401. Геракл, несмотря на изменчивость вида, убивает Периклемена
Гесиод поет, что Периклимена Посейдон-Земледержец вознес дарованьем вид принимать всевозможный: меж птиц он являлся пернатых хищным орлом, бывал и пчелой из жужжащего роя, змеем ужасным бывал беспощадным. Тому дарованью многообразья не счесть, но он ниспровергнут волей могучей Афины, когда поражал многочисленных мужей, битву ведя за твердыню богатого славой Нелея – многих тогда распростер он в ярости черной, насмерть сразив. Но, исполнившись гнева, Афина Паллада пыл ратоборный его укротила. Геракловой силе скорбь нестерпимая сердце объяла, коль воинства гибли. Сама совоокая дева Афина Амфитриониду вручила прекрасноизогнутый лук, указуя ему боговидного Периклимена.
Когда Геракл, ранивший Геру, примчался к Периклимену, подобному изменчивым морским богам Нерею или Протею, тот сразу же обернулся свирепым львом, грозно рычащим, при виде врага беспощадного. Однако могучий герой лишь усмехнулся презрительно в свою курчавую русую бородку и с язвительной усмешкой сказал:
– Я сражался с неизменным успехом с разными львами. Самым мощным был божественный лев из Немеи, но и он лишь до встречи со мной славился вот этой каменной шкурой.
Герой подбородком показал на прославленную шкуру, висевшую на левом плече, и широко замахнулся дубиной на внука Посейдона в образе льва, но тот не стал дожидаться верной погибели и обернулся в огромного змея с извилистым телом пятнистым. Стал змей извиваться в несметные кольца и страшно шипеть, высунув из пасти зубастой со свистом длинный язык, раздвоенный на конце.
– Приятно увидеть старых знакомцев. Еще в колыбели змей я душил, потом дрался с божественной Гидрой, что до встречи со мной счастливо обитала в Лернейском болоте. Не легкой была схватка с двухголовым драконом на реке Сангарий, но и того вот этими руками я задушил.
Отбросив дубину, без всякого гнева и страха Алкид деловито двинулся к змею, сжимая и разжимая на ходу крепкие свои кулаки, намереваясь задушить голыми руками шипящего страшно дракона. Тогда Периклимен, превратившись в пчелу, тихо уселся на мундштук лошади, на которой Геракл приехал.
Нонн Панополитанский поет, что Геракл пальцами мнимую пчелку тут же раздавил беспощадно! Однако другие, подобно Гигину и Овидию, рассказывают, что Периклимен в образе пчелки сумел избежать казавшейся неминуемой смерти.
Когда Амфитрионид по недовольному ржанью коня догадался о новой изворотливой хитрости Периклимена и уже хотел пальцами схватить пчелу, тот в последний момент успел превратиться в могучего орла. Царственная птица, любезная самому владыке бессмертных, поняв, что боя не избежать, сама, бурно хлопая крыльями, метнулась к Гераклу.
Овидий поет, как Периклимен, пользуясь средствами птицы, пытался вонзить крючья острых орлиных когтей в львиную шкуру Геракла и чуть не выклевал герою глаза своим крепким загнутым клювом. Однако Геракл мощной рукой сумел отшвырнуть от себя сильнейшую птицу и быстро лук натянул свой не знающий промаха. Орел мгновенно взмыл в хмурые облака, но был там настигнут у основанья крыла пернатой стрелой на большой высоте, и хоть рана оказалась ничтожной, разорванные мышцы некогда могучего крыла стали быстро слабеть. И вот уж нет у орла прежней мощи в полете, и вот уж падает камнем на землю он, крылом, искалеченным воздух не в состоянье забрать. Стрела, что впилась неглубоко, вдавлена в мясо была всем грузом на землю упавшего тела, по верху боком пройдя, показалась слева из глотки.
Так по воле бесстрастно неумолимой Мойры Лахесис из жизни ушел Периклимен – предпоследний из отпрысков надменных Нелея.
Гесиод поет, что Геракл Пилос не мог сжечь, пока Периклимен богоравный в живых оставался, хоть ярился премного. Когда же доля смертельная завладела Периклименом, сын могучий Зевеса Пилосскую твердь обезлюдил, духом могучего Нелея добрых сынов ниспровергнул насмерть одиннадцать.
402. Геракл сжигает Пилос, а Нестору оказывает милость
Некоторые говорят, что Геракл не мог биться с тремя могучими олимпийскими богами и тем более не мог их всех победить.
Другие же утверждают, что Геракл мог и биться, и победить трех олимпийских богов, ибо за него был четвертый бог – Зевс; поэтому даже в помощи Афины не было необходимости. Однако и Афина, подняв копье, выступала перед Гераклом и вместе с реющей Никой победу несла, побуждая лучшего смертного зевсова сына избивать и богов, и пилосцев.
После того, как бессмертные боги, постоянно живущие в своих атриях на Олимпе не подверженном гниенью и тлену, поле боя бесславно покинули, настала очередь одержимого невыносимой гордыней Нелея и его 10 заносчивых сыновей, которые, после встречи с непобедимым Гераклом, один за другим оказались в гостеприимном доме Аида. Из молодежи отборной в живых оставались только сыновья Нелея Периклимен и Нестор. Но и Переклимен несмотря на то, что принимал вид и огромного свирепого льва, и пятнистого мощного змея, и жалящей больно пчелы, в образе могучего орла был убит пернатой стрелою Геракла. Из 12 сыновей, рожденных Нелею Хлоридой, остался один Нестор.
Нестор, самый младший сын Нерея, будущий «конник геренский» в бессмертной поэме Гомера, гостем тогда пребывал среди конеборных геренов, тем и смерти сумев избежать, и погибели черной.
После того, как Геракл разграбил и сжег дотла город Пилос и убил Нелея вместе со всеми сынами, кроме Нестора, он обратился к младшему Нелеиду с такими словами:
– Все знают в Элладе, что мне, как и бессмертным богам, на Олимпе живущим, больше всего мила справедливость. Оттого я убил сыновей не всех у Нелея. Ты, Нестор, очень любезен моему справедливому сердцу тем, что ты единственный советовал высокомерному отцу очистить меня от убийства Ифита и поэтому ты гибели избежал, а не потому, что вовремя сраженья был в гостях у конелюбивых геренов. Я не только тебя пощадил, но еще хочу отдать тебе в полное управление город Мессену, но с таким условием, чтобы потом ты передал его моим славным законным потомкам.
Рассудительный уже в юные годы Нелеид торжественно тут же поклялся, что исполнит это пожеланье Геракла, причем, голосом кротким поклялся его именем, как бога, и тогда растроганный вкрадчивой лестью отпрыск Кронида пылко воскликнул:
– Как хорошо ты поклялся! Сейчас я тебя возлюбил, милый Нестор, даже больше, чем любил всегда Иолая, ведь даже он не клялся до сих пор именем пока еще полубога Геракла.
Вещая Ткачиха соткала в пряже столетий Нестору славную долю. Он был под Илионом и, как говорят, прожил по благодеянию Аполлона три века, потому что те годы, которые грозный Улий отнял у семи сыновей обуреваемой непомерной гордыней Танталиды, он вернул Нестору – внуку Ниобы и племяннику ее убитых сыновей. Благодаря милостивой справедливости Геракла и благодеянию Феба, Нестор прожил долгую и счастливую жизнь, полную доблести.
Однако сжег Пилос, славный белыми и мелкими, словно просеянная мука, редчайшими своими песками, и оказал милость Нестору Геракл позже – после убийства Периклемена и последовавшей за этим схватки с Аидом.
403. Аид спешит в Пилос на битву, но опаздывает
Некоторые рассказывают, что вскоре после того, как Геракл расправился с умеющим изменять облик Периклименом, в Пилос песчаный на опустевшее поле боя примчался на своих ужасных конях запоздавший Аид. Грозный властелин подземного мира затаил глухую злобу и леденящую ненависть к Гераклу за то, что он опозорил его, выведя трехглавого Кербера из Преисподней во время свершения своего последнего баснословного подвига на службе у Эврисфея. И вот, наконец, представилась прекрасная возможность для мести, и Гадес решил ею воспользоваться.
Путь предстоял долгий даже на его черной колеснице, запряженной ужасными вороными конями, и Незримый владыка немых торопился. Бессмертных своих лошадей быстроногих Гадес быстро сам в летейскую крепкосколоченную колесницу запряг. И, в мощные руки Хрисений (Правящий золотыми вожжами) вожжи и бич захватив, черных коней устремил из мрачных чертогов; охотно они пока еще знакомой дорогой в гулких пустотах под землей понеслись.
По имени каждого из храпящих коней называя, гонит их Гадес, торопясь, по шеям, по гривам сыплет золотых удары вожжей, не подвластных ржавчине темной. Не помнившие лучезарного Солнца аидовы кони копытами звучно резали застоявшийся воздух, резво летя в гулкой полости подземелья. В жутком трепете полном полете выдыхали они из влажных черных ноздрей целые облака сизого дыма с сильным запахом серы. Дыханье этих страшных коней затемняло даже горячее беззвездное медное небо Аида; недаром их звали жестокий Орфней (темный), названный так за громкое жуткое ржание, быстрый Этой (жгучий), обгоняющий даже стрелы. Третьего коня звали Никтей (ночной), Стикса сурового слава, а четвертого – Аластор (мститель).
На пастбищах чахлых Коцита травы жуя, по лугам асфоделей мрачным блуждая, в длительном мраке черные кони Аида всегда привыкли пастись. Поэтому, внезапно выскочив на ярко освещенную поверхность земли, пораженные густым солнечным светом, кони мощно взвились на дыбы, потом, искривив колесничное дышло, в жуткий подземный проем возвратиться самовольно попытались обратно. Даже, почувствовав на своих потных спинах и шеях сильные удары бича, долго не слушались кони возницу. Лишь солнца сиянье привыкнув сносить, понеслись кони вперед стремительней бурного ветра Зефира.
Аид нетерпеливо морщил горбатый свой нос и досадливо кусал бескровные тонкие губы из-за непредвиденной задержки в пути. Быстро его колесница дальше неслась; ни ток широкий Тефиды бега бессмертных коней не мог задержать, ни влажные речные просторы, ни лесистых гор высота, ни многочисленных зеленых долин пологие углубленья.
И все же гордый своими конями Аид именно из-за коней опоздал: Геракл не только успел расправиться с Посейдоном, Аидом и Герой, но и схватка с Периклеменом уже завешалась.
В спешке царь подземного мира забыл взять свой шлем-невидимку. Поэтому Геракл только, что убивший Периклемена, ясно увидел на пилосском поле бурно мчавшегося в квадриге к нему на страшных черных конях огромного мужа с развивающимися на ветру длинными черными волосами, потрясающего черным двузубцем в мощной руке.
Пиндар поет, что в Пилосской битве с Гераклом не празден был посох Аида, которым гонимы тела смертных к полым перепутьям умирающих.
404. Геракл ранит Аида
Геракл сразу узнал Гадеса и по его решительному, перекошенному злобой лицу понял, что тот явился, чтобы его жизни лишить и бессмертную душу навсегда увлечь в свое жуткое беспросветное царство.
Осторожный герой решил не дать Аиду даже близко приблизиться к себе, поскольку даже легкое прикосновение его двузубого скипетра обрекало любого человека, в том числе полубога, на неминуемую смерть. Не было у отпрыска Зевса времени ни на раздумья, ни на разговоры – сама смерть, как пронизывающий холодом северный ветер, бурно неслась навстречу ему. Быстро он лук свой схватил и мгновенно упругую напряг тетиву. И тут же охотно лук отозвался, грозно он загудел, заливисто тетива зазвенела, со угрожающим свистом стрела понеслась, алчно устремляясь наконечником медным к намеченной цели.
Геракл издали поразила своего подземного дядю стрелой пернатой из лука, и Гадес, меж богами самый ужасный, был повергнут в страдания горькие и завопил:
– Это последний твой бой, нечестивый мерзавец! Прямо сейчас, я вознесусь на Олимп и расскажу брату Крониду все, что с богами ты здесь вытворяешь, и тебя на куски жгучей молнией он рассечет, и ты бессильный окажешься в моем царстве!
Тяжко раненный царь подземелья в Эгиохов дом, на Олимп, темными облаками укрытый, быстро вознесся на своих черных конях, дыханием дымным испоганивших чистейший эфир. Тело самого властительного подземного бога злая рана, как зверь свирепый, дико терзала.
Гадес не только от боли телесной страдал, но и от Мома, бога жестокой насмешки, который в это время жил еще на Олимпе. Мом, увидев раненного Аида, сразу стал злобно вопить во все горло:
– Боги покиньте же свои атрии, выйдите на улицу и посмотрите, как сам Ужасный вознесся страдать к нам на Олимп! На совет или пир его не дождешься – слишком гордый Аид! А тут явился подобно побитой собаке. Кто же так тебя покалечил, властелин безмолвного царства, уж не бесстыжий ли смертный племянник, что ходит всегда голый под одной львиною шкурой?
И все олимпийские боги высыпали на главную улицу, ведущую к чертогу Зевеса, и, разинув бессмертные рты, смотрели во все глаза, как ужасный бог-домосед, подобно Гефесту с больными ногами, с трудом ковылял по вымощенной мраморной плиткой мостовой. Они неотрывно за Аидом любопытными следили глазами пока тот не свернул на огромную площадку для пенья и танцев, где находился дворец лучезарного Феба-Пеана и в нем не исчез.
Но самое главное – сердцем был Аид удручен и безмерно печален, что Гераклу не смог отомстить за терзание Кербера и за позорное свое унижение. Как ни стремился он поскорее встретиться с Зевсом, чтоб рассказать ему о бесчинствах, творимых его одетым в огромную силу сыном от смертной Алкмены, но в этот день так и не смог. Стрела роковая с наконечником загнутым в мощном Аидовом теле, застряв, упорно на месте стояла и жестоко мучила бессмертную плоть. На помощь Аиду пришел олимпийский врачеватель Пеан, исцеливший уже в этот день дважды пролившего свой нетленный ихор Ареса и единожды – златотронную Геру. На этот раз искусный во врачеванье Пеан много потратил времени, чтобы извлечь из аидова тела стрелу, там застрявшую. Потом он чистейшей водой несколько раз промывал и божественным снадобьем, на время утоляющим всякие боли, долго смазывал растравленную загнувшимся наконечником рану, но все было тщетно – рана саднила и ныла. Лишь на следующий день Пеан излечил ужасного бога, рожденного Кроном и Реей не для жизни в олимпийских чертогах в пронизанном лучами солнца прозрачном эфире.
Согласно Гомеру, Аид потерпел, меж богами ужасный, от раны, острой стрелой, нанесенной все тем же Зевесовым сыном возле ворот средь умерших, и тяжкие муки изведал. К зевсову дому отправился для исцеленья он на вершины Олимпа, сердцем милым сильно печалясь, от боли безмерно страдая…
Павсаний рассказывает, что священный участок Аида и его храм – у элейцев есть посвященный ему и тот и другой – открывается каждый год один раз, но даже и тогда не позволяется входить туда никому, кроме его священнослужителя. Говорят, что из людей почитают Аида одни только элейцы по следующей причине. Когда Геракл шел походом против Пилоса, что в Элиде, говорят, помощницей ему была Кронида чистейшая дочь; на помощь же пилосцам явился наполненный непримиримой местью Аидоней из-за ужасной ненависти к Гераклу. За это в Пилосе воздается Аиду поклонение.
405. Боги осуждают Геракла за нечестивость и дерзость
Боги в дивном чертоге со стенами из кипариса и дуба, с подогреваемым мозаичным полом и до блеска отполированным медным потолком в отсутствии Зевса, как всегда, веселились и пировали, но в этот раз их привычное беспечное веселье было омрачено, и они меж собой совещанье держали.
Всегда юная Геба, озорно сверкая глазами, когда боги гладили ее и прижимали, вместе с красавцем вечным отроком Ганимедом нектар блаженным богам разливали. Насельники неподверженного тлену Олимпа золотыми друг другу кубками, как всегда, высокую честь воздавали.
Но в этот день всегда счастливые олимпийские жители были очень раздосадованы тем, что в сражении с пилосцами смертный отпрыск Кронида подрался с Посейдоном и ранил стрелами Геру, Ареса и Аида.
Многие из олимпийцев не хорошо о Геракле судили, а Посейдон, как резвый конь, бьющий копытом, так мощными топал ногами, яростно брызгал во все стороны похожей на морскую пену слюной и прямо так о племяннике говорил громогласно:
– Геракл – дерзкий, неистовый муж, хоть и смертный! Наглости и высокомерию его нет предела. Он, никакого не страшась наказанья, вчера совершал злодеянья: богов не только на словах оскорблял, воздымая дубину и лук свой против них напрягая. Стрелами боль причинял вечно живущим богам, владельцам жилищ олимпийских! Со мной он биться, конечно, боялся, но хотел, как бы в шутку меня трезубца лишить, как будто в его это силах. Вот он мой скипетр с тремя зубцами. Он не безумец, не муж легкомысленный, он – нечестивец и дерзкий наглец! Давно уж заслуживает справедливого он воздаянья, ибо кто на великих богов ополчается, тот не живет долголетен.
– И даже со мной, с бессмертным богом Олимпа, этот пес шелудивый, дерзостью буйной пылая, осмелился не только сражаться, он меня дважды ранил и тяжко. Сначала наконечник копья вонзил мне в божественное бедро, а потом, когда я только-только излечился от раны, у всех на глазах опять меня поразил стрелою в плечо. Я бы мог сам жестоко ему отомстить, но меня все не любят и называют богом кровавым, говорят, что мне только битвы милы, и потому я, поле битвы оставив, на Олимп приехал пожаловаться отцу, но он меня к матери Гере отправил. Но я ему еще отомщу, я разорву его на мелкие части и разбросаю их по всей необъятной земле! И никто ему не поможет, ведь не зря меня называют Щитодробителем и Разрушителем городов!
Пострадавшего в битве с Гераклом Аида не было, он, как только излечился сразу отбыл в свое любимое подземелье, но и без него было видно, что все олимпийцы решительно настроены против Геракла. Даже прекрасное лицо Феба, поклявшегося в вечной дружбе Гераклу, презрительно искривилось, когда о герое говорили Арес с Посейдоном, не говоря уже о его милой сестре. Глаза Артемиды излучали пламя, уголки губ презрительно опустились, руки, сжимавшие стрелы и лук, дрожали от гнева.
Многострадальное сердце Геры светло смеялось и пело, лицо, как всегда, ослепительной красоты сейчас сияющим счастьем светилось, и ее измучившемуся сердцу казалось:
– Чувствую, что уже скоро, вот-вот мерзкое отродье Алкмены постигнет ужасная доля Тантала или Сисифа или других нечестивых героев, ведь их преступления были совсем не такими страшными, как злодеянья Зевсова сына от порочной Алкмены. Сына Тантала Зевс обрек в Аиде на вечные муки от жажды и голода и проклял весь его род за то, что тот всего лишь украл каплю амбросии с нашего стола и угостил нас блюдом из своего сына младенца Пелопса… Что же теперь должен сделать Кронид со своим нечестивым сыном, дравшегося с его братом Посейдоном и тяжко ранившим меня – его супругу, законного сына Арея и другого родного брата Аида?!
Тут Зевс, подслушивавший в своей гулкой спальне через известное только ему тайное отверстие, разговоры членов своей олимпийской семьи в зале для ежедневных пиров, не выдержал и сам к ним явился, сильно грохнув дверью входной так, что в чертоге возникло сильнейшее эхо.
406. Зевс защищает Геракла от обвинений богов
Все боги и богини немедля со своих седалищ вскочили навстречу Крониду, из властителей всех наивысшему; не посмел ни один из бессмертных сидя входящего встретить. Там царь на трон свой высокий уселся, помавая сросшимися бровями и косматой потрясая головой так, что нетленный чертог угрожающе зашатался. Тут же прекратились все разговоры, а Зевс, эгидой страшной своей собирающий тучи, брату Посейдону с нескрываемым недовольством изрек:
– Брат мой Посейдон, ты ведь всех вод повелитель, первое после небес имеющий в мире державство! Бог многомощный, земли Сотрясатель, ну, что говоришь ты? Пусть бы Геракла ругал кто-то другой из богов, кто пред тобою намного слабей и руками, и духом.
Лазурный брат промолчал, поджав толстые, как у коня, губы, он явно не знал, что отвечать, и тут Гера, праведного гнева в груди не вместив, с язвительной обидой сказала Крониду:
– Очень ты любишь своего смертного сына Геракла. Никогда никто не дерзал с божествами Олимпа сражаться, а Геракл в один день тяжко ранил даже Аида, меж богами ужасного, Ареса дважды ранил в бедро и в плечо и меня стрелой поразил в правую грудь. С Танатом, Посейдоном и Аполлоном он прежде не в шутку боролся. Никто до сих пор долго не жил на небожителей руку поднявший. Ты же Геракла даже ругать нам запрещаешь, словно он дороже тебе, чем все мы – родные твои братья, сестры и дети! Так дальше продолжаться не может! И это не только я говорю! Прочие боги твое отношение к нечестивому сыну Алкмены тоже не одобряют!
Было видно, что в соглашении с Герой молчали другие небесные боги. Тогда Зевс, могуществом самый великий, сурово богам указал:
– Я вижу вашу болезненную обиду и ее понимаю. Но во всем виноваты только вы сами, небожители вечные! Знаете вы превосходно, что непреложные Мойры предназначили Гераклу быть сильнее вас всех, уступая лишь мне одному! Странные вы! Могучей Судьбе вопреки, вы сами тщитесь с ним биться, а потом обижаетесь, что и он, по неизбежной необходимости отвечая, дерзает с вами сражаться! Но ведь Геракл не простой человек из бессильного, слабого и немощного рода людей, он мой родной сын!.. И потом – вы забыли, кто помог погубить нам землеродных Гигантов?!
Так Зевс грозно вещал, бровями густыми вращая, а бессмертные ему безмолвно внимали. Было видно, что не все с ним согласны, иные даже попытались чуть слышно роптать. Лишь голосом он и рукою ропот вокруг подавил, все снова безмолвными стали. Тогда олимпийский искусник Гефест с такой обратился к небожителям речью, всех успокоить и примирить очень хотелось ему:
– Горестны будут такие дела и совсем нетерпимы, дорогие мои олимпийцы, если вы и родитель наш Зевс начнете затаенную вражду меж собой из-за его смертного сына. Не нужна нам шумная ссора между богами. Какое же будет удовольствие от светлого пира, когда восторжествует на нем Распря – Эрида! Боги, будьте мудрее, я вас призываю – уступайте Зевсу во всем, чтобы он сильно не раздражался и нам бы не портил прекрасного пира. Ведь стоит ему захотеть, – и легко Кронид Громовержец выбьет всех из седалищ: намного ведь нас он сильнее. Так, постараемся же нашего отца и царя послушными успокоить словами, и милостив станет тотчас после этого к нам Олимпиец.
Так лемносец сказал и, поднявшись с сидения, кубок двуручный наполнил и сам стал богам нектар наливать. И боги вняли Гефесту. Через силу улыбнулась колченогому богу белорукая Гера и приняла наполненный кубок от сына с такими словами:
– Спасибо тебе, Кривоногий, дитя мое мирное. Все ты правильно сейчас говоришь.
Довольный непривычной похвалой матери, знаменитый олимпийский художник начал потом наполнять и чаши у прочих бессмертных, из кратера им сладостный черпая нектар. Неумолкающий подняли смех блаженные боги, глядя, как по гулкому залу пиров с кубком двуручным хромоногий Лемносец, на обе ноги спотыкаясь, метался.