Царь последний. Русская история

Бракосочетание

14 (26) ноября 1894 года, ровно через две недели после похорон Александра III, в день рождения императрицы Марии Фёдоровны (когда церковь дозволяла некоторое отступление от траура), в соборе Спаса Нерукотворного Образа Зимнего дворца состоялась церемония бракосочетания Николая II и немецкой принцессы Алисы, принявшей после миропомазания 21 октября (2 ноября) 1894 года имя Александры Фёдоровны.

Радость торжества, конечно, была омрачена недавним горем, но многолетняя мечта Николая о собственном семейном очаге с любимой женщиной наконец-то сбылась. «День моей свадьбы! – пишет он в дневнике впечатления минувшего дня. – После общего кофе пошли одеваться: Я надел гусарскую форму и в 11 часов 30 минут поехал с Мишей в Зимний. По всему Невскому стояли войска для проезда Мама с Аликс. Пока совершался её туалет в Малахитовой, мы все ждали в Арабской комнате. В 10 мин. первого начался выход в большую церковь, откуда я вернулся женатым человеком! Шаферами у меня были: Миша, Джорджи, Кирилл и Сергей. В Малахитовой нам поднесли громадного серебряного лебедя от семейства. Переодевшись, Аликс села со мною в карету с русскою упряжью с форейтором, и мы поехали в Казанский собор. Народу на улицах было пропасть – едва могли проехать! По приезде в Аничков дворец на дворе встретил почётный караул Лейб-гвардии Уланского полка. Мама ждала с хлебом-солью в наших комнатах».³⁸

В свадебной спешке Николай не успел приготовить себе и молодой супруге новые покои, и первую зиму царственная чета провела в родительском Аничковом дворце, временно занимая вновь отделанные комнаты его и брата Георгия. Отдельной столовой у них не было, и они обедали обыкновенно вместе с Марией Фёдоровной.

В небольшой гостиной Николай принимал приходящих к нему с докладами, тут же по соседству в одной из комнат Алиса занималась русским языком или отвечала на письма и телеграммы.

Самым уютным и любимым местом обоих стала угловая комната, где они сидели часами, пили кофе и читали.

Весной 1895 года Николай и Александра переехали в Царское Село, а 30 декабря в Зимний дворец в свои покои. Об этом Николай писал в дневнике: «Со станции в Питере поехали прямо в Зимний в наши новые комнаты. В библиотеке отслужили молебен, все комнаты, наши и детские, были окроплены. После двухчасовой работы я устроился, и все вещи расставил на места, им соответствующие. Мама и Ксения посетили нас. Много читал. Обедали вдвоем. Вечером еще читал. С удовольствием купался в своей чудесной писсине».³⁹

Для молодых супругов это было настоящее новоселье. Особенно довольна была Александра Фёдоровна, скованно чувствовавшая себя в доме свекрови – в Аничковом дворце.

31 декабря 1895 года царь записал в дневнике: «Оба спали прекрасно на новоселье. Солнце прелестно освещало мой кабинет, пока я утром занимался. В 11 часов поехали в Аничков к обедне; странно себя чувствовать там гостями! После завтрака сошли в наши старые комнаты и выбрали все картины и фотографии и последние вещи, какие ещё оставались, для перевозки их тоже в Зимний. Днём сидели у себя и приводили всё в порядок. Ксения принесла Ирину к ванне дочки. В 7 1/2 поехали к молебну в Аничков и обедали с Мама».⁴⁰

Комнаты Николая II включали в себя: Адъютантскую, Бильярдную, Библиотеку, Первое и Второе проходные помещения, Кабинет и Уборную с бассейном. Любимым помещением императора была Библиотека, оформленная в готическом стиле.

Комнаты Александры Фёдоровны размещались на месте бывших покоев другой Александры Фёдоровны – жены Николая I: Столовая, Малахитовая гостиная, Первая (Розовая) и Вторая (Малиновая) гостиные, Угловой (Зелёный) кабинет, Спальня и Ванная комната. Детские комнаты царских дочерей были устроены на первом этаже северо-западного ризалита.

Первые решения

Одними из первых кадровых решений царя Николая II были увольнение в начале декабря 1894 года старого и конфликтного Иосифа Владимировича Гурко с поста генерал-губернатора Царства Польского и назначение 26 февраля (10 марта) 1895 года на пост министра иностранных дел Алексея Борисовича Лобанова-Ростовского – по смерти Николая Карловича Гирса.

В результате обмена нотами от 27 марта (8 апреля) 1895 года было установлено «разграничение сфер влияния России и Великобритании в районе Памира, на восток от озера Зор-Куль (Виктория)», по реке Пяндж; Памирская волость вошла в состав Ошского уезда Ферганской области; Ваханский хребет на русских картах получил обозначение хребта императора Николая II.

Первым крупным международным актом Николая II явилась Тройственная интервенция – заявления Германии, России и Франции, сделанные Японии 11 (23) апреля 1895 года с требованием пересмотреть условия Симоносекского мирного договора с Китаем, заключённого по итогам японо-китайской войны⁴¹.

При этом в качестве дополнительного аргумента в воздействии на японское правительство, в Российской империи была объявлена мобилизация войск Приамурского военного округа. В итоге вмешательство России и названных стран привело к отказу Японии от аннексии Ляодунского полуострова, в обмен на дополнительную контрибуцию со стороны Китая в размере 30 миллионов таэлей.

В 1896 году Россия заключила союзный договор с Китаем, согласно которому получила право на постройку железнодорожной магистрали (Китайско-Восточной железной дороги) через территорию Маньчжурии. Этим Россия надеялась достичь сразу двух целей: укоротить протяжённость железной дороги и сократить строительные расходы, а также ускорить скорейшее утверждение русского влияния в Северном Китае, предупреждая в этом отношении Японию, которая откровенно демонстрировала свои экспансионистские претензии. Договор также предусматривал совместные военные действия против Японии в случае нападения последней на любую из сторон или на Корею.

В ноябре 1897 года Германия заняла китайский Циндао и начала переговоры о его долгосрочной (на 99 лет) аренде у Китая.

Мнения в российском правительстве о реакции на захват Циндао разделились: министр иностранных дел Михаил Николаевич Муравьёв, поддержанный военным министром Петром Семёновичем Ванновским, выступил за то чтобы, пользуясь благоприятным моментом, занять китайские порты на Жёлтом море Порт Артур или Далянь-ван, аргументируя это желательностью для России получения (незамерзающего) порта в Тихом океане на Дальнем Востоке. Против этого выступал министр финансов Витте, указывая что из этого факта (захвата Германией Циндао) никоим образом нельзя вывести заключения, что и Россия должна поступить точно также, как Германия, и сделать также захват у Китая. Тем более такого вывода нельзя сделать потому, что Китай не находится с Германией в союзном отношении, а Россия находится с ним в союзе и должна защищать его.

Николай II, после некоторого колебания, поддержал предложение Муравьёва, и 3 (15) декабря 1897 года русские военные суда встали на рейде Порт-Артура.

15 (27) марта 1898 года между Россией и Китаем в Пекине была подписана Русско-китайская конвенция 1898 года, согласно которой России предоставлялись в арендное пользование на 25 лет порты Порт-Артура (Люйшуня) и Дальнего (Даляня) с прилегающими территориями и водным пространством и разрешалась прокладка к этим портам железной дороги (Южно-Маньчжурская железная дорога) от одного из пунктов Китайско-Восточной железной дороги.

В конечном итоге Тройственная интервенция и последующие за этим события, в частности передача портов Квантунского полуострова в аренду России в 1898 году, явились одной из причин обострения русско-японских отношений.

Первым публичным выступлением Николая II в Петербурге стала его речь, произнесённая 17 (29) января 1895 года в Николаевском зале Зимнего дворца пред депутациями дворянства, земств и городов, прибывших «для выражения их величествам верноподданнических чувств и принесения поздравления с бракосочетанием». По словам очевидцев, царь прочёл свою речь по бумажке, которую держал в шапке. Вот эта речь: «Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для заявления верноподданнических чувств. Верю искренности этих чувств, искони присущих каждому русскому, но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель» (Правительственный Вестник 1895 г., №14)⁴². И добавил, как бы вызывающим тоном: «Я говорю это громко и открыто».

Слово «беспочвенные» мечтания (которое, как утверждали некоторые, имелось в первоначальном тексте речи) лучше выражало мысль царя, и оговорка была, конечно, досадной; но дело было не в форме, а в существе. Эта речь развеяла надежды интеллигенции на возможность конституционных преобразований сверху. В этом отношении она послужила исходной точкой для нового роста революционной агитации, на которую снова стали находить средства.⁴³

Коронация

Взойдя на трон в 1894 году, Николай II отложил свою коронацию на полтора года, то есть до мая 1896 года, когда заканчивался двенадцатимесячный траур по скончавшемуся императору Александру III.

1 (13) января 1896 года был издан Высочайший манифест «О предстоящем Священном Короновании Их Императорских Величеств», согласно которому церемония коронации должна была состояться в мае. К этому времени Именным Высочайшим указом Правительствующему сенату в Москву были призваны сословные и другие представители Российской империи. Обязанности по приготовлению к Коронации Именным Высочайшим Указом были возложены на Министерство Императорского двора, на базе которого были организованы Коронационная комиссия и Коронационная канцелярия.

Всё это время в Москве шли приготовления к этой праздничной церемонии. Устроителями был тщательно разработан план торжеств и увеселений, на которые казна выделила около 100 миллионов рублей. Руководили подготовкой обер-полицеймейстер Москвы Александр Александрович Власовский и градоначальник Москвы великий князь Сергей Александрович.

6 мая 1896 года, в день своего рождения, за несколько дней до Священного коронования, как положено по обряду, Николай с супругой прибыли в Москву. На три дня, предшествующих торжественному въезду в столицу, они остановились в Петровском дворце, откуда 9 мая пышное церемониальное шествие должно было двинуться в Кремль. Все дни с 6 мая по 26 мая 1896 года были объявлены Коронационным периодом. Праздничная программа включала банкеты, балы, концерты, приёмы и так далее.

8 мая на Смоленский вокзал прибыла вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, которую встречала императорская чета при огромном стечении народа.

Всем лицам, участвующим 9 мая 1896 года в церемонии торжественного въезда императорской четы в Москву, предлагалось прибыть в Москву не позднее 5 мая того же года. В соответствии с высочайше утверждённым церемониалом, торжественный въезд совершался от Петровского дворца по Петербургскому шоссе и далее по Тверской-Ямской и Тверской улицам.

Все распоряжения по приготовлению к торжествам были возложены на министра императорского двора графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова. В звание верховного маршала был облечён граф Константин Иванович Пален, в звание верховного церемониймейстера – князь Александр Сергеевич Долгоруков. Обязанности герольда исполнял чиновник Сената Евгений Ксенофонтович Прибыльский. Был сформирован коронационный отряд в числе 82 батальонов, 36 эскадронов, 9 сотен и 28 батарей – под главным начальством великого князя Владимира Александровича, при котором был образован особый штаб с правами Главного Штаба во главе с генерал-лейтенантом Николаем Ивановичем Бобриковым. Владимир Александрович прибыл в Москву и вступил в командование 3 мая 1896 года.⁴⁴

9 мая состоялся торжественный въезд: первым ехал полицеймейстер Ефимович со взводом жандармов, следом императорский конвой, вереница карет с сановниками, за которыми следовали кавалергарды, императорский личный конвой, сотня лейб-казачьего Его Величества полка по шести в ряд и так далее.

Коронация императора Николая II состоялась 14 (26) мая 1896 года в Успенском соборе Кремля. Присутствовало много иностранных гостей, среди которых были эмир Бухарский, королева Греции Ольга Константиновна, двенадцать наследных принцев, в том числе князь Фердинанд Болгарский, князь Николай Черногорский, принц Генрих Прусский – брат Вильгельма II, английский герцог Артур Коннаутский, герцогиня Саксен Кобург Готская, сын короля Сиама, брат персидского шаха, японский принц, папский нунций и многие другие. Были также китайская и японская делегации.

В Успенском соборе Московского Кремля в 10 часов утра начался торжественный обряд Священного Коронования.

Непосредственно пред началом коронования Николай воссел на трон царя Михаила Фёдоровича, императрица Мария Фёдоровна – на трон царя Алексея Михайловича Тишайшего, императрица Александра Фёдоровна – на трон великого князя Иоанна III.

По ступеням, ведущим к трону, поднялся медленными шагами митрополит Санкт-Петербургский Палладий. Взойдя на верхнюю площадку, он стал перед государем императором и обратился к Его Величеству со следующей по уставу речью: «Благочестивейший Великий Государь наш Император и Самодержец Всероссийский! Понеже благоволением Божиим и действием Святого и Всеосвящающего Духа и Вашим изволением имеет ныне в сем первопрестольном храме совершиться Императорского Вашего Величества Коронование и от святого мира помазание; того ради, по обычаю древних христианских Монархов и Боговенчанных Ваших Предков, да соблаговолит Величество Ваше вослух верных подданных Ваших исповедать православную кафолическую веру, како веруеши?» С этими словами митрополит поднёс Его Величеству разогнутую книгу, по которой царь громко и отчётливо прочитал Символ Веры, осенив себя крестным знамением троекратно при произнесении святых имён Бога Отца, Бога Сына и Святого Духа. По прочтении государем Символа Веры митрополит возгласил: «Благодать Святого Духа да будет с Тобою. Аминь» и сошёл с тронного места, а диакон после обычного начала возгласил великую ектению со следующими, особыми на этот случай, прошениями.

По окончании второй молитвы наступила одна из торжественных минут. Государь император повелел подать себе корону. На малиновой бархатной подушке генерал-адъютант граф Милютин поднёс большую императорскую корону, усыпанную драгоценными алмазами, ярко сиявшими под лучами солнца, проникавшими в окна храма. Митрополит Палладий принял корону и представил её Его Величеству. Государь император, стоя в порфире перед своим престолом, взял корону и неторопливым, спокойным и плавным движением надел её на голову.

«Во Имя Отца и Сына и Святага Духа», – произнёс митрополит Палладий и прочёл по книге следующую речь:

«Благочестивейший, Самодержавнейший Великий Государь Император Всероссийский! Видимое сие и вещественное главы Твоея украшение – явный образ есть, яко Тебя, Главу всероссийскаго народа, венчает невидимо Царь Славы Христос, благословением Своим благостынным утверздая Тебе владычественную и верховную власть над людьми Своими». После этого Николай II повелел подать скипетр и державу. Митрополит Палладий поднёс эти регалии государю императору и прочитал по книге речь: «О! Богом венчанный и Богом дарованный и Богом преукрашенный, Благочестивейший, Самодержавнейший, Великий Государь Император Всероссийский! Прими скипетр и державу, еже есть видимый образ даннаго Тебе от Вышняго над людьми Своими самодержавия к управлению их и ко устроению всякаго желаемаго им благополучия». Одетый в порфиру и корону, со скипетром в правой руке и державою в левой, царь снова воссел на престол.

Вслед затем Николай II, положив обе регалии на подушки, изволил призвать к себе государыню императрицу Александру Фёдоровну. Ея Величество сошла с своего места и стала перед августейшим своим супругом на колени на малиновую бархатную подушку, окаймленную золотою тесьмою; монарх снял с себя корону, прикоснулся ею ко главе императрицы и снова возложил корону на себя. В это время митрополит подал государю малую корону, и он возложил её на свою августейшую супругу. После этого Его Величеству была поднесена порфира и алмазная цепь ордена святого апостола Андрея Первозванного. Царь, приняв эти регалии, возложил их на Ея Величество при содействии ассистентов государыни императрицы Великих князей Сергея и Павла Александровичей, а также приблизившейся с этой целью к Его Величеству статс-дамы графини Строгоновой. Государыня императрица, облаченная, стала на своё место. Наконец все торжественно выходят из собора – Николай и Александра трижды кланяются собравшейся огромной толпе. Аккомпанементом могучему хору всех колоколов возгремел артиллерийский салют; не смолкало громогласное «Ура!», пели трубные звуки гимна «Боже, царя храни»; сами собою лились слезы умиления, восторга, благодарности.⁴⁵

По выходе из собора Их Величества поднялись на Красное крыльцо и по обычаю трижды поклонились приветствовавшей их толпе. Коронация завершилась, и процессия направилась в сторону царского дворца. В горностаевой мантии с короной на голове, царь шествовал под балдахином, который несли генерал-адъютанты государя, а перед ним и следом попарно маршировали четыре кавалергардских офицера с обнажёнными палашами.

Коронация Николая II

Вечером того же дня был дан торжественный ужин на 7000 тщательно отобранных персон. Николай и Александра восседали на возвышении под золочёным балдахином. Им прислуживали высокие сановники, подававшие кушанья на золотых блюдах. В продолжение всей трапезы на головах у Их Величеств были надеты их тяжёлые короны. После ужина Их Величества совершили прогулку по Кремлю, приветствуя приглашенных на торжество. За ними следовали 12 пажей, несших тяжелые шлейфы.

В день коронации, в Петербурге во всех храмах были отслужены литургия и благодарственные молебствия; столичные храмы не могли вместить всех богомольцев, ввиду чего были отслужены молебны также и на площадях у ряда соборов и некоторых церквей, а также в Конногвардейском манеже.

Следует также отметить, что на коронации присутствовали известные художники. На своих полотнах они запечатлели это знаменательное событие русской истории. Так, например, художник Валентин Серов написал в 1896 году картину «Коронация Николая II в Успенском соборе», а Лауриц Туксен в 1898 году – «Коронация Николая II в Успенском соборе Московского Кремля 14 мая 1896 года». Свидетелем трагедии на Ходынском поле стал художник Владимир Маковский. Его впечатления отразились в картинах «Ходынка» и «На Ваганьковском кладбище. Похороны жертв Ходынки».

Трагедия на Ходынке

Народное гуляние по случаю коронации проходило на прямоугольном участке Ходынского поля площадью около одной квадратной версты. Это поле служило учебным плацем для войск московского гарнизона и ранее неоднократно использовалось для народных гуляний. По его периметру были построены временные «театры», эстрады, балаганы, лавки, в том числе – 20 деревянных бараков для бесплатной раздачи 30000 вёдер пива, 10000 вёдер мёда и 150 ларьков для раздачи бесплатных сувениров, «царских гостинцев» – 400 000 подарочных кульков, в которых находились:

– памятная коронационная эмалированная кружка с вензелями Их Величеств,

– фунтовая сайка из крупитчатой муки,

– полфунта колбасы (примерно 204 грамма),

– вяземский пряник с гербом,

– мешочек с 3/4 фунта сластей (6 золотников⁴⁶ карамели, 12 золотников грецких орехов, 12 золотников простых орехов, 6 золотников кедровых орехов, 18 золотников александровских рожков, 6 золотников винных ягод, 3 золотника изюма, 9 золотников чернослива),

– бумажный мешок для сластей с изображениями Николая II и Александры Фёдоровны.

Весь сувенир (кроме сайки) завязывался в яркий ситцевый платок, выполненный на Прохоровской мануфактуре, на котором были напечатаны с одной стороны вид Кремля и Москвы-реки, с другой стороны – портреты царской четы. Помимо этого, устроители гуляний предполагали разбрасывать в толпе жетоны с памятной надписью.

Коронационная кружка

Известный писатель и журналист Владимир Гиляровский (1855—1935) так описывал место народных гуляний: «Днём я осматривал Ходынку, где готовился народный праздник. Поле застроено. Всюду эстрады для песенников и оркестров, столбы с развешенными призами, начиная от пары сапог и кончая самоваром, ряд бараков с бочками для пива и мёда для дарового угощения, карусели, наскоро выстроенный огромный дощатый театр и, наконец, главный соблазн – сотни свеженьких деревянных будочек, разбросанных линиями и углами, откуда предполагалась раздача узелков с колбасой, пряниками, орехами, пирогов с мясом и дичью, коронационных кружек. Хорошенькие эмалевые, белые с золотом и гербом, разноцветно разрисованные кружки были выставлены во многих магазинах напоказ. И каждый шёл на Ходынку не столько на праздник, сколько за тем, чтобы добыть такую кружку. Каменный царский павильон, единственное уцелевшее от бывшей на этом месте промышленной выставки здание, расцвеченное материями и флагами, господствовало над местностью. Рядом с ним уже совсем не праздничным жёлтым пятном зиял глубокий ров – место прежних выставок. Ров шириной сажен в тридцать, с обрывистыми берегами, отвесной стеной, где глиняной, где песчаной, с изрытым неровным дном, откуда долгое время брали песок и глину для нужд столицы. В длину этот ров по направлению к Ваганьковскому кладбищу тянулся сажен на сто. Ямы, ямы и ямы, кое-где поросшие травой, кое-где с уцелевшими голыми буграми. А справа к лагерю, над обрывистым берегом рва, почти рядом с краем её, сверкали заманчиво на солнце ряды будочек с подарками. Во рву горели костры, окруженные праздничным народом. Раздачу царских подарков предполагали производить с 10 часов утра 18 мая, а народ начал собираться ещё накануне, 17-го, чуть не с полудня, ночью же потянул отовсюду, из Москвы, с фабрик и из деревень, положительно запруживая улицы, прилегающие к заставам Тверской, Пресненской и Бутырской. К полуночи громадная площадь, во многих местах изрытая ямами, начиная от буфетов, на всем их протяжении, до здания водокачки и уцелевшего выставочного павильона, представляла из себя не то бивуак, не то ярмарку. На более гладких местах, подальше от гулянья, стояли телеги приехавших из деревень и телеги торговцев с закусками и квасом. Кое-где были разложены костры».⁴⁷

Начало гуляния было назначено на 10 часов утра 18 мая 1896 года, но уже с вечера 17 (29) мая на поле стали прибывать со всей Москвы и окрестностей люди (зачастую семьями), привлечённые слухами о подарках и раздаче ценных монет. В 5 часов утра 18 мая на Ходынском поле в общей сложности насчитывалось не менее 500 тысяч человек.

Когда по толпе прокатился слух, что буфетчики раздают подарки среди «своих», и потому на всех подарков не хватит, народ ринулся к временным деревянным строениям. Полиция не смогла сдержать натиск толпы. Раздатчики, понимая, что народ может снести их лавки и ларьки, стали бросать кульки с едой прямо в толпу, что лишь усилило сутолоку и давку.

Обратимся снова к Гиляровскому: «С рассветом бивуак начал оживать, двигаться. Народные толпы всё прибывали массами. Все старались занять места поближе к буфетам. Немногие успели занять узкую гладкую полосу около самих буфетных палаток, а остальные переполнили громадный 30-саженный ров, представлявшийся живым, колыхавшимся морем, а также ближайший к Москве берег рва и высокий вал. К трём часам (18 мая) все стояли на занятых ими местах, всё более и более стесняемые наплывавшими народными массами. К пяти часам сборище народа достигло крайней степени, – полагаю, что не менее нескольких сотен тысяч людей. Масса сковалась. Нельзя было пошевелить рукой, нельзя было двинуться. Прижатые во рве к обоим высоким берегам не имели возможности пошевелиться. Ров был набит битком, и головы народа, слившиеся в сплошную массу, не представляли ровной поверхности, а углублялись и возвышались, сообразно дну рва, усеянного ямами. Давка была страшная. Со многими делалось дурно, некоторые теряли сознание, не имея возможности выбраться или даже упасть: лишённые чувств, с закрытыми глазами, сжатые, как в тисках, они колыхались вместе с массой. Так продолжалось около часа. Слышались крики о помощи, стоны сдавленных и умирающих. Детей и подростков толпа кое-как высаживала кверху и по головам позволяла им ползти в ту или другую сторону, и некоторым удалось выбраться на простор, хотя не всегда невредимо. Двоих таких подростков караульные солдаты пронесли в большой №1 театр. Так, в 12 часов ночи принесли в бесчувственном состоянии девушку лет 16, а около трёх часов доставили мальчика, который, благодаря попечению докторов, только к полудню второго дня пришёл в себя и рассказал, что его сдавили в толпе и потом выбросили наружу. Далее он не помнил ничего. Редким удавалось вырваться из толпы на поле. После пяти часов уже очень многие в толпе лишились чувств, сдавленные со всех сторон. А над миллионной толпой начал подниматься пар, похожий на болотный туман. Это шло испарение от этой массы, и скоро белой дымкой окутало толпу, особенно внизу во рву, настолько сильно, что сверху, с вала, местами была видна только эта дымка, скрывающая людей. Около 6 часов в толпе чаще и чаще стали раздаваться стоны и крики о спасении. Наконец, около нескольких средних палаток стало заметно волнение. Это толпа требовала у заведовавших буфетами артельщиков выдачи угощений. В двух-трёх средних балаганах артельщики действительно стали раздавать узлы, между тем как в остальных раздача не производилась. У первых палаток крикнули „раздают“, и огромная толпа хлынула влево, к тем буфетам, где раздавали. Страшные, душу раздирающие стоны и вопли огласили воздух… Напершая сзади толпа обрушила тысячи людей в ров, стоявшие в ямах были затоптаны… Несколько десятков казаков и часовые, охранявшие буфеты, были смяты и оттиснуты в поле, а пробравшиеся ранее в поле с противоположной стороны лезли за узлами, не пропуская входивших снаружи, и напиравшая толпа прижимала людей к буфетам и давила. Это продолжалось не более десяти мучительнейших минут… Стоны были слышны и возбуждали ужас даже на скаковом кругу, где в это время происходили ещё работы. Толпа быстро отхлынула назад, а с шести часов большинство уже шло к домам, и от Ходынского поля, запруживая улицы Москвы, целый день двигался народ. На самом гулянье не осталось и одной пятой доли того, что было утром. Многие, впрочем, возвращались, чтобы розыскать погибших родных. Явились власти. Груды тел начали разбирать, отделяя мёртвых от живых. Более 500 раненых отвезли в больницы и приёмные покои; трупы были вынуты из ям и разложены кругом палаток на громадном пространстве. Изуродованные, посиневшие, в платье разорванном и промокшем насквозь, они были ужасны. Стоны и причитания родственников, разыскавших своих, не поддавались описанию. По русскому обычаю народ бросал на грудь умерших деньги на погребение. А тем временем все подъезжали военные и пожарные фуры и отвозили десятками трупы в город. Приёмные покои и больницы переполнились ранеными. Часовни при полицейских домах и больницах и сараи – трупами. Весь день шла уборка. Между прочим, 28 тел нашли в колодезе, который оказался во рву, против средних буфетов. Колодезь этот глубокий, сделанный опрокинутой воронкой, обложенный внутри деревом, был закрыт досками, которые не выдержали напора толпы. Кроме этого, трупы находили и на поле, довольно далеко от места катастрофы. Это раненые, успевшие сгоряча уйти, падали и умирали. Всю ночь на воскресенье возили тела отовсюду на Ваганьковское кладбище. Более тысячи лежало там, на лугу в шестом разряде кладбища».⁴⁸

По официальным данным на Ходынском поле погибло 1379 человек, ещё свыше 1300 получили различные травмы.

О случившейся трагедии немедленно доложили великому князю Сергею Александровичу и императору Николаю II. Место катастрофы было убрано и очищено от всех следов разыгравшейся драмы, программа празднования продолжалась. На Ходынском поле оркестр под управлением известного дирижёра Сафонова играл концерт.

К 14 часам прибыл Николай II, встреченный громовым «ура» и пением гимна «Боже, царя храни». Празднества по случаю коронации продолжились вечером в Кремлёвском дворце, а затем балом на приёме у французского посла – Гюстава Луи Ланна, маркиза де Монтебелло.

Некоторые приближённые советовали Николаю отказаться от посещения танцев для того, чтобы хоть как-то показать своё горе по погибшим и раненым. Однако он не стал менять своих планов. Возможно, это было сделано потому, что монарх не хотел обидеть французского посла, которого он принимал на балу. Обратимся снова к дневникам Николая. Вот что по поводу Ходынской трагедии написал он 18 мая 1896 года: « До сих пор всё шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки и тут произошла страшная давка, причём, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10:30 перед докладом Ванновского; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12:30 завтракали и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном «народном празднике». Собственно там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка всё время играла гимн и «Славься». Переехали к Петровскому, где у ворот приняли несколько депутаций и затем вошли во двор. Здесь был накрыт обед под четырьмя палатками для всех волостных старшин. Пришлось сказать им речь, а потом и собравшимся предводителям двор. Обойдя столы, уехали в Кремль. Обедали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello (Монтебелло). Было очень красиво устроено, но жара стояла невыносимая. После ужина уехали в 2 ч.».⁴⁹

Сергей Юльевич Витте, министр финансов, присутствовал на Ходынке в тот роковой день и оставил после себя мемуары, где поделился с читателем своим мнением о произошедшем. Он считал, что давка на Ходынском поле, причины которой заключались в плохой организации мероприятия, ужасно подействовала на императора, который выглядел «болезненно». По мнению министра на царя повлиял его дядя Сергей (великий князь), посоветовавший ему продолжать всё, как и было задумано. Сам же царь непременно провёл бы церковную службу на месте трагедии. Но, однако, он всегда отличался нерешительностью и крайне зависел от своих родственников.