– Да. Проходите, – она не сразу подняла взгляд – чем-то была занята, рассматривая одну из бумаг среди кучи лежавших на столе.
– Добрый день. Я…
– Добрый… одну секунду.
Пока она сосредоточенно молчала Паша познакомился с интерьером довольно обширной, с высоким потолком комнаты.
– Вы по какому вопросу… молодой человек? – она с интересом, пристально посмотрела на него.
– Я? – Паша смутился от ее почти бесцеремонного взора.
– Ну да. Вы. А разве здесь еще кто-то есть? – девушка поощрительно улыбнулась.
И Паша тоже улыбнулся. Машинально ответил взаимностью.
– Я документы привез для поступления… к вам, – посмотрел на девушку выжидающе.
– Ну? И дальше что? – спросила она, продолжая улыбаться.
– А что дальше? – недоуменно поинтересовался он и подумал, – «Чего ей надо?»
– Документы-то давайте, раз привезли, – решила она не мучить его больше, – Посмотрю – все ли у вас в порядке.
Он быстро подошел и протянул ей свои бумаги.
– А-а, а я-то думаю… – виновато промямлил он.
– Сомневаюсь я… Павел Петрович Думанский… что вы думали… – девушка не церемонилась, сосредоточенно просматривая направление. И вдруг, посмотрев на Пашу, опять заулыбалась, – Каламбурчик получился, Павел Петрович.
– Ну, да, – Паша согласно кивнул, – «Понравился я ей что ли, шутит все. Уже давно можно было сказать – что так, а что не так». Ему неприятен был тон разговора, где он оказывался каким-то маленьким дурачком.
– Все у вас в порядке, Павел Петрович. И это хорошо. Не нужно ничего переделывать. Однако есть маленькое «но», – она сделала паузу, – У нас – на подготовительном прием документов осуществляется позже. С июля. Если бы здесь была заведующая отделением и дала бы мне распоряжение взять ваши бумаги, я бы тогда приняла их как положено. А без нее – не могу. Порядок есть порядок… Но вы не отчаивайтесь, – увидела она расстроенный взгляд Паши, – Надежда Александровна в течение часа должна появиться. Если хотите, подождите. Но я вам ничего не обещаю. Это все зависит только от нее.
– А вас как зовут, – решил спросить Паша.
– Меня – Ольга Леонидовна, – девушка посмотрела на него, как будто спрашивая – зачем ему это.
– Скажите, Ольга Леонидовна, а где мне можно подождать?
– Подождать? – она сделала паузу, будто соображая – оставить его здесь или нет, – Лучше в коридоре… Я вас кликну, когда она придет. Так будет лучше. Потому что, если я просто скажу, что кто-то принес документы, она сразу даст от ворот поворот.
– Хорошо, – Паша повернулся уходить.
– Документики-то… заберите. А то весь наш спектакль сразу провалиться.
Паша взял из ее рук документы и, поблагодарив, вышел.
Надежда Александровна – он сразу догадался, что это она – появилась перед самым обедом. И только вошла, как в дверях показалась Ольга Леонидовна. Поманила его пальцем. И, когда он приблизился, прошептала:
– Я сказала, что вы – к ней. А по какому вопросу – не знаю. Не спросила. Так что не подведите меня.
Паша кивнул и проследовал за ней.
– Здравствуйте, Надежда Александровна. Я к вам, – отчеканил он сразу – с порога.
Надежда Александровна, стоя к нему вполоборота, что-то укладывала в стоявшую на столе сумочку. Повернулась и посмотрела на него с интересом.
– А вы от кого, молодой человек?
– Как от кого, – не понял Паша, но тут же до него дошло, – А-а, нет – я ни от кого. Я сам по себе.
Надежда Александровна, по возрасту годившаяся ему в матери, добродушно улыбнулась его душевной простоте и открытости, с какой он гримасничал, отвечая на ее вопрос: видимо, Паша сразил ее своей наивностью.
– Зачем же вы к нам пожаловали сами по себе? – в ее улыбке чувствовалась усталость – с ним разговаривали, как с неразумным надоедливым ребенком.
«Вот, – подумал, – откуда у этой Ольги такой стиль общения».
– Хочу у вас учиться, – выпалил Паша, словно докладывал обстановку старшему по званию.
Заведующая, продолжая улыбаться, поморщилась:
– Только что из армии?
– Так точно… – он стушевался, – Извините…
– Ничего страшного, молодой человек. А вы что – не знали, когда у нас прием документов?
Паша на секунду задержался с ответом – боялся врать. Он взглянул на Ольгу Леонидовну, от чего та моментом покраснела. Посмотрел на Надежду Александровну.
– До сегодняшнего дня не знал.
Наступила пауза, после которой заведующая начальствующим тоном заключила:
– Та-ак! Ну и что же вы мне тут комедию разыгрываете? – она сердито посмотрела на Пашу, – Говорил, что ни от кого, а сам… от Ольги Леонидовны?
– Надежда Александровна… – подскочила со стула методист, пытаясь, видимо, оправдаться.
– А с тобой… – заведующая сердито посмотрела на нее, – мы поговорим потом.
– Ну, Надежда Александровна. Парень – с периферии. Ну что же ему с этими документами целый день таскаться? Еще потеряет где-нибудь. А мы их в сейф положим, – заблажила Ольга Леонидовна, полушутя полусерьезно.
– Ладно, Оля, прощу тебя на этот раз. Понимаю, трудно устоять перед таким мальчиком.
Пашу, еще не успевшего отойти от предыдущего пассажа, снова бросило в краску.
– Но будешь в наказание заниматься оформлением в обеденное время.
– Спасибо, Надежда Александровна, – почти в один голос поспешили сказать Оля и Паша.
– Все, – сказала заведующая, вешая на плечо сумочку, – Я пошла обедать… Документы, я так понимаю, Ольга Леонидовна, у него в порядке? – обернулась она к методисту.
– Да, Надежда Александровна, – потупила та стыдливо взгляд.
– А с вами, молодой человек, прощаемся до осени, – сказала она, уже выходя из кабинета.
– До свидания, Надежда Александровна, – уже вдогонку проговорил Паша, – Еще раз спасибо.
Оба облегченно вздохнули.
– Ну, Думанский, сдал меня с потрохами – не мог соврать нормально.
– Не смог. Простите, Ольга Леонидовна…
– Да ладно тебе, Павлик Морозов. Заладил – простите, Ольга Леонидовна, – передразнила она его. Можешь называть меня по имени. Все равно уже меня дискредитировали в твоих глазах, – она снова заулыбалась.
– Я не против, – снова смущаясь, сказал Паша.
– Еще бы он был против, – нарочито серьезно возмутилась Ольга, – Что стоишь как истукан? Давай свои документы и садись напротив.
Управились они быстро, так что времени пообедать Пашиному защитнику еще хватит с лихвой.
– Оля, спасибо тебе за все огромное.
– Да ладно, Павел, будешь должен, – она хитро улыбнулась, – Осенью сочтемся.
– А может нам вместе пообедать? – он покраснел: это не входило в его планы ни по времени, ни по деньгам. Но слово – не воробей.
– Ну, уж нет, на сегодня мне тебя хватит, – Оля засмеялась, – Шучу, Павел. Просто у меня свои планы есть на это время, – она подошла к зеркалу. Взглянула на себя и поправила волосы. Достала из сумочки ключи, – Все, Думанский, выметайся – я и так уже потратила на тебя времени больше, чем надо, – поторопила она его.
Наконец, Паше стало очевидным, что она спешит.
– Извини, не сообразил сразу, – он поспешил к двери, – Оля, спасибо тебе большое.
– Ну, хватит уже рассыпаться в благодарностях. Пока… Тебе, кстати, туда, – она показала ему обратное направление, потому что Паша продолжал идти за ней.
– До свидания, Оля, – он развернулся и с легким сердцем двинулся к лестнице. Душа пела. Потому что всей своей восторженной сутью Паша уже осознавал собственную причастность к этому месту: совсем скоро он будет слушателем подготовительного отделения. А через год – студентом. Никаких сомнен
33.
Солнечный теплый день добавил радости существованию. Паша направился к универсаму: купить коробку конфет – не с пустыми же руками идти к Ниночке. Но главное, чтобы она оказалась на месте – никуда не ушла. Он сразу запомнил тогда то, что она записала. Да и как не запомнить. Фамилия – проще не бывает – Иванова. Номер дома общежития – 13 – чертова дюжина. Номер комнаты – 404. А улица – и того проще – Первомайская, как и дома.
Вот оно – старое пятиэтажное строение из красного кирпича – с входом посредине длины здания. С небольшим крыльцом под широким козырьком. Почти сразу, лишь миновав еще одну дверь – стеклянную, распахнутую настежь, Паша оказался в вестибюле. От бетонных – в цветных геометрических рисунках – полов повеяло прохладой. Яркий солнечный свет улицы сменился на полумрак помещения с зашторенными наполовину окнами. Чуть вправо, на небольшом возвышении стоял видавший виды письменный столик с инвентарным от руки номером – белой краской. За ним восседала пожилая, в черном спецовочном халате женщина со спицами в руках, сосредоточенно и быстро набиравшая на них петли. «Или вахтерша, или уборщица, которая ее подменила, пока та отлучилась», – догадался Паша.
Женщина была явно недовольна его появлением, скорее, потому, что сбилась со счета. Осмотрев ящик, где висели ключи, и убедившись, что на «404» пусто, она забрала у Паши паспорт. И пока листала его, попутно выговорила за всех посетителей, которых она, судя по всему, не жаловала.
С восторженным чувством, сопровождавшимся легким неудобством, он забежал на четвертый этаж, проскочив первых три через ступеньку. Вошел в длинный темный коридор, освещенный лишь двумя окнами с торцов здания. Сориентировался – куда повернуть. Постоял перед дверью, успокаиваясь. И постучал.
– Кто там? – голос приятный, но незнакомый.
– Мне нужна Нина Иванова.
Дверь приоткрылась. Перед ним оказалось миловидное существо, насколько можно было понять против света, хлынувшего из наполненной солнцем комнаты. Но еще сильней ослепила глаза обворожительная, с осиной талией фигурка, когда машинально окинул девушку сверху донизу.
– А Нины нет. Она ушла в читалку на первый этаж.
– Извините, – Паша уже собрался повернуться и уйти, но вдруг передумал: захотелось задержаться – пусть даже на несколько секунд, даже на мгновение, – Извините еще раз, – он снова окинул взглядом ее ошеломляющие воображение формы, подчеркнутые в нижней части обтягивающим ноги и бедра трико, – Может, подскажете – где это? А то я впервые…
– А вы кто ей будете? – довольно бесцеремонно спросила девушка. И если бы не улыбалась при этом, можно было бы принять такой пассаж за грубость.
– Я? – Паша от неожиданного контроля со стороны Нининой соседки по комнате на секунду растерялся. Но нашелся сразу, – Я – дальний родственник, – усмехнулся.
Стало вдруг немного не по себе: «Час назад трусливо не смог солгать заведующей подготовительным отделением, а тут – герой…»
– А вы проходите, – девушка шире открыла дверь и по-хозяйски пропустила его в комнату, не дав дофилософствовать на тему совести, – Подождите здесь: мне за ней проще и быстрее будет самой сходить.
Паша шагнул внутрь, мгновенно оценив содержащееся в чистоте и порядке жилище, и, повернувшись, взглянул на девушку. Теперь она, чуть прищурившись, смотрела на него против света. Ее фигурка – в спортивном трико и такой же мастерке, подчеркнувшей узкую талию, ее милое личико, мягкий и приятный тембр голоса, русые, с пепельным оттенком волосы, собранные в пучок – все это приятно дополняло саму атмосферу уютной девичьей комнаты.
– Вот вам стул, – она подошла и повернула его спинкой к стоявшему у окна столу, – А я, кстати, тоже Нина. А вы случайно не Павел?
«Вот те раз! Чувствуется, я не зря пришел», – Паша ощутил какой-то подъем в душе – торжество незаслуженной победы, свалившейся вдруг на него.
– А как вы, Нина, догадались? – поинтересовался он, не сдержав улыбку.
– Да вы мне своим поведением брата напомнили: он, когда из армии вернулся, тоже себя так вел. Это заметно по всему. А Нина недавно рассказывала, как по дороге из дома познакомилась с солдатом. Ну вот, я и совместила две эти части в одну. Получились вы, – рассудительно закончила она свой дедуктивный анализ.
– Да вы – Шерлок Холмс, Ниночка, – почти без иронии сказал Паша.
– Ну что вы? Это же элементарно, – смутилась она.
Получилось здорово, и они оба рассмеялись.
– Ой! – спохватилась Нина, словно отмахиваясь от кого-то обеими руками, – Пойду, – улыбнулась виновато, – А то я уже совсем забыла про подругу.
Она ушла, оставив Пашу в прекрасном расположении духа. О нем говорят здесь. А значит, он здесь – не зря. И первая Нина, и уже вторая – обе хорошенькие, и обе, казалось, положили на него глаз. А что из этого выгорит – да какая разница. Ему просто хорошо с ними. А уже одного этого достаточно для ощущения мимолетного счастья.
Минут через пять пришли девчонки.
– Паша, привет! – рыженькая Нина торопливым шагом подошла к нему, поднялась на носочки и, обняв за шею, чмокнула в губы, как своего парня, с которым бы ее связывали близкие отношения.
«Ничего себе. Вот так встреча», – Паша даже опешил на секунду. Но тут же включился в игру, ответив ей поцелуем, но более долгим.
– А я тебя так скоро не ждала, – отстранилась она, легко и непринужденно забираясь с ногами на кровать, – Но ждала, – хитренько улыбнулась она, – Ну, рассказывай.
– А чего рассказывать? Нечего, – на секунду задумался он, – Разве что рассказать, как документы сдавал.
– Ну вот, а говоришь – нечего. Давай, рассказывай. Иди сюда. Садись, – она сдвинулась на кровати, освобождая ему место, – Нин, что ты там потеряла в шкафу? Иди к нам.
– Сейчас. Не могу найти свою красную резинку.
– Она тебе что – прямо сейчас понадобилась? Потом найдешь.
Вторая Нина, как-то виновато улыбаясь, подошла и присела на краешек стула.
– Я – вся внимание, – она странно – с каким-то вызовом – посмотрела на Пашу, словно разрешая ему начинать говорить. И в этом взгляде он почуял двусмысленность. Его животная природа, его подсознание уловило еле ощутимый ток энергии от сидевшей напротив самки – от женщины, которая ясно давала понять, что она уже включилась в конкурентную борьбу.
Паша рассказал, что с ним буквально час назад произошло, стараясь обыграть все с возможно большим юмором. Девчонки хохотали от души, а он от души старался их развлекать. После истории в ход пошли анекдоты и армейские прибаутки. Часа два болтали – не меньше. Было весело и не хотелось уходить. И, хотя обстановка к этому не обязывала, все же что-то напрягало. Может, поведение второй Нины? Все ее позы и движения на протяжении общения говорили о скрытой неловкости, как будто она присутствовала на чужом пиру, в то же время оставаясь на нем. А первая уже лежала нога на ногу головой на коленях у Паши. И все у нее получалось совершенно естественно, расслабленно – по-домашнему. Словно она знала его тысячу лет, словно они давно уже близкие люди. И этот контраст позиций – амазонка и собака на сене – создавал напряжение, которым не сразу, но начал тяготиться Паша.
– А давайте поедим, – вторая Нина, видимо, почувствовала его настроение.
– Точно, – встрепенулась первая, – А у нас две бутылки вина есть. Мы отоварились, – чуть ли не с гордостью произнесла она, – Такую очередь отстояли. Мужики нас там чуть не раздавили под конец.
Девчонки зашевелились – стали накрывать на стол. Рыженькая Нина ушла в «кубовую» – разогреть на сковороде картошку, а ее подруга колдовала с овощами, нарезая салат и поглядывая на Пашу. Его обязали заниматься хлебом, консервами и вином.
«Как бы мне не заночевать здесь, – он испытал двойственное чувство, – Мама расстроится… Интересно – есть ли поблизости межгород? И спрашивать неудобно – оставаться не предлагали. Если и получится, то это произойдет спонтанно». Остаться хотелось. Но вместе с тем в душе что-то происходило. Это было состояние, чем-то напоминавшее чувство стыда. Ни перед мамой. Конечно, нет. И ни перед второй Ниной, которой он, как и первой, нравился, и которой, по всей видимости, придется искать место для ночлега у соседей. Перед Наташей? Трудно сказать. Может быть. Но жизнь увлекала его в свои приключения с силой, которой он не мог противостоять. И все сомнения, все неудобство, похожее на чувство стыда, казались совершенно неуместными в обещавшей познание чего-то нового обстановке. «Да будь, что будет». Он решил, что форсировать обстоятельства не станет. Но и тормозить их – тоже не будет.
34.
Первое, что обнаружило зрение, когда проснулся – русые с пепельным оттенком волосы. Засомневавшись, закрыл глаза. Снова открыл. Картина не изменилась. Наконец, несмотря на тяжесть в голове, пришло понимание того, что увидел. «Да ну? Не может быть», – Паша верил и не верил в то, что произошло. Осторожная попытка пошевелиться – избавиться от неудобства позы – ничего не дала. Одноместная, с провисшей панцирной сеткой кровать, предполагавшая, что на ней и должен спать один человек, крепко держала его в своих объятиях. А горячая и влажная спина, приклеенная к его животу центростремительной силой, и рука, замлевшая под головой девушки, казались орудиями пытки. Но, несмотря на дискомфорт в мышцах, в душе царила радость, а внизу живота – от сконцентрировавшейся там крови – ощущение жизненности. А потому он и боялся пошевелиться или вытащить руку. Боялся, что близость женщины, ее аромат, притягивающий с невероятной силой, исчезнут, испаряться, как сон. Пашина свободная рука восторженно заскользила по изгибам прижавшегося к нему тела, плавно устремляясь сверху вниз. И когда она уже дошла до цели, ее перехватили и удалили на место. Довольно жестко.
Воспользовавшись моментом, он вытащил онемевшую, ничего не ощущавшую другую руку. Стал сжимать и разжимать пальцы, прокачивая по артериям и венам затаившуюся кровь.
Оторвав от подушки голову, увидел на соседней – напротив – кровати рыжеволосую Нину. Она спала, тихо посапывая. Мысли, наперебой вылетая на сцену сознания и мешая одна другой, бессовестно путали очередность событийности вчерашнего вечера. Пришло понимание, что так и не позвонил домой. Вспомнил, как покупал водку у таксиста. Как залезал через козырек черного хода в окно второго этажа чьей-то комнаты, где ждала рыженькая Нина. Как снова сидели и пили. Вспомнилась расплывшаяся от удовольствия физиономия черноволосого с усиками парня. И два по 0,7 «огнетушителя» в его победоносно поднятых руках: «Кажется, он пришел вместе с нами из той самой комнаты, через которую я проникал в общагу… Вот он, наверное, и был с рыжей. Ну не я же с ними двоими… » Память отказывалась воспроизводить приличные куски времени. И сколько он не пыжился, у него ничего не получалось. Чувство неудовольствия росло вместе с огромным желанием сходить в туалет.
Наконец, он не выдержал. Но как только попытался покинуть свое лежбище, предательски заскрипела кровать. «А как же это вчера все происходило? – подумал сморщившись, – С таким скрипом?»
На соседней кровати зашевелилась рыжая Нина, отбросив с груди край простыни. Под шелковой комбинацией проступила рельефная выпуклость. А чуть съехавший в сторону вырез оголил светло-коричневый расслабленный сосок.
«Ну, за что мне все это? – с отчаянием подумал Паша, – Ну и утречко. Лучше бы я вчера домой уехал…» Такой пассаж сознания его развеселил – сам себе бесстыдно лгал. Но за словом «домой» снова последовала мысль, что не позвонил матери. «Очень плохо».
Как мог, стараясь не скрипеть, он все же вылез из своего логова. Девушка, на секунду открыв глаза, сонно отреагировала:
– Ты куда, Паша? Рано же еще.
– В туалет, – прошептал он, – «Слава богу, помнит, как меня зовут».
– Тебе направо, в конец коридора, – уже с закрытыми глазами, поворачиваясь на другой бок, проговорила она.
Стараясь не шуметь, Паша натянул штаны, и, не заправляя рубашку, чтобы не так бросалось в глаза его неудобство, вышел в коридор. Здесь, после яркого света комнаты, сразу почти ничего не было видно, кроме окон в обоих концах. «Направо, – глаза быстро привыкли к полумраку, но все же свет из окна, освещавшего только небольшое пространство коридора, не давал хорошо видеть поблескивавший под ногами пол, – Термоядерная смесь получилась – вино, сверху водка, потом опять вино… – он вдруг вспомнил, – Юра… Точно… и Юра тоже приносил бутылку. Сколько же мы вчера…» Он долго плескал себе холодную воду на лицо, протирал мокрыми холодными руками уши и шею, приглаживал начинавшие отрастать волосы.
Вернувшись, осторожно приотворил дверь и вошел. В нос ударил запах перегара вперемешку с рыбными в томате консервами и ароматами женской комнаты. Увидел спящих Нин. Позыв к обладанию женщиной, обусловленный такой картиной, и смутное желание тихонечко смыться стали бороться в нем с неимоверной силой. «И неприлично уходить по-английски… но как подумаешь, что уже… Оставлю записку, – пришла мысль, почти сразу вызвав сомнение, – А где возьму бумагу и ручку – не рыться же в их вещах». Решение пришло спонтанно. Он заправил рубашку, посмотрелся в небольшое зеркало, висевшее на дверце шкафа, и подошел к постели, из которой совсем недавно вылез. Поцеловал девушку в шею. Хотел уже прошептать – «до свидания, Ниночка», но она зашевелилась, и на него пахнуло из-под простыни пьянящим ароматом ее тела. «А может, нырнуть под простынь, и будь что будет?» Несколько мгновений он боролся с соблазном, глядя на дремавшую – такую притягательную и беспомощную в полусне женщину, перед природой которой так сложно было устоять. Наконец, на помощь пришла интуиция: «Губу раскатал! Думаешь, она тебе даст? Хрен чего обломится, судя по тому, как руку убрала… Едь домой, придурок! – добавила логика, – Денег все равно больше нет». Паша еще раз – не удержался – поцеловал девушку, прошептав ей на ухо «пока».
– Пока, Паша, – Нина, сощурившись, провела рукой по его «ершику» и чмокнула губами воздух.
– Нине – привет.
– Передам, – выдохнула она, – Извини, что не поднимаюсь… Заходи, Паша.
Он сбежал по лестнице, прошмыгнул, не глядя, мимо уже другой вахтерши и вышел на улицу, вспомнив при этом, как вчера девчонки ходили за его паспортом. Свежий воздух на мгновение заставил от удовольствия закрыть глаза. Паша вдохнул полной грудью и зашагал в сторону вокзала. Идти на остановку троллейбуса – делать крюк, не хотелось. «Подумаешь, каких-то двадцать минут, и я – на месте».
К обеду он уже был дома. Набрал номер маминого рабочего телефона – извинился: сказал, что встретил армейского друга. А не звонил, потому что поздно вспомнил.
35.
Не успел Павел даже разуться, придя от Ковальских, как прозвенел домашний телефон. Он быстро сбросил кроссовки, подошел и снял трубку.
– Але?
– Это я, Паша.
«Полина? Только ведь расстались».
– Да, Полиночка, слушаю. Что случилось?
Трубка не подавала признаков жизни. На мгновение стало не по себе.
– Але, Полин, ты где пропала?
– Да здесь я, Паша. Не знаю – как и сказать тебе после того шоу, что устроила тебе.
– Ну не томи, Полиночка. Что произошло?
– Наташка не приедет. Только ты ушел, она позвонила. Отозвали ее из отпуска через три дня. У них серьезно женщина заболела, которая могла бы ее заменить во время отпуска. А брать со стороны начальство никого не хочет. Это не решает проблему. Потому что некому в таком случае курировать работу – и один, и другой специалисты будут отсутствовать. Так что раньше Нового года она не вырвется, и то это в лучшем случае.
Возникла пауза. После затянувшегося молчания Полинин голос показался ему каким-то тихим и далеким.
– Але? Паша… Ты прости меня… Ты очень расстроился?
– Знаешь, Поль, я не расстроился – я просто ужасно зол на все. И знаю, что нельзя злиться… тем более на судьбу, потому что она и есть судьба – суд Божий. Она нас учит и лечит. Но все равно злюсь. Понимаю, что неправильно реагирую на ситуацию. Но ничего не могу с собой поделать. И мысли разные нехорошие лезут в голову… А почему она тебе позвонила, а мне не звонит? – нажал он на «мне», – Может, издевается. А я, когда ей звоню… так ей, вроде, и говорить со мной не о чем. Сказала пару слов, и можно разговор заканчивать. Наверное, я и на нее злюсь заодно, только не признаюсь себе в этом, – он помолчал пару секунд и усмехнулся, – Извини, Полиночка, прорвало. А ты как раз под раздачу попала. Прости, дорогая. Вот выговорился, и как-то полегчало.
После короткой паузы, видимо, ошарашенная такой неожиданной экспрессией Павла, представшего для нее с неожиданной стороны, Полина стала его успокаивать.
– Паша, я так понимаю тебя. Думаешь, у меня особо длинные разговоры с Наташкой? То же самое. Ну, такая она у нас – больше переживает, чем говорит.
– Полиночка, ты пойми меня. Получается все как-то неестественно. Вроде бы она любит меня. Но такое ощущение складывается, что меня держат на скамейке запасных. Я узнаю, что она любит меня, только от тебя. А от нее только намеки какие-то.
– Паш, а может, тебе к ней поехать? Вот бы и разрешилось все… Если ты, конечно, на самом деле хочешь быть с ней.
– Поля! Ты не права. Да если бы она хоть капельку уверенности мне дала? Если бы сказала – «Паша, приезжай», у нас бы давно все решилось. Мне что – сложно оторваться от работы? И пусть бы какое-то время побыли в разлуке. Бог с ним. Главное, чтобы была хоть какая-то уверенность.
– Да-да, Паша, понимаю… – она еще что-то хотела сказать, но Павел не дал ей. Ему уже трудно было остановиться. На самом деле прорвало.
– А то я от тебя узнаю, что она думает, что я могу вернуться к ребенку, к жене. А мне, что думать в связи с этим? Что она тоже может вернуться к мужу? Так я так и думаю. Потому что, если люди любят, они так себя не ведут.
– Паша, извини, но здесь уже ты не прав. Это твоя точка зрения. И она не может быть объективной… А тебе не приходило в голову, что другие люди могут думать по-другому. А, тем более что у женщины может быть другая логика, не похожая на твою.
– Согласен, Полиночка. Веришь ли? Сколько раз у меня возникало желание бросить все свои претензии, наплевать на гордость и поехать к ней. Но мысль о том, что я приеду, а у них с мужем все наладилось, и я стану камнем преткновения…
– Вот, Паша, ты и сам пришел к ответам на свои вопросы. Ты не готов бороться за свое счастье. А ты не думаешь, что она тоже может рассуждать подобным образом. И все мои заверения отсюда, что ты с семьей не живешь, для нее могут показаться совсем неубедительными. Как говорят, в ногах-то со свечкой не стояла.
– Да, Полиночка, согласен. Но пока у меня не появится уверенность в том, что я должен сделать, с места я не сдвинусь.
– Понимаю, Паша. Хотя, конечно, жаль. Могу только сказать, что со своей стороны помогу, чем смогу. Но форсировать что-то… Пойми меня правильно.
– Конечно, Полиночка. Да… и не нужно ничего делать. А то только хуже может быть.
– Ну, ладно. Пока, Паша. Спокойной ночи.
– Пока, Полиночка. Спасибо тебе за все.
– Да, в общем-то и не за что.
Раздались гудки. На том конце положили трубку. И Павел, собиравшийся возразить – «ну, что ты», мол – с облегчением сделал то же самое. Разговор получился неприятным. И потому что получил информацию, что Наташа снова не приедет в ближайшие полгода, и потому что жаловался Полине. Именно жаловался – по-другому и не скажешь. Он подошел к окну, повернул ручку и открыл фрамугу. На него пахнуло теплым майским вечером – вязкими, сочившимися в комнату ароматами. И уже полностью распустившейся листвы, пока еще очень нежной, не набравшей достаточной густоты цвета. И прогревшейся земли, благоухавшей испарениями. И асфальта, еще не остывшего от атаки жарких солнечных лучей. Захотелось усилить ощущения. И он налил сразу грамм сто коньяку в рюмку. И выпил залпом. Подождал, пока кровь не донесла до мозга алкоголь, наслаждаясь нежным ароматом ночного воздуха из окна. Рука, проявив самостоятельность, завладела пультом: и Павел некоторое время переключал программы, убегая от рекламных блоков. Не найдя ничего для себя интересного, выключил телевизор, посидел еще несколько минут и пошел спать: пить больше не хотелось, а сидеть просто так – тем более.
36.
За окном белым бело. Плотной стеной падавший снег укрыл уже оттаявшую сверху землю. И местами, где стояли лужи, набряк водой. Снежинки, слипшиеся в хлопья, плавно опускались на кусты и деревья, увеличивая их в объеме. Толстые, провисшие провода, столбы с шапками, крыши, с округлившимися краями – вся эта картина сквозь пелену снега напоминала акварельный рисунок. Наташа, проходя мимо окна, задержалась, завороженная этим праздничным видом природы. Стояла в ночной рубашке, забыв, куда и зачем шла. Пол у окна холодный, несмотря на близость горячей чугунной батареи. Но уходить не хочется.
– Просто сказка! – вырвался из груди восхищенный шепот, – «И это середина мая?»
Погода, уже заглянувшая в весну, забыла, что не реализовала полностью зимний лимит осадков. И сегодня, видимо, вспомнив, решила избавиться от него окончательно, судя по количеству снега.
Поездка в лето, планируемая Наташей целый год, провалилась. Вчера вечером позвонил начальник. Услышав в трубке его голос, она поняла – не к добру. Догадалась, потому что Люся – ее коллега – часто последнее время «бюллетенила»: язва желудка. А на работу приходила бледная и потерянная: часто злилась без видимого повода. «Впрочем, она никогда добрячкой не была. Может, и язва у нее от этого», – подумала Наташа.
Начальник позвонил уже в девятом часу.
– Наталья Леонидовна?.. Ну, слава богу… вы еще не уехали.
– А что случилось, Пал Палыч? – Наташа вся напряглась. Голова наполнилась обрывками мыслей.
– Случилось, – то ли озабоченно, то ли утвердительно прозвучало в трубке, – У нашей Люсьен прободение… Ну, ты скажи!
– Что вы говорите, Пал Палыч? Вот так новость. И что теперь?
– А что теперь? Ни ее, ни вас.
– Пал Палыч, я не об этом. Где она?
– А-а… Скорая забрала, прямо с работы… Во второй городской. В реанимации, – образовалась пауза, – Ну, так… Наталья Леонидовна… Короче, я вынужден отозвать вас из отпуска. С кем я работать буду?
«Вот неладная, – Наташа, до этого взволнованная судьбой коллеги, расстроилась окончательно, – Надо же мне было оказаться дома… И вообще – трубку брать».
– Да! Я поняла, Пал Палыч… А с билетами как быть? – спросила растерянно, словно именно они – самое главное, о чем сейчас нужно думать.
– Ну, сдадите… что уж теперь? – слова начальника прозвучали как-то хамовато, и на том конце провода, Наташа это почувствовала, повисло сожаление, что так получилось, – Наталья Леонидовна, – начальник словно извинялся, – разницу я вам компенсирую.
– А моральные издержки? Кто мне их оплатит? – вырвалось нараставшее в ней напряжение, – У меня личная жизнь рушится.
– Ну, Наталья Леонидовна… – Пал Палыч, замолчал. Видимо, соображал – что на это ответить, – Могу только предложить материальную компенсацию. И немалую… Воспользовались моментом, – шутливо добавил он, – Наталья Леонидовна, жду завтра на работе. И извините. Поймите – таково положение дел.
Та собранность и даже бравада от безысходности, которые сопровождали разговор с начальником, как только он закончился, мгновенно улетучились. «Что же делать? – растерянно подумала Наташа, – Все планы псу под хвост», – все надежды и решимость, наконец-то, разобраться в себе, а точнее, в отношениях с Пашей, откладывались на неопределенный срок, – А с другой стороны – значит, так и надо…» «Да! Так ему и надо», – где-то глубоко в душе отозвалось эхом. Наташа от неожиданного в душе всплеска на секунду закрыла глаза. «Что это было? – почувствовала, как мысль, камнем брошенная в воду памяти, уже пригнала оттуда первую волну, – Что толку, что я его ждала когда-то со службы? – взбунтовались потревоженные чувства, – А сейчас? Только начни сюсюкать с ним по телефону… или в письмах, только расслабься… сердце же порвет. Второго раза я точно не переживу». Решила сейчас же позвонить Полине: «А она уже сама все скажет Паше… А я что ему скажу? В связи с чем?» В какой-то момент в голове промелькнуло: «А не мщу ли я ему таким образом? – она даже замерла с телефонной трубкой в руке от неожиданного, как молния, пронзившего откровения, – Нет! Не может быть, – испугалась, – Это же самоубийство». Она почти уверенна была – нет. Но это «почти» заявило о себе. Как будто в ней присутствовало две женщины. Одна – втайне – тихо мстила, толком не осознавая, что делает. А другая – не обращала внимания, допускала это, пока, наконец, не заметила. «Неужели? Неужели я вот так могу? Да не-ет… – возмутилась, – Не может быть. Ерунда какая-то лезет в голову». Но мысль впечатлила и оставила в душе след.