413. Злоключения Авги
Брак Авги и Геракла быстро свершился, и хоть был он без песен и плясок, и брачное ложе было без гимнов, он остался у девы в душе навсегда, как воспоминание самое лучшее о том, что было во всей ее мало радостной жизни.
Авга до последнего дня туго пеленала живот и, скрыв от отца беременность, родила мальчика прямо за алтарем в храме Афины Алеи и подкинула его в укромный уголок на священном участке могучеотцовной богини.
Богиня безбрачная от такого неслыханного осквернения святыни так разъярилась, что решила весь город наказать и гордо самой себе возвестила:
– Если за нечестивость я не покараю жестоко, то я буду несправедливой богиней Адикией, а не великой Афиной-Палладой! За нечестье дочери царской страдать будет целый народ!
Уже на следующий день в Тегее начался массовый голод потому, что все запасы продовольствия вдруг оказались испорченными. Быстро пришел и ужасный мор, и Танатос, отрезал своим черным мечом пряди волос тегейцев всех без разбора.
Обеспокоенный Алей спешно отправился в священные Дельфы и там от аполлоновой девы получил оракул такой:
– Ты не заметил скрытого груза, который дочерь 9 месяцев в чреве носила и за алтарем в храме великой богини избавилась от него. За святотатство весь твой город Тегея мором будет повергнут во прах, если ты не умолишь деву-богиню гнев прекратить. Обман тебе послужит на пользу, и ты дальше делай, что суждено, а беды будут идти своим чередом одни за другими. Дочке следом отмщенье придет, ведь тем, кто храм осквернил, долго жалеть и горько придется.
Вернувшись со склона Парнаса, Алей пошел в святилище Афины и, там найдя грудного ребенка, приказал его отнести на гору Парфений (девичья) и там оставить. Говорят, только, что родившая лань выкормила своим молоком ребенка, потом его нашли пастухи и нарекли Телефом (светящий далеко).
Дочь же, отец, сурово напомнив ей о своем приказе оставаться целомудренной девой, подвергнул жесточайшему допросу, хотя она беззвучно рыдала и жалобно причитала:
– Алей, мой отец! Ты напрасно на меня негодуешь. Гость твой Геракл против воли стыд мой девичий похитил и лишил меня девства, ведь даже пьяный, все равно, он настолько сильнее меня, насколько могучий орел сильнее нежной голубки.
Алей, ей не поверив, со злостью сказал:
– Не знал я, что ты, нечестивица, еще и мерзкая лгунья! Геракл не просто как случайный гость пировал у меня, он был моим добрым товарищем. Не мог знаменитый герой так поступить с дочерью близкого друга. После такой бесстыдной лжи никакой пощады тебе не будет!
Царь притащил дочь за волосы на окруженную колоннами и статуями бессмертных рыночную площадь Тегеи, и она там без сил упала перед ним на колени. Алей не решился убить дочь под изваяньями богов, на глазах у многих людей и, случайно встретив давнего друга царя Евбеи Навплия, сына Клитония, попросил, чтобы тот тайно ее утопил.
Однако Авга была по-прежнему очень красива и юна, а после родов расцвела особою женской красой, от которой ни юноше, ни мужчине не возможно было глаз отвести. Поэтому у Навплия рука не поднялась ее утопить, но и себе он не мог оставить Авгу, и он решил продать ее на невольничьем рынке. Он выгодно сторговал юную женщину только, что прибывшим карийским купцам, которые, в свою очередь по воле Мойры Лахесис, перепродали ее Тевфранту, царю мисийской Тевфрании. Благочестивый царь Тевфрании, будучи уже в преклонных годах и не имея своих детей, не женился, а удочерил Авгу.
414. Авга и сын от Геракла Телеф находят друг друга
Возмужавший Телеф, выращенный пастухами, захотел узнать, кто его родители и, придя в священную обитель Феба, получил от Пифии вдохновенный оракул такой:
– Тебе давно следует плыть в мисийскую землю – в этом Зевсова воля. Там, если один матерью не будет убит и сам матереубийцей не станет, то двое несчастья избегут и сокровенную тайну вместе познают.
Когда Телеф прибыл в Миссию, то узнал, что Тевфранта пытается лишить престола знаменитый герой Идас, дерзкий сын Посейдона, усыновленный царем Мессении Афареем. Афаретид никого не боялся, влюбленный в Марпессу, он не уступил ее даже Аполлону и вступил с ним в бой, в котором не было победителя потому, что Зевс прекратил поединок.
Телеф, унаследовавший от Геракла не малую телесную силу, сумел победить Идаса, и Тефрант в награду решил отдать ему приемную дочь Авгу в жены. Авга до навязанной ей брачной ночи так и не видела ни разу Телефа, и, храня верность Гераклу, которому она поневоле досталась, женщина так объявила своему милому сердцу:
– О, жить еще могла бы я и мужа в Тефрании избрать себе достойного, с ним Тевфранта царский дом и радости делить, но мне не надо жизни без Геракла. Благородная женщина, которую сладкоистомный Эрот сочетал с героем таким великим, как Геракл, скорее стерпит объятия мерзкого змея, чем прикосновение на ложе другого мужчины. Не допущу, чтоб кто-нибудь из мужей, для смерти рожденных, дотрагивался до моего тела и колебал мое ложе. Если ж до этого дело дойдет, я убью новобрачного жениха, кто бы он ни был. Как брачное ложе могучего, храброго мужа может надменно желать занять трусливый какой-то и слабый жених? Это, как если бы долгоживущий олень с рогами ветвистыми выбрал в пещере пустующее логово львицы и там поселился, быстро она, домой возвратившись, позорную смерть ему обеспечила. Так же и я позорную смерть приготовлю мечом неизвестному жениху.
Говорят, что, когда Телеф вошел в темную спальню Авги и прилег на край широкого ложа, она крикнула, что он гнусный насильник и поразила заготовленным мечом тело, лежащее рядом. Однако лежащее рядом с Авгой тело было не Телефа, а огромного пятнистого змея, которого Зевс Механей (Изобретатель) в последний момент поместил между Авгой и Телефом, чтобы исключить кровосмешение.
Когда прибежавшие на крики слуги зажгли факелы, Авга узнала своего сына потому, что, ликом он был очень похож на Геракла, хотя силой был послабее. У сына была тоже небольшая голова по сравнению с крепким телом, точно такие же честные голубые глаза, и лоб с низкими надбровными дугами так же сильно вперед выступал.
Телеф, чудом спасшийся от смерти, никогда не видел своей матери и потому, избегнув смерти от руки Авги, схватил меч, отброшенный ею, и теперь уже сам хотел ее лишить жизни, как подлую убийцу, покушавшуюся на его жизнь. Увидев занесенный над нею меч, мать стала взывать к Гераклу, а Телефа назвала уже не насильником, а милым сыном.
Сын, чуть не ставший матереубийцей, внезапно, вспомнив дельфийский оракул, со счастливой улыбкой вскричал:
– Мне аполлонова дева вещала: если один матерью не будет убит и сам матереубийцей не станет, то двое несчастья избегут и сокровенную тайну вместе познают. Я теперь знаю, что ты моя мать!.. О мать дорогая, как давно я разыскиваю тебя! Как мне отрадно прекрасное лицо твое целовать, милая мама…
– Дитя мое любимое! Ярче лучей солнца струится свет из глаз твоих милых, таких же, как у отца голубых.
Счастливо плача и смеясь, они бросились в распростертые друг для друга объятия, а на следующий день, Тевфрант усыновил Телефа и объявил его своим наследником. После ухода Тевфранта на вечный покой Телеф унаследовал от него царскую власть. Женился на его дочери Аргиопе, а позже на Астиохе, сестре властителя широкоуличной Трои Приама, сына вероломного царя Илиона Лаомедонта.
Когда началась Троянская война ахейцы, отправившись к далеко расположенной Трое, сбились с пути и высадились в царстве Телефа, которое находилось на северо-западе Троады. Телеф, видя свою страну опустошаемой, вооружил мисийцев и преследовал эллинов до самой стоянки многовесельных их кораблей. Но там самый могучий воин длинноволосых ахейцев Ахиллес выступил против Телефа, и тот, не устояв, побежал. Убегая, он был ранен в бедро нетленным копьем Хирона из ясеня, подаренным мудрым кентавром отцу Ахилла Пелею, наконечник для копья сделал из седого железа Гефест, а отполировала древко из ясеня сама Афина-Паллада. Рана оказалась неизлечимой, она с каждым днем мучила Телефа все больше. Тогда он поспешил в Дельфы, чтобы вопросить аполлонову жрицу, как исцелиться и получил очень короткий ответ:
– Никто не сможет исцелить эту рану, кроме, нанесшего ее.
Многоумный царь Итаки Одиссей объявил:
– Не Ахилла назвал Аполлон, а нетленное копье, нанесшее рану наконечником.
Когда ахейцы соскоблили с железного наконечника копья ржавчину и приложили ее к незаживающей ране, Телеф сразу же был исцелен. За исцеление Телеф показал грекам дороги, ведущие к Трое, а сам отправился в Мисию, где у него родился сын Кипари́с, знаменитый тем, что умер от горя, случайно убив любимого оленя.
415. Женихи Деяниры
Услышав однажды о красивой дочери калидонского царя Ойнея Деянире, Геракл припомнил о своем обещании бесплотной тени Мелеагра жениться на его самой любимой сестре. Героиня Деянира была приемной дочерью калидонского владыки Ойнея, а родным отцом ее был Дионис. Ойней первым в Элладе получил от гроздолюбивого Вакха в дар виноградную лозу за то, что он провел незабываемую ночь с его женой Алфеей, когда он нарочно ушел из дома.
Юная Ойнеида была высокого роста, с крепким развитым смуглым телом, красивая, благочестивая и справедливая. Она славилась не только ростом высоким и женской прелестью свежей – с ранних лет Деянира научилась владеть различным оружием и править колесницей, запряженной парой или квадригой резвых коней и потому ее многие называли девой – воительницей.
Женихи гурьбой приходили в царский дворец в этолийском Плевроне и просили у владыки Ойнея руки его прекрасной дочери Деяниры. Среди женихов Деяниры были и косматые сатиры, хохочущие во весь рот, один из которых, согласно Софоклу, так ее отцу говорил:
– Все мы сатиры, хоть не красавцы, но очень завидные женихи! Мы – нимф с телами прелестными сыновья и слуги гроздолюбивого Вакха, даровавшего людям вино, как приятное средство от угрюмой старости, с ним, хоть на время, мы молодеем и забываем печаль. К богам, царящим в небе высоком, мы вхожи и во всех искусствах испытаны; и с копьем боевым мы в ладу, и в конном беге, и в борьбе, и в ристанье на кулаках, можем кусаться, между ног врага ухватить иль лягнуть – все мы умеем. На флейте мы играем и на свирели, даром песни владеем, можем таинственную судьбу предсказать и лечить болезни. Пределы нам просторного неба известны и удивительные вести из Преисподней – все мы выпляшем и споем. С руками не пустыми к тебе пришел я, Ойней. Что хочешь возьмешь, коль за меня выдашь прекрасную Деяниру.
Царь Калидона до поры до времени предпочитал не отвечать на подобные предложения. Сама же Ойнеида, красавица в косах тугоплетенных, о сватовстве другого жениха – речного бога Ахелоя так потом говорила:
– Еще в Плевроне у отца Ойнея я испытала весь дикий ужас сватовства, как ни одна другая этолянка. Меня стал вдруг сватать сам Ахелой, бог могучий, владевший нашей рекой. Явился он сначала смирным тельцом, копытами ступая звонко, потом приполз змеем пятнистым и, наконец, представился мужем быкоголовым. Я, не желая жуткой свадьбы с таким женихом необычным, о скорой смерти всех богов умоляла, лишь бы брачного ложа мне с ним не делить… Даже сейчас без содрогания брезгливого и смертельного страха мне не вспомнить то сватовство.
Ойнею ж Ахелой так возвестил о своем желании с ним породниться:
– Радуйся, Ойней! Ведь я владыка всех здешних вод, что по твоим владеньям протекают. Совсем не чужеземец тебе Судьбою Могучей прислан, – буду я тебе и милым зятем, и важной частью достоянья. И потом, заметь, ведь это важно: в отличие от некоторых других, кто хочет Деяниру сватать – царицей Олимпийских высей я не гоним и никогда не нес работы подневольной!
Ахелой намекал так на Геракла, который незадолго до него к Ойнею пришел с громкими такими словами:
– Зятем по справедливости меня назови, благочестивый царь Калидона! Последнюю просьбу сына твоего Мелеагра жениться на Деянире я выполнить должен, иначе не будет его возвышенная душа в Аиде спокойна и будет там маяться, а здесь на земле являться и мне, и тебе.
Праведный Ойней, не желая никого обидеть, а тем более могучего бога Ахелоя и прославленного героя Геракла, стремясь соблюсти справедливость, во всеуслышание такое свое решение огласил:
– Слушайте все, к чему меня, как отца Деяниры, созревшей для брака, вынуждает заявить горячее стремление к правде. Я принял решение устроить состязание, в котором все женихи будут равны, и, значит, будет соблюдена справедливость. Дочь мою милую в завидную награду получит тот жених, кто выйдет победителем в поединках за званье ее мужа.
У многих женихов поясница сладко заныла, и приятно ослабли колени, так любовная сильно страсть в них разгорелась. Очень им всем захотелось на брачное ложе возлечь с Деянирой, ибо средь женского рода она красотой несравненной ярко блистала, выделяясь среди других пышными волосами, в косы тугие сплетенными и ростом очень высоким. Однако, узнав, что среди претендентов на руку и сердце Деяниры были могучий речной бог и необорный сын Зевса и прекраснокудрой Алкмены, благоразумно все остальные женихи от предсвадебной борьбы отказались.
416. В схватке за Деяниру Геракл побеждает Ахелоя
Задумав жениться на Деянире, Геракл так при всех похвалялся:
– Если прекрасная Деянира выйдет за меня замуж, то станет не только супругой самого великого и знаменитого героя. Она получит самого чернотучного Зевса в свекры, а громкая слава моих подвигов доблестных, которой рукоплещет вся ценящая доблесть Эллада, будет в придачу.
Ахелой, считая позором, если бог человеку уступит, так прославленному герою надменно промолвил:
– Пред собою, герой – полубог, ты зришь могучего бога, хозяина всех здешних вод. Ты хвалишься тем, что смертной Алкменой от самого Зевса рожден. Если Зевс тебе и в правду родитель – значит, незаконный, преступный, ибо блудливая мать блудом позорным тебе отца отыскала.
Геракл, грозно сверкнув синими брызгами глаз из-под нахмуренных низко бровей, сурово на Ахелоя взглянул исподлобья и так сквозь зубы ему прорычал:
– Ах, ты, болтун, ах, самохвал! Как смеешь говоришь ты такое! Как бесспорно, что сын я эгидодержавного Зевса и Алкмены прекрасноволосой, так несомненно и то, что сегодняшний день будет для тебя несчастливым. А мать мою милую лучше не трогай! У тебя витиеватый язык без костей, а у меня мощная сила. Я в борьбе тебя одолею, как бы ты не силился в пустых разговорах! Давай, рази меня словами, а я тебя дожму руками!
После столь вызывающей речи Ахелой уже не мог пойти на попятный и, влажную сбросив одежду, все свои нетленные члены к упорной борьбе приготовил. Геракл дважды не надо было к борьбе приглашать, и он тут же попытался повалить Ахелоя, но тщетно, ибо божественная тяжесть его защищала, и непоколебимо стоял он, словно скала.
Наконец, необорный отпрыск Зевеса, поднатужившись, сумел перевернуть Ахелоя и налечь на него всей тяжестью сзади, его за шею схватил и стал сильно душить. Ахелой тогда прибегнул к превращеньям, на которые горазды все боги пучины. Бог речной вдруг превратился в пятнистого змея и стал страшно то шипеть, то свистеть концом раздвоенного языка, видно надеялся, своим свистом, Геракла в трепет вогнать, но захохотал лишь презрительно тиринфский герой на все его ухищренья и надменно промолвил:
– Хоть шипи, хоть свисти, мне мало до этого дела, ведь змей таких укрощать я могу с колыбели! Потом были драконы и пострашнее! Ты, Ахелой, сейчас превратился в ничтожную часть могучей Гидры Лернейской, которая размножалась от полученных ран; из 9 голов ни единой было нельзя у нее безнаказанно отрубить, чтоб тотчас, две новых не вырастали. Ты не ровня и Сангарийскому змею, много сильней Двуглавый тебя, хоть и не бог.
Так сын Зевеса со злобной насмешкой сказал и потом схватил Ахелоя за горло своими как клещи крепкими пальцами, и дух у речного бога занялся. Побежденный почти Ахелой тогда обратился в быка и, потрясая крутыми рогами, ринулся в битву с оглушительным мычаньем и ревом. Геракл тут же хватает быка обеими руками за рога и потом правой рукой один рог ему ломает, беспощадно божеское чело искажая. Это положило конец поединку, и Ахелой, от бесчестья спасаясь, свой обезображенный лоб в глубокую спрятал пучину.
Некоторые говорят, что божественная коза Амалфея вскормила своим молоком младенца Зевса на Крите в золотой колыбельке, подвешенной на высокую ветку дуба под густой кроной так, чтобы ее нельзя было обнаружить ни с земли, ни с воздуха, ни с моря. Эта Коза имела не только божественное молоко, но и чудесный рог, из которого можно было получать любую пищу, и впоследствии Зевс сделал его Рогом изобилия. Когда Зевс вырос, Амалфея подарила его речному богу Ахелою, и тот отдал его Гераклу в обмен на свой собственный рог. Геракл же подарил Рог изобилия Амалфеи влажнодорожным наядам, ткущим одеянья прекрасные цвета морского пурпура. Те же, наполнив рог цветами душистыми и плодами, посвятили богине изобилия, ведь он был символом плодородия, и по праву должен принадлежать русоволосой Деметре в венке из спелых колосьев, а не Плутосу, Тюхе или Фемиде, у которых он порой находился, ибо символизировал всякое изобилие, в том числе и богатство.
Диодор Сицилийский говорит, что этот рог стали называть «рогом Амалфеи». Рассказывают, что он вмещает в себя изобилие всего, что созревает в осеннюю пору, – виноград, яблоки и прочие фрукты, и плоды. В иносказательном поэтическом языке «рог Ахелоя» – это текущая по оросительному каналу вода, яблоки, гранаты и виноград означают орошаемую рекой плодородную землю и изобилие плодовых деревьев, а «рогом Амалфеи» он назван будто бы по причине «неослабеваемости» силы его создателя.
Софокл поет, как пришел Ахелой, эниадский поток грознорогий, с безмерною силой в рогах и копытах, быка дикий образ. Пришел и от Вакховой Фивы со своей знаменитой дубиной и стрелами сын Кронида необорно могучий. Такие противники, страстью пылая, спустились на поляну для брака с Деянирой. Но ведала бой, им управляя незримо, одна лишь владычица неги любовной – фиалковенчанная Афродита.
Согласно Павсанию, во время этой битвы Ахелою стал помогать вечно запятнанный кровью буйный Арес, и только тогда, соблюдая справедливость, Гераклу помогла могучая дева Афина.
417. Начало свадьбы Геракла и Деяниры
Нонн Панополитанский распевает о Деянире отроковице, что древле, увидев мужей поединок, вдруг предпочла Геракла и испугалась союза с непостоянным богом бурным реки быкорогим!.. Как будто сын Зевса был постоянным?!
Софокл же о свадьбе Деяниры так поет: ах, как зритель равнодушный, я пою о славной брани; но был жалостен невесты, дожидающейся лик, когда ей расстаться навсегда с землей родимою велели и как сирую телицу на чужбину увели.
В начале в родительском доме радостный Ойней, в окружении всего своего семейства и в присутствии казавшегося счастливым жениха, совершил торжественное жертвоприношение охранителям брака эгидодержавному Эгиоху-Крониду и его сестре, и супруге покровительнице брака Гере. По окончании обряда он празднично объявил:
– Я выдаю свою непорочную дочь Деяниру за прославленного героя Геракла и отлучаю ее от родительского очага, чтобы она могла принять участие в поклонении очагу мужа, хотя…ну, да ладно.
Благочестивый Ойней забыл о том, что дом жениха далеко, но это сильно не омрачило светлого праздника. Искупавшуюся Деяниру одели в ослепительно белое платье и посадили на украшенную цветами и лентами колесницу. На лицо невесте набросили бело-желтое полупрозрачное покрывало, а на голову с пышными волосами, с косами, уложенными спереди и свободно распущенными сзади, возложили свадебный венок. Горсти яблок кидонских в колесницу невесты приглашенные гости, свидетели заключения брака, бросали, ворохи миртовых листьев, роз и фиалок венки, пучки зрелых ячменных колосьев. Перед невестой несли пылающий брачный факел и звонко пели: о Гимен, о Гименей!
Дворец Ойнея изнутри убрали с роскошью поистине царской. Все в гулких покоях чертога яркою начищенной медью и бронзой сверкало, не мало было золота и серебра, камней драгоценных и полированной кости слоновой! Пышный пир служанки и слуги старательно приготовили, ведь он был свидетельством того, что Деянира становится женой законной. Мягкие ковры везде разостлали, тканы были искусно они и окрашены царственным пурпуром. Длинные полированные столы были отягчены затейливым серебром пиршественных чаш и чеканным золотом кубков.
Многие после рассказывали, как в разгар свадебного пира, вино лилось полноводной рекой, и все буйному предавались веселью. Огни благовоньем были насыщены щедро, с кровель всюду цветов плетеницы свисали, и чарующие звуки лиры о семи языках, флейт мелодичные переливы и торжественные песни повсюду звучали, – счастливые знаки праздничного свадебного веселья.
Прекрасный юноша в шафрановом плаще со счастливой улыбкой потрясал светочи свадьбы. Гименей расцветал особой женственной красотой ликом своим, и душа его была тоже нежной, как у девушки. Видя, как кто-то женится, он как бы умирал в день брака, испытывая щемящую тоску о скоротечности жизни, о мимолетности свежей юности и о увядающей красоте. Погребаемый его матерью Музою, он символизировал потерю не только телесной, но и душевной невинности и чистоты после брака. Непонятная тоска в сочетании с божественной брачной песней вызывали у людей чувство эйфории и не редко даже экстаза. Среди всемирного молчанья он с беспредельным жаждал слиться.
Так и на свадьбе Геракла и Деяниры Гименей спел божественную брачную песню и, вызвав у всех слезы умиления, он сам заплакал и тихо заснул, как будто умер.