Кто-то рядом

Время десять, а ее все нет. Придет, а шеф даже не поинтересуется: «Где вы были, почему задержались?». Стоит мне на пять минут задержаться… Сарказм в каждом слове: «В пробку попали?». Да! В метро есть пробки! Но они под землей! Их не видно не из космоса, не из окна чиновничьего лимузина! И мой шеф – Василий Сергеевич Железнов, их не видит, потому что до работы добирается на личном «Вольво»!

Хотя я сам виноват – график то у нас как бы свободный, а я в восемь тридцать уже на рабочем месте. Придет товарищ Железнов в девять, раньше ни разу не замечал, я сижу, работаю, так сказать. И всегда так. Всегда! И вдруг меня в девять нет! И сразу: «Где вы были? Почему задержались?». А мне… Нет бы понахрапистей, по наглому как-нибудь. Сюсюкаю, оправдываюсь.

Вот и Светлана Владимировна перешерстила, слегка задев краешком своего искрящегося плаща, слегка кивнув, чуть улыбнувшись. А следом два пажа-практиканта. На меня ноль внимания.

Хорошо! Представляю свою рожу! Вон Фот зубы скалит. Подмигнул. Гад! А еще друг!

Все… Писать о Булкине… Бабулькине.

А практиканты – дураки! Они думают, что, если Светлана Владимировна пишет о своей работе в качестве массажистки в подпольном салоне («по зову сердца пошла я услаждать ненасытных»), значит и им обломится. Да она там никогда и не была! Хотя? Может раньше, до редакции, до замужества? И чего ее муж бросил?

«Вот к Бабулькину…»

Не так…

«Фото Бабулькина мне прислали на Е-мэйл.

Не первой десятки! Не работа – шабашка!

Так подумал я, заряжая видавший виды Ремингтон».

Стоп. Чушь! Какой Ремингтон? При чем тут Ремингтон?

Все из-за Светланы Владимировны…

Женится надо! И мать успокоится. А то достала! Мало ей внуков от Таньки!

Интерфон моргает.

– Да Василь Сергеевич.

– Женя, зайди ко мне.

Так и есть – Виктор Николаевич и Василий Сергеевич, сквозь стекла «аквариума» изучают мою личность. Значит опять буду задавать вопросы, терпя оскорбления, за которые других убивают! Судьба!

Виктор Николаевич выскользнул из кабинета шефа за мгновенье до моего появления в нем. Прошмыгнул без ухмылки. Странно…

– Заходи, садись. – Вежливо. Культурно.

– Роман пишешь? – Участливо поинтересовался Василий Сергеевич и переключил свое внимание на стол с бумагами.

Наверное, мои глаза выпучились, как при базеновой болезни, губы точно изогнулись обратной улыбкой:

– А-а-а…

– Что? – Железнов поднял голову от бумаг.

– Почему вы так решили? – Я успокоился. Ну и гад же этот Попов!

– Что решил?

– Ну это… Что я роман пишу.

– Эх, Евгений… Я же опером… – И кинул взгляд поверх поляризованных стекол. Он всегда так, когда к человеку с сочувствием. – Вот ты, когда будешь соответствовать профилю отдела?

– А что я? – Всегда он ко мне с намеками.

– Ты вчера утром что делал?

Пожимаю плечами – не помню.

– Вчера ты пасьянс раскладывал.

– Не раскладывал! – Наверное, он прав, но…

– Да? А что еще можно делать, лениво водя мышкой, тупо глядя в экран, развалившись на офисном стуле как в шезлонге на пляже?

– Читать сводку новостей в интернете! – И честно глядеть в глаза начальству.

– Молодец! – Головой покачал, брови выше стекол всплыли. – Быстро соображаешь! Только когда сводку читают – мышкой вверх-вниз водят, а не тупо туда-сюда.

– А что нельзя? Все равно никого нет… На рабочем месте!

– Вот здесь ты не прав. Играть – нельзя, не в детском саду. А кто где – это вопрос ко мне, к руководителю. И спрашивать мне.

Что я могу ответить? Я только глубоко вздыхаю.

– А сегодня ты быстро-быстро клацал по клавишам, стреляя глазами по сторонам – не видит ли кто. – Быстрые у него переходы. – Когда я вошел, сделал вид, что ничего не делаешь. Вот это неправильно! Писать надо! И опыт, и стиль, а возможно – и деньги, и слава! Пиши! И газете плюс!

Вот ненавижу себя за это, а ни чего поделать не могу – губы сами расползлись, лицо свернулось слегка на сторону, глаза долу опустились… Прям Табаков в роли Петра Петровича из «Механического пианино…»!

– Да! А что там по Булкину? «Убийца» нового ничего не прислал?

Видать хорошим опером был Василий Сергеевич! Как ловко у него получается – расслабить подследственного, и тут же вопрос по существу – неожиданно, как выстрел Джони Депла! Сколько раз он со мной это проделывал! Знаю, жду, все одно – ловит!

И из красной девицы я превращаюсь в испуганного воробья, которого кошка еще не поймала, но готовая прыгнуть, держит бедного глазами.

– А вот это плохо, Кульков. – Спокойно, властно. – Это ты должен в первую очередь был сделать! Почта Николая Федотовича… – И помотал головой осуждающе. И покивал головой осуждающе. И вздохнул глубоко.

– Сейчас… Сейчас… – Чуть заикаться не начал. Эх! Хороший, видать, опер был Василий Сергеевич!

– Не надо… Ты вот что…

Глава 2.

Булкин – фамилия известная, но расплывчатая. Булкиных много, но тот Булкин – один. Один олигарх среди Булкиных. Не публичный олигарх, не такой, что в телевизоре каждый день мелькает, но тот о котором «Форбс», русское издание, изредка упоминает.

И вот убили Булкина!

А как убили! Кто только о Булкине не вспомнил! И «Форбс», и «Коммерсант», и многие, многие другие! И мы написали!

«Форбс» вспомнил как Василь Васильевич прошел путь от простого М.Н.С. и по совместительству председателя кооператива, до хозяина нескольких заводов. «Коммерсант» раскопал криминальные корни, лежащие в основе бизнеса убиенного, другие писали в силу своих знаний и предрасположенностей. Мы, естественно мой бывший начальник отдела, о последних секундах жизни олигарха Булкина, о главном событии в его жизни, о смерти – правду, только правду, одну правду!

Вот за эту правду Николая Федотовича и сняли! Посадить хотели! Ведь надо – так подробно и точно описать весь процесс! Следователи статью под стеклом держали! Все в статье имелось: и оружие преступления, и план действий, и методы воздействия на жертву… В чем одет убийца был, где мотоцикл взял, как гранату кинул, чем дверь в машину заблокировал… Об исполнителе – ни строчки, ни буквы! И по тексту выходит, что статью как бы сам убийца и писал…

Да правду сказать… Сам убийца и писал – прислал Е-мэйл Николаю Федотовичу с подробнейшим описанием, а тот…

«В десять тридцать две убийца зашел в подъезд дома № 5 в Староконюшенным переулке, во второй подъезд, набрав на домофоне код. Спрятавшись под лестницей, он выждал три минуты. Дверь открылась, в подъезд зашел юноша, работавший аниматором. Киллер ловким натренированным движением ударил недотепу по затылку. Парень упал, предоставив свой костюм исполнителю преступления…».

Следователи нашли в одном этом абзаце факт раскрытия служебной информации – вроде как Николай Федотович, одного из свидетелей убийцу видевшего вывел и чуть ли не до могилы довел – подставил.

Дом и подъезд проверили: не подъезд – проходной двор. А еще в центре!

Про мотоцикл…

«Переодевшись, убийца в костюме рыжего клоуна, быстро дошел до пиццерии «Клаудио Карнелли», и у служебного входа, сделал несколько выстрелов из травматического пистолета в охранников и угнал мотоцикл, который использовался для доставки пиццы».

Далее описывалось как убийца несколько недель изучал привычки Булкина – знал, что пытался олигарх бросить курить, но в пробках, а в центре они случались часто, все же курил – при этом люк в машине открывали. В этот люк убийца и кинул гранату.

В этом месте Николай Федотович не доглядел. Одно предложение оставил в авторской редакции: «я знал, что Булкин, когда курит, открывает в машине люк».

Машины так плотно стояли, что двери открыть никакой возможности никакой! Так этот гад, у тротуара мотоцикл остановил, сам по крышам пробежался – в люк гранату кинул и тем же манером обратно. Пока сообразили – взрыв, дым, паника…

Народу полегло… Террористов хотели искать. Тут Николай Федотович с подробным описанием…

Про убийцу многие писали. Друг у друга показания свидетелей перепечатывали, но конечно и свое добавляли. Убийца получился – клоун из американских боевиков – эдакий Бим или Бом – не помню, рыжий который. Убийца думаю насмотрелся этих американских боевиков, как-то показывали, там ребята в костюмах Элвиса Пресли казино грабанули – с жертвами, с психологическими диалогами, все как положено.

Да… Так наши конкуренты Бима и Бома кто перепутал, а кто скрестил. У одних он вышел белым и печальным, у других рыжий и смешной, у кого – рыжий в белом костюме. Совсем не профессионалы, есть к сожалению, среди журналистов и такие. Некоторые, вообще лорда Вердера из «Звездных войн» вывели: черный шлем с черным стеклом, черная кожаная куртка, черные кожаные перчатки, черные кожаные штаны, черные сапоги. На черном мотоцикле. Особые приметы: рост – выше среднего, худощавого телосложения. Про рост и сложение – все повторились.

Под такое описание кого хочешь посадить можно! Но не Николая Федотовича! Потому как он – роста небольшого, телосложения объемного, а из кожи на нем – ботинки и перчатки, но и те коричневые, под цвет дорого драпового пальто и фетровой шляпы.

А вот меня… По делам зашел на Петровку. В коридоре Николай Федотович – сидит на стульчике, глаза в пол вперил, дышит глубоко, натужно… Чуть не красными пятнами пошел – после допроса видно. Я мимо иду, он случайно по мне краем глаза скользнул. Не бежать же? Подошел, поздоровался, отчитываться стал – заходил к Васильеву, по делу Побежимова… Шеф заинтересовался! Вопросы задавать начал! Больше про адвокатов, сроках, следователях. Оттаял немного.

Тут товарищ в двубортном сером пиджаке в коридоре появился. Из той двери вышел, из которой до того Николая Федотовича выпустили. Вышел товарищ и на меня внимательно посматривает – с прищуром, вроде опытный портной мерку снимает, одними глазами. Я на полуслове поперхнулся, шеф сник, платком сухой лоб вытирать начал.

– Вы знакомы? – Нагло так, вызывающе, к Николаю Федотовичу.

Шеф головой чуть-чуть клюнул, и на меня тоскливые глаза свои перевел.

– Да! Я журналист! Работаю под началом Николая Федотовича! Нахожусь здесь по делам редакции! – Мне боятся нечего! У меня не то, что приводов, мне даже ни одного штрафа ни один Гаишник не выписал!

– Уж больно вы под описание убийцы подходите… – Это товарищ в штатском. Тихо так, шепотом, задумчиво. И громко. – И работаете вместе! Да еще и подчиненный.

В глазах радость, улыбка до ушей! Дело раскрыл!

«А ведь…» – додумать я не успел, но мысль выходила скорбная.

Полковник Дятлов в это время мимо проходил – со мной за руку поздоровался. И с товарищем в пиджаке за руку поздоровался. И товарища в курилку увел.

Сел я рядом с Николай Федотовичем, вздохнул глубоко…, и шеф вздохнул. Переглянулись мы, и молча, скоро-скоро из здания поспешили.

От шефа отстали. Но психику попортили. То он ходил с высокоподнятой головой, а тут головой поник, плечи опустил, глаза долу… Заикаться начал! Раньше на звонки реагировал величественно-благодушно, а тут сразу за трубку хватается, с собеседником сюсюкает…

Часто стал с работы уходить – то в милицию, то в ресторан пригласят, пообедать в не формальной обстановке, то на дачу…

Больше всего он не хотел на дачи ездить. Понятно – кругом леса. Вокруг дач в смысле.

А милицию люди не боятся! Сейчас. Многие – только туда! Не дай бог на свободе остаться… Мне так говорили.

Но ни чего – обошлось. Отступили от Николая Федотовича дознаватели всех рангов и мастей, подступило руководство издательства и тихо шефа на пенсию оформили. Он даже обрадовался.

Все думали на его место Виктора Николаевича поставят. Варяга взяли – Василия Сергеевича. И опять я при деле, при том же, что и при прежнем шефе – статьи правлю. И почту читаю. Электронную.

Железнову новую завели, но и старую – Николая Федотовича, удалять не стали. Потому как на этот адрес кроме спама, присылали еще: письма читателей; «настоящую литературу», в которой разобраться мог только «Уважаемый Николай Федотович, с его чутьем журналиста», после ухода этого «уважаемого», разбирался я; послания с угрозами – ими, со злорадной улыбкой, разбирался новый шеф – Василий Сергеевич; «стоящая» информация – делились с полицией; и много, много другого…

Приходили и послания от убийцы господина Булкина.

Через две недели, после увольнения Николая Федотовича, от этого киллера приходит сообщение – с фамилией… Такая фамилия! Булкину до такой фамилии – работать, работать и работать! Прогоров! Олигарх из первой десятки «Форбса»! В письме убийца просит о готовящемся покушении в газете сообщить, чуть ли не на первой странице.

Об этом желании киллера сообщили и в полицию, и в ФСБ, на всякий случай, и, естественно, в службу безопасности этого самого олигарха с большой буквы. Официальные следователи думали, думали – исполнить желание автора письма или нет – да так ни чего и не надумали. А вот из службы безопасности известного холдинга ответили – «Нам пуфику! Тираж, небось, поднять хотите? Печатайте. Мы…», и много о себе хорошего. Напечатали.

Хвальбишку, из службы безопасности известного холдинга, выгнали, потому как покушения никакого не было, а акции холдинга в цене упали. Известный олигарх, только от одного сообщения о своей возможной кончине, потерял денег больше, чем от кризиса мировой валютной системы. Нет… Потом, конечно, он эти потери «отбил», по слухам даже у миноритариев, под это дело, по дешевке активы выкупил, а после того как не умер и цены опять прежними стали…, впрочем, я в этом не разбираюсь, но скандал по поводу… Больше писем от преступников мы не печатали!

А письма были! Тот же убийца, и опять по душу богатого господина. Мы опять всех предупредили, на уступку преступнику не пошли, а он, преступник, слово сдержал – богатого господина на тот свет отправил!

Шумиха, оскорбления, наезды! Ведь мы такие же жертвы, как и Булкин, и Мураховский, это второй убитый – человек не бедный, но откуда-то из провинции и не особо знаменитый… И господин Прогоров…

Слава Богу прекратились послания! Но почтовый ящик Николая Федотовича оставили. На всякий случай.

Глава 3.

Василь Сергеевич глаза, хоть они за зеркальными стеклами, в сторону отводит, с огромным вниманием в верхнем ящике стола ищет что-то, и так невзначай кидает:

– Ты, Жень, Лушкину Маргариту Леонидовну, давно знаешь?

Вот что-что, а память у меня отменная! Если слово услышу, в нашем деле слова знать – первейшее дело, помню! А уж фамилии! Не забываю.

– Совсем не знаю, Василий Сергеевич. А что?

Железнов от ящика оторвался, на столе пальцем пыль перебирать начал.

– Да так… Соседка это твоя. Напротив живет.

– Да?! – Соседей надо знать! И не только в лицо, не только плохое. Фамилии, имена, а если человек в возрасте, то и отчества – записывать необходимо. – И что? – Я решил, что соседку убили, соседка не простая, и статью бы написать с подробностями о душевной теплоте убиенной, а журналист Кульков о старушке…

– Звонил сегодня «Спамер», – мы киллера, который письма слал, «Спамером» прозвали меж собой. – С номера этой самой Маргариты Леонидовны.

Опаньки! А убийца то – под самым моим носом, оказывается, обитает!

– Ну!!! – Наверное в свой невольный возглас я вложил столько искреннего удивления, что Василий Сергеевич о пылинке на столе забыл и в мои честные глаза своими зеркальными стеклами уставился.

– Да, Жень. Позвонил в полицию и предупредил о готовящемся убийстве. – Сказал Железнов, и отвалился на спинку кресла – осталось ноги на стол и сигару в зубы – Терминатор в роли шерифа Скруджа.

– Кого на этот раз? Опять олигарха?

– Нет… Не олигарха. Убийство должно быть ритуальным.

– Так может это и не Спамер?

Василь Сергеевич пожал плечами:

– Может быть… Он обещал подробности на почту Николая Федотовича переслать… а ты значит не смотрел пока…

– Я мигом! – Мое движение к двери шеф прервал тихим, не должным быть, замечанием: – Не надо. Я программиста вызвал… Пусть у меня настроит. Ты вот что…

Железнов вернулся к невидимой пылинке.

– Иди сегодня домой. И завтра на работу не приходи…

– Завтра суббота, я и так выходной.

Шеф стрельнул правым глазом поверх поляризованного стекла.

– Ага. Ну и хорошо! Но ты вот что… Ты не просто сиди. – Он облокотился на стол, поддавшись вперед. Понизил голос до шепота: – Я так понимаю – ты соседей не знаешь?

Словно в гипнотическом трансе я несколько изогнулся к столу, кивнул и заговорщически подтвердил:

– Нет, Василь Сергеевич, не знаю… Почти. – Честно закончил я.

– Ага… Вот и узнай. Фотоаппарат есть или у Фота спросить?

– Есть! – Гордо выпалил я.

Совсем не давно, находясь под влиянием обольстительного повествования Андрюхи Фота о творчестве художника с камерой, я приобрел зеркалку Кэнон. У Андрюхи. Он их менял часто. Новая в магазине появиться – тут же берет. А старые, продавал: знакомым, коллегам, друзьям. Я у него в друзьях числился, потому он мне к камере объектив совсем дешево подогнал. Очень хороший объектив – серии Л, с увеличением… Времени все не было свободного в парк сходить – опробовать. Вот теперь пригодится! Весь подъезд… Весь дом перефоткаю!

– Вот и хорошо. В понедельник с подробными отчетами!

Да! Стать центром притяжения преступного мира – для журналиста криминальной газеты, для писателя детективного жанра, в общем для меня – мечта!

Я медленно вышел из «аквариума», медленно проследовал к своему столу, выключил компьютер.

Эх! Надо было почту проверить! Вдруг письмо есть! А ладно…

Значит, поездка на дачу к маме и очередное знакомство с очередной дочкой очередной соседки отменяется. Задание редакции! Важное задание – не поход в суд за сводками; не интервью у только что вернувшегося с зоны вора в законе еще ни чего в окружающей действительности не понимающего; и не правка статьи заведующего отделом Железнова Василия Сергеевича!

Странно – начало рабочего дня, я спокойно ухожу, и никто не обращает на это никакого внимания? Фот оторвался от экрана, лениво скользнул по мне глазами – ноль. Вроде ничего не происходит.

– Пока. – Тихо говорю я Андрею поравнявшись с его столом.

Кивок в мою сторону…

– До понедельника. – Пробую я вызвать хоть какой-то интерес к своей особе.

Помогло.

– Ты что, сегодня больше не появишься? – Таращится Андрюха.

Я чуть поджал губы, одними глазами осмотрелся и слегка поводил головой из стороны в сторону.

– В суд? – На грани слышимости прощебетал Фот.

Я сморщил нос.

Его брови приподнялись, ресницы разбежались подальше друг от друга:

– Тебя, что уволили?

Уволили?

– Почему уволили? – Мое высокомерие рухнуло и разбилось

– Ну как? Раз не в суд… Или интервьюировать?

– Да нет… – Я махнул рукой. – На задание. – Тихо-тихо.

Андрей спрыснул, мотнул головой и вперился в монитор, весь экран которого занимала морда измученной старостью, болезнями и голодом коровы. На морде сидело много мух. Я не биолог, но все они казались давно знакомыми дрозофилами. Почти.

Андрей увеличил изображение. Теперь на экране была только муха, расплывчатая, толстая… Фот поколдовал над клавиатурой, поводил мышкой – тельце мухи стало зловеще бордовым, хоботок удлинился, глаза пожелтели. Страшное порождение враждебного космоса сосало из родной вологодской буренки темную кровь!

– Это ты что? – Я потыкал в экран.

– А-а-а… – Протянул фотохудожник. – Для одной газетенки, шабашка. Мухи-убийцы высосали кровь у стада коров… Кажется.

– Где? – Мне стало страшно.

– Ну ты даешь! – Фот скривился, да еще у виска покрутил. – А еще журналист! Да…

– Жулик!

– Дурак!

Обменявшись комплиментами, мы расстались друзьями.

Глава 4.

Хорошо в рабочий день не работать! Сиди себе дома, на кухне, у окна – пей чай, лениво лови краем уха треп радиоведущих, слушай музыку, жалей случайных прохожих, вынужденных тащится под серым холодным дождем… Хорошо! Конечно, если бы светило солнце, или под окном не серел обычный московский двор, запруженный машинами, а текла быстрая река и стояли мангалы – радости было гораздо меньше.

Однако, после третьей чашки чая, и восьмой однотипной песни из приемника, я заскучал. Прохожие брели, и все мимо. За полтора часа моих наблюдений я сделал сорок фотографий. Тридцать семь удалил как лишние – не соседи. Потом вообще перестал фотографировать, ограничился наблюдениями. Если кто подозрительный будет… Тогда щелкну, а так…

Неудобно следить. Хоть из окна кухни и видно оба наших подъезда, но что бы хорошо разглядеть входящего, приходится чуть ли вдавливаться в стекло. С балкона конечно лучше, но холодно.

Глаза сами собой провожают девушек. Сколько их! И все симпатичные. Курящих много. На детях может сказаться, и так экология…

Я же преступника должен выследить! Вон мужик подозрительный. Куда же это…

Симпатичная какая…

Стоп! Все! Наверное, права мама – жениться пора! Старается мама, невест ищет! Вдруг нашла соседку красавицу? А я завтра не приеду, не познакомлюсь! Просижу тут, в окошко как бабулька какая…

Ага! А вот и бабулька. Восьмой этаж. Почти напротив – только выше. На меня уставилась. Подумает еще, что я… Преступник! Точно. Сижу, слежу, фотографирую.

Нет… Тогда уж следователь. Частный сыщик. Во – самое то!

А если к этой бабульке… Так мол и так – журналист отдела криминальной хроники Кульков Евгений Валентинович! Не могли бы вы помочь и… а что ей? Все одно в окно пялится.

А интересно кто же эта Лушкина Маргарита Леонидовна? Три года в доме живу, а никого не знаю!

Вот хорошо бы эта Маргарита была молодая и красивая! И не преступница, а жертва! Да. Преступник ее обманным путем затянул в… Нет – лучше запугал! Взял в заложники ее папу богача! И тут я ее спасаю, папу освобождаю; мы женимся; я описываю все это в книге; становлюсь знаменитым, богатым; мы живем за городом… Ново-рижское направление хорошо – там и экология, и пробок меньше, и до работы ближе… Нет! Какая работа? Я же богатый и знаменитый писатель!

По выходным к нам будут приезжать друзья. С детьми. У меня же будут дети! Мальчик и девочка. И Фот со своей…

Фот холостой и жениться не хочет! Зря! Семьями дружить так хорошо.

Постоянно меняет девушек, как фотоаппараты. Правда они ему для этих фотоаппаратов и нужны – он всех и все только сквозь видоискатель и видит! Счастливый человек! Нашел себе место в жизни.

Лера! На Лере он хоть завтра жениться. Только Лера себе все ищет…

Только все равно – девушка – это не будущая фотография! Девушка это…

Вон к той бы он точно прицепился. Страшненькая, но на фотке выйдет…

Черт! И я туда же! Вот ведь Андрюха и меня в свою религию…

А это кто в наш подъезд? Лицо кавказкой национальности. К кому?

Как представлю себя со стороны… Быстрее к глазку! Сосед-извращенец, стукач-трюкач, грязный подглядыватель!

Человека нет, да может и вообще на другой этаж пойдет… На лифте едет. Вообще не определишь…

Оп-па! Лифт на площадке нашей остановился!

Парень молодой… Чеченец! Или дагестанец… Или осетин?

И прямо в квартиру Маргариты!

Интересно – где они познакомились? Сколько ему – лет двадцать, двадцать пять… Примерно моего возраста. Значит и Маргарите столько же… или поменьше? А может больше?

Не важно! А важно то, что вот этот террорист взял в заложники ее папу и…

Стоп! Какого папу? Если бы папу – телефон бы на папе…

Так он же богатый! Папа ей квартиру купил, а сам на рублевке, в Жуковке какой-нибудь, или в Барвихе…

Будем в Барвиху на выходные…

Стоп! Успокоится и думать по делу.

Как же ее спасти? Нужен план! У вас есть план, мистер Фикс? У меня есть план, мистер Фикс!

А у меня плана нет. Жаль…

А если наоборот… Если эта самая Маргарита… Леонидовна. Эта Маргарита Леонидовна – самая прожжённая преступница на свете? Если это она, этого молодого, не опытного, не грамотного юношу соблазнила и использует в своих гнусных целях?

Точно! Булкин был ее любовником. Когда Булкин нашел себе более молодую, она соблазнила этого чеченского юношу, и юноша убил Булкина! Точно!

Значит она зрелая и опытная… И когда я подберусь к разгадке ее страшной тайны, гражданка Лушкина, эта Маргарита, эта страстная, опытная, прожжённая и с большой грудью, как у Светланы Владимировны…

Тьфу! Жениться надо!

Только сперва – с соседями познакомится. Три года и не одного…

В прошлом году, летом, жара стояла. На лавочке пиво пил. Парень подсел – Вадим. Из нашего дома? Даже не спросил. Но выпили хорошо! Напились, можно сказать! Он кажется психологией занимается – преподает или работает… Все журналистикой интересовался…

А может плюнуть на газету, на Железнова? Время есть. На работе писать не дают, дома займусь. Преступников пусть полиция ловит.

Ноутбук на кухню. Чай. Нет… Кофе. Свежезаваренный, ароматный кофе.

Итак…

«Как к Бабулькину…»

Что-то фамилия не благозвучная – Бабулькин.

А если эта Лушкина – пенсионерка? Старушка? И ее взяли в плен боевики!

В интернете посмотреть? Может там, что на Лушкину есть?

Около окна лучше ловит. Лох этот Артур – кафе открыл, Wi-Fi провел и весь дом в интернете на халяву. Спасибо тебе Артурчик.

Лушкина… Маша в Файсбуке, Юля в Контакте, Лена в МоемМире… Лушкина гора в Краснодарском крае. Маргариты Леонидовны нет!

Во – модель Катя Лушкина. Родственница? Надо проверить…

Симпатичная. В полный рост, в купальнике, на мероприятии… Да тут целое агентство! Сколько их тут молодых и симпатичных!

Так… Оля Белая, Дарья Черная… Псевдонимы? Дарья ух! Так бы…

Жениться что ли?

Давно я близко с женщинами не общался. Ох давно!

И что мешает?

Время жалко! Вбил себе в голову, что гениальный писатель! Кончилась личная жизнь!

А ведь Леночка Белолобова, осенью мамуля познакомила на даче, не того же ли поля? Культурно так все начиналось… Все художественные музеи с ней обошли! Как выставка какая – мы первые… Я первый! Возьму билеты и жду. Она меня за пажа держала. Поди, подай, пошел на… Не мешай!

Поцеловались и сексом занялись недели через две… Так себе – вроде нужно, а то как же… Придет и о высоком рассуждает. О роли художника в истории. О великий Моне, о несчастный Мане… Я в это время на кухне – над ужином колдую.

Люблю хорошо поесть. Люблю, но и готовлю! К приходу Леночки, приходила она по вторникам и четвергам, или кролика в винном соусе с прованскими травами, или седло барашка в духовке, или плов по всем правилам, или… Чего только не готовил! Каждый раз – что-то новенькое. И вино, и свечи, и цветы…

Посидим, покушаем, вина попьем…

– Ты иди в душ, а я постелю. – Это Леночка в первый раз так – скромно и деловито.

После поцелуя. Второго или третьего? Второго. Первый так прошел, в скользь… а второй долгий выдался. Вот после него, скромно, спокойно, по-деловому…

– Где у тебя бельё? Диван только разложи.

Разложил диван, дал простыни, подушки… Она зачем-то все понюхала…

Я помылся, выхожу – стоит у двери, ждет. Нырк, и закрылась.

Лег, жду. Пришла. Быстро полотенце с себя сняла, аккуратно на кресло положила и ко мне. Пару раз поцеловались, потерлись, она руку под подушку и презерватив протягивает.

– Не знаю какие ты предпочитаешь… Это обычный. Пойдет?

Какие с таким человеком отношения будут? Деловые. Это я так думал. Леночка считала – духовные! Ведь она много говорила о живописи, пока я готовил на кухне.

По субботам я к ней ходил – она с родителями жила. Родители на дачу, мы сексом заниматься. Она тоже готовила… Разогревала, что мама оставит. Поставит в микроволновку, и о высоком! Все о высоком и о высоком.

На кухне поужинаем и в кровать.

По воскресеньям на выставку. Иногда в театр или в кино.

Клубы – редко, очень редко. Своеобразные, с волосатыми господами за шестьдесят, с немытыми дамами за сорок, или напротив – с изыскано-вычурно одетыми, гламурно стриженными и пахнущими Дольчей и Габбаной.

На дачу приедем – я к своей маме, Леночка у своих родителей. Совместное поедание пищи идет, обед или ужин – когда как, моя маманя намеками:

– Вы уж смотрите, деточек не заведите до свадьбы…

А Леночка просто, так:

– Какие дети! Мы же предохраняемся. Да и вообще – сперва карьеру сделать… а я еще не доучилась.

Мама у меня современная, но старомодно воспитанная. Куском не давилась, а глазки долу опускала.

– Что же ты к Женечке не переедешь? Если вы… – И опять глаза опустит.

– Нет, Вера Георгиевна. От Евгения Леночке до института добираться далеко. – Это Вячеслав Петрович, Леночкин папа.

У нее родители современные, деловые. И как дочка такая духовная получилась?

Внешность у Леночки конечно эффектная! И смотрелись мы… В клуб какой зайдем – все внимание обращают. Она – высокая, худая, бледная… Волосы рыжие, четь ли не красные, распустит! Глазами зелеными сверкает! И платье, или кофточка, или свиторок – темной рамой всю ее красность, бледность и зеленость оттеняют. И я рядом – такой же рыжий, волосы дыбом, бледный, в темных очках, в потертом твидовом английском пиджаке… Пиджак она мне подарила. Специально. Думаю, если бы не мои рыжие волосы, так подходящие к ее рыжим волосам, у нас никогда бы ни чего и не было.

Но было и было. Хорошо, что кончилось. Однажды, враз и навсегда.

В субботу, как обычно, поставила она, голубцы кажется, разогреваться, и о новом веянии в живописи что-то… Возбужденно, руками даже движения возле головы… Я как-то обычно – киваю, губы плющу, поддакиваю, глазами временами таращу. Леночка вдруг резко замолчала, с прищуром на меня уставилась. Минуты две изучала, а потом как-то обреченно, но решительно, вроде как самое свое сокровенное:

– Пошли! Покажу!

В зале, диван уж приготовлен – она его заранее разложит и заправит, открыла она шкаф, порылась у его дальней стенки и вытащила картину в простыню завернутую. С дивана постель свернула быстренько, сложила его. Простыню с картины сняла и на диван поставила.

– Ты смотри… Я на кухне буду. – И ушла.

Смотрю я на картину, понять не могу. По-моему… Не понимаю я этого искусства нового. Хотя Пикассо – нравиться, и не «Девочка на шаре», а портрет мецената какого-то, в Пушкинском музее висит… А это?

Время тяну. Что сказать? А Леночку не слышно – вроде замерзла на кухне. Я к коридору тихонечко, в кухню заглянуть крадусь… Хитрый народ эти бабы! Она меня в зеркале рассмотрела – у них зеркало в коридоре висит, и если в зале к двери подойти, то с кухни видно будет. А я крадусь!

Леночка с кухни, глядя в отраженные в зеркале мои глаза:

– Ну что? Как тебе? – Голосок дрожит, похвальбы требует. Надежда в голосе, но и страх – ведь я от картины сбежать по-тихому хотел.

Я возьми и ляпни:

– А откуда у вас Пикассо?

Что тут началось! Я и дурак, и придурок, и скотина! И в искусстве ничего не понимаю! И сколько она на в меня своей души вложила, чтобы я! А я! И даже несколько матерных слов… В общем выгнала меня взашей!

Я первое время переживал. Мама позвонила, пожурила – как это я так современную голландскую школу от древнего кубизма не отличаю? Что Леночка пишет по всем правилам этой самой современной…, впрочем, слушал я в пол уха. Потом успокоился, обрадовался… Затем как-то потянуло к ней… Четверг кажется был… Позвонил, не выдержал. Вячеслав Петрович трубку снял и попросил больше не звонить. Я Леночке на сотовый – сбросила и в черный список внесла.