От этого пессимизма г. Успенский теперь в значительной степени излечился. Если он и продолжает по-прежнему «трезво» изображать «неприглядные» стороны народной жизни, то все-таки начинает усматривать в народе и кое-что достойное уважения. В прошлом году в ряде превосходных очерков под общин названием «Без определенных занятий» и затем в «Пришло на память» г. Успенский уже совсем, совсем не тот угрюмый брюзга, который своим скептицизмом так злил «идеализаторов». Как приятно было «идеализаторам» знакомиться с следующим наблюдением г. Успенского. Описывает он, как к некоему арендатору Демьяну Ильичу нанялась артель косить сено, на его харчах. «Трудновато бывало Демьяну Ильичу в непогоду, когда вдруг зарядит дождь и когда волей-неволей приходится даром кормит. Еще день-два как-нибудь переждать можно, но бывает, что целую неделю нельзя ни на что взяться, и тогда между Демьяном Ильичом и рабочими происходить нечто в высшей степени драматическое: рабочим совестно ест задаром, Демьяну Ильичу совестно сказать об этом, да и отпустить хороших рабочих не хочется; а кормить по-напрасну страсть как обидно. В такие минуты все мучаются – и Демьян Ильич, и рабочие, все вздыхают и едят с мучениями и терзаниями совести» («Пришло на память», Отеч. Зап. № 2). Как не согласуется эта тонкая деликатность с представлением о страшной жадности и корыстолюбивой бессовестности, которую так любил выискивать г. Успенский для «отрезвления идеализаторов».
В том же очерке «Пришло на память» есть фигура крестьянской девушки Варвары. Помните стихи Некрасова:
Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц
……………………….
Красавица, миру на диво,
Румяна, стройна, высока,
Во всякой одежде красива,
Ко всякой работе ловка.
И голод, и холод выносит,
Всегда терпелива, ровна…
Я видывал, как она косит:
Что взмах – то готова копна!
……………………….
Такого сердечного смеха
И песни и пляски такой
За деньги не купишь. «Утеха»! –
Твердят мужики меж собой.
В игре ее конный не словит,
В беде не сробеет – спасет:
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет!
Выбросьте только физическую красоту и вы получите образ Варвары, удивительно цельный и обаятельный. Это одна из тех богатых натур, которые обдают вас лучезарным светом своего нравственного существа и заставляют уверовать в лучшие стороны человеческой природы. Но вместе с тем Варвара – и типически-крестьянская натура; она крестьянка насквозь во всех своих качествах и симпатических сторонах. И потому-то так знаменательно найти этот прелестный образ именно у г. Успенского, которого уже никто не решится упрекнуть в идеализировании.
Отделан г. Успенским образ Варвары с замечательной теплотой. Видно, сам он отдыхает на нем; видно, самому ему приятно показать этот перл, выловленный в народном океане. Одним отрицанием и «отрезвлением» не проживешь и ужасно рад будешь, если после длинной полосы скептицизма есть возможность остановиться на чем-нибудь бодрящем.
Чтобы покончит с г. Успенским, отметим, что и на раскол он теперь уже совсем иначе смотрит. Восторженно говорит он в одном из очерков «Без определенных занятий» о русском сектантстве, видя в этих «алчущих и жаждущих правды» залог светлой будущности народа. О, это уже совсем не тот изношенный, стоптанный сапог, которым был раскол для г. Успенского года три тому назад. Нет, это уже семимильные сапоги-скороходы, при помощи которых далеко пойдет народ паям по пути духовного развития.
Столь же неутомимо, как и г. Успенский, работал на пользу народному делу и другой корифей мужицкой беллетристики – г. Златовратский.
В прошлом году он дал пять «Очерков деревенского настроения», два очерка «На родине» и «Приезд в деревню», знакомый читателям Русской Мысли.
Еще до недавнего времени гг. Успенский и Златовратский считались главарями двух равных направлений в мужицкой литературе: г. Успенский – «отрезвляющего», г. Златовратский – «идеализирующаго». Но теперь разница значительно изглаживается. Про г. Успенского нам уже известно, что он сделал значительные уступки «идеализаторам». Что же касается г. Златовратского, то он, в свою очередь, тоже в известной степени изменился, утратив ту сентиментальность, которая ослабляла жизненность его прежних произведений. Оба направления, таким образом, сделали друг другу уступки и в результате получилось по истине трезвое изображение народной жизни, чуждое и сентиментального преувеличения, но я неповинное в излишнем оплевывании народных «устоев».
В «Очерках деревенского настроения» г. Златовратский старается уловить умственную и нравственную физиономию «новой деревни», с её потрясенными от напора Колупаева основами, с её «умственными» мужиками, из которых неизвестно еще что вылупится: кулак чистейшей воды или же просто основательный земледелец, которому уже никак на шею не сядешь, как это бывало с мужичками «доброго старого времени».