Россия тридцатых годов, т. е. держава военная, ультраконсервативная, завоевательная, эта Россия взяла тогда в свои руки, через посредство турецкого союза, ключ к Средиземному морю и, через посредство Персии, стала на полпути к Индии. Афганский поход персиян и хивинская экспедиция русских должны были, по-видимому, предоставить в руки России весь этот индоевропейский континентальный путь. Было отчего встревожиться в Лондоне, хотя бы и не было никаких оснований предполагать в России преднамеренного умысла против Индии. Отдаваться на добрую волю русского правительства англичане не имели ни малейшего желания. И вот мы видим, что в тридцатых и сороковых годах Англия принимает поспешно меры предосторожности и вступает окончательно и бесповоротно на путь сознательного соперничества с Россией на Востоке. Соперничество сказалось ещё с конца прошлого столетия и довольно ярко обнаружилось в эпоху русско-турецкой войны 1828 – 29 гг., но только после этой войны, по-видимому, поняли в Лондоне, что приходится это инстинктивное и случайное соперничество превратить в систему. Когда это поняли, то решились немедленно привести в исполнение и со свойственною Британии энергиею и постоянством принялись за проведение программы систематического противодействия России на Востоке. В высшей степени энергичная, хотя и не всегда искусная политика эта наполняет собою два десятилетия, предшествовавшие и подготовившие первое великое столкновение Европы на Востоке, Крымскую войну 1853 – 56 гг.

Я уже упомянул выше, что около середины тридцатых годов XIX в. Россия достигла наибольшего влияния на Востоке. Жестокие поражения, нанесённые ею двум могущественнейшим империям мусульманского мира, приобрели ей это значение. Ускиар-Скеллессийский союзный договор 1832 года закрепил его в Турции, а в Персии утверждалось оно всё более и более, благодаря политике русского посланника в Тегеране Симонича, явно покровительствовавшего расширению владений шаха на Востоке. Это политическое преобладание России на Востоке приобретало особое значение ввиду не менее полного преобладания её на Западе. Священный союз, который в конце 20-х годов был готов разложиться из-за турецко-восточного вопроса, возродился в 30-х годах с новою силою. Польское восстание 1830 года сблизило три державы, обладавшие польскими провинциями; французская июльская революция и низвержение преданных идеям священного союза Бурбонов испугали кабинеты Вены и Берлина. Но эти две революции были не единственными проявлениями народных и национальных освободительных движений. Бельгия отложилась от Нидерландов. Волнения и смуты то и дело вспыхивали в различных мелких государствах Италии и угрожали австрийскому преобладанию на Апеннинском полуострове. В Германии тоже проявлялось повсеместно либеральное и национальное движение. Переворот во Франции и успех Бельгии могли только поощрить все эти итальянские и германские движения. Словом, ультраконсервативному правительству Австрии было о чём заботиться, чего опасаться, к чему готовиться, а кто же кроме России мог оказать необходимую поддержку Габсбургской державе? Священный союз снова стал необходим для Австрии, не желавшей никаких перемен в Италии и Германии. Венский кабинет должен был поэтому отложить заигрывание с либеральными западными державами по восточному вопросу и теснее примкнуть к России, скрепя сердце подчиняясь несколько жёсткой гегемонии Императора Николая. Несколько позднее в Вене возобладало мнение, что чёрт вовсе не так страшен, как его малюют, и интриги против русско-восточной политики были возобновлены, но в 30-х годах Австрия несомненно очень была напугана революциями французскою, бельгийскою, польскою и либеральными движениями Италии и Германии, что заставляло её искреннее, чем когда-либо держаться священного союза, предоставляя в нём старшинство России. Пока же священный союз оставался прочным, остальная Европа могла только стоять в оппозиции, бессильная нанести серьёзный удар русской гегемонии.

Этим путём в тридцатых годах XIX века русское политическое преобладание в Европе также как и в Азии было несомненным и решительным, опираясь в Европе на союз с Австрией и Пруссией, а в Азии на союз с Турцией и Персией. Я упомянул о преобладании России в Европе для того, чтобы показать, что Англия в своей борьбе против России на Востоке не могла никоим образом опереться на европейские комбинации. Парализовать русское могущество на Востоке и остановить русское движение было тогда невозможно созданием противовеса на Западе, как это было сделано в 1829 году, как это позднее было два раза повторено в 1853 и 1878 годах. Англии приходилось вступать в борьбу одной, и она это сделала. Благодаря обычной энергии, искусной политике и некоторым счастливым случайностям, она достигла замечательного результата, успев поколебать русское влияние и восстановить своё собственное. Два десятилетия настоящего столетия, предшествовавшие первой восточной войне, наполнены этими усилиями английской политики, принёсшей столь важные плоды и подготовившей поражение России.

Мы видели выше, что русское движение на Восток опасно Англии преимущественно с трёх сторон 1) завоеванием английских торговых рынков Россия стесняет свободу английской торговли, создаёт искусственно неблагоприятные условия английской промышленности и тем наносит ущерб богатству и благосостоянию Англии, как она ныне сложилась, 2) угрозою овладения Понто-Эгейскими проливами становится на пути в Индию и приобретает условия для возвышения на уровень первоклассной морской державы, чем бросает тень на морскую монополию Англии и в корне подрывает основы её могущества и 3) приближением своих границ к границам Индостана лишает Англию её неуязвимости и минирует всю её колониальную систему и основанное на ней богатство. А между тем в тридцатых годах Россия была очень близка к осуществлению существенных пунктов этой столь опасной для Англии программы. Ускиар-Скеллессийский договор с Турцией открывал Понто-Эгейские проливы для русского флота и закрывал для всех остальных флагов. Союз с Персией обеспечивал лучший путь в Индию, а стремление Персии к овладению Гератом лишь улучшало этот путь. Выход русских форпостов на Сырдарью и замышлявшийся поход на Хиву должны были открыть России и второй путь в Индию, через Туркестан. Таким образом, ближайшая задача Англии сводилась к уничтожению Ускиар-Скеллессийского соглашения о Понто-Эгейских проливах, к организации барьера русскому движению в Туркестан и к освобождению Персии из под исключительного влияния России. В Англии очень быстро поняли логику своего поведения, немедля приступили к делу и решились искать новых оплотов против опасного могущества России.

Независимые мусульманские государства Средней Азии и воинственные разбойничьи племена туркменских номадов представились англичанам первым таким оплотом против России. Но разрозненные и взаимно враждующие, эти государства и племена легко могли стать добычею России, как то и случилось в настоящее время. В Англии это предвидели и, озабочиваясь образованием надёжного барьера между Россиею и Индиею, не могли не стремиться сплотить Туркестан против России. Идея среднеазиатской коалиции под покровительством Англии и против России очень сильно занимала английских политиков тридцатых годов. В 1832 году была снаряжена миссия под начальством Борнса, назначение которой было посетить Кабул и Бухару и обследовать почву, насколько она удобна для осуществления этой идеи. Эта поездка наблюдательного и образованного путешественника имела большое научное значение, пролив свет на страны, дотоле известные лишь по описаниям древних и арабских географов, но политических плодов не принесла. Принят был Борнс очень недоверчиво и почти враждебно. Было очевидно, что соединить в одном действии ряд варварских государств, постоянно враждовавших между собою, вовсе не угрожаемых ещё Россиею и относящихся с фанатическою нетерпимостью к Англии столько же, сколько и к России, что эта мысль была иллюзиею, и неосуществимою, и опасною для самой Англии, которую варвары могли заподозрить в коварных замыслах, скрываемых под личиною непрошенной дружбы. В сущности так и случилось. Снарядив после первой миссии Борнса, вторую миссию его же в Кабул, Стоддарта – в Бухару, Конолли – в Бухару, Хиву и Кокан, Аббота – в Хиву, Англия, несмотря на всю эту удивительную энергию и деятельность, не только не добилась никакой анти-русской коалиции, но даже потеряла двух своих послов, Стоддарта и Конолли, казнённых в Бухаре по приказу эмира Насруллы. Аббот в Хиве едва избег той же участи. Чтобы выручить из Бухары спутников несчастных Стоддарта и Конолли, Англия должна была обратиться к любезности России, которая и вытребовала их. Но эти видимые неудачи в сущности однако завершились полным успехом. Всестороннее политическое исследование Туркестана обнаружило, что страны эти не могут служить удобным готовым уже путём в Индию. Варвары Хивы, Бухары и Кокана конечно не были нимало расположены пропустить русскую армию. Тем менее можно было рассчитывать на туркменов и даже киргизов, в то время ещё совсем неумиротворенных. К тому же громадные бесплодные и безводные пустыни, высокие трудно проходимые кряжи гор и быстрые могучие реки лежали на этом пути и делали его недоступным для армии, которая двинулась бы прямо из Оренбурга, не имея другого базиса, кроме Европейской России. В Англии поняли, что Туркестан должен быть предварительно завоёван и умиротворён, чтобы стать возможным путём к границам Индостана. В том же виде, в каком он находился тогда, он был лучшим возможным барьером между Россией и Индией. Значение этого оплота ещё более усилилось после неудачи русской экспедиции в Хиву в 1839 году. Хищнические набеги хивинцев и захват русских в рабство вынудили Россию снарядить против Хивы экспедицию, которая погибла, не дойдя до оазиса, от холода и метели. Поход не был возобновлён, и обаяние России сильно пострадало, а враждебное настроение среднеазиатских государств лишь усилилось.

Работая над заграждением России северного пути в Индию, Англия не могла оставаться равнодушною и к южному пути через Персию и Афганистан. Мы уже видели, что Англия снаряжала в Кабуле две миссии одну за другою, с целью укрепить своё влияние в этой ближайшей к Индии стране по пути из России. Но постоянные междоусобия, волновавшие в это время Афганистан, мешали установиться прочному влиянию, и Англия постоянно смотрела с опасением на афганцев, когда появление в Кабуле некоего Виткевича, бывшего офицера русской службы, так взволновало англичан, что они решились вмешаться во внутренние дела Афганистана, с целью установить режим, более благоприятный английским интересам. Виткевич был авантюристом, которого судьба Бог весть как занесла в Кабул, но где он как подданный русского Царя быстро приобрёл влияние и почёт. Тогда в Афганистане царствовала анархия вследствие падения династии Дуррани, основавшей афганское царство в конце XVIII в. Изверженная сердарями (феодалами) династия эта не была ни кем заменена, и страна управлялась каждым сердарем вполне самостоятельно. Таких сердарей было шесть в Кабуле, Джелалабаде, Пешаваре, Кашмире, Газни и Кандагаре. Герат остался в руках представителя изверженной династии Камрана, а другой претендент Шеджа бежал в Индию и жил английским пенсионером. Распадение Дурранийской державы возбудило аппетиты у соседей. Бухара стремилась утвердиться в Афганском Туркестане; Сейки завоевали Пешавар и подчинили Кашмир, которые с тех пор и были потеряны афганцами; Персия решилась завладеть Гератом. Из оставшихся четырёх сердарей наибольшим влиянием и силою пользовался Кабульский Дост-Магомет, который к концу тридцатых годов и успел установить своё первенство и даже принял титул эмира (т. е. князя, тогда как дурранийская династия носила титул шаха). Сюда-то в Кабул и прибыл Виткевич. Сердари приняли его очень почётно и склонны были под его влиянием просить протектората России. В Англии ударили набат. В Петербург был послан запрос о действиях Виткевича. Русское правительство конечно отреклось от солидарности с Виткевичем, и Англия решила военную экспедицию в Кабул. Задачей экспедиции должно было быть восстановление Дурранийской династии в лице Шеджи, который и явился бы для Индии надёжным союзником и оплотом. Афганская экспедиция, предпринятая единовременно с русскою хивинскою, должна была, по-видимому уравновешивать и эту последнюю, если бы она удалась (в чём Англия не могла сомневаться). В противоположность хивинскому походу поход афганский, встречный первому, удался вполне. Сердари были разбиты, Дост-Магомет Кабульский бежал, и Шеджа водворён на престоле державы его предков. Английские гарнизоны были оставлены в Кабуле, Джелалабаде и Кандагаре для поддержания нового властителя. Английский агент поселился в Кабуле под охраною целой небольшой армии и имел решающий голос в политических делах страны. Шах Шеджа был лишь номинальным властителем Афганистана, а действительными хозяевами оказались англичане. Свободолюбивые и буйные горцы не могли вынести этого режима, и в 1840 году вспыхнуло возмущение. Слабые английские гарнизоны были перебиты, а армия, стоявшая в Кабуле потерпела жестокое поражение в Хурд-Кабульских теснинах между Кабулом и Джелалабадом. Вторая афганская экспедиция в 1842 году жестоко отомстила афганцам, но на этот раз англичане не остались в Афганистане и не посадили Шеджу, а предоставили возвратиться эмиру Дост-Магомету, который заключил с Англией союз и всё время держался английской дружбы, наученный горьким опытом своего увлечения при Виткевиче. Успехи англичан в Афганистане, видимое бессилие России поддержать Виткевича (представлявшегося азиатам русским агентом) и несчастный исход хивинской экспедиции – всё это должно было сильно подорвать обаяние России и возвысить значение Англии на Востоке. К тому же результату приводили и персидские дела.