Слабые люди

–Да я ж шучу. – перегнувшись через стол, хлопнул отец сына по плечу, – Ты ж у меня не глупый мальчик, все и сам понимаешь! Но я спрашивал не совсем об этом.

–Я тебя уже не понимаю, так что давай начистоту, ну правда! – живот с непривычки болел и Фил наполовину сполз со стула, распластав ноги под столом.

–Ты не хотел бы устроить небольшую паузу после школы?– неестественно качнув головой, начал папа,– Ну, там, ненадолго забыть про колледжи и работы и заняться кое-чем другим.– лукаво подмигнул,– Я тут сумму кое-какую скопил и, как мне кажется, ее вполне хватит на то, что я задумал. А задумал я украсть у тебя всего один год. Не понимаешь? – весело смотрел он в удивленные глаза Филиппа, – Суть в том, что мы с тобой наконец исполним нашу маленькую мечту– отправимся в путешествие. Купим "Урал", сперва поколесим по Европе, потом можно и в Азию. А если останется еще прилично, то махнем в Америку. Ты только скажи, визы сделаем– там всего пару недель подождать и готово. Ну как?

Фил потерял дар речи. Предложение отца выбило его из колеи своей внезапностью, буквально унесло почву из-под ног. Голова закружилась от в миг нагрянувшего предвкушения и картин предполагаемого будущего, где мелькали разные города и страны, знаменитые постройки и здания, люди и их разномастные одежды. И море, озаренное бликами неподдельного солнца! От нахлынувшей радости он приоткрыл рот, так и сидя с глупым видом, глядя в свои фантазии. Отец был несказанно рад его реакции и уже расписывал примерный маршрут и города, которые они посетят, зачитывал вслух список всего, чего нужно купить и взять с собой.

–А квартира? Что с квартирой, пап?

–Я уже подал объявление, есть желающие снять. С виду вроде приличная семья, будут откомандированы сюда на какое-то время.

Филипп снова засмеялся открывшейся перспективе и счастливому лицу своего отца. Оба впервые за долгое время видели себя такими и зрелище их очень забавляло, если не вдохновляло. Отец потянулся к нему и Фил ответил на объятья.

–Я люблю тебя, сын!

–Я люблю тебя, папа…

Эпилог.

Оказавшись в самом пекле, Филипп понял, что он заперт в ловушке. Каким-то чудом огонь обошел пятачок, на котором он валялся без сознания, но на этом чудо кончилось– он бушевал повсюду и бежать было некуда. Совсем близко слышался истошный вопль кота– он кричал от боли. Задыхаясь от жара и дыма и от боли в вывернутой ноге, Филипп полз в неизвестном направлении, ориентируясь лишь на звук визга и шаря руками по полу. Он понял, что добрался до батарей под окном, как раз между двумя горящими шторами, когда рука ткнулась в уже нагретый чугун. Зашипев от боли, опустил руку и секунду спустя вытащил отчаянно брыкающегося кота, глубоко впустившего когти в кожу. Бедняга был в ужасном состоянии– шерсть вполовину обуглилась, проплешины розовой плоти закоптились. Сквозь струпья вытекало что-то блестящее. Глаза животного были полны слез.

Филипп одним движением свернул ему шею. Ни с того ни с сего ярость и страх растворились в дыму, уступив овладевающему телом странному чувству умиротворения, и он встал на четвереньки. Выбив здоровой ногой висевшую на одной петле дверь, ведущую в его комнату, услышал визг крысы, мечущейся в страхе по своей железной тюрьме. Сбив клетку со стола взмахом руки, он спас ее, избавил от страданий. Оба маленьких тела– одно маленькое, все еще целое, другое обгоревшее, – плетьми висели в его руках, когда взрыв сотряс всю квартиру– газ! Увернувшись от упавшего куска сгорающего накладного потолка, Филипп кое-как затоптал его, отпихнул от себя обратно в гостиную. Ему некуда бежать– пламя уже вовсю разгоралось по всему полу. Привстав на одной ноге, Филипп выглянул в окно и сквозь дым увидел, как все жильцы дома столпились внизу и смотрели на то, как сгорает его квартира. Не обращая на все ближе подбирающийся огонь сквозь дымную завесу он сумел различить, как соседского психа, угрожавшего ему камнем, наконец-то поймали и засунули в автомобиль те двое, которым невольно пришлось помочь, пока не подвернулась возможность увильнуть, видел, как в выезде по стенам арки бежали синие блики от пожарной машины, как с дерева упала какая-то девчушка… Стоп! Это Соня! Поддавшись порыву выглянуть наружу, он вновь обжегся об оплавившийся пластиковый подоконник. Ему все труднее становилось устоять на единственной ноге, воздуха катастрофически не хватало, слезы в сжигаемых болью глазах заслоняли обзор. И он словно начал тонуть сквозь пол. "Вот если б я и вправду провалился сквозь пол…"– после этой мысли Фил увидел своего другого соседа, того придурка, из-за которого все и случилось. Даже оттуда было видно, как у него были выпучены глаза, а его залитый кровью рот был широко раскрыт в немом отчаянии.

Кирилл выбежал на улицу и влетел в толпу зевак. Завязалась потасовка, десятки рук схватили его как раз в тот момент, когда он услышал визг брата аккурат над тем местом, где бушевал огонь. Заревев: "Отпустите меня, там мой брат!", Кирилл стал изо всех сил вырываться, но тщетно– руки все так же крепко вцепились в его куртку, в локти, в капюшон, а грозные голоса кричали что-то наперебой. Он смотрел, как огонь медленно добирался до окон его квартиры, как старое дерево загоралось, как лопнули стекла и крик стал отчетливее. Буквально прочувствовав на себе страх своего парализованного брата, Кирилл видел, как тот бешено раскачивался в кресле, пытаясь спастись от огня, перекосив рот от ужаса. Огонь уже пробрался внутрь. Кирилл заплакал, но в легких не нашлось кислорода для крика, и он стал вырываться еще сильнее, как вдруг услышал душераздирающий крик.

Соня тоже услышала и ее сердце замерло. Она поняла, что нашла место, где жил Филипп. Она нашла его! Ловя ртом воздух, девушка широко распахнула глаза от страха, сей же миг излившиеся ручьями слез– София рыдала и попыталась прорваться сквозь толпу, превратившейся в живую стену, глухую к ее мольбам и крикам. Она царапалась, лягалась, кусалась и кричала имя своего друга, пока его легкие испускали предсмертный крик в невыносимой боли. Где-то выла пожарная сирена, но было уже слишком поздно и крик внезапно оборвался. А с ним враз затихла вся округа. Все так же бушевало пламя в черных зевах окон, все так же люди вопили наперебой, брызжа слюной, все так же сердце отбивало в груди стремительную дробь… Но все стало тихим, таким медленным, будто кто-то повернул ручку на проигрывателе времени чуть влево, максимально замедлив его. Было видно, как медленно трепетала хвоя на уцелевших деревьях, волнообразно переливаясь подобно чешуе рептилии, ранами которой выступали горевшие черные проплешины и ветви соседних гигантов; как пыль медленно вздыбилась под топотом разбегающейся толпы, как капли брызжущей изо ртов пены летели по дуге в разные стороны; как цепкие руки снова и снова медленно-медленно сжимали отвороты на куртке незнакомого человека, как к медленно разверзающемся столпотворению бежали спасатели, походя в своих массивных костюмах на космических странников, прибывших в слабое притяжение Луны; как языки огня отрывались от главного очага и, извиваясь подобно змеям, растворялись в воздухе подобно быстро угасающей страсти и как массивные клубы дыма поднимались вверх, закрывая своей чернотой несуществующее небо; как медленно падали, переливаясь в огне, осколки стекла; как расплавленный пластик подобно бледному меду стекал по кирпичной стене вниз серой пузырящейся жидкостью.

И как внезапно над их головами возникла воронка из тысячи птиц, разинувших свои клювы в безумном, раздирающем барабанные перепонки грае.

Они все задохнулись в клубах боли.

3.Проводник

Пролог.

Комната допроса. Серые стены, каменный пол и большое зеркальное стекло, скрывающее молчаливых наблюдателей. В центре аккурат под люминесцентной лампой на металлическом стуле за металлическим столом с оцарапанным покрытием белого цвета сидел мужчина лет тридцати. Длинные взлохмаченные волосы, высокий с небольшим уклоном лоб, запавшие темные глаза в окружении темных кругов, свидетельствующих о длительном недосыпании, нос горбинкой, тонкие губы над волевым подбородком. Одет он был в грязную заплатанную рубаху, потертые джинсы и рабочую обувь. На запястьях– наручники. Пальцы пластом лежали на столешнице.

Дверь в комнату открылась и на пороге появился высокий поджарый полицейский в форме. Его голубые глаза пронзительно впились в заключенного, щеточка седых усов скрыла сжавшийся в тонкую нить рот. Не медля ни секунды, детектив уселся напротив мужчины и, положив руки на стол, сплел пальцы. Их взгляды вновь столкнулись. Ни разу не мигнув, они сидели так в течении минуты, пока новоприбывший не разжал губы:

–Попробуем еще раз. Ты знаешь, почему ты здесь?

Помедлив пару секунд, мужчина ответил:

–По ложному обвинению в доведении до самоубийства. – его глаза расширились.

–Ложному, говоришь? – служитель закона осклабился и откинулся на спинку стула, – Тебя нашли на месте преступления, сидящим в абсолютном спокойствии с трупом в одной руке и баночкой вот этого вот в другой! – с этими словами он положил на стол прозрачный пакет с упаковкой снотворных таблеток.

–И что?

Удивлению полицейского не было предела:

–И что?! Ты никак издеваешься, да? – и не позволил повисшей паузе продлиться и секунды, – Тебя нашли на месте преступления с фактическим орудием убийства. Ты не убежал, не спрятался. О том, чтобы спрашивать об алиби, и речи быть не может, сам ты толком ничего не говоришь. У нас есть тело, у нас есть ты, который даже не вызвал скорую помощь. Что же это, как не убийство? – подозреваемый молчал и коп не стал тянуть, – Ладно, допустим, что ты не доводил ее до самоубийства. Тогда почему к нам посреди ночи приходит вызов с информацией о том, что в квартире сто сорок вторая по адресу Бартон-стрит на пересечении Бартон-Ньютон девятнадцатая слышны непрекращающиеся крики о помощи, а по прибытии на место мы находим тебя, не кого-то другого? И, если ты не убийца, то почему ты ее не остановил? Ты же был рядом! – он склонился к лицу мужчины поближе, – Не хочешь ли ты сказать, что просто вошел в случайную квартиру, обнаружил труп и сел рядом?

–Так и есть. – арестованный слегка кивнул.

–Так и есть что? Ты был в момент самоубийства рядом или нашел ее уже мертвой? Если первое, то объясни же мне, почему же ты не предпринял попыток ей помочь?

–А я и не должен.

Теперь пауза имело гораздо большую фору. На лице усача появилось выражение, на котором было написано явное желание ударить сидевшего напротив. Еле заметно шевельнув губами, детектив переспросил:

–Что значит "не должен"?!

–Я же вам еще в самом начал…– начал было мужчина, но полицейский его перебил.

–Да-да, я слышал этот бред, что ты выдал ребяткам, повязавшим тебя. Но не думай, что ты проведешь их или меня, слышишь?

–Не думаю. – тут губы пленника скривила издевательская усмешка.

–Еще и улыбается, гляньте на него! – коп тоже улыбнулся, покосившись на свое отражение, стараясь удержать контроль над тихим гневом, – Ты понимаешь, что ты в безнадежном положении? Не хочешь сделать признание, чтобы смягчить наказание?

–Смысл делать признание, если я ни в чем не виноват? – спокойным голосом поинтересовался арестант.

–Мне сказали, что все, что ты до этого момента сказал: "Я проводник." Ты же так и сказал?

–Так. – собеседник кивнул, – Вижу, что вы так и не поняли.

–У меня есть парочка догадок, но я предпочту услышать все из твоих уст. Занесем это в признание.

Секунду-две человек помолчал, качнул головой, словно соглашаясь с самим собой.

–Хорошо, сейчас я вам все разжую. У вас сигареты не найдется? – едва чиркнула зажигалка и вспыхнула сигарета, он глубоко затянулся и, выдохнув, продолжил, – Я– проводник. Я…

–Постой-постой, не говори. – поднял руку легавый.

Он поднялся и вышел из помещения, громко хлопнув дверью. Глаза допрашиваемого уставились в никуда.

Прошло пять минут, прежде чем служащий закона вернулся, и допрос продолжился.

–Продолжай.

–Я проводник. – повторил арестант, – Я помогаю людям.

–Отправляя их на тот свет, да?

–Нет.

–Да как нет-то, если да? Тебя нашли с тр…

–Как вы собираетесь слушать меня, если все время перебиваете? – качнув головой, невозмутимо спросил "проводник".

На секунду замешкавшись, детектив нехотя кивнул:

–Слушаю.

–Людям зачастую не хватает смелости уйти самим. – выдержав паузу, человек продолжил, – Самоубийцы, как правило, люди либо очень одинокие, либо глубоко отчаявшиеся. В первом случае они просто строчат на сайтах самоубийц, стеная о том, как трудно им в этом мире и как им до смерти одиноко. Как они хотят умереть, но как им страшно уходить в одиночестве. А вторые ломаются после личных трагедий вроде смерти родственника и так далее. При подготовке к смерти они всегда сперва убивают себя морально, доводя свое состояние до нужной кондиции, когда рука не дрогнет и шальная мысль не попытается убедить их, что еще возможно пойти по другому пути. И они тоже очень одиноки, ведь после смерти покойник воспринимается ими так, словно без него невозможно жить. Это как с лебедями. Только вот люди способны это пережить и даже найти того, на кого проецировать свою любовь, добившись тем самым собственного спасения. Однако не все на это способны. Многим куда проще уйти из этого мира. Можно воды? – внезапно спросил рассказчик.

–Да, сейчас. – спустя несколько секунд коп принес бутыль воды и, испив ее, арестант продолжил:

–Я– проводник. Моя задача– помочь этим людям. Таких людей я не нахожу специально– они сами ищут и просят, чтобы я проводил их в последний путь.

–Так это у тебя не впервой? – поднял брови полицейский, на что рассказчик замолчал и с укоризной смотрел ему в глаза, – Ладно, продолжай.

–Я не убиваю их и никогда не убивал. Я просто становлюсь за небольшую плату другом на последний час. – его вновь перебил нервный смех полицейского:

–Так что, ты у нас прям как шлюха в одном французском фильме про лечебницу суицидников?– но он быстро прекратил смеяться.

–Нет, не как. Шлюха просто трахает готового вот-вот превратиться в труп старика, а я помогаю людям морально подготовиться к смерти. – "Ого, он знает этот фильм." – Это может выливаться в разные формы. Например, поговорить по душам с инвалидом, полжизни проведшего в коляске, повозить его по местам, где он ранее не бывал. В пределах разумного, конечно. Или же просто полежать рядом с подростком-неудачником где-нибудь в тихом месте в полной тишине. Или споить его до бессознательного состояния, если он того пожелает. За его средства, разумеется. А дальше идет самое трудное– смотреть умирающему человеку в глаза и говорить утешающие фразы вроде… "Все будет хорошо, ты отправляешься туда, где лучше."– пленник на несколько секунд замолчал, явно задумавшись, – Иногда людей в такие моменты пробирает на бурные эмоции. Они дрыгаются, кричат, рыдают в полный голос, крича о том, что не хотят умирать. Некоторые, в особенности женщины, просили заняться с ними сексом. Но такие запросы я удовлетворять не могу.

–Ждешь, пока дух испустят, а потом принимаешься за дело? – с ноткой сарказма хмыкнул коп.

–Нет. Если б мне захотелось переспать с клиенткой, я бы сделал это до того, как она вольет в себя всю упаковку таблеток либо полоснет по запястью. Меня не привлекает перспектива спать с вот-вот-уже-вот трупом.

–Вернемся к эмоциям тех, что уходят. – глаза детектива вновь прищурились в попытке припомнить нужную строку, – Ты сказал… "Пробирает на бурные эмоции, после чего они кричат, что не хотят умирать.", так? Разве это не стоп-фраза, означающая, что они передумали?

Коп не без удовольствия заметил, как его допрашиваемый напрягся.

–Где мой адвокат?

–Прибудет еще не скоро. – полицейский широко улыбнулся, – Продолжай уж, раз попался.

Помедлив с минуту, мужчина продолжил:

–Я не должен их спасать. Они платили мне, я выполнял их волю. Никаких исключений, никаких отступлений. Все, как и должно быть.

–Они же говорили, что не хотят умирать! – усач уперся кулаками в столешницу, – А ты ради наживы отказывал им в этом!

–Я вып…– но ему не дали закончить.

–Знаешь, а ведь это вполне может сойти за убийство, а? – с ликованием в голосе детектив продолжал, – У вас было все, чтобы спасти их, но вы пренебрегли всеми возможностями! Стало быть, здесь вполне пойдет как статья о доведении до самоубийства, так и статья о намеренном неоказании помощи. Что, по счастливому стечению обстоятельств, у нас приравнивается к преднамеренному убийству. А? Как тебе это?

Лишь на секунду глаза арестанта полыхнули, но лишь секунду– он сразу успокоился.

–И что теперь? Обвините меня во всех смертных грехах? Повесите на меня липовое обвинение?

–Чертовски верно, вот только поправлю– не липовое. У нас есть улики, есть труп, есть подозреваемый, есть состав преступления. Вам остается признаться только в мотиве. – резко встав из-за стола, полицейский продолжил, – Вы обвиняетесь в убийстве второй степени Лоры Рихтер. Вас будут содержать в заключении в отделении, а после скорого суда отправитесь в увлекательное путешествие до ближайшей тюрьмы особого режима, где и будете гнить, пока мы проверим всю вашу подноготную и найдем остальных жертв. Я лично буду ходатайствовать перед судьей, чтоб тебя закрыли до конца твоих ублюдских дней! Уберите его с моих глаз! – уже рычал он, когда пара крепких молодцов званием пониже подхватили арестанта под мышки и уволокли из комнаты.

–Знали бы вы, сколько у меня было всего, что мигом бы разбило в пух и прах ваши обвинения… – раздалось уже из коридора, прежде чем закрылась дверь.

Поглаживая усы, полицейский смотрел на свое отражение, стараясь заметить хотя бы малейшие признаки сомнения.

Глава первая.

Вывалившуюся из-под белого покрывала руку аккуратно положили обратно на носилки, снова укрыв от глаз. Труп вынесли. Из коридора донеслось протяжное эхо топота тяжелых ботинок по ступеням. Было слышно, как кряхтят и ругаются сквозь зубы медбратья, медленно спуская все ниже и ниже отголосок прошлого.

Проводя все это глазами, молодой мужчина прошел к дивану и тяжело опустился на матрац. С натужным скрипом первая половина дивана слегка подалась вниз под его весом. Проведя подушечками пальцев по своей лысине, он поднял глаза на следователя. Тот стоял напротив него. В его руках нетерпеливо вертелись ручка и маленький блокнотик. Прищуренные глаза следили за каждым его движением, но, едва холодные глаза жителя квартиры встретились и вцепились взглядом, метнулись в сторону.

–Все было так, как вы и рассказали? Никаких больше подробностей? – словно смутившись своей мимолетной слабости, полицейский вернулся к черным глазам.

–Да. – их выражение ничуть не изменилось– все такое же вежливое холодное внимание.

Поежившись, служитель закона положил ручку и блокнот в нагрудный карман. Сделав шаг в сторону двери, замешкался:

–И, это… сочувствую. – прохрипел он и, сдерживая позыв мокротного кашля, немедля удалился, не поленившись закрыть за собой дверь.

Едва щелкнула задвижка, глаза жильца сверкнули. Осмотревшись во внезапно опустевшей квартире, он понял, что здесь ему больше нечего делать.

Ему была нужна цель, но какая именно– кто ж знал?

* * *

–Ты как? – она гладила мужчину по щекам, шее, ключицам и груди.

Они лежали в постели, сплетя ноги.

–Обязательно спрашивать об этом сейчас? – от долгого молчания голос прозвучал не совсем чисто, скрежетнув в тишине словно острие ножа по стеклу.

–Прости меня. – она положила голову на покрытую мягкими волосками грудь и уже тянулась губами к соску, когда голос приказал:

–Слезай.

–Что?

–Слезай с меня.

–Но… постой, я тебя чем-то?..

–Слезай, говорю, мне нужно встать.

Только теперь она разобрала, как где-то на полу в отброшенных брюках от похоронного костюма вибрировал мобильный телефон. Рука схватила трубку, палец нажал на кнопку вызова.

–Слушаю. – слушал и отвечал, – Да, это я… Да, я подавал объявление… Нет, это не шутка… Да, именно столько я хочу за свои услуги… На самом деле нет– вам они все равно не нужны… Хорошо, где вы живете?.. Так далеко?.. До вас только самолетом могу долететь… Вы согласны покрыть все расходы? – и, усмехнувшись, покосился на нее, – Да, у меня не хватает средств. То есть, вы согласны? Хорошо, завтра я к вам прибуду. Номер своего лицевого счета предоставлю при встрече.

–Стоп, стой! – этот разговор ей ой как не понравился, – Что это значит? Ты уезжаешь?

–Да.

–Надолго? – при этом вопросе ее мужчина застыл, так и не набросив на плечи рубашку-

она так и висела на его локтях, пока его лысая макушка покачивалась, будто играя бликами тусклого света, исходящего из полуприкрытых штор.

–Навсегда, возможно.

–Но… А как же я? – в замешательстве спросила женщина, внезапно чувствуя, как земля уходит из-под ее ног, – Я, что, ничего для тебя не значу?!

–Ага. Выметайся.

Заливаясь слезами, она быстро натянула свои пожитки и вышла из комнаты. Секунд через десять раздался громкий хлопок входной двери. Неспеша надевая на себя все оставшееся, он посмотрел на себя в отражение зеркала и вышел следом.

* * *

–Как вы думаете, мистер, мы с вами доживем до встречи с внеземной цивилизацией? – внезапно оторвавшись от журнала, обратился к нему мужчина лет сорока.

Шел лишь первый час полета. Свет в салоне самолета уже приглушили, стюардессы спрятались в своем отделении, наверняка решив пригубить бутылочку горячительного, а остальные пассажиры либо спали, либо смотрели на своих планшетах видеозапись кровавых расправ, то и дело мерзко хихикая. И лишь только одному внезапно захотелось заняться тем, что нормальные люди уже воспринимают за признак дурного тона– начать ни с того ни с сего очередной бесполезный разговор черте о чем.

–Мы? Контакт с внеземной цивилизацией? Очень сомневаюсь. – тем не менее он криво улыбнулся соседу по месту, решив, что от короткого обмена фразами ничего серьезного не произойдет.

–А я вот верю в то, что это произойдет до того, как я сыграю в ящик. – попутчик блеснул своими белыми зубами.

Вставные. Если так, ему уже недолго осталось.

–Сейчас это вряд ли возможно. Мы перестали быть исследователями, превратившись в потребителей. – человек достал из-под ног бутыль воды, выудив из сумки, – Сейчас прогресс пошел не в ту сторону. Все озабочены большей комфортабельностью нашего существования, стремясь довести ее до абсолютной составляющей, что само по себе абсурд тот еще. Еще в двадцатом веке мы летали в космос, на Луну. А теперь? Прошло больше сотни лет, а людей волнует только одно: у кого мощнее гаджет и чья машина быстрее, дороже. И чей кошель бездоннее, считай, все! Никто больше не хочет лететь в космос, а уж тем более и встречать какую-то там цивилизацию. Слыхали, вон, недавно объявили о выходе в массовую продажу кресел на автоуправлении? Никакая машина теперь не нужна– сел на эту чертовщину с солнечной батареей и гони себе хоть на край света. Или в соседний магазин– стоит только докупить многофункциональный прицеп. С функцией навеса который.

–Ну-ну, Вы утрируете, мистер.

–Вовсе нет. Скажите нам, каковы шансы, что сюда хоть кто-то захочет прилететь? А каковы шансы, что мы наконец построим космические корабли и отправимся покорять космос? Их нет! Сейчас даже редки случаи, когда решают отправить очередной исследовательский зонды– вбухивают миллионы, посылают… и то лишь профанации ради. Это практически ничего не дает! Если б не система потребления, за счет которой обогащаются толстосумы, вовремя присосавшиеся к яблоку изобилия, то мы… я, вы, вот этот человек слева от меня, что храпит как медведь, не летели бы сейчас в самолете, а были бы среди звезд. Вопрос все тот же– зачем более развитой в техническом и моральном плане цивилизации выходить на контакт со столь отсталой, как наша?

С задних рядов начали шикать возмущенные пассажиры.

–Я вас понял. – пробубнил мужчина со вставными зубами и отвернулся к иллюминатору.

Стало быть, долгожданный покой. Человек осмотрелся вокруг себя, стараясь не заглядывать в движущиеся картинки в руках пассажиров в его поле зрения– ничего хорошего он там не сможет найти. Не зная, испытывать ли ему отвращение каждый раз, как взгляд касался чьих-то улыбок, плотоядно облизывающихся ртов или ликующего шепота: "Да-а-а, давай еще раз!", он начал испытывать скуку. Впереди было еще как минимум полтора часа полета, в то время как перспектива выспаться за столь короткое время казалась ему совсем ничтожной. Сидение казалось жутко неудобным, левой ноге было тесно в соседстве с короткими, но мощными бревнами спящего соседа, а в спинку уже вдавились чьи-то колени в предупреждение его потенциального намерения опустить ее и разлечься, вытянув ноги. Решив размяться, он расстегнул пряжку ремней безопасности и выскользнул в коридочик, едва не задев своим задом наклонившееся лицо в ус не дующего бородача, некстати склонившего свою голову на свои бесчисленные подбородки. Куда ни глянь, одни и те же ухмыляющиеся рожи– все как один смотрят старые записи с когда-то шумевших на весь мир трансляций. То и дело пальцы, вымазанные в курином жире или собственных слюнях, утыкались в нижние левые уголки планшетов, заставляя запись прогоняться в очередной раз. Ненасытные. Эти точно никогда не захотят умереть, сохранив надежду увидеть продолжение хотя бы в последние секунды своей собственной жизни.

Пройдя в хвост самолета, он отодвинул шторку и застыл, увидев целующихся стюардесс. Тотчас оторвавшись друг от друга, они в смущении разбежались, – хотя было бы куда разбегаться, в самом деле! – при этом сосредоточенно разглаживая сшитую с иголочки голубую форму и потупив взгляд.

–Мне не важно, чем вы тут занимаетесь. – сказал он, глядя в глаза красивой блондинке, осмелившейся поднять на него свои голубые цвета дневного неба глаза, – Я просто решил пройтись по салону, размять конечности. Вы не будете против, если я попрошу сварить мне кофе и принести к сто первому "Е"? – когда они синхронно кивнули, он открыл дверь в уборную, зачерпнул из-под крана водицы и прохладил лицо.

Не говоря больше ни слова, прошелся из хвоста к носу и обратно, не глядя ни на отказывающихся спать детишек, прыгающих в кресле и пинающих спинки, ни на их матерей, все с той же дурацкой улыбочкой смотревших все те же видео, ни на представительных стариков в бизнес-классе, ни даже на молодого стюарда, с некоего перепуга решившего, что он пьян. Вернувшись к своему месту и вновь перешагнув через "медведя", нехотя поджал колени и уселся.

–Как прогулялись? – доброжелательно поинтересовался все тот же болтун, – Нашли что-нибудь интересное?

–А разве в этом мире осталось хоть что-то интересное? – проворчал он в ответ, пихнув локтем бородача.

–Разумеется, есть! – как будто могло быть иначе, – Вы же в курсе, что на этом Аэробусе, к примеру, вместо одного стандартного маршала имеется сразу три?

–А разве их работа еще актуальна?

–А как иначе? – удивленно оскалил свои белые зубы спутник, – Чем дольше живем, тем больше опасность, разве нет? Пусть у нас и настало время, когда террористическая угроза уже не столь велика, как, допустим, в те же десятые-двадцатые, но мы ведь с вами помним, что творилось по всему миру не так уж и давно? Все эти взрывы, убийства, сплошное насилие кругом– ведь это было не так уж и давно, чтобы вы, я и кто-либо еще мог заявить, что не застал в своей жизни подобных событий! Вы знаете, что, хоть мы и старались, но не смогли искоренить рабство до самого конца? Где-то там, на Востоке, все еще крадут или добровольно продают детей, хотя, стоит признать, уже не в таким масштабах, что, кстати, никак не исправило ситуации– уровень бездомных детей растет с каждым годом и дела до них никому нет. Они воруют, сбиваются в стаи, устраивают набеги на злачные места, только что не убивают, потому что знают– коль они переступят эту черту, их тут же показательно казнят прямо на площади.

–Будто бы и не выбирались из древних времен. – усмехнулся он в ответ.

–Ну, не соглашусь. Казни необходимы для того, чтобы напоминать им, напоминать нам о важности жизни и о том, что мы все давно знаем– после не будет уже ничего. Нельзя преступать закон, попирая чью-то жизнь, от которой он, возможно, зависит. Ведь, если убьют, к примеру, торговца, на том же рынке произойдут неизбежные, пусть и небольшие перемены, которые все равно произведут переформирование. Теперь уже его место не займет конкурирующий деятель, нет! Все они– деятели, я имею в виду, – задумаются о том, что же сделал или не сделал их фактический коллега, и предпримут соответствующие меры, усилив, к примеру, свою охрану. Усиление охраны повлечет за собой повышенные траты, что в свою очередь выльется в повышение цен, ведь никому из них не захочется даже ради безопасности снижать свой общий уровень жизни. И тогда убийцу проклянут в третий, в пятый и пятидесятый раз те, что наблюдали за тем, как ему ломают руки и шею, решив не ограничиваться расстрелом.

–Так это ж на востоке, в других странах иначе.

–Может быть да, может быть и нет. Но соль в том, что мы попытались изменить мир к лучшему, но он упорно не меняется. Благое намерение отдается фатальными последствиями и вот ты уже не благодетель и спаситель детей, а атаман их маленького жаждущего крови сборища.

–Я ничего не делал. Хотите кого-то обвинить– начните с себя. – буркнул он, понимая, что не хочет больше поддерживать беседу.

–Да послушайте же вы, я вас не обвиняю! Ваш выпад вполне ожидаем и я прощаю вам его, тут же и добавив, что я, как и все мы, делал много хорошего и много плохого, ни на секунды не задумываясь о том, в какую сторону склонилась чаша весов.– худая суховатая ручка похлопала по его ладони как бы довершая показную миролюбивость,– Я уверен, что и вы в свое время сделали что-то плохое, о чем будете жалеть всю свою жизнь. Например, смотрели к…

–Нет. – отрезал он, убрав руку, – Я никогда ни о чем не жалел и не буду жалеть. Я не задумываюсь о том, что плохо, что хорошо– я делаю так, как сам решил. Разговор окончен.

–Не буду настаивать. – в ответ прошептал умирающий мужчина.

Больше они не заговаривали.

* * *

–Вы совсем другой, нежели я представляла. – подозрительно прищурившись, выдала Мисс Один.

Заметив поднявшуюся в скепсисе бровь, она пояснила:

–Нет, вы не подумайте плохого! Просто в объявлении вы не представили фото, а голос у вас звучал как-то… постарше?

–Я и подавал объявление. Аванс на руках?

–Он у меня дома. Вы готовы начать прямо сегодня?

Грустная, полноватая женщина двадцати пяти лет чуть исподлобья взирала на него своими большими глазами с редкими ресницами, не зная, пугаться ли ей его приходу, то и дело убирая со лба спадающую челку русых волос. Рот, изогнутый дугой краями вниз, чуть приоткрылся в ожидании ответа.