. Потому как «утром деньги – вечером стулья».
После этой сакраментальной и известной всем фразы он развернулся, толкнул дверь коленом и, не прощаясь, покинул квартиру.
Степан закрыл дверь. На лестничной площадке был слышен разговор. Степан поглядел в глазок. У двери напротив участковый беседовал с сухонькой старушкой. Она чуть не наскакивала на него, тыча себя костлявым пальцем в плоскую грудь. Пришпиленный седо-жёлтый бублик волос на её голове трясся от старческого тремора. Участковый оправдывался:
– Послезавтра получу штраф и расплачусь, Марь Иванна. Тариф есть тариф. Порядок сами знаете, какой. Так же и в двенадцатом доме, и в шестнадцатом. Сигнал оплачивается только после получения штрафа от нарушителя общественного порядка. А что лейтенант Галочкин не заплатил – будем разбираться. Следите и дальше за порядком, уважаемая. С Новым годом! До встречи через два дня.