Коридор

Часть 3

Глава 1

Когда речь заходит о волшебниках, многие представляют седобородых старцев с ветхозаветными посохами. Тех самых, что изучают древние манускрипты, загадочно шепчут какую-то тарабарщину и обрушивают на врагов гром и молнии. Кто-то видит зловещих личностей, скрывающих лица за капюшонами. Эти варят всякую мерзость целиком или по частям в огромных котлах, а полученный продукт используют для темных происков различной степени тяжести, вроде порчи физиономий или злонамеренного лишения жизней. Ну и не забудем о маленьких очкариках, способных летать на вениках и болтать с гадюками.

Дмитрий не был ни первым, ни вторым, ни третьим, хотя и прошел обучение в единственном в мире заведении, где воспитание магов поставили на поток.

В этой Академии было три факультета, гордо именуемых Орденами.

В Белый предлагалось вступить тем, кто, по мнению приемной комиссии, готов был навек избрать путь помощи ближним и дальним. Правда, причины и мотивы такого выбора не всегда были чисты. Случалось, на эту дорогу абитуриентов толкало пуританское воспитание и они становились чопорными сухарями, не имеющими представления об искренней доброте. Нередко в полные инфантильных юношей и девушек ряды просачивались оборотни, гонимые мечтой построить карьеру, пользуясь общей слабохарактерностью. Их чаяния легкой наживы зачастую разбивались о жестокую действительность: среди верхушки Ордена было достаточно тех, кто уже воспользовался этой идеей.

Для Черного Ордена самые каноничными представителями были изгнанные из кланов подземные эльфы – илитиири. Никакой морали, никаких сантиментов, лишь борьба за выживание и стремление к власти и богатству. Но идейных мерзавцев среди черных почти не было, разве что редкие психи. Зато там было полно озлобленных на судьбу бедняков из глухих провинций нагов, которых в мире было так мало, что, в отличие от тех же гоблинов или орков, они не имели серьезного веса в обществе, и обычных балбесов, позарившихся на эфемерную возможность легкой наживы.

Сын владельца пивной на пять столиков святошей не был, но, в силу какой-то врожденной брезгливости, не желал марать руки в крови, пусть и гипотетически. Он выбрал чистилище магического мира – Орден Равновесия, он же Орден Баланса или Серый Орден. Ну или Орден Безразличия, как его величали сами студенты. Из него вышло множество наемников: от сторожей торговых палаток до специалистов по тайным операциям, многие становились профессорами и уважаемыми членами общества, а главное, доисторическая традиция оставляла за серыми магами исключительное право на директорское кресло. Именно там заканчивался полет фантазии и предел мечтаний маленького Мити, наивно полагавшего, что именно в нем находится та самая задница самого могущественного и уважаемого волшебника.

Сам Дима с малолетства был любознательным и общительным, легко сходился со сверстниками, а еще лучше со старшими. Они приносили больше пользы. Знал ценителей похабных шуток, а также кого легко купить лестью или монетой. Денег, впрочем, у него до поры не водилось, но он быстро научился достигать желаемого обходными путями: серия мелких услуг («сбегай на базар и купи мне…», «передай это письмо вон той прекрасной особе…», «слышь, малой, постереги у ворот вон того терема, как зайдет в него такой пузатый мужик, свисти что есть мочи, а я тебе пятак потом…»); несколько обменов, пара нахальных комплиментов – и в результате под подушкой спрятана книга о волшебниках или другая безделушка. Тратить усилия на помощь отцу-одиночке в его обрыгаловке Дима нужным не считал.

Круговорот унижений и нужда превратили папашу из некогда оборотистого дельца в личность настолько ничтожную и трусливую, что многие из его завсегдатаев давно открыли кредит, который не планировали гасить.

Как-то Дима подглядел за ним и, наслушавшись подобострастных заискиваний, спросил, почему бы не нанять волшебника, чтобы вышвырнуть любителей халявы.

Отец вздохнул и отмолчался.

Зато когда Дмитрию стукнуло пятнадцать, папаша внезапно собрал остатки сбережений, влез в долги и отправил парня в Ранаталону навстречу мечте.

Дорога от дома до Академии занимала неделю и шансов проделать этот путь с отцовскими деньгами без приключений был примерно такой же, как у Лестер Сити выиграть чемпионат Англии. Букмекеры приравняли бы их к вероятности высадки инопланетян в центре Москвы или внезапного обнаружения лохнесского чудовища, но, подобно прагматичной команде сеньора Раньери, Дима стал «маленьким паровозиком, который смог». Он не просто сумел сохранить по пути сбор на обучение, зашитый в разных частях штанов, но даже умудрился ловко сэкономить на дороге, насмешив торговцев, плывших через Арсулью к Ранаталоне, скабрезными анекдотами про орка и эльфийку, хотя понятие о том, как те выглядят, имел очень смутное. Мужики на веслах, вытирая слезы смеха, умоляли капитана оставить хулигана на корабле, но Дима четко обозначил цель своего плавания: Академия магии. Зато в обмен на мытье палуб и новые анекдоты ему удалось втрое сбить цену за переправу. Кроме того, моряки охотно кормили его со своего стола.

На другом конце пролива его ждал мир, известный ему лишь по слухам. Сотни, если не тысячи, пришвартованных в порту Ранаталоны судов заставили Диму почувствовать, что он приплыл из глухой деревни в тазу для мытья пола.

Дома на базарной площади он несколько раз встречал небольшие компании гномов, прибывших из-за моря по торговым делам. Разок ему померещились остроконечные уши эльфа, но их обладатель оказался полукровкой – был слишком высок и широк в кости. А тут уже на берегу на него обрушился шквал запахов, языков и наречий. Лесные и ночные эльфы, кентавры и хоббиты были едва заметны в этой пестрой похлебке. Куда больше его поразили плоды любви различных рас и странные лысые существа с полупрозрачной зеленоватой и голубоватой кожей. Это могли быть только морские эльфы, любимые персонажи баек моряков.

Стоя на пристани, Дима сжимал в руке тощую сумку со всеми пожитками и долго не мог сдвинуться с места. Он с восторгом, но слегка растерянно озирался по сторонам, пока на его плечо не легла тяжелая рука. Обернувшись, он увидел обветренное, в красных прожилках лицо капитана корабля, на котором приплыл.

Старик не был склонен к сантиментам, но этот мелкий болтливый гаденыш ему полюбился – заставил вспомнить собственную юность. К тому же сыновья капитана давно сгинули в погоне за солидным кушем, а преклонные года не оставили надежд обзавестись новым наследником. В общем, смерив прищуром выцветших, но еще зорких глаз разношерстную толпу в порту, он произнес что-то вроде:

– Слушай, малой, как там тебя… Дмитрий. Ты, это самое… Может, у меня остаться захочешь? Такой славный матрос из тебя будет, а там, глядишь, походишь по морям, может, и до штурмана у меня дорастешь. Деньгами не обижу, опять же… У тебя-то штаны свалятся, не ровен час.

Пацан одной фразой разбил его надежду:

– Не, дядь Вов, я, еще когда совсем мелкий был, хотел магом стать.

Капитан понял, что уговоры не заставят мальчишку свернуть с намеченной дороги. Он крякнул по-стариковски с досады, достал из кошелька пару золотых монет, повертел в загрубевших мозолистых руках и вручил мальчишке. Затем зычно окрикнул матроса, тащившего мешок с кофе, и когда тот облегченно кинул ношу к его ногам, размотал мешок, деловито жуя трубку. Втянул широкими ноздрями ароматную волну, исходившую от зерен, достал из внутреннего кармана жилета мешочек с завязками, парой ловких движений наполнил, стянул верхушку и вручил несостоявшемуся штурману:

– Я как-то бывал в той школе. Возили кофе директору. Большой он был охотник до него… Может, и сейчас школой правит. Шут их поймешь, этих магов, сколько они свет белый топчут… Если он еще при делах, может, и сойдешься с ним на кофейных зернах. А там, глядишь, и сам до директора дорастешь.

Покончив с подарками, капитан достал из жилета свернутую в трубку карту, деловито расправил и примостил на крышке стоявшей рядом бочки. Пыхнул пару раз трубкой и стал объяснять дорогу, перемещая заскорузлый палец по шершавой поверхности.

– По вот этой улице, ты ее узнаешь по повозкам и народу всякому с тюками, иди до тех пор, пока на горизонте не покажется канал. Там налево повернешь, пройдешь три дома и направо сворачивай. Дальше через мост идешь и на третьем перекрестке сворачиваешь налево, идешь до реки, что побольше первой, пересекаешь ее по мосту и сразу налево. Едва повернешь, увидишь развилку. Там тоже налево. Затем по широкой улице, пока не увидишь сад. Его надо обойти. Жмись к домам, иначе услышишь эльфийское пение и себя забудешь. Сад этот крошечный, сам видишь, – он обвел овальное зеленое пятнышко пожелтевшим от табака ногтем, – но блуждать в нем простой парняга вроде тебя может остаток своих дней. Дальше через канал по мосту, мимо изгороди резной железной, за которой тоже сад, только побольше и с прудами. Там чинуша один знатный живет, лучше не суйся. Он вмиг познакомит тебя с этой твоей магией так, что навсегда охоту связываться с колдунами отобьет. – Он усмехнулся в ответ на живое возмущение, вспыхнувшее в глазах парнишки. – Ладно, ты это… Извини, продолжаем. Дальше прямо все, вдоль реки, пока не увидишь замок. Рыжий такой, в три этажа, с крышей зеленой. Со всех сторон ров. У главного входа, не доходя него, будет забор и две башни на проходной, тоже рыжие. Ты не тушуйся и прямо иди через дозоры, мимо всякого люда. Спроси, как к директору попасть. Лучше всего у тех, кто в белом, если не найдешь, то серых. Черных сторонись. Как пройдешь к директору, подари кофе и скажи, что он от меня. А дальше надейся, что тот трухлявый пень все еще жив и любит кофе. Тот, что я тебе дал, пьют первые богачи и знать эльфийская. В общем, береги его.

Отблагодарить капитана за столь щедрый подарок Диме было нечем. Он просто протянул капитану свою тощую покрасневшую на солнце руку и, глубоко вдохнув соленый воздух, скорым шагом двинул в указанном направлении. На том и простились.

Он без проблем нашел Академию, одолел вступительный экзамен, на вопрос почтенных старцев о цели обучения честно заявил, что намеревается занять кресло директора. Его живой и здравствующий обладатель усмехнулся в аккуратную седую бородку.

За несколько лет учебы Дима превратился из тощего доходяги в хитрющего жилистого дельца с аккуратными волосами до плеч. Серый костюм, полагавшийся студентам Ордена Равновесия за счет магии сидел на нем весьма хорошо. Ботинки, прическа, оценки – все как полагается. Красавцем он не был, но девчонкам нравился. Вел себя с ними очень деликатно, понимая серьезность последствий возможных ошибок. Учился в меру усердно, не забывая пестовать свой главный талант: выходить сухим из мелких передряг. В итоге умение ради выгоды найти общий язык с кем угодно создало ему репутацию специалиста по решению щекотливых задач.

В те времена в Академии не было общих правил поведения и наказания, и каждый из преподавателей, кураторов и старост считал своим долгом проявить фантазию. Также путаница была вызвана индивидуальным подходом: одним было запрещено покидать территорию замка, а другим – нет, одни могли заводить отношения и даже семью, а для других устройство личной жизни означало конец карьеры волшебника. В зависимости от курса или Ордена для студента мог быть установлен комендантский час с восьми вечера или с полуночи, а мог быть и не установлен вовсе. Для некоторых учеба состояла из бесконечных промежуточных проверок знаний, а кто-то был предоставлен сам себе до самой сессии.

Неудивительно, что все эти правила постоянно нарушались, а санкции были делом обычным. Самыми банальными были побои. Их Дима не боялся: в детстве в уличных стычках с мальчишками ему не всегда удавалось пустить в ход обаяние. Исправительные работы как смехотворные – типа подмести все полы в кабинете профессора и сварить ему суп, так и довольно мерзкие, вроде ручной чистки туалетов, – тем более не вызывали в нем трепета. Только отчисление действительно страшило этого прощелыгу. Никакого плана Б и, тем более, В у него не было. Все его помыслы были о директорском кресле.

Глядя, как студенты толпами покидали Академию, он стал крайне осторожным. Персонального запрета гулять за пределами замка у него не было, но он, на всякий случай, этого не делал и построил свой заработок на том, что обеспечивал стыковку страждущих получить без риска безделицу из города с любителями сыграть ва-банк ради пары звонких монет. На этом поприще его авторитет вырос настолько, что никто и не думал обходиться без посредника, ведь за свои услуги Дима брал весьма умеренную комиссию и обеспечивал полную конфиденциальность предприятия. Так он уже к выпускному курсу скопил приличный капитал и выслал небольшую его часть с надежным гномом отцу, чем привел бедного старика в состояние, близкое к экстазу.

Не забывал он и об учебе. Гением он, может, и не был, но и тупицей его назвать было никак нельзя. Зубрежкой себя не утруждал, предпочитая вникать в суть вещей и мгновенно закреплять знания на практике. Когда же предмет был скучен или не давался с наскока, Дима без проблем находил обходные пути сдачи экзаменов.

В таком состоянии он встретил свое двадцатилетие. Не по годам благоразумный, предпочитающий держаться в тени, не хватающий звезд с неба в учебе, но преисполненный уверенности в сытом будущем. Кресло старика Вальдемара он из виду не упускал, но события не форсировал. Благо директору было хорошо за сотню лет, что для человека и так было далеко за гранью.

Но именно в год совершеннолетия произошло событие, которое внесло сумятицу в его планы. Случилась банальщина: парень влюбился. Крепко влюбился, неожиданно для самого себя. Нет, конечно, в его планах и женитьбе нашлось место, но в достаточно отдаленной перспективе. Это должно было случиться в зрелом возрасте, когда он достигнет главной цели, или, на худой конец, возглавит Орден. Будущая пассия обязана быть значительно моложе, в меру умна, в меру красива и должна души не чаять в своем опытном и мудром супруге. Хорошо, если у нее будут корни среди лесных эльфов. На чистокровную эльфийку он не рассчитывал.

Но у судьбы был иной план.

Глава 2

Однажды скучнейшая лекция по теории магии была прервана появлением новой студентки. Событие не такое уж редкое, но в этот раз именно оно стало причиной краха Диминых планов. Он ощутил такую бурю эмоций, с которой его рациональный разум совладать не мог.

Грациозная обладательница роскошной копны каштановых волос и больших синих глаз из-за слегка вздернутого кончика носа выглядела немного наивной, а ямочки на щеках придавали ей убийственный шарм. Безликий серый костюм не мог скрыть ее яркую внешность, когда она, иронично осматривая рукава пиджака, словно не видела их до этого, вошла в аудиторию и села за первую парту неподалеку.

Обычно это место пустовало, так как близкое расположение преподавательской кафедры мешало сладкому сну, что неизменно вызывали нудные сентенции профессора Эспиранского, прерываемые лишь редкими вопросами законченых ботаников и подлиз вроде Димы, убедившего самого себя в том, что уважает старого сухаря за основательность и последовательность. Но и Диме было непросто добраться до уникальных знаний через монотонную бубнежку о давно забытых техниках чтения, мертвых языках и прочей скукоте. А ведь, по слухам, Эспиранский был не только теоретиком, но никому еще не удавалось заставить старого скрягу освежить лекцию парой примеров.

С появлением новенькой Димины мысли и вовсе отправились на прогулку взявшись за руки и вприпрыжку, оставив хозяина сидеть подперев руками подбородок.

А девушка, будто старому знакомому, лучезарно улыбнулась Игнатию Всеволодовичу. И тот даже ответил ей кривой ухмылкой.

Дальше-больше. В лице старого мага, впервые на Диминой памяти, появились какие-то эмоции. И это была тревога. Он оглянулся по сторонам, пытаясь понять, одного ли его настигло это открытие, но, поскольку с начала лекции прошло уже десять минут, почти все студенты сосредоточились на борьбе со сном.

Очень скоро в воздух энергично взметнулась рука с перстнем в форме совы с двумя крупными сапфирами.

– Игнатий Всеволодович!

– Да, Мина? – отозвался профессор после глубокого вдоха и долгого выдоха.

– Поясните, пожалуйста, для каких целей илитиири использовали заклинание шестиконечной плети? – невинно поинтересовалась девушка.

– Я думаю, ты и сама знаешь … – осторожно попробовал уйти от ответа профессор.

– Возможно, но мне бы хотелось убедиться в этом наверняка. Ну пожалуйста, – протяжно взмолилась девушка, распахнув синие глаза, по яркости не уступавшие камням на перстне.

Повисшая пауза выдернула нескольких студентов из объятий дрёмы. Они были соучастниками многих тщетных попыток сломать устоявшийся порядок вещей, а Мина нарушила его как минимум тем, что была услышана.

Они с возрастающим любопытством стали поглядывать то на выскочку, то на Эспиранского.

Игнатий Всеволодович с удивлением обнаружил такое пристальное внимание к своей персоне, какого не случалось со времен его молодости, когда он был полон желания передавать свои, тогда еще не столь обширные, знания будущим конкурентам по ремеслу. Каждая секунда задержки добавляла слушателей, и вот уже вся аудитория, включая безнадежных лентяев, смотрела на него. Шанс проигнорировать вопрос не потеряв лица был упущен. Тогда он снова вдохнул побольше затхлого воздуха впалой грудью человека, проведшего десятки лет в библиотеке, и начал говорить.

И его слабый сухой голос преобразился до неузнаваемости, а во взоре сверкнул азарт. Он вещал все более и более увлеченно, замирал, жестикулировал и в итоге так увлекся, что озарил аудиторию взмахом огненной шестихвостной плети, издавшей звук, подобный громовому раскату.

В аудитории вновь повисла тишина, на этот раз благоговейная, но ее тут же разорвали бурные аплодисменты. Студенты по-новому смотрели на раскрасневшегося, словно юноша, Эспиранского, и только Дима не мог оторваться от улыбающейся и аплодирующей громче всех Мины.

Вечером того же дня он пил кофе в гостиной Ордена. Кофе был одним из немногих ритуалов, которые Дима не доверял магии. Он самолично засыпал в потемневшую от времени и многих литров напитка джезву четко выверенную порцию перемолотых своими руками зерен, наливал воды из питьевого фонтана, расположенного неподалеку от спальни, добавлял щепотку специй и терпеливо медитировал, вдыхая бодрящий и пряный аромат, пока не приходила пора переселить кофе в кружку. В первый месяц учебы напиток не раз сбегал от погрузившегося в раздумья мага, но вскоре он приноровился интуитивно определять момент для выхода из состояния, близкого к трансу, навеянного видом огня и пузатой посудины с полуголыми девицами на медных боках.

Но в тот вечер ни огонь, ни кофе не могли восстановить в его голове порядок. Он долго прислушивался к внутренним ощущениям и понял, что так легко выкинуть девушку из головы не получится. Значит, стоило узнать о ней побольше, возможно, более пристальный взгляд сведет на нет его навязчивые мысли.

Он забросил всё, в том числе и самые выгодные дела и стал изучать информацию об объекте страсти.

В Академии умели и любили глумиться над жертвами «сердечной хвори» и потому, погружаясь в прошлое Мины, он не без оснований опасался пристального внимания. Пришлось воздержаться от помощи деловых партнеров и положиться исключительно на свои силы.

Для сбора нужных сплетен он решил воспользоваться оборотной магией, в которой неплохо поднаторел на факультативах нового директора Даниила Темникова.

С одеждой все было просто: пиджак «пофигиста» в Академии сам по себе был лучшей маскировкой. Хуже дела обстояли с обувью. Его башмаки, одни на все случаи жизни, были уникальными. Сколько раз они подвергались ремонту, Дима и сам не помнил. В первый год они были ужасно велики, и кто-то из студентов Белого Ордена сжалился и уменьшил их, а позднее уже сам Дима многократно увеличивал, подгоняя по ноге. После памятного урока Эспиранского штиблеты многократно изменили не только размер, но и цвет, и даже форму подошвы. Раньше ему подобные меры предосторожности показались бы параноидальными, но сейчас, когда для него лишь он сам и Мина имели резкие очертания, а все прочее было мутным пятном где-то вдали, он страшно боялся попасться именно на этой детали.

Очень скоро наблюдения привели его к неожиданному открытию: девушка была довольно знаменита. Чудо, что их пути не пересекались раньше, ведь он полагал, что в Академии знает каждую блоху, представляющую собой хоть какой-то интерес.

Об аналитическом и синтетическом мышлении Дима не знал, но способен был по обрывкам собрать вполне правдоподобную и убедительную картину. Для этого ему пришлось выучить не самое легкое заклинание «волчье ухо», позволявшее, сидя в собственной спальне на втором этаже, слышать мышиную возню в подвале. Прием оказался не из приятных: через пару минут после начала жуткая какофония начинала разрывать голову на части. Ему пришлось потратить немало пыточных сеансов, чтобы научиться выделять отдельные слова и фразы, прежде чем приступить к подслушиванию осознанному.

Долгое время ежевечерние бдения были напрасными, но однажды до него долетел обрывок разговора между прежним главой Белого Ордена Светловским и одним из студентов, который посетовал, что восстановленная после отчисления особа не спешит почтить вниманием старых друзей. «Должно быть, воздыхатель, конкурент, то есть», – поморщился Дима. И тут его осенило. В голове всплыла полузабытая и прошедшая через десяток пересказов история.