Глава 16
Но было еще кое-что, жутко досаждавшее Марка в эти счастливые студенческие годы. И наивно он полагал, что сумеет перебороть эти мысли, что пройдут они сами собой. Кто и где все-таки мои родители – упорно спрашивал он себя в самых неожиданных местах.
Достигнув совершеннолетия и вместе с ним обретя некоторые права, Марк принялся атаковать директора приюта, в котором вырос, через письма, пытаясь выведать хоть крупицу информации о них. Но все оказалось без толку. Ответ был совершенно таким, какой он и ожидал получить, а именно, много воды и ничего по делу.
Итак, вот что было написано в самом последнем ответном письме:
«Марк N (без фамилии) был доставлен отделом опеки МВД города S такого-то числа, такого-то года. С собой сопроводительных документов и личных вещей не имел. Кто его родители и чем они занимались – узнать у ребенка не удалось, кроме имени матери – Мария N (без фамилии). Кроме того, ребенок на контакт с сотрудниками не шел, отказывался от пищи и общения (хотя уже достаточно хорошо умел говорить), настоятельно требовал своих родителей, фамилию которых назвать не сумел. Родственники в течение срока содержания в службе опеки и приюте города S не объявлялись». Дальше шли заключения предварительного осмотра и акты годности для содержания в детском доме общего режима, и никакой толковой информации, разъясняющей его происхождение. Но все же в конце ответа были даны кое-какие рекомендации, откуда еще начать поиски и куда стоит попробовать обратиться за советом.
Вслед за приютом под письменную бомбардировку посчастливилось попасть еще нескольким организациям. Среди прочих оказались упомянутая служба опеки, служба розыска потерянных людей, родительский комитет Германии и некоторые другие. Письма были направлены в полицию и даже в службу безопасности страны.
В них сообщалось, что такого-то числа при странных обстоятельствах он оказался в службе опеки, лишившись при этом обоих родителей. И далее выражалась просьба связать дату и близлежащие события с его обнаружением.
Но и здесь все попытки оказались провальными. В большинстве конторок просто игнорировали его письменные обращения, но кое-где даже завязалась приятная переписка с вежливо уклоняющимися должностными лицами. Хоть и дело почти не сдвинулось с места, но сдаваться он не собирался. Слишком сильным было желание, наконец, расставить все точки над «и».
В ход пошли чиновники, один за другим, и, к своему удивлению, многие давали свой письменный ответ, а иногда даже и отчет о проделанной работе. После них идти было некуда. Раз за разом он требовал, просил и даже умолял. Не бывает такого, чтобы люди просто исчезли и никто об этом не знал.
В один из дней консьержка общежития резко остановила его из-за спины, Марк не сразу сообразил, что у нее к нему есть дело.
– К тебе приходили какие-то люди, с виду довольно серьезные мордовороты. Ты ничего не натворил? Оставили тебе это, – сказала она и передала Марку половинку листочка писчей бумаги.
Это была самая настоящая повестка из Федеральной разведывательной службы Германии с гербом, печатями и чьей-то подписью. «Какого черта они мне ее прислали? – заволновался Марк. – Должно быть, это какая-то ошибка».
На повестке был указан адрес и время, когда он должен явиться. Надпись на обороте перечисляла документы, которые следовало взять с собой. Жирная черта была под словом «паспорт». Значит, завтра и узнаю, что им от меня нужно, согласился Марк.
Место, куда его пригласили по повестке, оказалось всего лишь общественной приемной упомянутой организации. Он долго сидел в коридоре, потому как пришел за час до назначенного времени, пока к нему не обратился молодой человек в деловом костюме.
– Вы Марк N.? – спросил он?
– Да, я, – ответил Марк.
– Ваш паспорт, – сказал он и протянул руку. Проверив паспорт, он пригласил его идти за ним, но паспорт не вернул.
Они поднялись по лестнице, затем пересекли длинный коридор с красными коврами, тематическими картинами на стенах, характерными для подобных заведений, и прошли мимо двух часовых, охранявших зачем-то немецкий флаг. Марк сильно удивился, увидев в их руках винтовки, ведь в самом здании, скорее всего, ни одного лишнего человека. Да и сам флаг упрятан за витриной и хорошо освещался со всех сторон лампами.
Наконец шедший впереди молодой человек повернулся и исчез за тяжелыми дверьми, словно задуманными под пятиметровых великанов. Спустя пару минут он выглянул, приглашая войти.
Внутри уже ждал невысокого роста человечек в костюме, лысоватый, но зато с седоватой бородкой. Он жестом указал Марку на то место, где ему следует сесть, затем сел сам.
– Я не буду представляться, – начал он разговор. – Простите, я и не должен, просто на нашей встрече кое-кто настоял, потому вы и здесь. Я довольно занятой человек и для уточнения ситуации задам вам несколько вопросов, а потом поделюсь тем, что знаю сам. Итак, вы готовы?
– Да, я готов, – ответил механически Марк.
– Тогда поехали. Вы Марк N., такого-то года рождения, содержался под опекой последние -цать лет в детском доме города S.?
– Да, это я.
– Вы что-нибудь помните о событиях, которые произошли перед тем, как вас отправили в детский дом?
– Все, что я помню, – это то, что моя мать бежала куда-то со мной на руках, – ответил Марк.
– Это я знаю, – ответил бородач, – уже читал, и про хлопки тоже. Мне нужно что-нибудь, что вы не указали в письмах.
– Больше мне нечего добавить, я был достаточно мал, – оправдался Марк.
– К вам с того времени подходили какие-либо странные люди и задавали вопросы, показавшиеся вам подозрительными?
– Нет, не припомню. Не было.
– Кто-либо, кроме меня, разговаривал с вами о ваших родителях или дал какую-либо информацию о них?
– Нет, все глухо, – с разочарованием в голосе ответил Марк.
– Хорошо, так… – начал думать человек в костюме, – пожалуй, этого пока что достаточно. В общем, случай с вами тяжелый, а ваше нахождение здесь и есть результат вашей настойчивости. Ваших родителей скорей всего устранили агенты ШТАЗИ или не ШТАЗИ, бог их теперь разберет. У Советов что ни служба, то спецслужба. В общем, похоже, это была русская разведка. Подозреваю, что и ваши родители оттуда, поскольку, как и вы, родом из СССР. Фамилия их F., но, разумеется, она вымышленная. Какая была настоящей, нам до сих пор не известно.
Буквально несколько дней назад я делал запрос в Россию. Слабая надежда, но все же стоило попробовать. Ответ стандартный. Им ничего, конечно, не известно, о чем идет речь. С какой целью ваши родители находились на территории ГДР, нам также не удалось узнать, как и причину их убийства. Я повторюсь – убийства. Если нам что-то станет еще известно, мы обязательно вас известим. А дальше искать концы я вам не советую. Даже настаиваю, чтобы вы прекратили свои поиски и держали свой рот на замке. Это совет как от себя лично, так от имени правительства Германии. На вас и так потрачено слишком много времени и сил. А теперь ваши вопросы?
– Где они похоронены?
– Нигде. Агентов под своими именами не хоронят. А если честно, вообще не хоронят. Увольнение из таких организаций у Советов зачастую через крематорий – такие у них порядки. Еще вопросы?
Марк задумался, что-то проклевывалось еще спросить, но он не успел.
– Тогда прошу покинуть кабинет, и обещайте больше не беспокоить никого своими поисками. За грехи родителей расплачиваются дети – несите это молча. Меня, кстати, вы тоже не видели. Все понятно?
– Да, спасибо, я вам очень благодарен.
– Тогда до свидания, и еще раз, держите язык за зубами. Паспорт, пожалуйста, свой тоже заберите!
– До свидания, – попрощался Марк и, схватив со стола свой паспорт, вышел в двери, где его ждал все тот же молодой человек.
***
Хотя звучит это кощунственно, но Марку действительно стало намного легче на душе. Воображение рисовало сцены, где отважные рыцари плаща и кинжала направо и налево вершили свои героические подвиги, ровно так, как это видится в голливудских фильмах. А причастность к этому его родителей даже в какой-то степени заставляла гордиться ими, гордиться собой. Но все-таки пора поставить крест на прошлом – так, кажется, поговаривал Курт.
Этим же вечером с той же брутальностью, что и гориллы барабанят по своей груди, Марк грохотал по двери Курта.
– Пошли как следует напьемся, я плачу! – радостно приветствовал Марк своего друга, когда тот появился в проеме.
***
Ночью приснился сон, невероятно теплый и яркий. Марк наутро принял его за далекое почти забытое воспоминание из прежней, давно ушедшей жизни, когда все было на своих местах.
Там он, счастливый и довольный, бежал по песчаному пляжу берега реки навстречу своей матери. У него была широченная улыбка на лице и скудная копна вьющихся тоненьких волос. Встречный теплый ветер трепал их по своему безумному замыслу и строил из них нелепые шевелюры. Мать присела на корточки, широко расставив руки, и улыбалась, поощряя его настроение. А он как мячик летел в импровизированные ворота. В них его ждали горячие объятия и поцелуи. Небольшой молодой пес, скорее всего, беспородный ушастый шалопут, бежал за ним вдогонку. Уши так и махали, как крылья, на каждом его прыжке. Чайки, солнце, песок, такое осязаемое счастье! Было радостно и легко. Было тепло и ярко на душе, и вместе со всеми этими переживаниями чувствовалась невероятная сила этого обрывка жизни. Сила, важность и неподдельный смысл. А может быть, это было не воспоминание вовсе, а давно забытый старый добрый сон, заблудившийся в закоулках памяти, размышлял Марк.
Глава 17
На третий год работы в мастерской Автодед захворал и почти перестал выходить на службу. Марку пришлось временно взять на себя его обязанности, разумеется, в урон учебе и свободному времени. Но бросить дело он не мог. К его величайшему разочарованию, заработки почему-то остались на прежнем смехотворном уровне.
Было не очень ловко спрашивать Автодеда о надбавке, но все же некая обида давала о себе знать. Ведь столько стараний остались незамеченными. Всю зиму дед появлялся лишь короткими набегами, не более пары недель, а вид при этом у него был весьма поношенный. Аппетит еще хуже. Все, что он ел, это кусочки хлеба, тут же отмоченные в молоке.
Марк уже было подумал, что его дело близится к закату, но с приходом весны, поначалу осторожно, а затем и в полную силу его добрый наставник вернулся на работу. Марку только и оставалось с приходом Автодеда, что закрывать один хвост за другим, пока его не вышвырнули из университета.
Придя одним прекрасным днем на работу, Марк застал старикана поглощенным возней со своим «Триумфом». Он выкатил мотоцикл из спокойного угла, где тот обычно радовал глаз, и спокойно протирал тряпочкой без того сиявшие формы.
– О, Марк! – обрадовался дед. – Ты пришел. Иди-иди скорей сюда!
Марк подошел, не предполагая, что от него толком требуется, и уставился на расчехленный мотоцикл.
– Садись давай, сынок, посмотрим, как ты на нем выглядишь, – торопливо пригласил старик.
– Но я…
– Садись давай и не болтай!
– Ладно, – удивился Марк и неловко забросил ногу через сиденье.
– Руки на руль положи, да-да, вот так. Ты вообще когда-нибудь ездил на мотоцикле?
– Нет, я и на велосипеде-то ни разу, – ответил Марк.
– Какое упущение! И куда катится молодежь? Сядь прямо, спину ровно! Да, так. Теперь держи его и выбей подножку. Только держи крепко!
Марк сделал то, что просил Автодед. Тот, в свою очередь, отошел на расстояние и окинул его взглядом со стороны.
– А теперь поставь его на подножку. Все идеально. Он твой! Езди на здоровье!
– Мой!? – удивился Марк.
– Да, твой! – улыбался дед. – Это тебе за твою работу. Ты думал, я не поблагодарю тебя за то, что всю зиму работал за двоих? А вот еще что, – вспомнил он и полез по своим шкафам, гремя огромной связкой ключей. Прежде он их ни разу не открывал.
– Это тоже, пожалуй, возьми! – и он протянул Марку отличнейшую кожаную куртку. – Я в свое время продул свою спину, будь она неладна, и тебе не советую ездить без такой вещицы в прохладную пору.
Потрясенный Марк пытался отказаться, уж слишком щедрые были дары, но дед оставался непреклонен. Еще чуть-чуть и сильно обиделся, не получи он свое.
– Это слишком хороший мотоцикл, чтобы он до моей смерти пылился. Я буду гораздо счастливее, если увижу, как он с честью выполняет свое назначение. Только заберешь его, когда принесешь права, – чуть самое главное не забыл.
Марк поблагодарил своего наставника за щедрость, а про себя – судьбу за удачу. Настоящий «Триумф», у меня, просто вот на, и все! Теперь для меня практически не существует границ, нет тех мест, до которых я не могу дотянуться, предвкушал Марк. Если бы Ангела была рядом, я бы увез ее далеко-далеко. Мы бы гнали по дороге вдоль моря, и никто и ничто нам не было бы важным. Но теперь как-то следовало найти время на мотошколу, в перерывах между работой, учебой и курсами английского языка.
Глава 18
В мотошколе Марк крепко сдружился с четырьмя молодыми парнями, примерно близкого с ним возраста. У них тоже загорались глаза при упоминании любимой темы с мотором, даже ярче, чем отражатели их собственных мотоциклов.
Первыми следует отметить двух братьев-близнецов – этакие тощие фрики со странными зализанными прическами, из-под которых торчали длинные сгорбленные носы. Отталкивали они, кроме всего прочего, своими вкусами в одежде, которая сидела на них исключительно в облипочку. Они работали в магазине своих родителей и в ус ни о чем не дули.
– Мы братья Франц, – представились они.
Следом шел Бернард, похожий на косолапого простака. Носил он обычно свои любимые старые джинсы, дырявые на три раза и не вполне аккуратно заштопанные, а также вытянутый свитер. С собой он неуклонно брал повидавшую виды тканевую сумку с двумя ручками. Жутко непритягательная вещь! Именно про нее чаще всего вспоминали, когда говорили о нем.
Но он был постарше остальных, давным-давно с успехом окончил институт и не менее успешно работал инженером на заводе, где и производились мотоциклы. К своей неожиданности, он был награжден за заслуги своей же продукцией, после чего пришлось побороть свои страхи и оседлать мечту.
Четвертый был самый молодой и самый успешный в выборе родителей. Я имею в виду, в части богатства. Звали его Карл, и едва он достиг своего совершеннолетия, как его отец исполнил его давний каприз, прикатив в подарок могучий мотоцикл БМВ. Коняга отнюдь не для новичков, слишком тяжелый и резвый он был, но вы сами знаете, что к чему у молодежи.
В первую же неделю учебы они решили пойти куда-нибудь, где можно выпить и поболтать о своих мотоциклетных предпочтениях, что вскоре и сделали. Тут же кто-то подал горячую идею отправиться в небольшое путешествие с получением заветных корочек, и обязательно вдоль берегов двух морей – Средиземного и Северного. Идея была горячо поддержана и лелеялась до ее воплощения.
– Да здравствует свобода и рев двигателей, – провозгласили они, столкнувшись друг с другом бутылками пенного напитка.
***
Календарное лето подошло к концу, но вместе с ним, наконец, завершилось и обучение в мотошколе. Группка из восьми мотоциклистов ревела моторами, стоя на месте, пока некоторые отстающие путешественники проверяли, в порядке ли их багаж. А впереди ждали длинные извилистые дороги на склонах гор, дикие озера посреди лесов, шальные города и теплые безбрежные моря. Каждый пребывал в томительном ожидании новых приключений и новых впечатлений. Компания немного разрослась за счет каких-то знакомых. Ну что же, не так уж и плохо, если будет чуточку больше народу, согласились все.
Маршрут прежде тщательно согласовали, и каждый пункт несколько раз высчитали, чтобы достигнуть их в нужное время. Заранее была оговорена возможность достойно отпраздновать каждую пройденную точку как величайшее событие, как самый ценный подарок вечной молодости.
Что можно ожидать от первого путешествия на мотоцикле? Неуверенность, плохую погоду, неприятности на дороге? Ну уж нет! Это точно не про нас. Лично для себя Марк твердо решил, что нет более яркого, более интересного способа провести свое свободное время и просто отдохнуть. Здесь соединилось то многое, что он больше всего любил, а именно, перемещаться сквозь пространство и время, наслаждаться самыми изысканными природными пейзажами и рукотворными памятниками человеческих стремлений. Делать в каждом взгляде на новом месте воистину впечатляющие открытия. Чувствовать ветер, свободу, запахи, смену суточных периодов, встречать солнце, провожать его, быть в надежном кругу своих друзей, ощущать легкость, поддержку, понимание, неподдельное счастье и безграничные возможности.
Все даровалось одновременно и в тех пропорциях, в каких душе было угодно. А действительных забот по пальцам пересчитать. И даже не где переночевать, где заправиться и где перекусить – это беды одиночек! Больше хотелось выстирать свои носки, избавиться от назойливых насекомых, а иногда разогнуть ноги и спину, если пришлось слишком долго сидеть за рулем.
И при этом у Марка освободилась масса времени и места в голове, чтобы дать волю своим мыслям, мечтам и новым идеям. Было когда и на звезды взглянуть. Почему мы так редко на них смотрим – удивлялся Марк. Не такие уж они везде одинаковые, заключил он и для себя решил, что каждый раз, оказавшись на новом месте, в другой стране или даже планете, он всегда будет поглядывать в ночной небосвод.
Курт и здесь оказался прав. Нужно искать то, чего ты на самом деле хочешь, испробовать и познать это, а лишь потом в полной мере добиваться задуманного, вероломно как ледокол. Великим позором и самоунижением ознаменуется любое открытие, сделанное на склоне задряхлевшей жизни.
Неизвестно, из каких богом забытых уголков памяти всплыли слова какого-то священнослужителя из радиоприемника, подслушанные, когда Марк ремонтировал коробку скоростей очередного клиента. «Душа человеческая, отделившись от тела, много и долго путешествует. И этот опыт, это стремление пересекать города, страны и даже целые континенты не покидает ее даже, когда она вновь обретает бренное тело».
– Великие слова! – произнес Марк вслух, закончив размышления.
Лишь иногда настроение омрачали выходки его друзей, периодически взмывавших от душевной восторженности над законами и правилами дорожного движения. Бывало, вели они себя и вправду как обезьяны, вырвавшиеся на свободу. Пара вынужденных задержек целой группы по настоянию дорожной полиции вернули их на путь спокойствия и сдержанности в порывах.
Уверяю вас! За столь короткое путешествие можно прожить сотню жизней какого-нибудь доходяги-менеджера, ютящегося в коробке полтора на полтора метра.
Глава 19
Учение подходило к тому самому времени, когда Марк мог гордо заявить, что самая сложная часть пути уже пройдена. Впереди его ждали экзамены, дипломная работа, но прежде стоило бы закрыть хвосты, накопленные благодаря переменчивой погоде с гололедом, жарой и дождями. Такие природные аномалии задавали невероятное количество работы в автомастерской. Мешали также жить и душащие мозг гормоны, с которыми просто договориться о перемирии, хотя бы на месяц, разумеется, невозможно. В общем, Марк переживал довольно напряженный период времени, большая часть которого уходила на работу и учебу, но никак не на себя.
В один из таких дней Марк вернулся с очередного набега на женскую часть общежития, но на сей раз познать вкус успеха ему не удалось. Мало того, ему ясно дали понять, что им просто пренебрегают.
Настроение было самым что ни на есть омерзительным. Марк ненавидел все и всех, когда оно было таковым. Но прежде он винил себя в своих неудачах. Но сегодня он был во всех смыслах голоден, зол, и предпосылок, что настроение хоть как-то улучшится в ближайшем будущем, не предвиделось.
Нужно наесться от пуза, чтобы не быть таким агрессором, выспаться, пусть ценой пропуска первых пар, и заняться, наконец, своими хвостами. Так он думал, поднимаясь по пожарной лестнице, чтобы через чердачное окно пробраться до своей комнаты. Общежитие к всеобщему неудобству на ночь запиралось, чтобы приучить студентов хоть к маломальскому распорядку.
И вот он на месте. Обшарпанный холодильник, две двухъярусные кровати, один-единственный годный стол, на котором следовало еще и проектировать чертежи, хотя учиться вроде нужно было всем троим сразу. Кроме прочего, стулья, шкаф и куча коробок среди остального барахла. Нет, это картина отнюдь не начала века, но точно, конца двадцатого. Марк взял полотенце, сходил в умывальник и вернулся обратно.
Кастрюли в холодильнике не оказалось, но она обнаружилась на столе, с торчащей из нее поварешкой. Этим-то она и вызвала раздражающие мозг подозрения. «Не дай боже, опять все сожрали», – подумал Марк, чувствуя, как кровь начинает закипать в теле. Он грубо выхватил крышку и получил то, чего меньше всего желал. Пустая грязная посудина с отбитой местами эмалью и обглоданной суповой костью на дне искренне потешалась над ним.
– Так, значит, поздно приходящему кости, – прошипел в злобе Марк.
Он встал, саданул ногой по дну верхнего яруса кровати, как раз в том месте, где решетку растягивал неподъемный зад Жира. Тот мгновенно вздрогнул, словно обжегся о раскаленную сковородку, приподнял голову, но слезать с кровати не отважился. Вместо этого он забился в ее дальний угол и плотнее накрылся по шею одеялом.
– Ты совсем обезумел, я сегодня полдня варил и что я вижу? – рычал Марк.
– Ты сегодня рано, – оправдывался Жир.
– Без тебя знаю! Где жратва?
– Я думал, ты как обычно вернешься после завтрашних пар, а до этого времени я бы успел приготовить, – мямлил толстяк.
– Давай слезай и вари, – скрипел зубами от растущей злобы Марк.
– Ты успокойся, пожалуйста, я… я слезу и сварганю что-нибудь, – мямлил тот.
– Бегом!
Жир был человеком, совершенно не приученным что-то соображать в агрессивной или быстро меняющейся обстановке. В каждом подобном случае он будто закрывался с головой в броне своего лишнего веса. И даже если на его голову сыпались ругань, плевки, груды ударов, все равно из своего черепашьего мира он выбирался только тогда, когда становилось относительно тихо и безопасно. Притом делал он это мучительно медленно для наблюдавших. В противовес этому у Марка хватило времени накопить еще больше кипящей злобы, готовой просочиться из всех щелей, но высвободиться наружу.
Он встал ногами на нижний ярус, чем вырос над Жиром, и отвесил две мощные оплеухи бедолаге, который, вместо того чтобы живо использовать руки для защиты, зажмурил в испуге глаза и втянул шею, прижимая еще плотнее шерстяное одеяло.
– Слезай и вари, – орал Марк, но отклик был ровно таким же, а именно нулевым. Мало того, к заторможенности Жира добавились сопливые всхлипывания.
Недолго думая, Марк схватил кровать двумя руками и просто сметающим все на своем пути движением принялся сваливать ее набок. Словно подпиленная сосна, она со все нарастающей скоростью начала падать, а Жир в это время выглядел медведем на ее вершине, с ужасом наблюдавшим происходящее. В конце он так и вылетел с нее и кубарем шмякнулся об пол. Для него это были едва ли не самые шокирующие секунды жизни, всерьез угрожавшие дальнейшему прозябанию. Потолок, стена, проклятое одеяло, мешавшее сориентироваться в пространстве, о господи, твердый, как железо, пол. Он так лежал, обдумывая свое положение, тщетно пытаясь решить, что ему сейчас делать и кончились ли, наконец, бедствия на его голову.
– Встал и начал варить! – последовала команда, послужившая для Жира сигналом, что все-таки нужно начать что-то делать, хотя бы шевелиться.
Он поднялся на ноги, часто и глубоко вдыхая воздух как рыба, выброшенная на берег, наконец-то открыл холодильник и достал из морозильного отделения кусок мяса. Затем, схватив разделочную доску и нож, принялся резать его. Замороженное мясо совсем не планировало поддаваться Жиру, а было твердым как глыба, под месяцами не точенным ножом. К тому же оно больно обжигало руки ледяным холодом. К череде несчастий Жира добавилось еще одно, чего он никак не ожидал.
Постепенно по комнате начал разноситься тяжелый смрад, сковывающий своей тяжестью легкие. Как оказалось, Жир, пока падал с кровати, от всей души наделал в штаны и, пребывая в шоке, не заметил этого. Зато его обычно добрый сосед увидел все, чего не желал. Гневу Марка в это мгновение не было предела. Наблюдать со стороны, как человек с мокнущими штанами в объеме удушающего своей вонью пространства тщетно пытается приготовить пищу, было для него той самой отправной точкой, пройдя которую, в бешеном безумии хотелось все к чертовой матери крушить до потери сознания. Вложив в свой кулак всю ярость, всю ненависть к этому миру, что он испытывал сейчас, он подошел и ударил несчастному в голову, отчего его жертва упала навзничь. Недолго думая, по инерции Марк вылетел из комнаты, громко хлопнув за собой дверью, и быстрым шагом направился прочь, подальше от этого места.
***
Редкому «счастливцу» в своей жизни довелось испытать на себе муки настоящего гнева. И эта чертова пакость, окажись в ее лапах, так просто тебя уже не отпустит. Она словно демон, вселившийся в твое тело, отвернет от тебя все самое прекрасное в этом мире. Мало того, внушит желание все это «прекрасное» в твоей душе разрушить, растоптать, насмехаться над ним. Демоны живут только в аду, если не получат приглашение притащить его с собой.
Гнев душил Марка, выворачивал его кости, сжимал до боли мышцы, но хуже всего, изгалялся над его разумом. Он вспомнил все давно забытые обиды и события чистейшей несправедливости. Живо прокручивал перед глазами сцены унижения и неоплаченных долгов. Вознес и приукрасил их в высшей степени своего мастерства. Твоя ли вина, чужая – не важно, все послужит топливом для внутреннего ада, чтобы жечь, чтобы поднимать температуру мук. Все будет работать, чтобы держаться как можно дольше в пойманной душе, а в лучшем случае, довести до крайней точки. Вот где настоящая боль и отчаяние – эта неспособность совладать со всевластвующей в твоей душе агонией, заключил Марк.
Ночной Берлин. Теплый встречный ветер, несравненный запах промоченного дождем бетона, автомобильных выхлопов и булочных. Чувство настоящей свободы и безопасности, где голод и угроза жизни были на последнем месте среди забот. Но словно маньяк всаживал нож в свою жертву, бешеным шагом шел Марк, бросая на все ненавидящий взгляд. Да пошло все к черту! И этот городишко с его жителями и всем их скарбом! Пусть все горит синим пламенем! Просто так, даже ни за что. Просто потому, что мне плохо.
Мало-помалу, но в голове стали проявляться идеи, как избавиться от своего внутреннего бедствия, а они, разумеется, просты как мир. Нужно прежде всего раздобыть алкоголь, подытожил он про себя, нужно выбить эту напасть из моей чертовой головы.
Долго искать не пришлось, зелье всегда имелось про запас в автомастерской, где его хранил на черный день Автодед. Мера вынужденная, поскольку всю его выручку отнимала очередная жена.
Наконец добравшись до работы, Марк откупорил бутылку и, собрав все, что было схожее на еду, облегченно вздохнул. Надменно попрощавшись с олицетворением своего гнева, будто стоявшим в проеме двери и глазевшим на него все это время, он начал опрокидывать рюмки, одну за другой. Марк презирал крепкий алкоголь, один только его запах вызывал тошноту, но здесь дело принципа. После трех заходов демоны затаились.
Наступили минуты звенящей тишины в голове, где никому ничего не нужно, где никуда не нужно бежать, никому не нужно что-то доказывать. Вот где мир моей мечты. Наконец-то я могу медленно плыть на теплых волнах своего спокойствия и равнодушия. Значит, вот кто на самом деле мой самый преданный и верный друг, подумал он, рассматривая бутылку. Так тепло и хорошо. Можно закрыть глаза, и тебя будто качает, будто вращает на волнах теплого моря.
Но что это? Какого черта? Что происходит? В голове, словно вода сквозь камни, поначалу едва просочившись, а затем ритмично и непрестанно принялась капать на мозг навязчивая мысль. К величайшему разочарованию Марка, на место гнева и затем спокойствия пришла оголтелая, просто бешеная тревога. Нет, только не он, только не чертов Жир!
Память вернула его в то самое мгновение, когда он покидал свою комнату. Перевернутая кровать, разбросанная постель, а главное, Жир лежит на полу и не шевелится. Какого черта я беспокоюсь за него, он же вонючий Жир. Нужно еще накатить, прогнать эти трусливые мысли. Но нет, тут уж дело оказалось непростым. Мало того, чем дальше тянулось время, тем более несправедливыми, ужасными казались сегодняшние поступки. Перед лицом всплыла кастрюля с местами отбитой эмалью, хаос, оставленный после него, и беспомощный ребенок в изнеженном теле Жира.
Да, черт возьми, что я наделал, в конце концов пришел в себя Марк. Из-за жалкой чашки супа я избил слабого человечка. Какой же я все-таки идиот. Пусть он и ничтожество, но все же безобиден. Да живой ли он вообще после такого удара?
В конце концов, наспех убрав за собой беспорядок, он направился обратно в общежитие. По дороге пришлось обдумать, как он появится в дверях своей комнаты, что ему сделать и сказать. Марк решил, что просто посмотрит, что с Жиром, возьмет для оправдания какие-то вещи и свалит на пару дней. Ночевать придется, скорее всего, на работе, но сейчас это было неважно.
Войдя в двери, он обнаружил у себя в комнате еще троих человек – однокурсники Жира с соседних блоков. Все троица уставились на него неодобрительными взглядами полицаев на митинге рабочих и крестьян. Они были готовы ко всему. Обойдя взглядом комнату, он нашел Жира и тут же отвернулся от него. Лицо его здорово опухло после удара и вскоре, видимо, здорово зацветет. Но к великому облегчению, он был жив и здоров.
Марк резкими движениями схватил зубную щетку, пасту и еще несколько своих личных предметов, что оказались на виду, и также быстро свалил прочь. Душа хоть и успокоилась немного, но стыд все еще держал его на строгом собачьем поводке. Да, все правильно, три дня придется ночевать подальше от своей комнаты, заключил Марк. Не хочу видеть того, что натворил.
Жир, как выяснилось позже, тоже решил не испытывать судьбу в будущем и выклянчил у коменданта место на другом этаже общежития. Потому впоследствии они встречались исключительно редко и даже словом не перекинулись с тех пор.
Добравшись до своих богатеньких однокурсников, вполне обеспеченных, чтобы снимать квартиру, Марк напросился переночевать у них, хотя ночь уже начинал сменять день. Его впустили, выделили место для сна на диване и даже предложили завтрак. Сидя за столом и потягивая обжигающий чай, потерявший для Марка всякий вкус, он принялся мысленно сражаться с вероломным навалом неотступных мыслей, всей силой пытавшихся уязвить его, пристыдить, вновь напомнить о череде совершенных им проступков.