Уже не помнил, конечно, сейчас как звали эту девушку, но жуткое ощущение, что это было именно здесь в темных тогда арбатских переулках, не покидало его.
Господи! Лето, двадцать лет, звезды на темном небе, нежный запах волос, когда она случайно касалась его! Как можно не влюбиться! Влюбляться предстояло еще много раз, но это было сегодня, и это было раз и навсегда! Потом он провожал её до этого незнакомого ему арбатского переулка, потом целовались у подъезда, порой он страстно залазил рукой в открытый вырез кофточки и дрожащими пальцами дотрагивался до её груди, а она не отталкивала его руку и шептала: – Не надо, не надо, не надо!
Потом он шел пешком километров десять по ночной Москве, до закрытого уже метро и замертво валился в общежитскую кровать. Наступало утро.
Прошла еще одна невозможная неделя, когда нельзя было пережить ожидание до вечера, потому что днем она сдавала экзамен, и они снова кидались друг к другу и неслись куда-нибудь, как будто в последний раз.
– Тетя сегодня в ночную смену. Пойдем!
В сумасшедший этот день он не сразу понял, что означает «пойдем!», но они, взявшись за руки, почти бежали через арбатскую площадь, через переулок и …
– Стой! – сказала она
– Чего! – он махнул рукой.
– Надо презерватив, – прошептала она. – Купи сам, я стесняюсь.
Даже слово «презерватив» не привело его в чувство. И он неизвестно зачем, и неизвестно куда бежал за ней, не отпуская её руку. Что это был за дом, и как выглядела квартира, он ничего даже не заметил. Осталось только ощущение, что это было что-то довольно замызганное, не совсем опрятное.
Он даже не помнил, как они до этого разделись, и кто с кого срывал одежду.
– Ой! Уже пятый час, сейчас придет тетя! – очнулась она.
Еле попадая в рукава и штаны, и натянув на себя одежду, он бросился к двери.
Последнее что он помнил, был её голос.
– Так и уходишь?!
Он подбежал к ней, чмокнул в щечку и быстро закрыл дверь.
***
Ты далеко? – услащал он голос Татьяны.
– Я здесь! – он продолжил осматривать глазами квартиру.
– Ты в душ пойдешь? – как-то совсем буднично спросила Татьяна.
Когда Борис вернулся из душа, в спальне горел ночник, у расстеленной постели на тумбочке стояла открытая бутылка и два бокала.
– Я сейчас! – услышал он голос Татьяны.
В комнату она вошла обнаженная, минуту просто стояла перед ним, оценивая как он на неё смотрит.
– Иди сюда! – он сам протянул к ней руки!
Татьяна откинула одеяло, нырнула к нему под мышку и свернулась калачиком.
– Подожди! – шепнула она, я хочу к тебе привыкнуть.
– Не надо привыкать! – тоже шепнул он. Я ненадолго!
– Ты мой любимый, – шепнула она, – это нужно говорить в конце.
Так они начали обниматься и шептаться. Пока слова не стихали на полу слове, да и какие нужны слова, когда объятия уже не разомкнуть, и не отрывались друг от друга губы!
Они угорали от любви. И не размыкались объятия.