В СВЯТО-УСПЕНСКОМ МОНАСТЫРЕ
Второй рассказ раба Божия Иоанна
В год гибели моего Антона было у батюшки Виталия и матушки Евгении две дочери. В Одессу поехали мы семьями, они вчетвером, я с женой Олей и младшим десятилетним сыном Петром. В Одессе с вокзала прямо с чемоданами направились в монастырь. Батюшка первым делом обратился к старому знакомому эконому отцу Виталию, Царствие ему Небесное, почил уже. Тот призвал к себе монахиню Марию и попросил разместить сибиряков у неё в доме. Всё решилось в какие-то полчаса.
Матушка Мария жила в трёхстах метрах от монастыря. Двухэтажный дом, уютный дворик, даже садик ухоженный имелся. В далёкие пятидесятые-шестидесятые годы матушка была духовным чадом и келейницей владыки Одесского и Херсонского митрополита Бориса (Вика). Рассказывала, был он человеком с большим сердцем, многим помогал. И её поддержал в трудный период.
Матушку Марию арестовали за хранение обращения Иоанна Кронштадтского к русскому народу. Пусть умер святой задолго до установления власти советов, карающие органы посчитали антисоветским его призыв к русским, к России твёрдо держаться веры православной, церкви и царя православного, иначе будет страна «не Россией, не Русью Святою, а сбродом всяких иноверцев». Отсидела матушка в общей сложности восемнадцать лет гулаговских лагерей. Много скорбей пришлось претерпеть женщине. На свободу вышла, а ни кола, ни двора, ни родственников. Владыка Борис приютил в своём доме, жил он вместе с мамой. Мария стала помогать по хозяйству, трудилась в Свято-Успенском монастыре. Архипастырское служение владыки Бориса на Одесской кафедре совпало с годами хрущёвской злобы на церковь. Митрополит активно и небезрезультатно противодействовал закрытию церквей в своей епархии. С владыкой нельзя было разговаривать только на уровне приказов, пользовался большим авторитетом в народе, архиерейские службы проходили в переполненных храмах, паства шла за ним. Поэтому был бельмом в глазу власть предержащих, немало врагов нажил. И надорвал сердце. Умер в пятьдесят девять лет от инфаркта, а потом и мама его умерла, похоронена рядом с сыном на монастырском кладбище. Умирая, завещала дом матушке Марии, она к тому времени уже постриг приняла. Так что жили мы в бывшем архиерейском доме.
Матушка Мария приняла нас как родных, выделила большую комнату, площадью метров двадцать пять, в ней все вместе разместились. Не пятизвёздочный отель, но главное – монастырь рядом и атмосфера в доме самая благодатная. По вечерам матушка Мария приходила к нам, душевно разговаривали, читали книгу «Отец Арсений», она только-только появилась.
Батюшка Виталий по дороге в Одессу сказал, что в обители надо обязательно поработать. Эконом отец Виталий поприветствовал наш трудовой порыв и отправил батюшку в распоряжение келаря отца Никона, тот его на фитофтору определил, я попал в бригаду, которой руководил иеромонах отец Иоанн. Говоря по-научному, пришлось мне поучаствовать в решении логистической задачи по погрузке-разгрузке, перемещению грузов из точки «А» в точку «В». Вместе с отцом Иоанном возили на тележке бетонные столбы для забора, которым огораживали складские помещения на территории монастыря. Три дня занимался заборной логистикой, а потом батюшка упросил отца эконома дать нам общее послушание. Объяснил ситуацию с погибшим сыном. Отец Виталий внял просьбе и, к большому недовольству отца Иоанна, отправил меня на фитофтору. Отец Иоанн в резкой форме высказал батюшке Виталию своё негативное отношение к такой перестановке послушаний: не хватает рук забор ставить, а он, пользуясь благосклонностью отца эконома, забрал нужного работника, тем самым оголил фронт. Позже, правда, они примирились.
В южной части монастыря, ближе к морю, располагался виноградник, а рядом с ним большое поле помидоров. Помидоры росли не как в Сибири, без ухищрений с колышками, подвязыванием каждого стебля – прямо на земле. И урожай – красным-красно. Но много плодов, поражённых фитофторой. Их мы убирали, дабы болезнь не поражала здоровые.
Сказать по правде, я и работой с отцом Иоанном был доволен, он проявил живой интерес ко мне, расспрашивал о Сибири, о моей службе в армии и понемногу начал рассказывать про батюшку Иону. Не сразу, видимо, приглядывался, можно-нет доверять информацию про старца паломнику-омичу. Тогда ещё ничего не писали о батюшке Ионе. После работы отец Иоанн накрывал стол в саду, вкушали вместе, беседовали.
Батюшка Виталий сказал перед поездкой в монастырь, что в Одессе живёт редкий угодник Божий, старец Иона. Такой же почитаемый на Украине, как в России протоиерей Николай Гурьянов с острова Залит, архимандрит Кирилл (Павлов) из Троице-Сергиевой лавры, архимандрит Иоанн (Крестьянкин) из Псково-Печерского монастыря.
Втайне я надеялся: отец Иоанн был вхож к батюшке Ионе, он поспособствует встретиться со старцем, что было не так-то просто. Прямо сказать – совсем не просто. Ворота в монастырь открывали в шесть утра, а уже с трёх-четырёх ночи начинала расти очередь у ворот жаждущих попасть к отцу Ионе. Батюшка Виталий сразу сказал:
– Надо хорошо молиться, чтобы побывать у него. Тут как Бог управит.
О старце Ионе рассказывала Тамара, его духовное чадо. Мы жили у матушки Марии на первом этаже, Тамара в этом же доме – на втором. Как уже говорил, при доме садик, думаю, ещё от владыки Бориса остался. Виноград, яблони, груши, абрикосы. Дневной зной спадёт, и так хорошо посидеть, наслаждаясь южной благодатью.
Тамара рассказывала, что батюшка был в миру не паинькой. В молодости никого не боялся, ходил с ружьём. Отец, человек глубоко верующий, упрекал сына, мол, никто в семье оружия не носил… По словам Тамары, батюшка с неохотой вспоминал ту свою жизнь, нелицеприятно отзывался о себе. Был мужчиной жёстким, сильным и гордым. А потом заболел тяжёлой формой туберкулёза, и дал себе слово стать монахом, если выберется из больницы. Начал просить Божьей помощи. И случилось невероятное – из больницы вышел здоровым человеком.
Обет, данный Богу, вчерашний смертельно больной не забыл. Отправился в Абхазию к монахам-пустынникам, что ставили кельи в безлюдных местах среди гор и славили Бога вопреки всем гонениям и напастям. Претерпевали изрядно. Выискивали их с вертолётов, арестовывали, бросали в камеры к уголовникам. Этой участи батюшка Иона избежал, какое-то время пожил среди пустынников, а потом отправился в Одесский Свято-Успенский монастырь в надежде со временем принять монашеский постриг. Да его не взяли ни в каком виде.
На тот период категорически не разрешалось брать в обитель даже трудников. Батюшка Иона отчаиваться не стал. В Абхазии пообщался с пустынножителями, как только они не приспосабливаются, сгонят с одного места, в другом ставят кельи из подручного материала. Один в дупле устроился. Однажды решил сходить с визитами к братии, кто поблизости жил, а никого нет – кельи разорены. Милиция по наводке вертолётчиков устроила облаву. Лишь келью-дупло не засекли с воздуха. В Одессе батюшка Иона пошёл на берег моря, на котором монастырь расположен, в обрыве, где стрижи норы роют, выкопал себе пещерку. Обосновался почти как пустынник в первые века христианства. В пещерке несколько месяцев жил и молился, просил Матерь Божью принять в свою обитель. И дождался – монастырю понадобился дизелист. Тогда-то и сказали настоятелю о мужике-трактористе, живущем на берегу.
Рассказала Тамара такой случай из жизни батюшки Ионы. Владыка, митрополит Сергий (Петров), был человеком сановитым, по-генеральски представительным, однажды присмотрелся к братии монастыря и ну отчитывать, дескать, негоже ходить в поношенных, латаных-перелатаных подрясниках. В обитель паломники приезжают со всех краёв, его святейшество патриарх в любой момент может заявиться, а вы ходите в затрапезном виде. Не будешь возражать архипастырю, что не избалована братия разнообразием гардероба. Если и есть подрясники поновее, так они в церковь на службы надеваются, зачем понапрасну трепать…
Высказал владыка претензии братии. А когда стали подходить к нему под благословение, появился инок Иона, доселе отсутствовавший по причине выполнения срочной работы – ремонтировал дизель-генератор. Подойдя к митрополиту, на глазах у всех наклонился и вытер руки, измазанные соляркой и машинным маслом, о шёлковый подризник владыки. Затем взял архиерейское благословение и как ни в чём не бывало, пошёл дальше реанимировать раскапризничавшуюся технику. Митрополит Сергий, только что распекавший братию за внешний вид, проявил удивительное смирение. Ни полслова не промолвил по поводу дерзкого поступка инока. А вскоре одарил монахов новыми подрясниками. В том числе инока Иону.
И всё же посчастливилось мне встретиться с батюшкой Ионой. В тот день мы с отцом Виталием пришли в трапезную на обед. По уставу сначала монахи трапезничали, потом остальные. Мы припозднились, заходим в трапезную, Бог ты мой, никого, а батюшка Иона арбуз вкушает. Перед ним в глубокой тарелке средних размеров нарезанный аккуратными ломтями арбуз…
У меня сердце оборвалось… Впервые за пять дней увидел. На территории монастыря постоянно был в ожидании, вдруг появился, не пропустить бы… Ему тогда было чуть за семьдесят лет. Крепкий, борода с густой сединой, но видно, когда-то была смоляной черноты…
Отец Виталий спросил:
– Батюшка Иона, не узнаёте меня?
– Как же тебя не узнать, – сказал батюшка, – скотника нашего.
В это время в трапезную вошёл высокий статный монах в клобуке. Лет сорок с небольшим, роскошная густая борода.
Батюшка Иона представил его отцу Виталию:
– Это моё духовное чадо. Офицер, полковник.
Монах взял у батюшки Ионы благословение, он куда-то уезжал, и ушёл.
Отец Виталий на меня показал:
– А вот моё духовное чадо, тоже полковник.
И добавил:
– У него сын недавно погиб.
Только это и сказал обо мне. Я сел в сторонке, мне принесли поесть. Отец Иона начал расспрашивать батюшку Виталия об Омской епархии.
В один момент повернулся в мою сторону, передал ломоть арбуза.
– Бери, кушай. Вкусный кавун.
Минут десять они беседовали. Батюшка Иона поднялся уходить. Я всё это время сидел, как на старте, вскочил, шагнул к нему:
– Благословите, батюшка.
Он молитву прочитал и говорит:
– Не печалуйся, чадо. Кто убивает, грехи убиенного на себя забирает.
Отец Виталий ничего не говорил батюшке об обстоятельствах смерти сына. Я в пяти метрах сидел, весь разговор слышал. Только и прозвучало обо мне, когда представлял – «у него сын погиб».
Кто бы только знал, как мне стало легко после слов батюшки. Словно многотонная глыба свалилась с души, под гнётом которой жил после смерти Антона.
«Кто убивает, грехи убиенного на себя забирает».
Фактически сказал: убили Антона…
Понимаю женщину, которая пришла к старцу со своими печалями и грехами, а потом бежала от него, не чуя под собой ног, ликуя от счастья: «Батюшка Иона сказал, что любит меня!»
Отец Иона (рука у него лёгкая, будто воздушная) благословил, в моей голове пронеслось: вот бы ещё сына и жену благословил.
Буквально на следующий день Оля с Петей и матушкой Марией идут по монастырю, навстречу батюшка Иона, обычно вокруг него коловращение, здесь никого. Они к нему под благословение…
Как можно не верить после этого в милость Божью.
НЕ БЫВАЕТ КЛАДБИЩА БЕЗ ПРАВЕДНИКА…
Третий рассказ раба Божия Иоанна
В танковом училище был у меня друг и товарищ Валера Самохин. Отличный парень, даже породнились, наши жёны двоюродные сёстры. На третьем курсе дали нам увольнение, Валера пригласил к своей зазнобе: «Пошли-пошли, к Надежде сеструха сродная приехала из района, не теряйся – отличная деваха». Я, слава Богу, не растерялся. С девушками застенчивый был, тут крепко задружил. После училища наши пути-дороги с Валерой редко пересекались, но, как ни встретимся, подначивал: «Ты меня аж бегом обязан коньяком поить за такую жену!»
Валера тоже помотался по Союзу. На Дальнем Востоке начинал службу, потом – Алтай, Горьковская область, Германия, наконец – Украина. На год раньше меня академию окончил. Головастый, хваткий. На Украине осел. Смеялся: «Перепуталось всё кверху ногами. Русак Самохин на Украине, а хохол Савченко в Сибири!» При развале Союза он был заместителем командира дивизии в Закарпатье, полковник. Ему пообещали: останешься на Украине, через полгода станешь командиром дивизии и получишь генерала. Он клюнул. Валера профессионал, всё прошёл – от взводного до замкомдива. Он бы и дивизией командовал лучше многих. Одним словом, присягнул Валера Украине. Чем крайне раздосадовал своего отца. Дядя Слава из серьёзных мужиков. Фронтовик, танкист, четыре экипажа сменил в войну, не один раз горел в танке, до Праги дошёл. Категорически не согласился с выбором Валеры. Подвыпив, стучал кулаком по столу: «Ты мне не сын!» Обиделся страшно: «Два раза присягу не принимают!»
Запад активно подтягивал Украину под свои знамёна. Валера ездил «перенимать опыт» в войска США, НАТО. Два раза подавали его документы на присвоение генерала, оба раза не прошло. Приоритет отдавался национальным кадрам. Так и не стал командиром дивизии. Потом ему предложили генеральскую должность в национальной академии обороны, Валера переехал в Киев. Но это я забегаю вперёд.
Как бы там ни было, не осуждал его выбор, остались друзьями. В 2009 году Валера пригласил нас с женой в гости: «Киев покажу, потом поедем под Одессу на море, отдохнём по высшему разряду». Я с радостью согласился. Первое, что пришло в голову: ещё раз побываю у батюшки Ионы. Прошло двенадцать лет после нашей встречи. Пять дней в Киеве у Валеры гостили, я первым делом настоял на посещении Киево-Печерской лавры…
Потом поехали вчетвером (он с женой, и я с женой) в Чабанку, в ней стояла танковая бригада. Вот где служба – двадцать километров от Одессы, берег моря. Это не забайкальские степи у границы с Китаем. Валера, как и обещал, всё устроил в наилучшем виде – поселили нас в отдельно стоящем генеральском домике. Море, солнце, купались, загорали.
День на третий говорю Валере, как бы в Свято-Успенский монастырь съездить.
– Да без проблем, – уверенно прозвучало в ответ.
На следующее утро машина была подана к крыльцу. В первый раз вчетвером поехали, а потом с женой вдвоём паломничали в обитель.
Во вторую нашу поездку отстояли с женой литургию, после службы выходим, архидиакон Пимен на солнышке сидит.
– Отец Пимен, – спрашиваю, – разрешите присесть рядом с вами?
Он хорошо знал батюшку Виталия ещё по тем временам, когда тот в трудниках подвизался в монастыре. Батюшка Виталий смешно рассказывал, как отец Пимен однажды подскочил к нему: «Брат, – заполошно говорит, – трэба взять драбыну и поднять шпакивню!» И увлёк за собой. Бегут, а батюшка знать не знает, какую такую «драбыну» взять, чтобы поднять неизвестную «шпакивню». Бежали они за лестницей приводить в порядок свалившийся скворечник.
Я начал рассказывать отцу Пимену, что приезжал сюда двенадцать лет назад с батюшкой Виталием.
Он вспомнил батюшку, на мой вопрос о старце Ионе ответил:
– С неделю как на Афон уехал.
Иона почти каждый год ездил на Святую гору.
Так и не удалось больше повидаться с ним. Валера Самохин и на следующий год звал в Одессу, я засобирался, позвонил матушке Марии, узнал, что батюшка Иона в монастыре и никуда не собирается. Купили билеты, но за два дня до отъезда жена порвала связку на ноге.
Сейчас остаётся только мечтать, что когда-нибудь сподобит Бог на могилке у батюшки побывать. Четвёртый год каждое утро читаю молитву «О прекращении междоусобной брани», прошу Господа: «Господи Иисусе Христе Боже наш, призри милостивым Твоим оком на скорбь и многоболезненный вопль чад Твоих, в земле украинстей сущих. Избави люди Твоя от междоусобные брани, утоли кровопролития, отврати належащие беды. Лишённые крова введи в домы, алчущие напитай, плачущие утеши, разделённые совокупи… Не остави стадо Свое, от сродник своих во озлоблении сущих, умалитися, но скорее примирение яко щедр даруй… Ожесточенных сердца умягчи и к Твоему познанию обрати. Мир Церкви Твоей и верным чадам ея подаждь, да единем сердцем и едиными усты прославим Тя, Господа и Спасителя нашего во веки веков. Аминь».
Украина для меня закрыта. Валера, само собой, больше не приглашает. Он хоть и ушёл в отставку, но по-прежнему преподаёт в национальной академии (кстати, генерала ему и здесь не дали), и приезд в гости полковника-танкиста из России для него грозит большими неприятностями. С началом военных действий на Донбассе позвонил, подвыпивши был (чаще в таком состоянии звонит), и пусть полушутя, но стал наезжать: «Ну что, агрессоры?»
Я ему жёстко ответил и положил трубку. С того раза если звонит (или я на день его рождения), разговоры разговариваем только на бытовые темы, политику не затрагиваем.
В 2009-м мы отлично, спасибо Валере, отдохнули. Чудный вечер провели с женой у матушки Марии. Встретились случайно в обители, она зазвала к себе, потчевала нас варениками домашними и чаем с абрикосовым вареньем. Матушка рассказала интересную историю из недавнего прошлого Свято-Успенского монастыря. Батюшка Виталий, кстати, тоже знал её, он ведь сразу после Чернобыля приезжал в монастырь поступать в семинарию. Спросил его: «Почему не рассказали, батюшка?» – «Как-то, – говорит, – к слову не пришлось».
Радиоактивное облако после взрыва на Чернобыльской АЭС прошло над Одессой. Невидимая радиоактивная грязь не миновала миллионный город. Подняли военных для проведения дезактивации. Те, прежде чем начать её, составили дозиметрические карты.
Посмотрели на них, и возникло два вопроса. Во-первых, на территории Свято-Успенского монастыря чисто. Вокруг грязно, а здесь, словно в радиоактивном облаке дыра над обителью образовалась. Причём чисто не только на площади, ограниченной забором монастыря, немаленькая территория, примыкающая к обители, тоже не сифонит. Это первый загадочный момент. Второй – кладбища чистые. Ни на одном погосте нет повышенного радиационного фона.
Военные приехали к отцу Вадиму, наместнику Свято-Успенского монастыря, за разъяснением. Положение на Украине сложилось более чем тревожное. По радио вещали: всё хорошо, оснований для беспокойства нет. Осведомлённые люди знали – есть все основания для тревоги. Чернобыль продолжал представлять реальную угрозу, никто не мог дать гарантий, что четвёртый блок не рванёт ещё раз. Поэтому военным было не до реверансов в сторону государственной атеистической идеологии, смело приехали в обитель за разъяснением, каким образом товарищи монахи добились чистоты на своей территории? Уж не сами ли нейтрализовали радиоактивную грязь?
Отец наместник собрал многоопытных монахов, доложил о вопросах, поставивших военных химиков в тупик.
Кто-то из отцов предложил для наглядности провести следующий эксперимент. Попросил принести морской воды для замера уровня радиации.
– Я без дополнительного замера знаю, – сказал один из военных, – сифонит море.
Воду всё-таки принесли. Дозиметр показал значительное превышение нормы. Отцы освятили морскую воду и передали военным, мол, делайте контрольный замер. Те пожали плечами, мол, зачем? Но дозиметр «нащёлкал» норму.
– И что, вы вот так по всей территории молились? – удивились военные.
– В монастыре молитва не прекращается никогда, – сказал отец наместник, – и не только в связи с Чернобылем.
– Ладно, допустим, – согласились военные, – у вас чисто из-за молитв, а как же кладбища? Там-то почему? В разных местах расположены, однако, какое ни возьми, вокруг их территорий грязно, среди могил никаких отклонений? Получается, покойников не берёт радиация?
Ответ отцов-монахов ещё больше озадачил военных.
– На каждом кладбище, – объяснили, – хотя бы один праведник лежит. Он и освящает землю.
– Хорошо, пусть будет так – на кладбищах, как вы говорите, праведники, в монастыре – молитвы, но почему за забором у вас чисто? Целый кусок территории не тронут?
На этот вопрос отцы с ходу не ответили, взяли тайм-аут.
Покопались в своих архивах и нашли дореволюционную карту Одессы, на которой монастырь обозначен в первоначальных границах. Сравнили с дозиметрической картой. Всё стало ясно. Земля за забором обители не была загрязнена по той причине, что она долгие годы принадлежала монастырю, пока советская власть не начала борьбу с «религиозным дурманом», не потеснила монастырь, отхватив от его угодий добрый кусок земли. Улицы на нём проложили, дома поставили…
Такую историю рассказала матушка Мария.
В тот приезд в Одессу так и не удалось повидаться с батюшкой Ионой, надеялся, вдруг вернётся с Афона, но нет. А с его духовным чадом, Тамарой, с которой познакомился в первый наш приезд, столкнулся в обители. Рассказала, что батюшка Иона начал сдавать. Не такой энергичный, частенько болеет. Живёт с сердечным кардиостимулятором. А паломников к нему стало ещё больше. Отовсюду едут, даже из Франции и Германии, а есть дедок-американец, так он каждый год из США специально прилетает.
С Тамарой обменялись сотовыми телефонами. Позвонил ей только через три с половиной года, когда узнал, что батюшка Иона преставился.
Тамара расплакалась в трубку:
– Нет больше нашего батюшки, нет нашего молитвенника. Осиротели. Кто теперь будет просить Бога за нас, грешных?
Поплакала, потом говорит:
– Батюшка предсказал, через год после его смерти начнутся большие нестроения, будет кровавая Пасха. Расспрашивать его, конечно, не стали, что он имел в виду под кровавой Пасхой? Но сказал так.
Преставился отец Иона в декабре 2012 года.
Слова Тамары сразу вспомнились в 2014-м, когда начались кровавые события на Украине.