Коса и камень

Кровь и споры

Первое упоминание о династии Шевалдиных обнаружено в переписи 1795 года. В этом документе указывается, что 55-летний Степан Яковлевич Шевалдин вместе с женой Анной Степановной, родившейся в 1742 году, и тремя сыновьями – Кузьмой, Григорием и Клементием – поселился в Артях после перевода с Саткинского завода по решению владельца предприятия купца Кнауфа. На Артинском заводе он занимал должность смотрителя леса – занятие по тем временам очень важное и высокооплачиваемое.

Сыновья Степана Яковлевича обосновались в Артях и на Пристани, где, согласно переписи 1799 года, имели хозяйства – дворы и надворные пристрои. Занимались строительством барок, сплавом леса и кузнечным промыслом. От них пошло весьма разлапистое «родовое древо», в котором Трифон Иванович Шевалдин, родившийся в 1888 году, числится за номером 106.

В династии Шевалдиных были мастеровые, ремесленники, углежоги, купцы и бунтари (в 1834 году внук Степана Яковлевича – Андрей – за участие в заводских беспорядках был сослан в Богословский завод, где вскорости и скончался). В течение века Шевалдины расселились не только в Артях и Пристани, но и окоеме – в Поташке, на выселке Кордон. Жили разномастно – кто пусто, а кто и густо.

Родословная роспись этой династии – типичная история уральских первопоселенцев.

Когда взбурлил ХХ век, Трифон Шевалдин, родившийся в многодетной и обедневшей семье углежога, уже работал подручным в мастерской по изготовлению молотилок. Затем освоил специальность токаря и в 1909 году был призван на воинскую службу. Отслужил срок, вернулся было на родной завод, но тут полыхнула первая мировая. Пошел воевать с германским супостатом.

В окопах не только дослужился до фельдфебеля и получил тяжелое ранение в яростной штыковой атаке на Галицийских полях, но и попал под влияние ленинских агитаторов. Во время февральской революции был назначен во Пскове председателем полкового солдатского комитета. Поэтому, вернувшись в Арти после октябрьского переворота и позорного Брестского мира, был избран членом волостного исполкома.

Впрочем, пожил он в Артях недолго – летом 1918 года после зверского расстрела в Екатеринбурге семьи бывшего императора на Урале начались антибольшевистские волнения. Боевой и организаторский опыт Трифона пригодился – он создал партизанский отряд, во главе которого и двинулся усмирять мятежников. Не стоит напоминать, что идеологические споры сограждан и земляков тогда решались только кровью.

Во время гражданской войны полностью раскрылся и окреп ратный талант Трифона Шевалдина. После того, как его партизанский отряд влился в Красноуфимский полк, входивший в дивизию Блюхера, артинский самородок- военачальник командовал большевистскими подразделениями, участвовавшими в сражениях против знаменитого адмирала Колчака. А затем в Крыму сражался против войск барона Врангеля.

Пришлось ему и руководить красноармейцами во время уничтожения вольной республики землепашцев Гуляй-Поле, воевать против легендарного анархиста-партизана и красного комдива Нестора Махно, получившего из рук вождя мирового пролетариата орден Красного знамени №4 и впоследствии вероломно преданного Иешуа Свердловым и Лейбой Бронштейном по кличке «Троцкий».

За участие в гражданской войне Трифон Шевалдин был награжден двумя боевыми орденами Красного Знамени и именным оружием. Затем получил в Москве военное образование и вместе с Блюхером. Куйбышевым и другими военачальниками в 1925 году отбыл в Китай в качестве военного советника. Помогал братьям-китайцам делать революцию. О китайских делах из архивов:

Военная кампания, имевшая следствием расширение южнокитайской революционной базы и устранение непосредственной угрозы для нее со стороны Чэнь Цзюнмина и его союзников, которые продолжали контролировать значительную часть Гуандуна. Эта официально исполнял обязанности начальника Главного штаба НРА).

Кампания была предпринята для срыва предполагавшегося наступления Чэн Цзюнмина, который к 1 октября занимал восточную часть пров. Гуандун: районы Чаочжоу, Шаньтоу, Цзэяна и выдвинулся на линию Хайфэн, Хэбо, Ухуа. План наступления стал известен в Гуанчжоу. С учетом этого плана (наступление тремя колоннами – двумя на Гуанчжоу, третья – на форт Хумэнь к югу от города; см.: Схему 9) был разработан план кампании. Для участия в ней были выделены следующие силы: 1-й корпус (6 тыс. штыков), 4-й корпус (6 тыс. штыков), Саньшуйская группа (две бригады, 3 тыс. штыков), 1-я отдельная дивизия У Течэна (1500 штыков), 6-й корпус Чэн Цяня (около 6 тыс. штыков) (см.: Схему 10). При командирах всех групп войск, а также некоторых соединений и частей находились советские советники. Поход начался 23 сентября 1925 г.

Кампания проводилась без участия В. К. Блюхера, который в июле выехал в Советский Союз. Ключевым моментом похода китайская историография, прежде всего гоминьдановская, считает штурм крепости Вэйчжоу (Хуэйчжоу) 12—13 октября, в котором непосредственно участвовали 4-й полк 2-й дивизии (советник Шевалдин) и 3-я дивизия 1-го корпуса. По мнению советских советников, захват крепости не имел значения для целей кампании и был излишен. Но штурм крепости, считавшейся неприступной, стал идеей-фикс Чан Кайши, который стремился подтвердить свои претензии на статус первого военачальника Гоминьдана по-настоящему громкой военной победой. Штурмом руководил сам Чан, в операции участвовали советники В. П. Рогачев, А. И. Черепанов, Т. А. Бесчастнов, Г. И. Гилев, Палло, Е. А. Яковлев, Шевалдин. Как отмечал в своем докладе Н. В. Куйбышев, прибывший в Гуанчжоу 29 октября, чтобы занять освобожденный В. К. Блюхером пост главного военного советника, взятие Хуэйчжоу имело сильный резонанс в Гонконге и Чэнь Цзюнмин не получил оттуда обещанной ему помощи.

Вернувшись из Китая спустя два года, продолжал учиться и командовать войсками – дивизией, корпусом, Приволжским и Белорусским военными округами.

В 30-е годы, в пору очередного властного передела, ему удалось выжить, несмотря на дружбу и знакомство со многими армейскими руководителями, уничтоженными сталинскими опричниками. Но, как было принято в то репрессивное время, пришлось расстаться с братом Матвеем, руководившим Челябинским горисполкомом – того взяли в ОГПУ в 1938 году. Тогда же и расстреляли.

В 1940 году Трифон Шевалдин на несколько дней приезжал в Арти, жил на улице имени Розы Люксембург у своего дяди Дмитрия и гостил у родственников на Пристани. В то время он носил звание генерал-лейтенанта. Известно, что тогда, при плотно закрытых дверях и выгнанных на двор семейских, Трифон Иванович обсуждал со своим двоюродным братом Иваном (в свое время служившим у него секретчиком) превратности власти. О чем точно говорили – неизвестно. Двоюродный брат Иван впоследствии более десяти лет провел в лагерях.

В годы Великой Отечественной войны Трифон Шевалдин с июля по сентябрь 1941 года командовал войсками Ленинградского фронта, а затем 8-ой армией. На фронтах – до Победы.

После войны с 1945 по 1948 годы был заместителем легендарного, но в то время опального маршала Жукова, командовавшего в то время Уральским военным округом. За труды ратные награжден двумя орденами Ленина, тремя орденами красного Знамени, орденом Красной звезды, орденом Отечественной войны 1-ой степени, медалью «За оборону Ленинграда» и другими наградами.

Умер в Свердловске в 1954 году. При жизни обходился без особых почестей – власти не простили ему знакомства с Блюхером. Тухачевским и Куйбышевым. Да и совместная служба с «маршалом Победы» не была поводом успешной карьеры. Впрочем. и о роли Жукова во Второй мировой начали вспоминать лишь в 70-е годы прошлого века.

Сейчас прах боевого артинца покоится, слава Богу, в Артях. Несомненно, представитель династии Шевалдиных вписал свою лепту в богатую историю России и принес заслуженную славу родному краю. А России? Кто ж сейчас это оценит…

Любовь и грусть

О нашей жизни собачьей. Марату в январе исполнится восемь лет. Для лабрадора это уже солидный возраст. Мне довелось услышать несколько печальных историй про лабрадоров и других собак подобных пород и габаритов, которые ушли на радугу именно в этом возрасте.

Ушли по разным причинам: у кого сердце не выдержало обычных собачьих забав – слишком активно порезвились, кто-то перекормлен был и мало двигался. Причин много, а результат один.

Причин, чтобы беспокоиться за Марата, достаточно. Прежде всего, он слишком много ест. Даже жрет, честно говоря. Научился «вымораживать» угощение и отказать ему достаточно сложно. Откровенное переедание пытаюсь компенсировать регулярными прогулками – ежедневно километров пять с ним по лесу наматываю.

Зачастую даже не знаю, кто кого выгуливает – я Марата или Марат меня. То, что прогулки с Маратом на меня влияют достаточно благотворно, так в этом я уверен. Без приключений и бодрых эмоций гулять мы попросту не умеем.

А летом собачьи прогулки даже некий прибыток приносят – довольно часто бывает, что ведро добрых грибов попутно собираем. Лес в окоеме пока еще щедрый. Доходит до того, что супруга возмущается оттого, что переработать лесной урожай нет ни сил, ни времени, ни желания. Собирать грибы – сплошное удовольствие, а вот подготовить и заготовить правильно – изрядный труд. Грибы, кстати, очень быстро приедаются.

Попутно я во время прогулки валежник присматриваю – очень полезное дело напилить кубов этак пять падшей березы для разжигания бани. Или из чисто эстетских побуждений обнаружить какую-нибудь живописную корягу. В кулацком хозяйстве все сгодится.

Но продолжим о прогулках с Маратом. В любом случае, занятие это не скушное. Но сейчас вновь стало несколько печальным: дело в том, что у песика с детства побаливает сустав левой передней лапки. И по весне и осени Марат начинает прихрамывать. Лечить, конечно, пробовали, всяческие снадобья и специфические кушанья использовали. Но ежегодно с климатическими обострениями песик начинает на лапу припадать. Приходится сокращать маршрут гуляний и давать Марату отдыхать. Отлеживается он, как правило, по выходу из леса. Лежит на снегу минут десять, а я в это время трубочку спокойно покуриваю. Кто понял жизнь, тот не спешит.

На незалеченную детскую травму Марата, естественно, влияет переедание – очевидно, что диета пошла бы ему на пользу. А вот с диетой как раз самый больной вопрос всей нашей дружной семьи.

Главная беда в том, что Марат лабрадор. А главное для лабрадора – это всегда быть рядом с людьми. Потребность такая. Жить вместе с людьми, радоваться вместе с ними, сопереживать. Быть всегда вместе с хозяевами. Да и понятие «хозяин» для лабрадора вообще, я считаю, не существует. Лабрадоры оперируют таким понятием как «мой любимый человек». И это нужно заслужить.

Заслужить – это не значит холить и подкармливать, это значит честно и всей душой общаться с песиком. Разговаривать с ним почаще, разговаривать точно также, как с добрым человеком. Как с другом. Как с любимой женщиной. Лабрадор живет добрыми эмоциями. Такой он эмоциональный паразит.

Любовь моей супруги к Марату воистину безмерна – «мой дорогой», «мой золотой» и прочие комплименты звучат постоянно. Верочка ласкова и ее очень любят кошки и Марат. И я тоже люблю. Но дело в том, что не может она гулять с Маратом – песик весит три пуда. Столько же, сколько и Верочка. Один рывок поводка – а Марат очень любознателен, потому частенько поводок дергает – сбивает Верочку с ног. Лабрадор весьма мощная собака.

Марата обожают кошки. Проблема наших кошек в то, что благодаря Марату они совершенно не боятся собак. Живут рядом с ним, иной раз даже ходят по нему. Сейчас, например, элегантная юная черная кошечка Габриэль (жена считает, что в честь Коко Шанель свое имя получила, я – что в честь Питера Габриэля из «Genesis»), завела привычку спать у Марата под боком. Марату этакая фамильярность явно не нравится. Но терпит – считает, что существо мелкое и недостаточно разумное.

Дружба с Маратом обоюдна, душевна, настойчива и в чем-то утомительна. Порой даже напрягает. Дело в том, он откровенно скучает без меня. Если я ненадолго уезжаю из дома, то он ложится к воротам и ждет. Ждет, несмотря на дождь и холод. Живет этим ожиданием. Благо, если супруга остается дома и уговаривает Марат зайти в хату.

Мне поневоле пришлось изрядно сократить привычные забавы – на рыбалку стал ездить значительно реже. Выезды на рыбалку оборачивались различными казусами. Как-то осенью уехал с другом, изначально предполагая ночевку. Съездили весьма удачно, я даже вполне трофейного хариуса изловил, но вернувшись через сутки домой понял, насколько катастрофичным было мое отсутствие.

Марат не только настойчиво бдил у входа в ожидании меня, но среди ночи учудил жуть и трепет. Во двор из леса забрел ежик, которому Марат учинил реальный допрос с пристрастием. Яростно рыл вокруг него ямы, громко облаивал, катал по двору, словно мяч. Устроил кошмарную «варфоломеевскую» ночь. Мало того, что Верочка полночи по двору с лопатой бегала, пытаясь ежика от Марата спасти, так еще и соседям бессонницу изладили. Уж слишком гулко и звонко Марат лаял. Хотя лабрадор априори величается «молчаливой собакой» и «добродушнейшим созданием». В любом случае я понял, что мое отсутствие очень чревато. А ежика Марат все же «заиграл», погиб лесной гость.

Лабрадор, несомненно, изначально добрейшая собака без зачатков агрессии. Но пес весьма крупный, потому казусов с ним предостаточно. А еще любознателен до азарта: как-то засунул морду в соседскую подворотню, а там тогда еще проживал старенький азиат. Азиат за морду и ухватил его своей пастью. Захлопнул зубами как крокодил. Жестокая была история, у Марата до сих пор около глаза шрам заметен, до и я руку изрядно травмировал, когда песика вызволял. Ветеринары тогда сказали «Марат сделал наш день!». И не только ветеринары – мне хирурги с большим любопытством руку зашивали.

Как-то так получилось, что именно посредством Марата мне пришлось плотно ознакомиться с современной медициной. Однажды, выгулявши собак, вернулся из леса, заварил кофе в турке, забил трубочку табачком и хотел благостно оттопыриться, как на меня абсолютно неожиданно обрушился жесткий приступ прободной язвы. Были все предпосылки дать дуба и сыграть в ящик, но, благодаря местным хирургам, удалось выжить. Спасли меня добрые люди и св. Ян Андерсон. Но Марат грустно ждал моего возвращения, две недели ждал. Похоже, считал, что именно он во всем виноват.

Скоро вновь пойдем с Маратом и Малым в лес. Природу будем инспектировать, физические нагрузки совершать и физиологические потребности исполнять. Будем жить. Постараемся жить без грусти и подольше. А то всякое в голову приходит.

Вчера во время прогулки лирика Роберта Бернса на меня обрушилась:

В полях, под снегом и дождем,

Мой милый друг,

Мой бедный друг,

Тебя укрыл бы я плащом

От зимних вьюг,

От зимних вьюг.

А если мука суждена

Тебе судьбой,

Тебе судьбой,

Готов я скорбь твою до дна

Делить с тобой,

Делить с тобой.

Это я на прихрамывающую лапку Марата глядел. Мысли всякие размышлял. Но такова лирика шотландская. Лучше б, конечно шотландский Monkey Shoulder. Ибо очень правильный вискарь. Его, кстати, Ян Андерсон очень уважает. А он знает толк в шотландской лирике.

Хоррор и недотыкомка

И о Тургеневе, мягко говоря, Иване Сергеевиче. 170 с лишним лет назад он написал прекрасный рассказ «Бежин луг». И сейчас этот рассказ изучают в российских школах.

Все, конечно, сразу ожидают, что начну рассуждать про об изумительном описании природы и даже, быть может, насчет пресловутых «тургеневских барышнях». Но описания природы и всяких прочих разностей ищите у самого Тургенева, а про барышень… Ну где ж сейчас эту «тургеневскую барышню сыщешь?

Это во времена моей юности «тургеневские барышни» встречались постоянно. По крайней мере мне лично. Были они весьма жеманные и чопорные, но портвейна отведать не отказывались. Так и заявляли: «А белое я не пью!». С придыханием. В те времена (так же как и сейчас времена были суровые и героические, в иных мы не живем!) «белым» считались три или четыре, уж не помню, наименования водки.

Выбор водки был не особо широк, но вкус и цвет единообразен. «Сучок» этакий. Кстати, из-за этого однообразия и завелась стойкая традиция засовывать свежеприобретенную водку в холодильник и даже в морозилку. Если, естественно, холодильник был в наличии. Чтобы холодом вкус посконного русского напитка перебить. Русский, а тем более – уральский, холод всякую тварь исправит. Пьешь, бывало, и ежишься от холодка. Зато душу греет. Не то что сейчас, сейчас даже и греть-то нечего, бездушно все и бездуховно.

Поскольку «белым» считалась водка, то «тургеневские барышни» тех времен пили «красное». «Красным» считалось все, что не водка: и вермут, и портвейн, и плодово-ягодное, и фруктовое, и прочее. Даже сухие вина считались «красным». Вне зависимости от цвета и производителя. Разве что шампанское «красным» не считалось. Не из-за патриотизма и высокой политизированности (шампанское было «советским шампанским»), а из-за шипучести. Все, что шипело – то и было шампанским.

Напившись «красного» «тургеневские барышни» отказывались от своих жизненных принципов и возвращались к обыденности. Оно и к лучшему. Иначе бы последующим поколениям, как говорится, «век воли не видать». Впрочем, воли и до сих пор не видно. Лишнее все это, начальство такого не поощряет.

Потому не будем мусолить и сплетничать про «тургеневских барышень», а перейдем напрямик к рассказу Тургенева «Бежин луг». Не зря ж Тургенев его писал.

Случилось, что очень своевременно побеседовал с пареньком, который как раз этот рассказ и изучал. Вернее, не он изучал, а педагоги требовали от него изучить. Никаких особых претензий к ученику или к рассказу. Претензии, скорее всего, к суете мегаполиса.

Не буду повторяться о коллизиях рассказа – ну, там, как нынче говорят, фолк-пати с элементами трэша. Легкий хоррор и июльский хэллуин, образно говоря. Добро пожаловать в детский Ад, так сказать.

Понятно, что по нынешним просвещенным временам охотника, подглядывающего и подслушивающего детей, обвинили бы как минимум в нарушении правил охоты (дело-то как бы было в июле). А по максимуму раскрутили бы его на всякую безнравственность – вуайеризм и педофилию. А родителей детей, оставленных без присмотра, грозило бы отлучение от родительских прав. Но повезло мужику, легко отскочил. Да и деток без отцовства-материнства не оставили. Потому что описываемые в рассказе дела происходили во времена дикого царизма.

Но вернемся к рассказу, вернее – как его преподают. Неожиданно для себя выяснил, что нынешние ученики не знают, что такое «ночное». И педагоги, похоже, тоже.

Вполне вероятно, педагоги под «ночным» стеснительно и скромно подразумевают близкую им эротику, но отнюдь не выпас лошадей, выгул их на сочной луговой травушке после напряженных деньков русского сенокосного июля. И «ночное» – это такая детская работа, необходимая и уважаемая. Дело нужное, и дети этого дела не чурались.

Нынешним деткам работать запрещено. Или просто не интересно. А еще, не исключаю, что и лошадей-то многие вживую не видели. Потому что давненько лошадей и коровушек повырезали да подъели. Обычная совсем еще недавно сельская животинка стала объектом экзотики. Фоном для удачного сэлфи.

Поэтому упор в расшифровке «нерелевантного месседжа», коим сейчас фактически является «Бежин луг», преподаватели делают на «великий и могучий» язык, на котором рассказ написан. Про труд детей, посильно помогающих родителям вести хозяйство, не упоминается. Не акцентируется этот сомнительный момент.

Да и про особенности сельского хозяйства тоже никто особо не распространяется. Зачем пылкой урбанистической юности это дегенеративное плебейство? Тем более, что детский труд считается формой эксплуатации и признан незаконным.

И это не пробел в образовании, это провал в мировоззрении и крутейший облом по части модного сейчас патриотизма. Слишком далеки все эти истошные высокодуховные патриотизмы от реалий вообще и русской природы в частности.

Как бы то ни было, но «Бежин луг» до сих пор преподается в школе. Не исключен из школьной программы. Учителя рассказывают школьникам об точно и красочно выписанных образах детей, о невероятно сочных прилагательных и метких существительных. Про тот самый «великий и могучий».

Все это изначально однобоко, если педагоги не могут объяснить, какого же черта жестко несовершеннолетние дети делали ночью в местах, где днем Макар телят не пас. Без присмотра родителей! И кто им вообще разрешил работать?!

Приходится упираться в правила и красоты русского языка. Который «во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне поддержка и опора…».

Такая вот недотыкомка, Иван Сергеевич!