Мир Ванты Ху

– Мозг в однообразной, отупляющей работе застывает. Через пару лет, кажется, не смогу серую свою массу разбередить. Числюсь среди своих чужаком, словоблудом, массовиком – затейником, клоуном. Но, как понимаете, болтовня, беседа – приём разминки, оживляж мозговых извилин.

– Сам болтуном стал отменным, – признался Сценарист. – Собеседника не расшевелишь молчанием.

– Вот-вот, – добродушно улыбнулся Егор. – Мне хочется отдачи. Во взгляде, в интересном споре, беседе. В оценке моих бредней другими.

– Вы упомянули об отце, – напомнил Сценарист.

– Да-да. Отец по профессии был археологом, но интересовался многим. Всем. Архивариус, знатный был собиратель… всего самого необычного. Эрудит. Мог ответить на любой… практически, на любой вопрос. С советских времен, когда замалчивали подобную информацию, собирал свидетельства очевидцев о самых странных земных, небесных явлениях в нашем крае, об аномальных зонах, об НЛО²⁷. О многом, подобном. Раскладывал по отдельным папкам вырезки из газет, журналов.

В детстве, мне запомнился его рассказ о встрече во время войны американца на «Мустанге²⁸» с «летающей тарелкой», которую пилот принял за летательный аппарат фашистов. Отец перевел статью с польского языка. Под впечатлением приукрашенного пересказа отца, я срисовал, скопировал журнальную иллюстрацию и хвастал перед школьными друзьями, врал: именно мой дед воевал, летал на американском истребителе и встретил инопланетную тарелку в небе. Часть этой фантазии была правдой.

Дед по матери во время войны был летчиком – испытателем, погиб на «Мустанге» при странных обстоятельствах, схожими со встречей с неопознанным летательным объектом. Все наши с отцом жалкие попытки выяснить подробности гибели деда ничего не принесли. Из архива НИИ ВВС приходили отписки, уведомления, сообщали: «запрашиваемые материалы являются государственной тайной».

Вскоре поступил «сигнал» от неких «ответственных лиц» из Москвы о «слишком» любопытном археологе. Отца вызвали в комитет партии Сургута, «проработали» на «партактиве», настоятельно посоветовали не заниматься чепухой. Разъяснили: на дворе не 37-ой год, но угодить в тюрьму за «шпионскую деятельность» можно запросто, уехать далеко, засесть надолго. В квартиру к нам, в тот же вечер, нагрянули люди в штатском с ордером на обыск, вытряхнули ящики даже с бельём, разворошили семейные архивы. Изъяли все документы, вырезки из газет, записи отца, связанные с аномальными и необычными явлениями в крае. В то время мне было лет пять-шесть, точно не помню. Прятался от страшных взрослых в ванной комнатке. Залёг одетым в ванну, завалил себя грязным бельем, трусливо притаился. Думал, пришли нас… пристрелить.

Меня впечатлили, надолго засели в детскую память рассказы отца о сталинских репрессиях, злобных чекистах, кто расстрелял нашего прадеда по отцовской линии. Заодно убили и прабабушку, «белогвардейскую подстилку». Она не отреклась, до конца цеплялась за мужа, «недобитка» и «белую сволочь».

Мальчишкой, в пятнадцать лет прадед получил бронзовый Георгиевский крест за храбрость. В семнадцать воевал унтер-офицером в армии генерала Врангеля в Крыму, но бежать от «красного террора» не смог по болезни. Схватил туберкулез. Вынужден был остаться в Керчи, когда уходили последние переполненные суда с беженцами. Прадед вернулся на малую родину в Сибирь, где его арестовали, отвезли в Новосибирск и расстреляли, без суда и следствия, в подвалах местного ЧК.

«Настигла кровавая рука возмездия пролетариата», – написали о моем прадедушке в местной газетёнке «Колхозник»²⁹ за 1937 год. Деду по отцу тогда не исполнилось и пяти лет. Остался сиротой. Выживал с трудом. Отец родился после войны. Сохранил дедовские вырезки из «Колхозника» с гневными статьями о расстрелянных, посаженных, сосланных на каторгу «подлецах, предателях, изменниках Родины». Пока не изъяли при обыске все материалы нынешние потомки чекистов.

«Кровавая рука пролетариата» жуткими видениями преследовала меня всю интернатскую жизнь в ужасных снах, особенно, когда валялся в изоляторе с температурой, болел гриппом. Отец не пожалел психику ребенка, воспитывал мужество и стойкость, в диких подробностях описывал ужасы репрессий ни в чем не повинных людей. Больше делиться было не с кем. Мы оставались на свете вдвоем. Мать и жена от нас сбежала.

После обыска, отцу объявил строгий выговор «с занесением» по партийной линии, но в покое оставили.

Через несколько лет он бесследно исчез в экспедиции в районе падения Тунгусского метеорита. Геолог Витя Крамаренко, кто последним видел отца, заметил яркую вспышку, газовый факел низвергся с небес.

– Тучи будто резануло струей газосварки, – рассказал мне дядя Витя при встрече в интернате Ханты-Мансийска. Сколько мне было? Лет девять. Я представил, нарисовал акварелькой, как злобный великан в маске с черным стеклом разрезал газосваркой толстую покрышку грозовых туч, как вскрывал панцирь небесной черепахи.

– Но ты фантазёр, Егорка! Художником будешь. Или писателем – фантастом, – пошутил в следующий приезд дядя Витя, приобнял за плечи, почти как отец. У меня по щекам покатились слезы. Понял в тот момент: остался сиротой. Отец никогда меня так не обнимет.

Успокаивать суровый геолог меня не стал. Наоборот, отругал:

– Хорош рыдать! Не баба! Мужик… если он настоящий мужик, даже в девять лет, не должен развозить сопли, должен молча принимать все жизненные испытания, беды, несчастья.

Дотошный изыскатель, трудяга Витя Крамаренко собрал образцы оплавленных камней на том самом месте, на горушке, где стоял перед исчезновением мой отец. Провел лабораторные исследования. Выяснилось, гранит, сланец, горный хрусталь, – до такой степени могли быть оплавлены только плазмой, разогретой до температуры в тысячи градусов. Откуда в глухой тайге могло взяться такое пламя, остается загадкой. Образцы, конечно же, были со временем утеряны. Но отчёты Крамаренко В.И. остались. Сохранились даже копии у меня в архивах. Храню. Надеюсь, пригодятся. Когда-нибудь статьи напишу, диссертацию планирую защитить.

Егор примолк, испытующе взглянул в глаза Сценариста, получил молчаливое одобрение для продолжения самого необычного рассказа.

Тогда буровик вынул из внутреннего кармана куртки затёртый замшевый мешочек, развязал тесёмки, выложил на журнальный столик… леденец. Так, во всяком случае, с первого взгляда, показалось Сценаристу. На полированной жёлтой столешнице застывшей темной каплей смолы, с белёсыми прожилками, лежал блескучий, коричневый камешек, размером с крупную косточку персика.

– Не все образцы были утеряны? – шутливо уточнил Сценарист.

– Не все, – серьёзно согласился Егор и предложил:

– Возьми в руку. Прочувствуй момент. Потом расскажишь о своих впечатлениях. Смелее. Похоже на янтарь, окаменевшую смолу из недр земли. Или на кусочек метеорита. Никому не показываю. Отберут. Еще есть версия: это циркон. Минерал. Возможно, из магматических пород Земли. Изотопными методами возраст известных в мире образцов циркона определяли в четыре миллиарда лет. Удивительно! Миллиарды лет перед нами, – он кивнул на камешек.

С наступлением вечера засинило пыльное стекло окна неуютной гостиничной комнатки. Тусклая лампочка под салатовым пластиковым абажуром размазывала желтым маревом густые сумерки.

Сценарист пытался сохранить нейтралитет к любым сочинительствам собеседника, испытующе глянул на буровика.

Загорелое, обветренное лицо молодого парня, работяги, с глубокими, внимательными, серыми глазами с чёрными точками зрачков, словно бы обозначилось контрастнее и ярче. Серые радужки глаз в черных крохотных кляксах, кровавых прожилках усталости и напряжения затянулись слёзным туманом, две крохотные галактики параллельных миров, где вместо солнц-чёрные дыры посередине. Одна микрогаллактика – с зёленым отливом, другая – с холодным стальным.

В этот момент возникла удивительная иллюзия. Остальное пространство номера как бы пожелтело, размылось, расплылось, удалилось в туман, отодвинулось на задний план. Казалось, декорацию стен номера разнесли по павильону дальше в стороны, расширяя место для съемок.

Сценарист коснулся камешка на жёлтой столешнице двумя пальцами и… укололся, как о колючку сухого репейника. В следующее мгновение по руке к плечу пробежала волна, задёргались нервные окончания в кисти и ринулись электрическими импульсами к плечу. В сознании всколыхнулась эйфория эмоций, самых разных, от тревоги до восторга, от печали до тихой радости. Эмоции сменялись так же стремительно и неуловимо, как и мгновенно промелькнувшие в сознании видения.

Перемещения во времени

Сценарист встряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. Уши заложило ватой слуховых галлюцинаций, неприятно свиристело, словно с высоты полета мгновенно приземлился авиалайнери теперь скрипел шасси, притормаживая на взлетно-посадочной полосе.

Они сидели в кафе с деревянными столами и стульями, стилизованными под русскую старину. Пыльные витрины – окна освещались полуденным солнцем. Весело и задорно мельтешила под легким ветром листва берез. От проезжающих машин испуганно вздрагивали пыльные придорожные кусты.

Дородная, мясистая официантка в белом переднике советских времен принесла на подносе серый керамический чайник и две чашки.

– Зовите, ежели чо, – на деревенский манер добродушно проворчала она.

– Зеленый заказал, – пояснил Егор. Он внимательно и участливо наблюдал за Сценаристом, за его заторможенной реакцией на происходящее. Гость Югры с недоумением огляделся по сторонам. В дневное время посетителей в кафе было немного: молодая пара с ребенком и пожилая дама в старомодной черной вуальке на шляпке.

– Японский чай любите? – уточнил Егор, исправился при обращении на «ты». – Любишь?

– И китайский, – промямлил Сценарист и признался нерешительно:

– Кажется, потерял сознание на время. Что-то случилось…

– Возможно, – и ничего… особенного, – ответил Егор без усмешки.

– Мы были в номере гостиницы… Потом – провал. Сознание затуманилось… Кажется, был вечер, – напряженно размышлял Сценарист. Он чувствовал смятение, словно увидел сон, как усталого, вымотанного человека долго водили за руку в тёмном подземелье, показывали миражи в смутно освещенных нишах и пещерках, затем вывели на солнце, на улицы современного города и оставили одного. Наедине со своими смутными мыслями, размышлениями, воспоминаниями прошлого. Или будущего?

– Какие впечатления? – спросил Егор, угадав мысли собеседника.

– Пальцы укололись о камень… Разряды проскочили, электростатические…

Соглашаясь, Егор слегка склонил голову к плечу.

– Помню, сидели в гостинице в моем номере, наступал вечер. Помню, как засинило пыльное окно.

– Время накатило вперёд, – сказал Егор и настороженно примолк. – Ты его просто не заметил. Оно стёрлось в сознании. Ты устал. Чужой город. Много встреч. Пока не осталось ярких впечатлений. Пустой сон. Забытие.

Сценарист недоверчиво хмыкнул.

– Накатило вперёд? Хочешь сказать, прошло более двенадцати часов, а я не заметил?

Превращение вечера в день, смена места действия с номера гостиницы на кафе явно произошло. Получается, растерянный гость мистической Югры определенного временного периода не заметил, не запомнил? В его сознании сместились, перемешались, то ли мысли, то ли реальные впечатления.

Егор помолчал, осторожно пояснил:

– Временные иллюзии не так однозначны, как мы привыкли их воспринимать в обычной жизни.

– Ладно! – легко и весело согласился Сценарист, хотя чувствовал себя рыбой, которая еще вчера плавала в глубинах моря, а нынче обрела конечности и бродит по земле. – Ладно! Не стану долго тупить, умничать и рассуждать, просто поверю в ваши…

– Бредни, хочешь сказать? – снисходительно усмехнулся Егор.

– Промолчу в философской задумчивости, – отшутился Сценарист.

– Расскажи, мне интересно, как воспринял в сознании прикосновение к камню?

– Спокойно. Некие неуловимые видения пронеслись. Воспоминания?

– Нет, – уверенно заявил Егор. – Промелькнула твоя будущая жизнь.

– Да ладно?! Прям-таки будущая?! За эти двенадцать часов? – улыбнулся снисходительно и не поверил Сценарист. Он постепенно обретал уверенность в реальности происходящего. Свист в ушах превратился в тугую вату. В сознание звук поступал своеобразно, с легким скрипом, шелестом и эхом.

– Почему я ничего не запомнил? Ни одного эпизода!

В Сценаристе сопротивлялся разум нигилиста³⁰ и человека способного принять любую фантазию, любое видение, миражи, фантомы, даже явления из «параллельного» мира. Скажем, выйди сейчас его собеседник сквозь пыльное стекло витрины кафе, исчезни, затем вернись постаревшим лет на десять – двадцать, обросший бородой, лохмами волос, этакий бродяга времени, Сценарист воспринял бы это необъяснимое действо без сильных эмоций. Удивился бы, – да. Но без восторженной паники или истерики испуганного шизофреника.

Буровик, историк, замечательный рассказчик, Егор Плещеев оставался спокоен, рассудителен, внимателен, снова перешел на «вы», словно доктор-психолог испытывал пациента на вменяемость.

– Видения будут, время от времени, возвращаться в ваше сознание. Может, во сне, может, наяву, – рассуждал Егор. – Возможно, они станут более внятными, осязаемыми. Возможно, – нет. Но вы к ним присматривайтесь, запоминайте, анализируйте. Старайтесь зафиксировать такие эпизоды «возврата» в своей памяти. В какие-либо неординарные, сложные моменты жизни эти видения подскажут вам правильный выход из той или иной ситуации, решение той или иной проблемы.

– Типа, перед автокатастрофой можно будет вспомнить видение, притормозить, оглянуться по сторонам и не врезаться в мажора – лихача, проскочившего перекресток на красный свет на бешеной скорости? – пошутил Сценарист.

– Типа, того. У меня подобные видения регулярно вспыхивают на мгновение в сознании, отдельными кадрами, пересвеченные мощным фотоблицем. Порой всё – равно не могу уловить сути эпизода и понять его предназначение. Последний год яркие эпизоды возникают довольно часто, но хаотично, обрывками. Не могу сосредоточиться, разобраться в последовательности событий. Иногда эта мозговая круговерть, психическая атака наваждений сводит меня с ума. Начинаю нервничать, психовать, истерить. Затем, через час, через день, без видимых причин, успокаиваюсь. Писхоз отпускает. Настраиваюсь на философский лад… ожидания. Ах, да, – признался Егор шутливо и оптимистично. – И все же год жизни у меня сейчас идёт не последний. Года четыре мне должно быть еще отпущено. Надеюсь на это.

– Любопытно, – проворчал озадаченный Сценарист. Его сознание сопротивлялось верить в чудеса «необычного камня», в экстрасенсорные способности собеседника. – Давайте уточним кое-что, – не успокаивался он.

Человеку с двумя образованиями надо было всё, услышанное, прочувствованное, случившееся, разложить по логическим полочкам разума, а не только предаваться буйным фантазиям, своим и нового знакомого.

– Повторим урок. Кажется, мы сидели с вами в гостинице, в моем номере? Вечером. Было часов десять. Да. Двадцать два часа десять минут. Я невольно глянул на часы до прикасновения к Камню. Начинали мы разговор сначала в кафе на площади? Нас познакомил охранник Серёга. Получается, мы все же вернулись назад по времени?

– Нет. Вперёд, – с серьезным видом псхотерапевта уточнил Егор.

– Насколько вперёд? – продолжал «тупить» Сценарист, вернее, пытаясь сосредоточиться на реалиях происходящего.

– Сейчас… – Егор взглянул на свои простенькие наручные часы «кассио». – Почти полдень. Одиннадцать сорок четыре.

– Почему в сознании не осталось впечатлений от прощания с тобой в номере, от остатка вечера, ночи, сна, пробуждения, начала дня?

– Повседневные, повторяющиеся эпизоды жизни были несущественными и стёрлись из памяти. С тобой разве так не бывало? Выходишь утром из квартиры, задумчивый, не выспатый и злой, вваливаешься с бригадой в вахтовый автобус, едешь на буровую, дремлешь, в пути спохватываешься, начинаешь вспоминать: отключил газ на плите, выключил телевизор или нет, дверь закрыл на оба замка или просто захлопнул? В своей задумчивости ты машинально совершил подобные действия, но не запомнил их. Они стёрлись в сознании. Бывало такое?

– Бывало, – согласился Сценарист. – Уезжал как-то в очередную длительную командировку, на съемки фильма в Таджикистан. Вспомнил: не выключил свет в ванной комнате. Но не мог вспомнить, отключил утюг после глажки футболок и штанов или нет? Пришлось просить друзей проверить, кому оставлял ключи от квартиры. Утюг выключил. Свет в ванной – нет… Можно ЭТО повторить? – спросил заинтригованный Сценарист.

– Эффект прикосновения к Камню?

– Да.

– Нет, – уверенно ответил Егор с легкомысленной, слегка снисходительной улыбкой, мол, чудо случается только однажды. – Явление происходит один – единственный раз. Проверял на себе, на друзьях. Не каждому удается ЭТО, в принципе, почувствовать. Ты – прочувствовал и оценил Прикосновение к Камню и скачок Времени. Из моих друзей только Лёхе – балагуру удалось подобное пережить. Простецкий, примитивный человек, Лёха не поверил в неординарность случившегося, отшутился, на другой день обо всём забыл. С полгода назад он вдруг вспомнил о Камне, попросил показать. Повертел, потёр гладкую поверхность пальцами, убедился: вроде как ничего чудесного не происходит. Вернул камень и потерял интерес.

– Он тоже мгновенно, на несколько часов, без следа в памяти переместился по времени вперед? – не унимался Сценарист.

– На пару часов. Не более.

– Странно. Получается, весьма уникальная вещица – этот твой камешек.

– Получается. Думаю, это все же кусочек метеорита, а не своеобразный янтарь из глубин земных или минерал, типа, циркон.

Егор сунул руку в карман пиджака, но вынимать камешек сначала не стал.

– Метеорит? Уверены?

– В химлаборатории моей бывшей тюменской «нефтяшки»³¹ даже наш мудрый доктор… – Егор шутливо сморщился в детской улыбке от приятных воспоминаний, – доктор наук Бирюковский не смог определить состав минерала. «Внеземного происхождения!» – предположил тогда уважаемый Док.

Плещеев всё же решился на повторный эксперимент, вынул из кармана диковинку, мешочек из тонкой, потёртой желтой замши, долго развязывал штуровку, наконец, выложил на липкую деревянную столешницу, предъявил туманному ироничному взору Сценариста отполированный «леденец», цвета темно-коричневого янтаря с белесыми прожилками.

– Целый ритуал, как ты вынимаешь драгоценность, – пошутил Сценарист.

– Можешь потрогать еще раз и убедиться, камень совершенно нейтрален. «Люди в штатском» не обратили внимания и до сих пор чудесную вещицу у меня не отняли, – улыбнулся Егор загадочно.

Сценарист не отказал себе в удовольствие еще раз коснуться пальцем холодной, полированной, слюдяной, поверхности камешка.

Кончик его указательного пальца вновь пробил точечный разряд электростатического электричества.

На ощутимое мгновение глаза затянула оранжевая пелена, сквозь которую обозначился багряный закат с черными, нависшими над горизонтом, утюгами туч и черная фигурка уходящего человека, тонущая в сполохах огня.

Сценарист судорожно одёрнул руку.

– Опять?! – удивился Егор, задвигался, обрадовался, едва не запрыгал от восторога на месте как ребенок. – С вами опять ЭТО случилось?! Не может быть! Впервые за столько лет! У одного и того же человека! Удивительно!

– Треснуло разрядом.

– Еще какие соображения?!

Сценарист коротко пересказал свои впечатления, мгновенные видения, как обрывочные воспоминания минувших дней. Достаточно яркие, впечатляющие. О них можно было рассказать, как о случившемся.

– Твоя фигура была объята пламенем, как думаешь? – уточнил Егор.

– Сомневаюсь, – прохрипел от волнения Сценарист. Он находился под впечатлением от необычного эксперимента. Камень словно отражал, проецировал в его сознание фантастические картинки из «информационного поля» Земли. Но к этим событиям гость мистической Югры явно не имел никакого отношения. Он как бы увидел кадры из чужой жизни.

– Парень привиделся молодой, с приличной, лохматой шевелюрой. Не чета моим залысинам, – пошутил Сценарист. – Парень уходил к кровавому горизонту. Кто-то из ваших знакомых. Может, вы?

– Может, и я, – задумчиво и печально согласился Егор.

Задумался и Сценарист, переживая удивительные впечатления от простой, казалось бы, вещицы – необычного камня.

– Может, это своеобразная флэшка, накопитель информации о прошлом и будущем. Каким-то образом, эта вещица… – Сценарист вновь взял в руку камешек, ничего не почувствовал, кроме приятного холодка отполированных граней, помолчал, разочарованный, и продолжил философски развлекаться:

– …эта вещица может подключаться к информационному полю Земли или даже Вселенной и доносить до нас самую невероятную информацию, которую теперь надо попытаться расшифровать, понять и оценить.