Певец обыденной жизни

Прощание с диетой

 
Грубыми мазками
С резкой модуляцией,
Лёгкими слезами
Распрощаюсь с грацией.
 
 
Выброшу небрежно,
Что меня пресытило,
И порву мятежно
С ролью долгожителя.
 
 
Отпущу с балкона
Призрак голодания,
Литром самогона
Встречу процветание.
 
 
Скуксится диета,
Смеси безлактозные.
Замыслы банкета,
Планы грандиозные
 
 
Расцветут подспудно
И созреют радостно.
Я же безрассудно
Буду трескать яростно:
 
 
Колбасу и рульку,
Холодец с курятиной,
Масло, барабульку,
Соус с медвежатиной,
 
 
Сыр, омлет с беконом,
Карбонат с солянкою,
Коньячок с лимоном,
Яйца с запеканкою.
 
 
Испарится бледность,
Слабое давление.
К чёрту беспросветность
Долгого говения!
 
 
Здравствуй, ненасытность
И переедание,
Пуза миловидность,
Счастье возлияния,
 
 
Сладость без лимита,
Округленье талии,
Мощное либидо,
Страстные баталии!
 

Москва молодая

 
Без гранита тротуары,
Общепита в сквере нет —
Я нашёл у антиквара
Молодой Москвы портрет.
 
 
Чёрно-белый снимок мутный:
На дороге два авто,
Город словно в дымке ртутной,
Люди в драповых пальто,
 
 
В шерстяных рейтузах дети,
Аскетичности печать…
Мне хотелось до рассвета
Это фото целовать.
 

Обезвоженный

 
Жар во рту после селёдки
Охлажденья просит – водки.
Вобла свялена красиво —
Под неё годится пиво.
Полбуханки, два батона
Ожидают самогона.
Жизнерадостна картина,
Коли есть в графинах вина.
Приготовлены сосиски —
В рационе старый виски.
После трапезы партнёры —
Сладострастные ликёры.
Гнуть в неволе плохо спину —
Пробку прочь, свободу джину!
Если день провёл ишача,
Восстановит силы чача.
Чтобы жить благоговейно,
Избегать нельзя портвейна.
Возбуждения цунами
Достигают коньяками!
Что сказать, друзья, про воду?..
Ну не пил её я сроду!
 

Демон постели

 
Я – гравёр человеческих душ:
Обхожусь без отметок на плоти,
Не использую иглы и тушь,
Вопреки невзыскательной моде.
 
 
Оставляю следы на века,
Игнорируя бренное тело,
Чтобы после с небес, свысока
Моё дело на землю глядело.
 
 
Эфемерное манит меня,
Что внутри – не пощупать руками.
От сомнений на сердце броня,
Я тружусь, упиваясь грехами.
 
 
Совращаю наивных легко,
Предлагаю очаг разведённой,
Обещанья даю широко,
С виду искренно, нежно влюблённый.
 
 
В арсенале – простой адюльтер,
Хитроумные сети интриги,
Подготовленность грязных афер
И надуманной страсти блицкриги.
 
 
Не свести моих оргий тату,
Несмываемы эти наколки,
Не найти антидот, кислоту,
Чтобы вытравить боль, кривотолки.
 
 
Я несу сладострастную чушь,
Сокрушающий демон постели.
Для меня впечатляющий куш —
Отпечаток в душе, не на теле!
 

Роботизация

 
На почте вовсе нет людей,
В борделях не найти блядей —
Повсюду роботы и куклы.
Андроиды довлеют, гуглы.
 

Робот-попрошайка

 
«Дай роботу на пропитанье
Хотя бы пару киловатт!
Слабеет микросхем сознанье,
Тускнеет камер чёткий взгляд!» —
 
 
Стоит на паперти андроид,
Манипулятор протянув.
А мимо скачет гуманоид,
Вскользь диафрагмою моргнув.
 

Герой архаичной пьесы

 
Дребезжание трамвая на кругу,
Упирание реборд в стальные рельсы —
Это в прошлом. Из забытой старой пьесы,
Где детьми мы ели сладкую нугу,
 
 
Покупали бочковое молоко,
А кефир – в стеклянных с крышечкой бутылках,
На субботниках таскали торф в носилках,
Одевались в тёмно-синие трико.
 
 
Разливали по бидонам терпкий квас,
Запах хлеба плыл из булочных призывный,
Сильно грелся телевизор примитивный,
В каждом доме полосатый был матрас.
 
 
У подъездов – обязательно скамьи
Со старушками, галдящими, как птицы,
Обсуждающими сплетни, небылицы
И готовыми надолго дать взаймы.
 
 
В местном клубе – иностранное кино,
После – игры в Фантомаса и индейцев,
Самострелы и рогатки для гвардейцев,
На бульварах, у беседок – домино.
 
 
Электробусы шныряют в тишине,
Словно зубы, повыдёргивали рельсы.
Я – седой герой из архаичной пьесы,
Не привыкнуть никогда мне к новизне!
 

За водкой

 
След калош протоптан в насте,
Словно ехал луноход,
По велению фантаста
Совершая переход
 
 
По планете отдалённой,
Где безмолвья гнёт тяжёл…
А на деле, раздражённый,
Я за водкой в лавку брёл.
 

Предчувствие весны

 
В пёсьих метках белый снег —
Янтаря вкрапления.
Впереди весны разбег,
Знаки потепления:
 
 
Сердца учащённый стук,
Ледоход влюблённости,
Подтопление разлук
В струях благосклонности,
 
 
Безмятежности пастель,
Почки первой радости,
Восхищения свирель
И объятий сладости,
 
 
Чувство: взял и улетел
Из обиды кокона,
Воздержания предел,
Возмужанье органа.
 
 
Оседает рыхлый снег —
Зимние развалины.
На душе – капели трек,
Нежности проталины.
 

В сетке ажурных чулок

 
Сердце рвётся из рёберной клетки
Под напором коварных метресс:
Наготой возбуждают кокетки,
Дразнят взгляды чудных поэтесс.
 
 
Кто придумал губную помаду,
Этот дерзкий багряный окрас,
Для голодного взора усладу?
Понимающий был ловелас!
 
 
В косметичке оттенков палитра —
У художника меньше цветов.
Макияж, если сделан он хитро,
Укрощает и львов, и ослов.
 
 
Кольца, серьги и люкс бриллиантов,
Декольте, ожерелье над ним
Предвещают погибель вагантов,
Променявших стихи на интим.
 
 
Шлейф ночного парфюма – приманка
Для наивных, лиричных синиц,
Как для наглых котов – валерьянка,
Что пьянит и лишает границ.
 
 
Сердце клетку сломает, заразу,
Ощущая шальной кровоток.
Упорхнув, будет поймано сразу
Сеткой первых ажурных чулок.
 

Монолог боли

 
Боль отступает постепенно,
Похожа на морской отлив,
Жуёт и колет неизменно,
Играя жалобный мотив.
 
 
Калечит тёплые желанья,
Шипя ехидно: «Он с другой».
Плодит гнетущие метанья:
«Куда девался дорогой?»
 
 
Наедине с собой ты плачешь,
Звонишь знакомым всякий раз,
Взгляд на работе в угол прячешь,
Скрывая покрасненье глаз.
 
 
Не ищешь дружеских советов —
Они от муки не спасут.
Считаешь, нет простых ответов,
Сама себя ведёшь на суд.
 
 
Потом принятие, смиренье
И долгожданный компромисс.
Благословенное решенье —
Не сигануть с балкона вниз.
 
 
Уходит ревность постепенно.
Светлеет пасмурная грусть.
Боль шепчет ночью откровенно:
«Не расслабляйся, я вернусь!»
 

Засыпание

 
Отчего так благостно ночью засыпать —
Понарошку вроде бы можно помирать.
 
 
Темнота забвения, призрачные сны
Под сияньем мертвенным скаредной Луны.
 
 
В снах фантасмагория, в них и рай, и ад,
Прошлые истории, планов хит-парад,
 
 
Смесь тревог непознанных, праздников, борьбы
И желанье радужной, сказочной судьбы.
 
 
Утро бледно-нежное – хлёсткий апперкот —
Возвращает истово в круг пустых забот.
 
 
Мини-воскрешение – радостный финал,
Ощущенье вечности, жизни сериал.
 
 
Это – назидание, как пройти свой путь
И впитать придирчиво умиранья суть.
 

Умиротворение

 
Снег белилами прошёл
По деревьям и кустам,
Роем мелких белых пчёл
Разлетелся по садам,
 
 
Внёс внезапно чистоту
В городское бдение.
Успокоил суету.
Умиротворение.
 

В чулане

 
В чуланной темноте опрятной
Хранятся лыжи и коньки —
Во тьме кромешной, непроглядной
Проводят тёплые деньки.
 
 
Им неприятна сухость быта,
Дощатых полок антураж,
Что дверь всегда на ключ закрыта,
Уныл пропыленный пейзаж.
 
 
Они хотят невинность снега,
Блестящую поверхность льда.
Всегда готовы для пробега,
Чужда им душная среда.
 
 
В мечтах их – полдень лучезарный,
Хрустящий искромётный наст,
Морозный ясный день шикарный,
Не в упаковках пенопласт.
 
 
Желанья сбудутся, ведь лето
Уйдёт, закончив пылкий труд.
Метель на жар наложит вето.
На полках ролики уснут.
 

Всё относительно

 
Икра минтая бесподобна,
Когда другой не знаешь ты, —
Мелкозерниста и съедобна,
Доступна в рамках нищеты.
 
 
С женой преклонных лет терпима
Жизнь без молоденьких метресс,
Не феерична, постижима,
Поскольку спит любовный стресс.
 

Ваятель настроения

 
Есть упоение враньём,
Иллюзии создание,
Когда немыслимый подъём
Возводит быстро здание
 
 
Невероятной яркой лжи,
Призывной и блистательной,
Вздымая шустро этажи,
Обман скрывая тщательно.
 
 
Фундамент должен содержать
Бетон благоразумия
И на своих плечах держать
Конструкцию безумия.
 
 
Парадный вход – манить войти
И окунуться в таинство,
Прельщать: мол, ждёт в конце пути
Приятное беспамятство.
 
 
Правдивых кирпичей, найдя,
Добавить бы желательно,
Чтобы, доверие будя,
Торчали показательно.
 
 
А дальше – строить до небес,
Без капельки стеснения.
Любой рассказчик – ловкий бес,
Ваятель настроения!