Раннее

– Что у вас? – спросил он.

– Нога, – ответил Егошин.

– Положите его на кушетку. Показывайте.

Егошин закатал штанину. Реакция врача была абсолютно неожиданной. Он поднял на нас глаза и спросил:

– Что это?

Наступила пауза, после которой Егошин нашёлся:

– Кажется, травма.

– Это понятно, – сказал врач. – Как это произошло?

– Вы всё равно не поверите, – сказал я.

– Я поверю. У меня много всякого было. Один раз из черепа извлёк гайку. Как она туда попала, больной не знал. Вы-то хоть знаете, как это случилось?

– Его дух схватил за ногу, – сказала Люся.

Врач развёл руками:

– Ну что ж. Дух так дух. Когда это было?

– Позавчера, – сказал Егошин.

– И как себя ведёт… травма?

– Растёт. Вначале была вот такая, а сейчас уже коленку переползла.

Врач нервно заходил по комнате туда-сюда.

– Честно говоря, – сказал он, – я никогда ничего подобного не видел. Бывают раны. Бывают гангрены. Бывают ожоги, в конце концов. А что это такое, я не знаю. Такого не бывает. Нога болит?

– Ходить не могу, – сказал Егошин. – И сгибается с трудом. А болит не сильно, раньше гораздо хуже было.

– Так… – врач помыл руки, подошёл к Егошину и стал щупать рану пальцами. – Пузырьков нет. Гноя нет. Что-то серое, но я не знаю, что это. Говорите, быстро растёт?

– Да.

– Что ж… Придётся ампутировать.

Все знали, что это будет. Ничего другого и быть не могло. Но реальность обрушилась на нас как топор, хороня все надежды. У Люси брызнули слезы. Сам Егошин обмяк и побледнел.

– А нельзя… – начал он. – Ну да, конечно…

– Ничего другого предложить не могу, – сказал врач. – Сами понимаете. Но ничего. Мы поможем вам протез хороший купить. Вы кто по профессии?

– Программист.

– Вы это не ногами делаете? Ну и прекрасно. Утром мы вас прооперируем. Минутку подождите. Я распоряжусь насчёт палаты.

Он вышел. Егошин поднял на нас взгляд:

– Идите домой. Всё в порядке.

Мы стояли.

– Уйдите! – сказал Егошин. – Пожалуйста.

Мы с Анной молча вышли. Люсю Егошин задержал.

– Люся, – услышал я, выходя в коридор. – Я хочу тебя спросить… Ты всё равно выйдешь за меня замуж?

Ответа мы уже не услышали, хотя он был очевиден. Что-то сломалось. Мир сломался. Всё стало совсем не так, как раньше. Мы с Анной брели по улице.

– Куда мы идём? – спросила она.

– Я тебя провожаю.

– Тогда мы не туда идём.

– А, да.

Мы свернули и ещё долго шли.

– Жаль его, – сказала она. – А ты не можешь ему помочь?

– Нет.

– А может…

– Нет, я же сказал.

– Понятно, – она вздохнула и взяла меня за руку.

Машин почти не было. На улице – густые сумерки. Редкие фонари выхватывали из темноты светлые конусы воздуха, в котором клубилась пыль, дым, капельки воды…

– Вот и всё, – сказала Анна. – Я пришла. Будем прощаться?

– Будем, – сказал я. – Хотя мне и не хочется.

– Я кое-что тебе должна, если помнишь.

– Ты ничего не должна. Я стал Лапидусом просто потому, что ты попросила.

– Как хочешь. Во всяком случае, ты всегда можешь взять то, что тебе причитается.

Я усмехнулся.

– Аня, не надо. Ты не такая. Или, во всяком случае, я так не хочу.

– Что ж… Тогда до завтра.

– До завтра.

Мы просто разошлись в разные стороны. Во мне осталась пустота. Все складывалось не так, как должно было. И что значило "до завтра"? Мы встретимся на работе? У Егошина? Или мне пригласить её куда-нибудь, плюнув на все?

И тут я замер и хлопнул себя по лбу:

– А, чёрт, – развернулся и побежал за Анной.

Она уже поднималась по лестнице.

– Ты что, передумал? – улыбнулась она.

– Нет, – сказал я. – Просто… Может быть, это глупо, но у тебя можно переночевать? Не в том смысле, что… а просто. У меня нет ключа от своей квартиры.

Анна вспомнила и засмеялась.

– Ну, пошли. Не выламывать же тебе дверь полдвенадцатого ночи.

Мы поднялись. Она отперла дверь.

– Заходи.

В коридоре было темно. Войдя, Анна протянула руку к выключателю.

– Ой! – вскрикнула она.

– Что такое?

– Я… обожглась.

Во мраке мелькнуло что-то серое, узкое, быстрое. За нами захлопнулась дверь.

– Здравствуйте, – донеслось из комнаты.

Это был голос Влада.

– Моя внешность, знаете ли, несколько изменилась, – продолжил он. – Так что я не хотел бы, чтобы вы включали свет. Испугаетесь. Проходите, не стесняйтесь.

Мы осторожно прошли в комнату. Я вгляделся в темноту. Всё пространство заполняли едва видимые толстые щупальца, которые двигались хаотично, медленно, словно обыскивая помещение. В дальнем углу, у телевизора, в воздухе покачивалась большая чёрная, почти непрозрачная, туша.

– Не пугай нас, Влад, – сказала Анна. – Уходи. Чего ты хочешь?

– Видите ли, – сказал Влад, и одно из щупальцев, словно змея, проскользило между мной и Анной, – даже обычным теням позволяется иногда спускаться сюда. А я – необычная тень, благодаря вашим стараниям. Я и спрашивать никого не обязан. Мне захотелось вас увидеть, и я пришёл.

– Зачем? – спросила Анна. – Нам и без тебя было неплохо.

– Да, я вижу, – вокруг меня образовалось двойное кольцо из упругого серого шланга. – Вы с Ёжиком здорово спелись. Ты стала почти совсем Ежихой. Может быть, побреешься наголо?

– Ну хватит! – сказала Анна. – Я не хочу тебя слушать. Уходи!

– Не беспокойся, скоро уйду, – сказал Влад и захохотал. – Только я не хочу идти один. Мне нужно взять с собой тебя. Это единственное, чего мне не хватает.

– Нет, – сказала Анна. – Не делай этого. Я не хочу.

– Я и не буду этого делать, – сказал Влад. – Я не могу. Ты сама должна захотеть. Этого достаточно.

– Ну уж нет, – сказала Анна. – Стать такой тварью, как ты? Ни за что.

– Посмотрим, – сказал Влад. – Обрати внимание на Ёжика.

Вокруг меня громоздились спиралью толстые, мясистые щупальца из прозрачной серой массы. Они двигались, закручивая спираль и всё ближе придвигаясь ко мне.

– Знаешь, что будет, если эти кольца сожмутся? – спросил он. – Ёжик погибнет в страшных муках. Он будет дёргаться, как под током. Его тело будет пронизано смертельным холодом, и он долго будет трястись, брызгая слюной, пока не издохнет совсем.

– Аня, не слушай его! – крикнул я, стараясь не касаться щупальцев, источавших струи холода. – Если ты уйдёшь, я все равно не буду жить. Пусть убивает, не соглашайся!

– Не дёргайся, Вовка, – сказала Анна. – Все будет нормально.

– Так ты пойдёшь со мной? – спросил Влад. – Смотри – ещё немного, и я схвачу его.

– Не пойду, – сказала Анна.

Вспыхнул свет, и по комнате пронёсся испуганный вопль Влада. Он раскатывался ещё долго, хотя его самого уже не было. Обычная комната. Довольно маленькая. Диван. Стенка. Журнальный столик.

– Как был кретином, так и остался, – сказала Анна. – Надо же – про выключатель забыл!

– Спасибо, – сказал я.

– Вот уж точно не за что, – она вздохнула. – Хочется покурить и помыться. Как бы это совместить? А, ладно. Пойду сполоснусь. Поставь пока чайник, если нетрудно.

Она закрылась в ванной. Я отправился на кухню. Поставил чайник. Через пару минут она вышла из ванны в белом махровом халате.

– Ох, – сказала Анна, – знаешь, как классно? Очень рекомендую тебе тоже душ принять. Как смыла эту гадость, намного легче стало.

Она взяла сигарету и закурила.

– Ладно, – сказал я. – Только мне переодеться не во что.

– Там висят какие-то халаты.

– Чайник выключить не забудь, – сказал я, взял из комнаты свою сумку и прошёл в ванную.

Всё с себя сбросил, включил душ. Сначала горячий, потом холодный, потом опять горячий. Грязь и кошмары стекали с меня струями. Надел зелёный тёплый халат, побрился. Причесался. Немного пожалел, что отныне придётся это делать.

На кухне Анна разливала по чашкам чай.

– Ну как? – спросила она.

– Неплохо.

– Я тоже так думаю. Бери бутерброд. Знаешь, я хотела у тебя спросить…

– Да?

– Ты… человек?

Я поперхнулся и взглянул на неё недоуменно.

– Да. А кто же ещё?

– Не знаю, кто. Но я слышала, как ты кричал в лесу, видела невредимую Люсю в окровавленном купальнике. И потом, ты вдруг смог переплыть на тот берег.

– Перелететь.

– Перелететь? Тем более.

– Хороший у тебя чай, – сказал я, опустив чашку. – Ну, я теперь могу кое-что, чего не мог раньше. Ну и что?

– Всё можешь?

– Нет, не всё. Ты и сама знаешь, что не всё.

– А можешь сказать, что будет дальше?

– Не знаю. Мне надо сосредоточиться.

Я закрыл глаза и вгляделся в сжатые веки. Поплыли на меня, словно кадры из фильма, расплывчатые образы будущего. Один клочок, второй, третий… Я открыл глаза, чтобы не узнать слишком много.

– Ну как? – спросила Анна.

– Всё будет хорошо.

– И всё?

– Хочешь подробнее? Ладно… Завтра мы с тобой не пойдём на работу, потому что проспим. Мы пойдём сначала ко мне, и я влезу домой через форточку. Потом мы пойдём в больницу, и окажется, что Егошин жив-здоров, потому что Влада больше нет, и колдовство Лапидуса перестало действовать.

– А дальше?

– В среду на работе будет скандал, так как мы прогуляли два дня. Но ты не обращай на это внимания – всё забудется. А на следующей неделе тебя назначат на место Влада, и ты станешь моим начальником.

– А потом?

– Ну, потом много всего будет. В августе я женюсь на тебе.

Анна опустила глаза и оправила влажные волосы.

– Ты всё ещё хочешь на мне жениться?

– Хочу. Очень хочу. И даже приготовил тебе свадебный подарок. Подожди минутку.

Я сходил за своей сумкой и достал из неё камень. Это был алмаз удивительной чистоты, размера и огранки. Он переливался, сверкал и притягивал взгляд. Хотелось погрузиться в него и ощутить его вечность. Я отдал его Анне.

– Здорово, – сказала она. – Это тот самый камень?

– Да. Я увидел его сквозь воду, когда вёз Люсю на остров. Потом нырнул и достал.

– Но Егошин говорил, что всё это выдумки.

– Наверно, так оно и есть. Наверно, мне просто очень захотелось тебе его подарить, и он появился на самом деле.

– Спасибо, – Анна положила камень перед собой. – Ты хочешь меня купить?

Я улыбнулся:

– Нет. Он твой. Можешь думать, сколько хочешь. Решать всё равно тебе.

– И тебя не пугает мой характер? Я порядочная стерва.

Я с улыбкой смотрел в её глаза. Серые-серые.

– Не пугает. Мне нравится твой характер.

– Я пью и много курю. Через пару лет, может быть, докурюсь до какой-нибудь болезни лёгких.

– У тебя не получится много курить.

– Почему?

– Твои губы будут заняты другим.

Я привлёк её к себе и поцеловал. Её губы были упругими, гладкими, нежными. Она ответила мне, и мы забыли обо всём на свете, проникая друг в друга желаниями и чувствами…

Свадьбу играли вместе с Егошиными, 22-го августа, в субботу.

июнь-июль 1998

Шла машина тёмным лесом

(повесть)

Пролог

Я встал ногами в жёлтый квадрат и потянул за верёвочку. Стены дружно захохотали, взлетая вверх и оставляя мне пустоту.

– Ничего здесь, кажется, нет? – спросил я. – Придётся чуть-чуть пофантазировать.

Я поймал летящую сверху бутылку и водрузил на пень рядом с собой.

– Ты будешь избушкой, – приказал я.

– На курьих ножках? – с издёвкой спросила бутылка.

– Как хочешь. Хоть небоскрёбом с ушами.

– Во что это вы играете? – вмешался в разговор тополь, царапающий ветвями по стеклу.

– Пока не знаем, – пожал я плечами. – Хочешь – присоединяйся. Будешь пропеллером.

– Почему пропеллером? – обиделся тополь. – Пилить будете?

– Не хочешь пропеллером? – удивился я и потрепал его за ворсистую холку. – Давай – станешь понарошку моей собачкой.

Тополь согласно завилял хвостиком и лизнул меня в руку. Я взглянул вверх:

– Так. Что там ещё падает?

Это были хлебные крошки.

– Мы – город! – завизжали они. – Большой, красивый город!

– Ой, как вас много! – испугался я. – Давайте скорее начинать. Если кто ещё подойдёт, сам разберётся.

Вокруг мелькали разноцветные улыбки, звуки таких непохожих голосов сталкивались, больно ударяясь головами, и сливались в ритмичную короткую считалку:

– Шла машина тёмным лесом

За каким-то интересом.

Инте-инте-интерес

Выбирай на букву "С".

Палец считающей крошки уставился на меня.

– Опять я вожу, – вздохнул я. – Ну ладно, я закрываю глаза и считаю до ста, а вы прячьтесь пока.

Наступил мрак, чуть окрашенный розовым светом, пробивающимся сквозь сжатые веки.

– Раз, два, три… – начал я и чуть не оглох от топота разбегающихся ног.

1. Рабочее место

– Шли бы вы поспали, Владимир Сергеевич, – услышал я голос Нади и усилием воли раскрыл слипающиеся веки.

Надя стояла на стуле, пытаясь дотянуться до верхней полки шкафа. Произнесено было скорее раздражённо, чем сочувственно.

"Шли бы вы…", – повторил я про себя. Звучало пошло.

– Не упадите, – посоветовал я, потягиваясь. – У стула ножки качаются.

Звякнул телефон. Я схватился за плоскую трубку:

– Нет, не Володя. Не знаю, кто говорит.

Я бросил трубку на место и от нечего делать уставился на длинные белые ноги, торчащие из-под пренебрежимо малой плотной юбки. "Чем я тут целый день занимаюсь?"– подумал я. Однако этот вопрос заслуживал более тщательного анализа, чем тот, который позволяли мои дилетантские познания в философии и психологии. Чтобы не заниматься профанацией, я просто встал и отошёл к окну. Очень хотелось есть. Я начал шарить по карманам в поисках сигареты. Сзади раздался страшный треск и грохот посыпавшихся книг. Надя вскрикнула.

– Вы не ушиблись? – спросил я не оборачиваясь.

– Конечно, ушиблась, – ответила Надя обиженно. После небольшой паузы за моей спиной зашелестели подбираемые с пола бумаги. – Вон как коленку рассекла.

Я бросил короткий взгляд на повреждённую конечность и продолжил наблюдение за суетящимися внизу прохожими.

– Вам же завтра стометровку не бежать, – сигарета наконец нашлась и переместилась в уголок рта. – И потом – я предупреждал.

– Какой вы чёрствый, Владимир Сергеевич, – вздохнуло позади меня. – Можно было помочь женщине, хотя бы пожалеть.

Я зажёг сигарету.

– Как я могу помочь, если вы сами не знаете, чего хотите? А жалеете вы и сами себя прекрасно.

"Странно, – подумал я. – Я не помню, какого цвета камень в её кулоне. Красный или белый? Наверно, красный". Я обернулся. Надя пыталась состыковать обломки стула. Кулона на шее не было. Я мысленно обозвал себя склеротиком.

– Плотника надо позвать, – сказала она, вертя в руках никуда не подходящую щепку.

– Проще новый стул купить, – ответил я. – И вообще – не плотника, а столяра. Плотники дома строят.

– А старый куда девать?

Я выпустил струйку дыма.

– Выбросьте в окошко. Авось прибьёт какого-нибудь плохого человека.

– А если хорошего? – поинтересовалась Надя.

– Хороших не бывает.

– А если я действительно брошу его в окошко? – спросила она, со стуком распахивая раму возле меня.

– Пожалуйста, – пожал я плечами.

Она оперлась ладонями в подоконник и перегнулась через него, подставив лицо ветру.

– Я лучше не буду, – сказала Надя. – Такая погода хорошая… Вы знаете, я люблю, когда жарко и ветер. Когда я была маленькой, ну, ещё в третий класс ходила, меня мама возила в Киев… Или во второй? Нет, кажется, в третий…

Я прокрался к двери и выскользнул в коридор.

– Привет, Володь, – кивнул мне человек, идущий встречным курсом.

– Привет, – ответил я, хотя человека не опознал – их тут много шляется, и все считают себя совершенно незаменимыми.

"Куда бы пойти?"– подумал я. В ответ желудок тихо заурчал.

– Да, – улыбнулся я. – Про тебя-то я и забыл.

Я повернул попавшуюся под руку дверную ручку и вошёл.

Сидящие в два ряда машинистки прекратили стучать по клавишам и подняли глаза на меня.

– Работайте-работайте, – успокоил я их и пересёк зал по диагонали.

Распахнутая дверь полетела на пол. Я машинально отпрянул, почувствовав, как гудят от невообразимо громкого удара барабанные перепонки.

– З-заикой сделаешь, – молодой, но с животиком очкарик подпрыгнул в кресле. – Знаешь же, что дверь просто так стоит. Мог бы за неделю привыкнуть.

– Ты неправ, Чикин, – отозвался я, топая ногами по двери. – Во-первых, я думал, что вы давным-давно её починили, а во-вторых – зачем её в проём ставить, если петель нет?

– У меня от этого грохота из машбюро голова как чугунная. Даже с дверью… – Чикин собрал кожу на носу в гармошку. – Ты скажи лучше, что со стеклом будем делать?

– Боже, с каким ещё стеклом?! – взмолился я. – Чикин, я жрать хочу!

– Я не Чикин, а Анатолий Евгеньевич, – буркнул Чикин, – в крайнем случае Толик. И вообще – чем ты тут целый день занимаешься?

Я разинул рот:

– Как ты догадался?

– В смысле? – не понял Толик.

– Пять минут назад я задал себе точно такой же вопрос. Только с заменой второго лица на первое.

– Значит, у тебя совесть есть, – удивился Чикин. – Тем более должен дело делать, а не баклуши бить. Давай расхлёбывай кашу насчёт стекла.

– Так… – приложил я палец ко лбу. – А знаешь, я ничего не помню. Введи меня в курс дела.

– У тебя склероз? – Чикин сдвинул очки вперёд. – Ты приказал купить две тонны битого бутылочного стекла якобы для какой-то выгодной операции. Уже месяц эта ересь забивает склад, и девать её некуда.

"Откуда он знает про склероз?"– рассеянно думал я, набирая на сейфе код: 7-6-1.

– Чего молчишь? – вернул меня на Землю голос Чикина.

Я понюхал бутерброды и сообщил, что сосредоточен на идентификации пищи.

– Оболтус, – прошипел Чикин и отвлёкся от меня, продолжив перекладывание бумаг на столе.

– Вообще-то, – внезапно заговорил я, прикончив пару бутербродов, – я не могу вспомнить, что я собирался делать с этим стеклом. Но идея у меня есть. Можно продать его кому-нибудь, потребовав оплатить стоимость целых бутылок плюс затраты на их переработку в стеклобой.

– Ты дурак, Соболев, – произнёс сокрушённо Чикин, – и дети твои – уроды.

– Это точно, – сказал я, – поэтому рождаться они и не торопятся. А ты думаешь, я чушь предложил? У нас же много всяких идиотов. Попробуй кому-нибудь всучить этот бой – с руками оторвут.

Чикин хмыкнул и взглянул на часы.

– Ну да. Это в твоём стиле. Кстати, через пять минут кончается рабочий день.

– Значит, пора смываться.

Чикин кивнул, захлопнул свою папку и сунул в стол. Я долго ждал, пока он снимет с вешалки серый плащ и, кряхтя словно старик, напялит его на себя.

– Спортом, Чикин, надо заниматься, – посоветовал я. – Вон какое пузо отрастил.

– Сам больно много занимаешься, – огрызнулся он.

– А чё? – я бросил в зеркало гордый взгляд. – Я – спринтер.

Ответный взгляд Чикина напомнил мне несолёную картошку. "Интересная ассоциация", – подметил я и тут же вспомнил, поднимая с пола дверь:

– Слышь, Чикин, а ты за идею должен мне очередной шедевр.

– Ты помешаешься когда-нибудь на своих поговорках, – предупредил Толик. – А идея твоя ничего не стоит.

– По-моему, насчёт стоимости идей уговора не было, – парировал я. – Гони шедевр!

Чикин пропустил меня вперёд, сосредоточенно наморщив лоб. Я спустился на несколько ступеней лестницы и развернулся, встав в выжидательную позу.

– Ну, – замялся Чикин, – не знаю. Может, пословицу какую… Там, "не плюй в колодец" или что такое…

– Давай-давай, – поторопил его я, – на них, понимаешь, вкалываешь в Пол-Поте сил, а они жалеют слово хорошее сказать.

– Э-э, – замычал Чикин, – О! Придумал. Неча в зеркало плевать, коли рожа крива.

– Тьфу, – сказал я. – Мало того, что старо как мир – это у меня номер 78, так ещё и переврал. Думай дальше.

Чикин скорчил гримасу, выражающую полное презрение ко мне, но по медленному шевелению ушей я понял, что он продолжает перебирать варианты.

– Слушай, – наконец сказал он, – вот-те честное слово – завтра принесу. Ну не идёт мне сейчас в голову ничего нового.

Я вздохнул:

– Надо бы брать проценты. Ну да ладно – чтобы завтра была такая фраза, чтоб я всю жизнь её не смог забыть. Понял?

– Ёлки-палки, – облегчённо улыбнулся Чикин, – что тебе – зарплаты не хватает?

– Зарплату, Толик Евгеньевич, мне платят за то, что я тут сижу восемь часов в день, – поучительно произнёс я. – А считалки-прибаутки всякие – это от тебя. За то, что я исправляю недостатки твоего чересчур стереотипного мышления.

Чикин вдохнул тягучий вечерний воздух и придержал захлопывающуюся за нами входную дверь.

– Во загнул, – присвистнул он, – "чересчур стереотипного". Мне, между прочим, тоже надо к зарплате надбавку платить – за твою вредность.

– Стой, – сказал я, неожиданно подняв палец вверх. Давай в магазин зайдём.

– Какой магазин? – нахмурился Чикин. – Меня жена дома ждёт.

– Чем дольше разлука, тем радостней встреча, – успокоил я. – Вон какой магазин. Читать умеешь? "Электротовары" написано.

Мы зашли в зал. Чикин извлёк из кармана платок и принялся остервенело тереть линзы запотевших очков.

– На улице мороз, что ли? – удивился я.

– Нет, – мотнул головой Толик. – Я их какой-то адской смесью обработал – от запотевания. Теперь потеют при малейшем колебании температуры.

Я ухмыльнулся и тут заметил в дальнем углу зала белый высокий параллелепипед.

– Слышь, Чикин, – прошептал я заворожённо, – 12 тысяч за холодильник "Саратов" – это дорого?

– Как тебе сказать… – задумался Чикин. – Да, пожалуй, нет.

– Тогда я, наверно, куплю. У тебя нет 12-ти штук взаймы?

– Тебе повезло, – осклабился Чикин, раскрывая портфель. – Когда отдашь?

– Как только ты мне их выдашь в качестве зарплаты, – ответил я. – Ну уж больно холодильник хороший.

Я схватил предложенную пачку денег и крикнул:

– Продавец!

– Чего орёшь? – спросила размалёванная девица возле моего плеча. – Я продавец.

Она пересчитала деньги, с третьего раза получив правильный результат, и сказала, что холодильник можно забирать.

– Надо машину нанять, – забеспокоился Чикин. – Тоже за твой счёт.

Я посмотрел на него как на полного оболдуя.

– Ты что-й-то, Толик Евгеньевич, несёшь? Мне до дома – два шага. Неужели мы с тобой, Чикин, пара здоровых мужиков, не справимся с несчастным неодушевлённым ящиком?

Чикин скрипнул зубами и подставил плечи. Я опрокинул холодильник на него и взялся за низ.

– Э-э, стой, – заверещал он, – портфель-то, портфель куда девать?

Я подивился его беспомощности и, на мгновение опустив холодильник на пол, забросил портфель внутрь.

Он немного успокоился. Мы пробрались сквозь ряд болтающихся туда-сюда дверей и оказались на улице.

– Направо, – скомандовал я.

– Через пустырь, что ли? – переспросил на всякий случай Чикин.

– Так же короче, – заверил его я.

Мы зашагали по каким-то рытвинам и буграм. Я злорадно улыбался, слыша под холодильником тяжёлое дыхание Чикина.

– Так держать, – крикнул я, – треть пути уже пройдена!

– Надо было всё-таки машину поймать, – простонал Чикин. – Давай поменяемся.

– Не, – отозвался я, – у меня в спине хронический позвоночник. Мне нельзя сильно напрягаться. Я уж и так на пределе допустимых нагрузок.

– Я тебе это припомню, – задыхаясь, произнёс Чикин. – Я же практически один его тащу, а ты сзади вихляешься. И зачем тебе вообще холодильник? У тебя же дома "Бирюса" стоит уже.

– А ну-ка опусти, – приказал я.

Холодильник встал в центре огромного коричневого пустыря, утыканного редкими щетинками травы. Я посмотрел в небо.

– А знаешь, Чикин, – сказал я мечтательно, – ты, пожалуй, прав. Холодильник мне действительно не нужен. Я его тебе дарю.

Я похлопал холодильник по глянцевому боку и направился дальше, оставив растерянного Чикина наедине с "неодушевлённым ящиком".

– Эй! – кричал он. – Стой! Стой, кому говорят! Я тебя уволю! Завтра же!

"Ну да?"– усомнился я мысленно и отключил слух, принявшись внимательно разглядывать приближающийся жилой массив. Чикин долго ещё бесился позади, даже не пытаясь меня догнать. Он-то знал, что теперь никакими уговорами меня не заставить вернуться.

Я усмехнулся, представив хлипкого Чикина, который тащит холодильник обратно, в закрывшийся уже магазин, чтобы попросить вернуть деньги.

У подъезда мне встретилась тётя Галя.

– Ты что, с работы? – поинтересовалась она.

– Ага, – ответил я. – С неё самой.

– И что вы там делаете, на этой своей работе? – недоверчиво вопросила она, оглядев меня с головы до ног.

"Ну вот, – подумал я, – и эта тоже". Не ответив, я шагнул в подъезд.

– Всё шо-то работають, – услышал я позади.

Я поднимался к себе.