Tasuta

Англо-русская распря

Tekst
Märgi loetuks
Англо-русская распря
Англо-русская распря
E-raamat
Lisateave
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Русское движение на Восток

Двойной характер движения: умиротворение и колонизация. – Казачество. – Незначительность торгового движения. – Линии и их фатальное движение. – Пустыня. – Перенесение линий за пустыню. – Оренбургская линия. – Сибирская. – Необходимость сомкнуть и вторжение в культурные оазисы Средней Азии. – Область умиротворения. – Обзор старо-культурных оазисов во власти хищников. – Завоевание в этих оазисах в 60-х и 70-х годах. – Значение этого нового шага по пути умиротворения. – Встреча с Англией.

В прошлой главе я старался показать ту историческую необходимость, которая, поставив Россию лицом к лицу не с культурным, а с хищническим Востоком, вынудила её на борьбу с ним и фатально, неизбежно вызвала движение на Восток, привела её к границам Турции, Персии, Китая и подвигает к границам Англо-Индии. Но конечно было бы преувеличением приписывать исключительно этой причине русское движение на Восток. Оно (т. е. соседство хищнической Ахримановой Азии) вызвало движение и постоянно питало и питает до сих пор, но конечно не одна эта необходимость обезопасить свои окраины от хищных сынов Ахримана толкала русских людей в глубь Азии. Поиски новых земель, страсть к завоеваниям и другие общие всему человечеству побуждения влекли русских пионеров всё далее и далее на Восток, пока в конце XVII ст. они не достигли берегов Тихого океана. Это другое движение надо вполне различать от движения для умиротворения и охранения окраин. Последнее вторгалось в степи и пустыни, окаймляющие повсюду в Восточной Европе и Азии леса более северного пояса. В пределах этого лесного пояса шло то другое движение. Они шли оба параллельно и даже отчасти совпадали, но их не должно ни смешивать, ни обобщать. Причины, двигавшие Русь на Пермь, Югру, Сибирь – вплоть до Камчатки и Амура – имеют очень мало общего с причинами, вынудившими покорение Казани, Астрахани, Крыма, занятие степей новороссийских, прикаспийских и киргизских. Но если причины обоих движений на Восток и были неодинаковы, то нельзя сказать того же о характере движения, о тех способах, которыми закреплялись успехи и умиротворялись обширные пространства. Дело в том, что нигде русское движение не было исключительно военным, но всегда и всюду вместе с тем и земледельческим. Колонизация занятого края всегда шла рука об руку с его завоеванием. Исторические условия русской жизни, а между ними в значительной степени именно постоянная борьба с хищниками Ахримановой Азии, создали у нас особый вид пограничной военно-земледельческой милиции – казачество. Это казачество завоевало Сибирь и впервые ещё в XVII ст. водрузило русское знамя на берегах Амура; оно же первое через степи, отделявшие южные окраины лесной Руси от южных морей (Чёрного и Каспийского), достигло этих берегов; на нём же лежала главная забота по умиротворению Кавказа и Киргизских степей.

Казачество – конечно войско, но вместе с тем и земледельческое население. Казацкая станица – конечно военный форпост, но вместе с тем и село, преданное разного рода мирным занятиям – хлебопашеству, скотоводству, рыбному и другим промыслам. Такой характер казачества придаёт ему особую специальную приспособленность к борьбе с полудикими хищниками, которых оно в течении трёх столетий постоянно умиротворяет. Казацкая линия не нуждается за собою в каких-либо операционных базисах, коммуникационных линиях; она сама в себе в своих станицах (т. е. на самых оборонительных линиях) представляет операционный базис. Военно-земледельческая колония, казацкая станица сама себя содержит и сама защищает себя и от хищных соседей, но этот-то двойной характер казачьей оборонительной линии, столь хорошо приспособленный к борьбе с разбойниками степей, вместе с тем ведёт к тому, что борьба эта волей-неволею носит характер наступательный. Учреждение исключительно военной оборонительной линии значительно впереди культурного пояса может до известной степени обезопасить этот пояс от степных разбойников, но если учреждается линия казачья, т. е. военно-земледельческая, то вместе с её выдвиганием вперёд движется за нею немедленно и культурный пояс. Ряд казачьих станиц уже сам по себе составляет полосу земледельческой культуры, но этого мало: за земледельцем-казаком идёт торговец, возникают городки и местечки, жители которых тоже начинают заниматься культурою и промыслами, а за сим естественно появляется и мирное село. И вот, для безопасности этого нового культурного пояса, нужно снова выдвигать казачью линию, а за нею снова движется и мирное население, и земледельческая культура и т. д. и т. д. Такова, так сказать, схема движения в глубь степей и гор (Кавказ); подробности конечно самые различные. Движение военное параллельно с движением земледельчески-колонизационным; второе закрепляет первое, но и толкает его далее, – такова общая характеристика русского движения на Восток, из родной области лесов в глубь степей.

Быть может, некоторые пожелали бы прибавить к этим пионерам военно-земледельческого типа ещё пионеров-торговцев, но едва ли подобная прибавка выдержит критику. Торговля никогда не прокладывала путей ни нашему оружию, ни колонизации. Она шла за ними и далеко позади их. Так долгое время после покорения восточной Сибири, основания там русских центров и расселения русских колоний (забайкальское казачье войско, восточносибирские казачьи батальоны, старообрядческие поселения, ссыльнопоселенцы и т. д.), весь этот край одевался в китайские ткани и вообще пользовался продуктами китайского, а не русского производства. Западная Сибирь (русская уже с XVI ст. и населённая в большинстве русскими) до половины настоящего столетия снабжалась тканями и другими изделиями обрабатывающей промышленности из Бухары и вообще среднеазиатских ханств, но не из России. Наконец, в настоящее время баланс русской торговли со Среднею Азиею постоянно заключается не в нашу пользу. Бухара, Хива, Кокан, как оказывается, больше ввозят в Россию, нежели получают из неё, выручая разницу наличным золотом. Кочевые народы степей и пустынь верхней Азии, уже покорённые нами (киргизы, кипчаки, кара-киргизы, таранчи и т. д.) снабжаются всем им необходимым из тех же ханств, а не из России. Торговля с Персией тоже заключается большею частью в пользу иранцев. Все эти любопытные сведения я почерпнул из книжки г-на Терентьева «Россия и Англия в борьбе за рынки». Неправда ли, как это громкое заглавие соответствует фактам, добросовестно сообщённым самим г-ном Терентьевым! Какая уже тут борьба с Англией, когда мы и с киргизом и бухарцем справиться не можем. А г-н Терентьев говорит о борьбе с Англией за рынки! Из книги г-на Терентьева, впрочем, видно, что англичане проложили себе путь в независимые среднеазиатские ханства. Но дальнейшему распространению и упрочению этого рынка мешает то, что значительная часть Средней Азии в руках России, которая частью вовсе воспретила, частью обложила покровительственным тарифом английские товары. Из вышеприведённых фактов, однако, явствует, что в этом случае Россия покровительствует не столько русской промышленности и торговле, сколько местной, которая охраняется от подавления английскою. Впрочем, приводя все эти факты и соображения, я вовсе не нахожу их ни печальными, ни предосудительными для нас. В других главах я показал, к какому поистине критическому состоянию привело Англию производство для других. Эксплуатируя сотни миллионов, Англия в самом своём существовании (в её настоящем виде) зависит от послушания всех этих разношёрстных населений старо-культурных стран Востока. Не желая моей родине ничего подобного, я могу только радоваться, что она ещё достаточно далека от такого поистине блистательно-печального состояния. Впрочем, я отвлёкся от предмета, так как единственная цель этого небольшого отступления была напомнить, что торговля, – эта важная, а порою и главная пружина западноевропейской колонизации, – была не при чём в истории русского движения на Восток. Западная Сибирь была покорена в XVI ст., русский земледелец занял её в течении XVI–XVIII ст., русский купец утвердился в ней только во второй половине XIX ст., на три столетия опоздав после казака и мирного земледельца. Тоже и в восточной Сибири, и в киргизских степях, и в Средней Азии, и на Амуре, и за Кавказом. Если в последнее время стали обращать внимание на интересы русской торговли при движении на Восток, то это, конечно, отчасти доказывает, что русский купец проснулся и не хочет более отставать от земледельца, но с другой стороны значительное влияние на эти толки и заботы об интересах торговли должно иметь просто веяние с Запада. Англичане, французы, немцы толкуют об интересах торговли, – не отставать же и нам.

Итак существенный характер русского движения на Восток был военно-земледельческий. С винтовкою в одной руке, с топором и сохою в другой пробирались казаки всё далее и далее в глубь сибирских лесов и верхнеазиатских степей. Сначала в XVI и XVII ст. это было вольное движение, в XVIII и XIX оно подчинилось руководству государства. На крайнем Востоке была установлена государственная граница с Китайской империей уже в начале XVIII ст., но сюда, западнее, начиная от Алтайских гор и кончая устьями Дуная, простирались степи и пустыни, кишевшие хищниками и разбойниками тюркской расы. Более восточные монголы отошли к Китаю и вошли в область, умиротворение которой выпало на долю Небесной Империи, но многочисленные и разнородные тюркские орды, населявшие более западные степи и пустыни, никому не подчинённые и разбойники по ремеслу и идеалу, составляли ещё в начале XVIII ст. повсюду нашу южную границу. Поднепровская Украйна подвергалась нападениям крымско-татарской орды; восточные ногаи, кавказские горцы, киргизы Букеевской орды, киргизы малой, средней и большой орды, калмыки Джунгарии – таковы были наши хищные соседи начала XVIII ст., державшие в страхе всю нашу южную окраину от Днестра до Алтая. А за этими непосредственными соседями шли кочевья и селения других хищников, порою присоединявшихся к ближайшим. Турки были арьергардом крымской орды, туркмены, узбеки Хивы и Кокана и т. д. стояли за киргизами. Только в одном месте эта сплошная орда разбойников была разрезана и разобщена. Ещё в XVI ст. русские спустились по Волге к Каспийскому морю и по Дону к Азовскому.

 

Этот клин разобщил восточных хищников от их более западных родичей. Разобщение было тем полнее, что и далее на юг, за Каспием, Иран сверг власть тюркских дикарей и создал грань между западными тюрками (османские турки, татары) и Верхнею Азиею, главною территорией этой разбойничьей расы. Для последующей истории Востока это разобщение двух отраслей тюркского племени на севере Россией, на юге Персией имело весьма серьёзное значение.

Выше очерченное положение дел в начале XVIII ст. конечно не могло быть терпимо, и вот уже со времён Петра I мы замечаем, что государство решительно берёт в свои руки наступательную борьбу с хищниками степей, борьбу, которую до того времени большею частью вело вольное казачество партизански и без определённого плана. XVIII столетие наполнено турецкими войнами, которые привели к тому, что все южные степи, притон крымских хищников, были покорены. Крымская орда умиротворена и началась быстрая колонизация занятых территорий. Благоприятные местные условия и близость густонаселённых местностей метрополии повели к тому, что новороссийские степи быстро заселились и уже неразличимо вошли в состав культурных земель России. Крайняя западная оконечность великой степи, без перерывов простирающейся от стен Китая до предгорий восточных Балкан и Карпат, окончательно отторгнута от владений злого Ахримана. Это культурное завоевание степей продолжалось и восточнее Новороссии. Колонизация предкавказских степей и приуральских тоже началась и значительно подвинулась в XVIII ст. Колонизация эта была по преимуществу казацкая и, достигнув умиротворения манычских калмыков, прикумских татар, башкиров, букеевских киргизов (между Волгою и Уралом), привела нас в соприкосновение, а следовательно и столкновение с более дикими хищниками, более неукротимыми и скрывающимися за более недоступными и непривычными преградами. Вместо плодоносных степей – пустыня, вместо могучих рек и лесных чащей – горные вершины. Со степями, реками и лесами русский казак знал борьбу, но пустыня киргиз-кайсака и ущелья черкеса были для него новостью, к которой надо было приспособиться. Этим следует объяснить замедление в движении на Восток в первой половине XIX ст. Кавказ был покорён лишь в 60-х годах; к тому же времени относится и окончательное умиротворение киргиз-кайсацкой пустыни. Простираясь от Урала до Алтайских гор эта полустепь-полупустыня составляет юго-восточную и восточную грань Оренбургского края и южную – западной Сибири. Начиная с запада степь-пустыня населена тремя ордами киргизов – Малой, Средней и Большой, а ещё восточнее – кара-киргизами. Борьба с этими хищниками (свыше миллиона) началась одновременно с северо-запада со стороны Оренбурга (земли казачьих войск оренбургского и уральского) и с северо-востока со стороны Иртыша (сибирские казаки). Прежний способ умиротворения – военно-земледельческая казацкая колонизация всё более и более подвигающимися вперёд линиями станиц – более не годился; территория киргиз-кайсаков не годилась для земледелия.