Властелин 4. Мы наш мы новый мир построим

Покинув университет, они сняли апартаменты в небольшом отеле возле Ботанического сада, и Эдгар, наконец, разрешил своему гувернеру отдохнуть до утра.

Наутро Эдгар отправил Канта к Сийесу. Сийес не очень жаловал нового слугу своего хозяина. Причиной этому была банальная ревность, хотя Сийес этого и не осознавал.

– Рад тебя видеть, брат, – поприветствовал он своего гостя, скрывая за улыбкой свое истинное к нему отношение.

– И я тоже рад, – искренне улыбнулся Клаус. – Я привез для вас новое задание нашего хозяина. Он хотел бы получить от вас рекомендательные письма к вашим друзьям в Санкт-Петербурге.

– Хозяин собрался в Санкт-Петербург?

– Рекомендовать нужно меня.

– Хорошо. Завтра вы получите эти письма. Где вы остановились?

– Я сам за ними приду. Но это еще не все. Вам надлежит подобрать в Париже девицу низкого рода, но такой красоты и ума, чтобы она смогла покорить сердце русского принца.

– Какого из принцев? Случайно не Константина?

– Именно его.

– Тогда у меня уже есть кандидатка, и она уже находится там же, где и принц: в Варшаве.

– Она простолюдинка?

– Не совсем. Она польская графиня, Жанетта Грудзинская.

– Хорошо, я передам ваши сведения хозяину. До завтра, брат Сийес.

По последним словам Канта Сийес мгновенно догадался, что хозяин где-то недалеко, возможно в самом Льеже. Почему же он не захотел встретиться со своим старым слугой? Надо это выяснить. Жозеф надел шляпу и выскочил вслед за своим гостем. Он проследил за ним до отеля и, немного подождав, вошел внутрь.

– Сейчас сюда вошел мой друг Клаус Кант, – обратился он к метрдотелю, – скажите он живет в одном номере с мужчиной, с которым приехал или в разных?

– Простите, но никакого мужчины с ним не было.

– Не может быть! Он что, приехал один?

– Он приехал со своим учеником, мальчиком лет десяти.

– Мальчиком?!

– Да, а что вас удивляет?

– Нет, ничего. Где, вы говорите, их апартаменты?

– Направо по коридору, дверь с номером два.

Сийес направился к указанному номеру, но перед самой дверью остановился. Если этот ребенок и есть хозяин в своем новом воплощении, то понятно почему он не хочет встречаться лично. Он боится, что его не будут воспринимать с тем же пиететом, как раньше. А раз так, то не навлечет ли он на себя гнев хозяина? Сийес, уже занесший руку, чтобы постучать в дверь, не мог на это решиться, пытаясь представить себе все последствия этого поступка. Но внезапно дверь распахнулась и прямо перед Сийесом появился Клаус Кант.

– Брат Сийес?! – удивленно воскликнул Кант, – ты что, за мной следил?

– Да, – ответил Сийес, почти не тушуясь, – если честно, я тебе не совсем доверяю. А вдруг, ты, воспользовавшись доверием хозяина ведешь свою игру? Из твоего разговора я понял, что хозяин где-то недалеко и решил за тобой проследить.

– Хорошо. Проследил, теперь уходи. Я не могу тебя впустить.

– Впусти его, Клаус, – раздался детский голос.

Сийес вошел, увидев мальчика, сидящего в кресле, поклонился ему.

– Рад вас снова видеть, мессир, – произнес он.

– А я не рад. Ты нарушил мои планы. А ты знаешь, как я не люблю, когда кто-то нарушает мои планы.

– Простите, мессир.

– Ладно, может это и к лучшему. Что там с твоей графиней? Она действительно может вскружить голову любому мужчине?

– Когда она была в Париже, в ее сети не попался лишь я, и то только благодаря вашим урокам, мессир.

– Хорошо. Тогда поступим так: ты, Клаус останешься здесь и будешь отвечать на письма моей матери. А с тобой, Жозеф, мы отправимся с Санкт-Петербург. По пути заскочим в Варшаву.

– Да, мессир, – склонили головы оба.

***

Царь Александр возвращался в Санкт-Петербург с конгресса Священного союза. Настроение его было мрачным. Его не покидало ощущение, что тот мировой порядок, который его устраивал и к созданию которого он приложил немало усилий, разваливается на глазах.

Не успели подавить беспорядки в Испании, как вспыхнуло восстание карбонариев в Неаполе и на Сицилии. Пока Александр вместе другими членами Священного союза решали, как подавить карбонариев, в Санкт-Петербурге взбунтовался Семеновский гвардейский полк, некогда любимый полк царя. Кроме всего прочего, уже третий год не утихали волнения в воинских поселениях.

А, может, прав Аракчеев: распустился народ? Потерявши страх, начинают думать, а, размышляя, понимают, как несправедливо устроен мир. Естественно, такое положение вызывает возмущение. Так что, все запретить? Тогда чем он будет отличаться от папеньки, царство ему небесное? Нет, не так он хотел править. Он хотел, чтобы его любили. Он уже пережил состояние, когда был презираем подавляющим большинством народа после Тильзитского мира. Повторения он не хотел, и, как обычно он поступал в подобных ситуациях, решил ничего не предпринимать, а положиться на волю божью.

«Положиться на волю божью» для Александра означало одно: полностью довериться Аракчееву. Поэтому даже в первый день после возвращения он особо не вникал в суть доклада своего главного министра. Лишь когда прозвучало имя Наполеон Бонапарт, Александр встрепенулся.

– Я не расслышал, что с Бонапартом? – оборвал он Аракчеева на полуслове.

– Я говорю: из посольства в Лондоне пришла срочная депеша. На острове Святой Елены умер Наполеон Бонапарт.

– Наполеон умер?! Когда? Отчего? – эта новость неожиданно вызвала сильное сердцебиение у царя.

– Пишут, болезнь желудка, 5 мая сего года – заглянув в донесение доложил Аракчеев.

– Ладно, на сегодня закончим, ступай, Алексей Андреевич.

Не стало Наполеона. Семнадцать лет назад, с момента, когда первый консул Франции Бонапарт хладнокровно приказал убить ни в чем не повинного герцога Энгиенского, он стал личным врагом Александра. Были периоды, когда он вызывал ненависть, иногда злость, иногда жалость, но никогда презрение. Это был великий враг. Борьба с ним наполняла жизнь смыслом. Его смерть принесла чувство невосполнимой потери. К этому чувству у Александра примешивалось легкое ощущение, что его обманули. Откуда возникло это чувство Александр не понимал. Может он рассчитывал когда-нибудь, в лучшие времена поставить окончательную точку в своих отношениях с Наполеоном, а тот взял и опередил русского царя? Нет, Александр не помнил даже намеков на такие мысли. Тогда что? Он боится себе признаться, что все бравурные доклады Аракчеева никак не бьются с тем нарастающим недовольством, которое прорывается то тут, то там. Видимо, это его и гнетет. Когда уже начнут сбываться предсказания мадам Татариновой?

Александр приказал вызвать князя Голицына. Тот, будто ждал этого вызова, явился уже через четверть часа.

– Ну ка расскажи, Александр Николаевич, как там твоя пророчица поживает?

– Вы имеете в виду мадам Татаринову, сир? Не знаю, давно ее не видел.

– Не сбываются ее пророчества. Не знаешь, почему?

– Так ведь войны еще не было, сир и пять лет не прошло…

– Постой, какой войны?

– Так э-э… я у нее допытался, что она напророчила вам победу в войне через пять лет, сир.

– Что? Победу в войне? Ха-ха-ха! – выдержав паузу, царь расхохотался

Голицын поначалу подхихикивал, но увидев, что смех царя переходит в истерику, испугался и начал причитать:

– Простите, ваше величество. Это Татаринова, она и меня в заблуждение ввела. Видит бог, некоторые из ее пророчеств сбывались, я и подумал, что вам интересно будет…

– Да, полно тебе, Александр Николаевич, – наконец успокоился царь, – ты не виноват, что перевелись настоящие оракулы.

– Не перевелись, сир, – перешел на шепот Голицын. – В городе появился некий Себастьян Кант, мальчик лет десяти со своим гувернером. Так вот, он духов вызывает с такой же легкостью, как вы своего адъютанта.

– Ну, откуда вам знать, что он вызвал духа, а не несет вам отсебятину, как та же мадам Татаринова?

– Он при мне вызвал дух Екатерины Великой, вашей бабушки, сир, и говорил ее голосом.

– Эка невидаль! Ты, помню, раньше тоже разные голоса копировал. А когда голосом папеньки в соседней комнате заговаривал, мы с братом под кровати прятались.

– То я, а то мальчонка десяти лет отроду, швейцарского происхождения, ни слова по-русски не знающий.

– На каком же языке он голосом императрицы вещал?

– В том то и дело, что на русском. И говорил такие вещи, о которых он никак не мог знать.

– А ты не интересовался, зачем его вообще привезли в Россию?

– Мальчик говорит, что хочет выучить русский язык. Но мне кажется дело в другом.

– В чем же?

– Мне кажется, его гувернер выступает в роли импресарио. Он зарабатывает деньги на предсказаниях мальчика.

– А ты можешь устроить мне с ним встречу? Только так, чтобы он не догадался, с кем разговаривает.

– Да, сир. Завтра он будет пророчествовать у меня в доме. Для этого я выделяю, обычно, библиотеку. Вы туда войдете под видом очередного посетителя. Он ни о чем не догадается.

Следующий день князь Голицын провел в хлопотах. Нужно было все подготовить для тайной встречи царя с малолетним «оракулом». Чтобы мальчик не догадался, кому он будет пророчествовать, он не должен отличить этот день от других. Пусть он, как обычно, принимает посетителей, среди которых последним будет император.

Около полудня царь предупредил адъютантов, что собирается прогуляться в одиночестве. По распоряжению Аракчеева в такие моменты за царем пускали тайную охрану. Поэтому пешие прогулки императора проходили без приключений. Так произошло и в этот раз. Александр размеренным шагом дошел до дома Голицына. У парадного его встречал сам хозяин дома. К моменту прихода императора посетители уже покинули дом князя, а слуг он отпустил.

Царь в сопровождении хозяина, подошел к двери библиотеки и остановился.

– Как там все происходит, что мне говорить? – в голосе Александра проскакивало волнение.

– Ничего говорить не нужно, сир. Вы просто войдете и сядете перед мальчиком. Он сам вызовет дух того, о ком вы думаете.

Александр чуть замешкался, но потом решительно открыл дверь библиотеки и вошел внутрь. За столом сидел ничем не примечательный мальчик лет десяти, одетый, как и большинство дворянских детей, без всякого антуража, вроде черных мантий. На столе тоже не было ни карт, ни хрустальных шаров, ни «волшебной палочки».

Царь подошел ближе и сел в кресло перед столом. Его взгляд встретился с парой устремленных на него совсем недетских глаз. Постепенно императора российского начал окутывать страх, который вытеснял все желания, кроме одного: быстрее вскочить с этого кресла и бежать прочь. Он бы так и сделал, но все его мышцы окоченели и не слушались своего хозяина.

Неожиданно мальчик заговорил голосом отца. Причем и мимика его лица и манера говорить настолько напоминали императора Павла, что Александру почудилось, что перед ним и есть его отец.

– Зачем же вы так со мной, ваше высочество? – усталым голосом заговорил «дух Павла».

– Это не я, папенька. Я не хотел. Все должно было произойти совсем не так. Это был несчастный случай.

– Не надо себя обманывать. Меня убили намеренно. И ты знал, что такое может случиться.

– Нет! Нет! Мне обещали пальцем вас не тронуть. Вам только надлежало подписать отречение…

– Что ж ты убийц моих не покарал? Все они здравствуют и даже не в Сибири.

– Так ведь не замышляли они убийство, папенька. Случайно все вышло!

– Случайно? Шарфом задушили случайно?

– Шарфом? Не знал я…, мне сказали, вы об оброненную табакерку головой ударились. Простите меня, папенька, видит бог, не хотел я этого!

– Не богохульствуй! Но так и быть, прощу тебя, если епитимью исполнишь.

– Какую епитимью? Все сделаю, папенька.

– Пойдешь в Иерусалим паломником, поклонишься там гробу господню и будешь молиться там сто дней к ряду по двенадцать часов в день.

– О чем молиться, папенька?

– О спасении своей души.

В этот момент образ отца перед глазами Александра растаял, и он увидел перед собой мальчика, который закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла.

Царь попытался привстать с кресла, и у него получилось. Он тихонько вышел из библиотеки, пересек большой зал, вышел из дома и с отсутствующим видом побрел в сторону Зимнего дворца. Князь Голицын лишь проводил его взглядом. Он не был удивлен. Все, кто имел беседу с «пророком» покидали его дом в похожем состоянии.

Александр вернулся в Зимний и сразу отправился в свои покои. Он не хотел никого видеть, не хотел ни с кем разговаривать. Он жаждал только одного: понять, что это было? В том, что с ним разговаривал дух императора Павла, у него не было ни малейших сомнений. Только одно было непонятно: почему к нему явился дух отца, о котором Александр уже почти не вспоминал, а не дух Наполеона, о котором он думал все последнее время? Может быть воспоминания о той страшной мартовской ночи 1801 года еще прячутся в глубине его души? Хотя сам он вину с себя давно снял. По-другому тогда поступить нельзя было. Правление папеньки всем уже невмоготу становилось. Да и не собирался его никто убивать. Случайно так вышло.

Так Александр думал, этим себя успокаивал и это ему удалось. Малолетний «оракул» разбередил его старую душевную рану и бросил на растерзание своей собственной совести. Что теперь делать? Идти паломником в Иерусалим? А ведь так и придется поступить. Иначе душу не привести в порядок. Оставить на полгода вместо себя Аракчеева, а самому отправиться на Святую землю. Нет, Аракчеева нельзя, а то наворотит дел. Уж больно круто он за все взялся. А если не Аракчеева, то кого? Брата Константина из Варшавы вызвать? Да, вызвать Константина.

Царь откинул крышку секретера и принялся писать письмо брату.

***

Сийес не сидел в Санкт-Петербурге сложа руки. Он обходил своих старых знакомых, с которыми успел познакомиться в Париже. И начал он с Александра Муравьева, которого он сам возводил на очередную ступеньку масонской иерархии и в котором видел большие перспективы. Муравьев обрадовался визиту своего собрата, хотя и несказанно был удивлен.

– Что привело тебя, брат мой из блистательного Парижа в забытый богом Санкт-Петербург? – обнимая гостя говорил Муравьев.

– Никита Муравьев написал, что нуждается в моей помощи. Но прежде, чем пойти к нему, я хотел поговорить с тобой. У тебя более прагматичный взгляд на вещи.

– Постой, ты приехал из Парижа из-за одного письма Никиты?!

– Во-первых, не из Парижа. Король изгнал меня, как бонапартиста, за пределы Франции. Сейчас я обитаю в Льеже, а это, сам понимаешь, не Париж и даже не Санкт-Петербург.

– А во-вторых?

– Во-вторых, святая обязанность братьев – помогать страждущим.

– Ну, хорошо. Пройдем в библиотеку, я велю принести туда чаю.

В библиотеке они уселись в кресла, и Сийес задал первый вопрос:

– Расскажи, брат мой, в общих чертах, что у вас с обществом? Вы уже дошли до составления конкретных планов?

– Каких планов, брат мой? Общество – это фикция! Они не могут договориться ни о целях, ни о способах реализации целей, ни о критериях членства в обществе, ни о правилах конспирации. Дилетантизм во всем!

– Ты сказал «они», а почему ты сам не взял все в свои руки?

– Я брал. Но за два года мы все перессорились, и мой «Союз спасения» развалился. Мы решили избавиться от балласта и создать другое общество: «Союз благоденствия». Однако через год все повторилось. Я вышел из общества. Я больше не верю в союз дворян. Слишком мы все разные.

– А Никита?

– А что Никита? Он еще барахтается, пытается всех привести к общему знаменателю.

– Да, печально. А что масонские ложи?

– А, – Муравьев махнул рукой, – все то же самое. Никакой дисциплины, никакой конспирации. У меня сложилось впечатление, что большинство офицеров вступили в масоны, отдавая дань моде.

– Тогда получается, что Россия никогда не избавится от тирании самодержавия?

– Почему же? Когда в России воцаряется настоящий тиран, гвардия его убирает и ставит над собой доброго царя. Александр, как раз, такой царь. Сегодня он всех устраивает. Ну, кроме кучки обиженных и недовольных любой властью.

– А если Александра не станет?

– Что значит, не станет?

– Не знаю, умрет, например, или отречется.

– Пару лет к новому царю будут приглядываться, а потом как обычно: тиран – уберут, добрый – оставят.

– А скажи, брат мой, есть в Санкт-Петербурге масоны среди высших чиновников?

– О, легче перечислить, кто из них не масон. Да что толку? Многие вступили в ложи, только чтобы не прослыть ретроградом. Они и на собрания не ходят и подчиняться магистру отказываются.

– А ты разве не знаешь, как в таких случаях поступать? Струна на шею, только и всего.

– Этак мы всю знать в России передушим.

Разговор с Александром Муравьевым все меньше нравился Жозефу Сийесу. Если все так, как говорит этот русский, то ни о каком ограничении, а уж тем более свержении самодержавия в России не стоит питать надежд. Жозеф, скомкав процедуру прощания, отказался от чая и покинул дом Александра.

Ему предстояло встретиться с другим Муравьевым – Никитой. К удивлению Сийеса, Никита был полон оптимизма.

– Мы уже почти выработали программу и определились с целями нашего общества. Сейчас ведем дискуссию о путях достижения наших целей, – с гордостью говорил он.

– И вокруг чего ведется дискуссия?

– Обсуждаются три варианта. Первый – убедить царя провести глубокие реформы, приняв нашу программу. Второй – арестовать царя и вынудить его подписать Конституцию и все реформаторские законы. А третий, – Никита замешкался, – третий – убить царя и всю его семью.

– Интересно, к какому варианту вы склоняетесь?

– Я – ко второму, мсье Сийес.

– А как происходит ваша дискуссия? В какой форме?

– Ну, мы обсуждаем все на общих собраниях.

– На общих собраниях?! Это же нарушает все законы конспирации!

– Но ведь масоны тоже все обсуждают на общих собраниях.

– Во-первых, масоны дают клятву хранить тайну, и никто из них не сомневается, что ему оденут «испанский галстук» за ее разглашение. А во-вторых, на общих собраниях обсуждаются только ближайшие цели. Например, ваша цель убить царя, но большинство против этого. На собрании выносится решение лишь его арестовать. Что с ним будет дальше, рядовые масоны могут только догадываться.

– Не знаю, мы так же дискутируем и на масонских собраниях.

– Если это так, – Сийес на минуту задумался и продолжил, – вам необходимо распустить ваше общество.

– Распустить?! Но почему?

– Судя по тому, как вы нарушали правила конспирации, в ваших рядах уже много случайных людей, а, возможно, и шпионов царя.

– Но это не так, мсье Сийес!

– Поверьте моему опыту: это именно так. Да вы не переживайте, мсье Муравьев. В самороспуске нет ничего страшного. После роспуска необходимо выждать некоторое время, а затем вновь объединиться. Лучше в несколько обществ. Пусть в каждом обществе будут сторонники только одного пути революции. А когда придет время активных действий, вы выступите совместно.

– Когда оно придет?

– Мы с вами об этом уже говорили в Париже.

– То есть никогда!

– Ну, почему же? Открою вам секрет: вскоре царь Александр оставит свой трон. Это даст вам небывалый шанс исполнить все ваши планы.

– Как вы можете это знать?

– Я всегда знаю больше, чем могу сказать.

– И когда, по-вашему, это произойдет?

– Думаю, в течение двух лет. За это время он приведет в порядок свои дела, и отречется в пользу Николая.

– Если даже все произойдет, как вы говорите, Николай не будет царем. Константин – следующий претендент на российский трон.

– Давайте не будем спешить с выводами. Сначала вам нужно реорганизовать общество. Но на этот раз с соблюдением всех правил конспирации. Инструкцию я вам пришлю.

Попрощавшись, с Никитой Муравьевым, Сийес отправился в апартаменты, которые они с Хозяином снимали в доходном доме купца Рогова, неподалеку от Михайловского замка.

Сийес застал Эдгара Пике в необычном состоянии. Он неподвижно стоял посреди зала, устремив взгляд в пол.

– Жозеф, что с твоей голубиной почтой? – произнес Хозяин, не отрывая взгляда от пола.

– В Льеже у меня есть несколько почтовых голубей, мессир.

– А у тебя есть корреспондент в Лондоне?

– Есть, мессир. Со сменой голубя в Кале.

– Хорошо. Тогда сегодня же мы возвращаемся в Льеж.

– Что-то случилось, мессир? – встревожился Сийес

– Умер Наполеон. Скоро его сподвижники возвратятся с острова Святой Елены. Я хочу просмотреть все бумаги, написанные на острове, прежде, чем их увидит кто-то еще.

– Это важнее, чем революция в России?

– Это важнее всего.

***

Царь Александр терял интерес к делам. Его больше не занимали реформы. Он видел, что его нововведения не одобряет никто, кроме Аракчеева и нескольких лизоблюдов. Идти против всех имело бы смысл, если бы казна государственная быстрее наполнялась, как он рассчитывал, после распространения военных поселений. Но даже этого нет! Все больше воинских частей переходят в поселения, а казна пустеет. Так что, признать свою ошибку, отступить и отдать бразды правления тому же Сперанскому? Зря что-ли он его в столицу вызвал? Сперанский чуть только не фонтанирует идеями реформ.

Вон европейские монархи не собираются отказываться от наполеоновских преобразований в экономике. И Сперанский за это же ратует. Может и пусть занимается?

Нет, Сперанский не Аракчеев. Чтобы он дел не наворотил за ним глаз да глаз нужен. А на это нет никаких сил.

Александр чувствовал, как душевные силы покидают его. От полного отчаянья его спасала одна мысль: о своем уходе с императорского трона. Эта мысль скрашивала дни ожидания приезда Константина.

Когда царю доложили о приезде брата, он почувствовал, как его душа начинает оживать. Он распахнул объятья и пошел навстречу брату.

– Как же давно мы не виделись, ваше высочество! – радость царя обрушилась на Константина.

– Вроде бы прошлой весной встречались, ваше величество! – растерялся он.

– Да? А у меня столько событий произошло, что кажется полжизни минуло.

– Что за события, сир?

– Да, уж все и не припомню, – замешкался Александр, – но вот одно запало в душу. Встретился я с медиумом и через него с папенькой говорил. Так он мне паломником в Иерусалим наказал идти во искупление грехов.

– Неужели вы могли в это поверить, ваше величество?

– А как было не поверить? Медиум-то мальчиком был лет десяти, а говорил папенькиным голосом и то, что никак знать не мог.

– Да если хорошо подумать, всю эту мистику легко объяснить можно.

– Думал я. Месяц думал, пока тебя ждал. Ничего не придумал.

– А от меня ты чего ждешь?

– Хочу назначить тебя престолоблюстителем. Посидишь за меня пока я в Иерусалим схожу. Что скажешь?

– Нет, нет и нет! Это совершенно невозможно.

– Но почему?! Ты же говорил, тебе надоело в Варшаве. Вот и причина перебраться в столицу.

– Так и было. До недавнего момента. А потом я встретил женщину и потерял голову.

– Берегись, брат. Чем больше женщину ты любишь, тем больше она приносит разочарований.

– Надеюсь, со мной такого не случится.

– Даст бог. Но что тебе мешает переехать в Петербург вместе с ней?

– Она не хочет. Я ее звал в эту поездку, она наотрез отказалась. Дескать, не хочу выглядеть бедной Золушкой среди столичной знати.

– А кто она?

– Графиня Жанетта Грудзинская.

– Но ты же не собираешься на ней жениться?

– Именно жениться на ней я и собираюсь.

Два дня, пока Константин был в Санкт-Петербурге, царь пытался уговорить брата изменить свое решение. Он даже привлек к этому делу их мать, вдовствующую императрицу. Но Константин был непреклонен. На него не подействовала даже угроза матери лишить его статуса наследника престола.

В конце концов, Александр сдался и отпустил брата обратно в Варшаву. Константин лишил царя выбора. Теперь Александру ничего не оставалось, как только оставить временным правителем Аракчеева.

Царь и раньше на время своих частых и долгих отлучек из России оставлял «на хозяйстве» своего самого преданного слугу. Но тогда у него была возможность с помощью переписки и донесений контролировать и, при необходимости, корректировать действия временщика. Став паломником, он не сможет этого сделать. Он уже выяснил у «знающих людей», что должен пройти весь путь в одиночку и, преимущественно, пешком. Как долго продлится его путь, он даже представить не мог. А ведь еще сто дней над гробом господним молиться надобно! Его «путешествие» на целый год может затянуться, а то и дольше. Да и мало ли еще чего может случиться? Надо подготовиться к тому, что он вообще может не вернуться. Надо написать рескрипт о назначении наследником и цесаревичем великого князя Николая.

Александр собственноручно написал рескрипт и вызвал наследного принца в свой кабинет в Летнем дворце на Каменном острове.

Когда Николай появился перед царем, тот протянул ему бумагу и сказал:

– Прочтите, ваше высочество.

– Но я не высочество…– попытался возразить Николай.

– Сначала прочти, – приказал Александр

Николай прочитал рескрипт и протянул бумагу царю.

– Но почему я, ваше величество, почему теперь, почему не Константин? – вид цесаревича выражал полную растерянность.

– Константин наотрез отказался. Нам с матушкой не удалось его переубедить. Надеюсь, вы не откажетесь, ваше высочество? Времени на раздумья у вас нет. Вскоре я отправлюсь в дальние края, и вы должны дать согласие немедленно.

– Но я никогда не готовился стать царем!

– Ничего, время у тебя еще есть. Я ведь не собираюсь завтра умирать. Назначу тебе наставников, вот и подтянешь свои знания. Ну как согласен?

– Я ведь не могу отказаться?

– Не можешь.

– Тогда я согласен.

Согласие Николая вселило в Александра надежду в осуществимость своего предприятия. Осталось только обезопасить трон от посягательств всевозможных революционеров-реформаторов. Царь вызвал Аракчеева и продиктовал ему указ запрете всех тайных обществ. Под запрет попадали общественные, масонские, религиозные и другие организации, кроме тех, которым выдано специальное высочайшее разрешение.

Во исполнение этого указа с каждого офицера гвардии взяли расписку в том, что он не состоит ни в одном тайном обществе. Офицеры охотно давали такие расписки. И они ничуть не лукавили. Подавляющее большинство из них никогда не состояло в тайных обществах, а остальные вышли оттуда в связи с самороспуском «Союза Благоденствия». Так же без угрызений совести через месяц многие из них вступили в Северное и Южное общества.

Александр об этом еще не знал. Он посчитал, что все приготовления к длительному путешествию выполнены и вызвал Алексея Андреевича Аракчеева.

Аракчеев по заведенному им самим правилу начал доклад с самого важного – о ходе ликвидации тайных обществ. Но царь его прервал:

– Я не об этом хотел поговорить, Алексей Андреевич. Мне предстоит длительное путешествие, – Александр сделал паузу, и Аракчеев решил, что мысль царя закончена.

– Как вы узнали, государь? Кто успел доложить? – он явно был удивлен.

– О чем узнал? – пришло время удивляться царю.

– О путешествии. Мне только четверть часа назад вручили депешу из Вены. Татищев пишет, что император Франц приглашает вас, ваше величество, на очередной конгресс в Верону.

Новость ошарашила Александра. Она путала все его карты. Он не мог проигнорировать конгресс. Священный союз был его детищем, можно сказать, единственным живым детищем. Кроме этого союза, он не смог в собственном государстве построить ничего на благо людей. Он должен ехать на конгресс. Паломничество подождет.

Приняв решение, Александр устремил взгляд на своего верного помощника.

– Так вот, вы, Алексей Андреевич, снова остаетесь престолоблюстителем. Я подготовил для вас несколько бланков императорских указов с моей подписью. При острой необходимости можете пустить их в дело. И еще… прочтите это, – царь протянул Аракчееву свернутый в трубку лист бумаги.

– Благодарю за доверие, ваше величество, – торжественно произнес Аракчеев после прочтения, возвращая царю документ.

– Нет, я хочу, чтобы это оставалось у вас. Если со мной что-то случится, то вы должны использовать документ по назначению.

– Господь с вами, ваше величество! Что с вами должно случиться?

– Ну, мало ли? Пути господни неисповедимы.

***

Торговый трехмачтовый парусник Ост-Индской компании причалил в порту Саутгемптона. На борт вместе с таможенными инспекторами поднялись два джентльмена в черных плащах. Вся эта компания отправилась напрямик в каюту капитана. Таможенники после представления и выемки таможенных документов отправились производить досмотр, а «черные плащи» остались в каюте.

– Нам нужно, капитан, чтобы вы пригласили в вашу каюту одного из ваших пассажиров, – сказал один из «плащей».

– Простите, джентльмены, но все пассажиры находятся под моей защитой, пока не покинут судно. Поэтому вынужден вам отказать. Тем более, что вы не предъявили своих полномочий, – спокойно ответил капитан.

– Вот письмо вашего руководства о полном нам содействии, – заявил «черный плащ», протягивая бумагу капитану.

– Это полностью меняет дело, джентльмены, – сказал капитан, возвращая документ, – кого вы хотите видеть?

– Мистера Маршана, личного секретаря Наполеона Бонапарта. И пусть явится со всеми своими вещами.

Едва бедный секретарь протиснулся в дверь каюты, «Черные плащи» бесцеремонно обыскали его самого, тщательно досмотрели все его вещи и изъяли все бумаги, на которых было написано хоть одно слово.

– Но это произвол, мсье! – возмущался Маршан, – среди этих документов – последняя воля императора Наполеона. Я обязан предъявить ее наследникам. Кроме того, я обязан опубликовать воспоминания императора. И уж совсем непонятно, зачем вам понадобился мой личный дневник?

– Не волнуйтесь вы так, мистер Маршан, – успокаивающим тоном произнес «черный плащ», – мы просто хотим убедиться, что в этих документах нет сведений, компрометирующих высокопоставленных особ. Как только мы это увидим, все документы будут вам возвращены.

– Но, как вы меня найдете? Я сам не знаю, где я буду завтра.

– За это не переживайте. Мы вас найдем, где бы вы ни были.

Последняя фраза звучала так угрожающе, что Маршан не посмел возразить.

***

«Жуткое сновидение мучило меня всю ночь. Успокаивало лишь то, что Я понимал: это никакое не сновидение, а всплывающие в хаотичном порядке воспоминания. И раз это происходит со мной не сейчас, а намного раньше, Я перестал бояться. А бояться было чего. Почти тринадцать лет Я просидел в одиночной камере лондонского Тауэра. Я попался, как последний идиот. Я слишком уверовал в свое превосходство. Больше тысячи лет, после казни Иоанна, никто не мог причинить мне ни малейшего вреда. Но самое обидное, меня обвел вокруг пальца не самый умный человек – король Англии Эдуард II.

За год до этого Я пытался спасти остатки своего ордена от разгрома, устроенного французским королем Филиппом IV и римским папой Климентом V. Идея была в том, чтобы устроить новый крестовый поход. Это дало бы возможность освободить выживших тамплиеров из французских тюрем и отправить в поход на Священную землю во «искупление грехов».