Но что касалось семьи, то для Семы, как все-таки еврея, всегда было главным. И потому, Римма знала, что живет она как за каменной стеной.
Когда сын был еще маленьким, упал с дерева и сломал позвоночник. Сема, получив отказ от направления сына в единственную в системе министерства обороны клинику для подобных случаев, поехал в округ, к начальнику войсковой медчасти. Сев напротив, полковника, сам был тогда Семен капитаном, сначала он просто вежливо попросил дать направление.
– Да ты, капитан, понимаешь, что туда и для детей полковников и генералов мест не хватает! – в офицере вскипел начмед.
Тогда Сема вытащил пистолет, положил его перед собой на стол и как-то напряженно сказал:
– У меня, товарищ полковник, два выхода – застрелить вас, или получить направление!
Полковник изумленно выпятил глаза на капитана, как-то горестно помолчал и рявкнул:
– Есть у тебя, капитан, и третий выход – пойти под трибунал!
Но толи от изумления что-то случилось с полковником, то ли судьба была так благосклонна к Семену, что тягостно помолчав, начмед сказал:
– Иди, подай документы, будет тебе направление …
Но все-таки это была русская рулетка.
И кто знает, как бы сложилась судьба Риммы, если бы не эта черта характера мужа.
На этот раз уже в середине пути, когда после многолетних перемен кресел и городов, куда жизнь бросала военных, осела, наконец, их семья, казалось, уже навсегда во вполне благоустроенной военной части на окраине большого города в центре России.
Семен тогда был уже подполковником. Молодым сорокалетним подполковником…. И вызвавший его в Москву командующий решил сделать подарок:
– Ну что, подполковник, принимай командование полком, а там глядишь, и в округ заберут – там и до генерала недалеко…
Округ был в Уссурийском крае. То есть у черта на куличках и прошла бы оставшаяся жизнь там Риммы и ее семьи. И там же, после окончания службы в армии, пришлось бы и остаться. Ведь квартиры военным давали только по месту службы.
И мгновенно приняв решение, Семен в этом кабинете подал рапорт об увольнении. Возраст сорок лет – давал ему право это сделать.
Только через год, когда Семен вдруг начал жить и жить хреново, Римма поняла, какую жертву он принес ради семьи. Этот год он ничего не делал, работу даже не искал, с Риммой почти не разговаривал, они и в жизни то особо не разговаривали, но здесь его молчание было каким – то жутким. Армия была для Семена и смыслом и образом всей его жизни. Это была его стихия, его счастье. Остального он как-то не замечал. И больше ничего не умел. Казалось, что армия будет всегда. Ну, по крайней мере, лет пятнадцать впереди еще точно были.
И вдруг – гражданка. В гражданском ему было даже стыдно ходить по улицам – как будто – голый.
И был у него из гражданского только один костюм, – так, для театра, поездки в отпуск.
Ну, вообщем, вот так.
… В мыслях Риммы все перескакивает, путается, да вроде все так, ничего интересного. А ничего интересного в ее жизни и не было. Ну что интересного в скучных буднях жен офицеров воинской части? Воинский городок находился, как правило, в глухих местах, хорошо, если километров за десять, был какой то поселок.
И жизнь была хорошая. Нет войны, муж рядом, сын растет, Римма ни в чем не нуждалась. Ну, разве что хотелось иной раз платье новое купить, туфли какие–нибудь: перед Семой покрасоваться, перед соседями. Да где все купишь? А так ни в чем никогда не нуждалась.
Воинские части были тогда на особом довольствии – семьи в военторговском магазине снабжались всеми продуктами.
Нет, ну праздники, конечно были. Ко дню Октябрьской революции, первому мая. …Новый год всегда всеми воинскими семьями отмечали.
В памяти Риммы возникает деревянная сцена воинского клуба, они, жены прапорщиков и офицеров, стоят двумя рядами на сцене, впереди, лицом к залу – гармонист из числа солдат – и худрук – да, была и такая должность – машет руками, дирижирует.
И поют они торжественно, а Римма из-за звонкого голоса всегда была запевалой -песню типа «Партия наш рулевой» или «Ленин всегда живой» , ну, вообщем, что-то патриотическое. И это воспринималось нормально. А как же! И лишь во втором отделении им разрешали что-то лирическое, типа « ой, рябина кудрявая», Ну, здесь уж они отрывались! Зал плакал и аплодировал. Детишки их сидели на полу перед сценой – мест в клубе не хватало. А перед концертом они еще месяц почти каждый день репетировали. Потом, сломя ноги, неслись домой успеть приготовить мужу ужин.
Нет, жизни скучной не было. Некогда было скучать. Некогда было и думать. А о чем думать? Жизнь шла установленным порядком. В армии вообще не думают. Живут по расписанию и приказам. А она вроде бы тоже все время была в армии – жена офицера, жила все время за забором военных городков.