Но по мере того, как благодатные зефиры стали превращаться в удушливый самум, муза Щедрина все более и более теряет характер безразличного зубоскальства. Точно также как в большинстве русского общества крутые времена выработали ясные желания относительно будущего и сплотили в одно те идеалы, которые более или менее бесформенно носились в умах людей, не потерявших человеческого образа, – так и творчеству Щедрина они дали определенное направление, подсказанное негодованием на творящееся кругом безобразие. Стрелы своих насмешек сатирик направляет теперь уже не во все стороны, а бьет он ими в одну топку, в то больное место русской жизни, которое своим гниением заражает весь народный организм. Уже не холодный во атому юмор «надсмешника», а злобная ирония, облитая желчью и кровью, слышится в Щедринских произведениях последних лет. И если не всегда ясен в них идеал автора, то, во всяком случае ясно, что ему особенно ненавистно: «Не was а good hater», т. е. он умел хорошо ненавидеть, – говорит.
Щедрин тоже умеет ненавидеть. И чем сильнее враг, чем несокрушимее он, тем могучее размах его сатирического бича, тем крупнее полет его сатирического гения.
В прошедшем году злоба Щедрина имела, к сожалению, слишком много поводов быть доведенной до крайности. Никогда еще реакционная сволочь не поднимала так нагло бесстыдной головы своей, никогда еще темные силы Русской земли не преследовали свои гнусные цели с таким бесшабашным цинизмом, как именно в прошлом году. И оттого так грозна была Щедринская сатира в прошлом году, оттого и достигла она Свифтовской силы. Диалог «торжествующей свиньи» с «правдой» исполнен такой страшной иронии, столько в нем затаенной злобы человека, которого стихийною силой пригнуло к земле, но который тем не менее сохранил в себе гордое стремление к небу, что по истине жутко становится. Свифт едва ли злее был в своих «сказках». По-немецки есть выражение «Galgen humor». Это означает юмор висельника над самим собой в ту минуту, когда его ведут на казнь. Весело от него едва ли бывает. И вот в диалоге правды с чавкающим рылом торжествующей свиньи именно такой Galgen humor заключается, – юмор карася, видящего, что исполняется его любимое желание быть изжареным в сметане.
Разговор торжествующей свиньи с правдой, без сомнения, одно из крупнейших явлений литературной летописи прошлого года. По нем будущий историк составит себе прекрасное понятие о тех периодах русской жизни, когда вдруг глухо-наглухо завешивается окно прорубленное в Европу.
В творчестве Щедрина «Разговор» также составляет один из кульминационных пунктов. По степени сатирической едкости и безграничности отчаяния в параллель к «Разговору» могут идти только «Игрушечного дела людишки» – тоже чисто Свифтовская вещь, натканная в один из бухарских интервалов русской жизни.
II
От «животрепещущей» сатиры Щедрина перейден к другой не менее «животрепещущей» литературной злобе дня – к «мужицким беллетристам» и их деятельности в прошлом году. И в самом деле, что как не мужицкая беллетристика прежде всего бросается в глаза, когда знакомишься с современною литературой? До такой степени эта мужицкая беллетристика загромождает все наши лучшие и не лучшие журналы (эс-букетный Русский Вестник, конечно, составляет исключение), до такой степени в литературе только и разговора, что о мужике да о мужике, о кулаке да о мироеде, что любители изящного чтения просто в отчаяние проходят. Это, впрочем, такие, которые кротким нравом от родителей своих одарены. Более же строптивые – те ужасно ругаются. В бешенстве один такой любитель говорил мне, что он бросил, толстые журналы и перешел к Ахматовским переводам. «Что же поделаешь, – говорит: – читать хочется, а читать нечего. У Ахматовой, по крайней мере, от мужика отдохнешь. Точно, в самом деле, кроме мужика ничего уже на свете и не существует».
Удивительно, право, как раз укоренившаяся аномалия действует на людское миросозерцание. В литературе слишком много говорят о мужике, слишком много ему посвящают внимания!.. А вот замечательно, мам никто не протестует против того, что в романах (все о любви говорят. Ведь, ей-богу, на свете куда меньше любят, нежели обкрадывают и объегоривают мужика!..
В чести многогрешной «интеллигенции», и именно той части её, которая больше всего подвергается нападениям народолюбцев Охотного ряда, она не считает, что мужик может занять слишком много места в литературе такой страны, которая на из него же, мужика, состоит. С каждым годом мужицкая литература все больше и больше приобретает права гражданства в русской «словесности», все более и более выясняя потребности народной души, изучая все тщательнее и тщательнее народные нужды и тяготы. Это изучение, это проникновение в народную сердцевину есть начало того великого единения интеллигенции и народа, которая удесятерит силы интеллигентного русского духа я даст ему прочное содержание.