Прав ли Бушков, или Тающий ледяной трон. Художественно-историческое исследование

Постепенно в жернова гигантской мельницы коллективизации втягивались основные массы сельского населения, далеко не бедные, но и не особо богатые – так называемые «середняки». Они тоже были обложены изрядной данью, изымавшей зачастую все товарные излишки сельхозпродукции. С ними поступали так: или плати большой налог (так называемое «твёрдое задание»), или вступай в колхоз! Будешь возмущаться – объявим кулаком, подведём под конфискацию и ссылку. (Впрочем, вступление в колхоз, как мы убедились выше, участи не облегчало.) И ведь многие, ещё не поняв, с чем пришлось столкнуться, всё надеялись откупиться, ломали спинушку и некоторое время платили исправно… Именно они ответили на давление властей сперва сокращением посевов («Посеем, чтобы только самим прожить, всё одно ведь отберут!»), а там и сокращением поголовья скота («Всё равно в колхоз сдавать!»). В безумном ослеплении резали даже рабочий скот. Вол (бык) – говядина, в пищу годится. В ответ покатилась волна конфискаций домашней скотины. «Несколько строк о мясозаготовках: из глубинных районов скот перебрасывается к станции, стельных коров, быков и овец гонят в одном гурте. Быки бьют коров и те «скидывают», телятся на шляхах, в степи, зачастую за 10 – 20 вёрст от жилья, разумеется, издыхают. Между слободами Ольховый рог и Новопавловка (30 вёрст) я видел 3 коровьих трупа. В самой слободе Новопавловке до вечера лежала, издыхая, краснонемецкой породы отличная корова, стельная, запоротая быками.…

По слободам ходят чудовищно разжиревшие собаки, по шляхам валяются трупы лошадей». (Там же. См. примеч. 32.)

Далее некормленую и не доенную скотину загоняли в железнодорожные вагоны, где она по пути к месту назначения мычала надрывно и дохла во множестве. Тем не менее, современники упоминают о заваленных работой мясохладобойнях, о портах Одессы, Новороссийска и Ленинграда, не успевавших отгружать на экспорт мороженое мясо.

В то время как сельчане резали коров, быков, свиней и овец, власти вознамерились окончательно решить лошадиный вопрос. Лошадь была объявлена «кулацким животным» и подлежала замене трактором. В ту пору в рабочих столовых часто ели конину. «Говядину-баранину буржуям отдадим, а конную будённую всю сами поедим!», – вот народная песня тех лет.

Все эти подвиги привели, в конце концов, к чудовищному голоду 1933 г., сопровождавшемуся людоедством. Анализируя его причины, Ю. И. Мухин в своей книге «Убийцы Сталина» (см. примеч. 33) делает упор на неразумие крестьян, резавших рабочий скот и сокращавших посевы, дескать, пахать стало не на ком и т. д. Но уважаемый Юрий Игнатьевич забывает ответить на закономерно возникающий вопрос, где были 8500 тракторов «Виккерс», закупленных у англичан (см. примеч. 34), а также трактора, произведенные на Сталинградском и Челябинском тракторных заводах, вступивших в строй ещё летом 1930 г. (не говоря уж о ленинградском Кировском, в то время «Красном путиловце»)? Да и для полноты картины, Юрий Игнатьевич, сказали бы несколько слов «о мясозаготовках», подобно Шолохову… Задумаемся вот над чем. Вагоны, забитые страдающими ссыльными людьми и страдающим скотом… Что это? Изначально дьявольский замысел? Или вечное российское разгильдяйство, когда перегнули палку, когда откусили больше, чем могли проглотить-переварить? Такую дилемму можно приложить ко многим событиям сталинской эпохи. Или реакция на действия озлобленных крестьян? Опять – взаимная вина власти и народа. Но власть всё же должна была проявить большую мудрость! Ведь на то она и ВЛАСТЬ! Ведь власть в России – это всегда больше, чем просто какая-то там администрация типа европейской. К тому же, вместо мудрости достаточно было иметь простой здравый смысл. Понятно, власть не без оснований видела в крепком, состоятельном крестьянине потенциального махновца, но работать-то кто, чёрт побери, будет? Впервые в мировой истории государство при проведении экономических реформ делало ставку на бедняков и лентяев, да на городских теоретиков колхозного строя, полагавших, что булочки растут на деревьях, а изюм добывается из булочек. Про всё это теперь говорят, что иначе нельзя было. Да, пожалуй, нельзя, если собирались Европу завоёвывать.

На чём же ещё можно было сэкономить, приняв оборонительную военную доктрину?

Начнём с лёгких танков серии БТ («Быстроходный танк»), которые предполагалось использовать в наступательных операциях, в глубоких прорывах на вражескую территорию. Всего было выпущено 1900 БТ-5 (13-мм броня и 45-мм пушка) и около 5400 БТ-7, отличавшихся увеличенной до 15 – 22 мм толщиной брони. (Ну, там ещё мелочь – начинали серию с БТ-2, броня 13 мм и 37-мм пушка. Произведено 600 штук.) Итого почти 8000 штук. Кроме того, выпускался вариант БТ-7 с короткоствольной 76-мм пушкой (БТ-7А – «артиллерийский»). Это ещё не всё, в 1939 году советская промышленность приступила к выпуску лёгких танков БТ-7М, обладавших повышенной удельной мощностью за счёт пятисотсильного дизельного двигателя (выпущено 700 штук). Скольким гусеничным тракторам был эквивалентен танк серии БТ по себестоимости и трудоёмкости производства в зависимости от модификации? Ну, не знаю… Танк – штука дорогая, даже такой примитивный, как БТ. Тут и какая-никакая броня, и вооружение, и оптика, и механизм поворота башни, и форсированный двигатель, и вообще усиленная ходовая часть. Для движения со снятыми гусеницами, на колёсах, предусматривалась замена планетарного механизма поворота на рулевой, подобный автомобильному, что танк тоже не удешевляло. Учтите ещё весьма ограниченный ресурс двигателя и всей ходовой части, умножьте число танков минимум на два – и получите количество ходовых частей в сборе, необходимое для долголетия всего танкового поголовья. О боевых качествах танков БТ мы ещё поговорим, а сейчас скажем только, что строить их в таком количестве не было никакого смысла. Затраты выглядят ещё бессмысленней, если вспомнить, что большинство БТ, находившихся в пяти западных военных округах, были уничтожены собственными экипажами или просто брошены летом 1941 года.

Лёгкие плавающие танки с 9-мм бронёй и 7,62-мм пулемётом ДТ образца 1929 г. Машин типа Т-37А было выпущено 2500 с лишним, более совершенных Т-38 – около 1400. В конце 1939 г. принят на вооружение новейший Т-40 с максимальной толщиной брони 20 мм, вооружавшийся 12, 7-мм пулемётом ДШК или 20-мм пушкой ШВАК-Т. По данным Виктора Суворова (см. примеч. 35), на 21 июня 1941 г. в войсках их было 277 штук. Общая цифра – без малого 4200. Почти все плавающие танки, находившиеся в западных округах, брошены летом 1941 года. (Опять-таки, бессмысленные затраты выглядят ещё более нелепо.) А еще был разработан, испытан, принят на вооружение, но не запущен в серию танк ПТ-1, помесь быстроходного и плавающего, вооружённый 45-мм пушкой и четырьмя пулемётами. «Танк» («tank») в переводе с английского означает «ёмкость», «лохань». ПТ и был такой вот лоханью с большим объёмом, якобы годившейся даже для форсирования морских проливов. Плавающие танки – в своём роде уникальная техника, не имевшая аналогов в германской армии. Но ограниченность их тактического применения даже и в наступательной войне видна из самого названия. Неискушённый читатель по книгам Суворова может получить представление о плавающих танках как о некоем вундерваффе, главной поддержке пехоты при форсировании водных преград. На самом деле плавучесть их была весьма посредственной, они часто тонули при поворотах на плаву или реверсировании гребным винтом, не говоря уж о небольшой волне (для исправления этих недостатков применялись специальные поплавки). Неся на себе десант из двух тощих пехотинцев, Т-38 даже не мог войти в воду или вылезти из неё на довольно пологий берег. На суше они и вовсе были бесполезны из-за слабости брони и вооружения. В реальной военной истории 1943 – 45 гг. Красная армия при проведении наступательных операций с форсированием рек обходилась без плавающих танков. В немалом количестве сохранившиеся во внутренних округах и на Дальнем востоке Т-37А и Т-38 использовались, главным образом, для охраны тыловых объектов и в учебных целях, ибо насчёт использования их по прямому назначению командование не имело никаких иллюзий.

Торопливость, с которой при перевооружении Красной армии запускались в крупную серию конструктивно несовершенные изделия, видна не только на примере плавающих танков. Вот взять в общем-то неплохой истребитель-биплан И-153 «Чайка». Мировая тенденция развития авиастроения, чётко сформулированная Туполевым – только моноплан и только из металла. На подходе И-16, сконструированный в русле этой тенденции, и, тем не менее, «Чайку» мы запускаем в крупносерийное производство, а потом ещё долго делаем параллельно с разными модификациями И-16. В 1939 – 1940 гг. (!) московский авиационный завод №1 выпустил 3437 «Чаек». Всего на 22 июня 1941 г. только в авиационных частях пяти западных военных округов (включая морскую авиацию) мы имели 1500 «Чаек». Для сравнения: И-16 – 2000 штук (включая морскую авиацию), МиГ-3 – 903 штуки там же на ту же дату. (См. примеч. 36.) Самый слабый по вооружению вариант «Чайки» имел 4 суперскорострельных пулемёта ШКАС, а один такой пулемёт стоил примерно столько же, сколько знаменитая «эмка» (легковой автомобиль М-1 производства Горьковского автозавода). Вот вам масштаб наших затрат. Думаю, не ошибусь, если скажу, что количество выпущенных И-153 можно было бы изрядно сократить (предположим – втрое) без всякого ущерба для обороноспособности страны. (А ведь были ещё старички И-5, И-15, И-15бис, которые тоже выпускались серийно…) Для многих других образцов военной техники вполне подошла бы малая серия с последующими напряжёнными испытаниями на полигонах, в воинских частях, с дальнейшей доводкой, переделкой и выпуском более совершенных изделий. Например, для легких танков поддержки пехоты Т-26…

Допускаю, что в этом месте экономически подкованный читатель может презрительно рассмеяться и захлопнуть книгу. Вот же безграмотный автор! Ну кому ж неведомо, что любой крупносерийный образец выходит дешевле малосерийного! Да они золотые выйдут, эти малосрийные! Так ли? Давайте подразберёмся. Да, изготовление одного-единственного изделия обойдётся безумно дорого, ибо на его себестоимость лягут все накладные расходы предприятия: освещение, отопление, содержание управленческого персонала… Каждое из, допустим, десяти выпущенных изделий обойдётся уже дешевле. Каждое из сотни, из тысячи – ещё и ещё дешевле. А каждое из миллиона? Вообще практически даром?.. Очевидно, нет. Более того, экономия уменьшается при переходе от единиц к сотням, от сотен к тысячам, десяткам тысяч и т. д., поскольку постоянная сумма накладных расходов «размазывается» по растущему объёму производства. А такая статья себестоимости, как амотризационные отчисления – компенсация износа оборудования и прочих основных фондов – с увеличением производства может даже и возрасти. Но самое главное, при переходе к крупной серии требуются большие капиталовложения в эти самые основные фонды – увеличение производственных мощностей, внедрение новых технологий… Так что не спешите с выводами, уважаемый читатель!

Но вернёмся к основной теме.

Основой для Т-26 послужил лицензионный английский «Виккерс Мк. Е Модель А», разработанный фирмой «Виккерс-Армстронг» в 1928 – 1929 годах. Т-26 серийно выпускался с 1931 по 1941 (!) гг. и был самым массовым советским танком предвоенного десятилетия. Разных его модификаций мы наклепали (включая опытно-конструкторские и предсерийные машины), по одним данным 10300, по другим – аж 11000 штук. Мало нам было восьми с лишним тысяч лёгких быстроходных БТ, так ещё 11000 Т-26, тоже лёгких, но не быстроходных (не забывайте и про запчасти…). Ну, для чего столько?! Ещё в 1932 году на подходе был средний танк Т-28, превосходная машина с немалым конструктивно-технологическим резервом, позволившим в конце тридцатых нарастить её лобовую броню до противоснарядной толщины (50 – 60 мм, по некоторым данным – все 85!) и установить длинноствольную пушку калибра 76,2 мм. Я уж не говорю о знаменитых Т-34 и КВ…

Ну, бронеавтомобили разных модификаций, почти 6000 штук (!) лёгких и средних, с пулемётным и пушечным вооружением, и вовсе на мой взгляд вещь никчемная. Изначально тупиковой была сама идея навешивать на автомобильное шасси с относительно маломощным мотором броневой корпус и танковую башню, чтобы получить в результате медленную, неповоротливую и слабопроходимую конструкцию.

Иногда, впадая в агрессивно-наступательный раж, командование Красной армии заказывало, а промышленность создавала и вовсе уж экзотические механизмы типа тяжёлого танка поддержки пехоты Т-35. Пятидесятитонный пятибашенный монстр, вооружённый одной 76-мм, двумя 45-мм пушками и пятью пулемётами, с экипажем в 11 человек, имел, как ни странно, противопульную броню, ибо если бы его броня была противоснарядной, не нашлось бы двигателя, способного таскать эту махину. Высокий, ощетинившийся разнокалиберными стволами Т-35 грозно смотрелся на парадах, но боевая ценность его стремилась к нулю, поскольку он не мог ни выдержать попадания вражеского снаряда, ни увильнуть, ни укрыться за складками рельефа местности. К счастью, у нашего руководства хватило мозгов ограничиться выпуском всего шестидесяти экземпляров этого чуда.

Знаменитых бомбардировщиков ТБ-3 мы наклепали 818 штук. Это не считая созданного в 1925г. (при НЭПе!) ТБ-1, которых изготовлено было до 1930 г. 216 штук, больше в несколько раз, чем было на тот момент тяжёлых бомбардировщиков во всём мире, не говоря уж о передовой конструкции – тот же цельнометаллический моноплан со свободнонесущим крылом. (А. И. Кандалов и др. А. Н. Туполев. Жизнь и деятельность. См. примеч. 37.) ТБ-3 гнали крупной серией, хотя было ясно, что эпоха маловысотных тихоходных самолётов закончилась (наступало время Пе-8, Дб-3ф и т. д.). Но тут хоть понятно, ТБ-1 и ТБ-3 могли использоваться и как бомбардировщики, и как десантные самолёты.

Ну, как не упомянуть здесь о подготовке воздушно-десантных подразделений, многочисленных резервистов-десантников? Парашютный шёлк, парашютные вышки по всем городам, огромное количество десантных самолётов (кроме ТБ-1 и ТБ-3 – Ли-2 (лицензионный американский «Дуглас»), Р-5, У-2), десантные планеры…

О советской артиллерии (впрочем, как и о танках, и об авиации) можно написать отдельную, причём, толстую книгу. Рассмотрим самый выдающийся массовый образец, так сказать, верхушку айсберга или фрагмент скелета динозавра. 203-мм гаубица Б-4. Вес 19 тонн. Каждый снаряд весом в 100 килограмм, не считая заряда. Вы видели это чудовище на гусеницах? Посмотрите фото в суворовском «Ледоколе» или в «Воспоминаниях и размышлениях» Жукова. На 22 июня 1941 г. мы имели 871 единицу этой техники. (См. примеч. 38.) Если верить Виктору Суворову, орудия такого типа можно применять только в наступательных операциях. Во всяком случае, сосредоточены они были на территории западных округов. На каждое орудие было заготовлено по 600 артвыстрелов (снаряд + заряд). Кстати, вы имеете представление о технологиях производства боеприпасов? Скажем, о том, какие материалы при этом используются? Назову лишь некоторые: натуральный шёлк, высококачественное рафинированное подсолнечное масло, виноградный – коньячный – спирт… Другие – не подходят. Всё – и пушки, и снаряды, и заряды – брошено в июне 1941. Может быть, в принципе такие орудия и нужны были, не спорю. Стратегия активной обороны предполагает рано или поздно и переход в решительное наступление. Но и в этом случае, прежде всего, следовало подумать не о гигантских количествах стволов и снарядов тяжёлой гаубичной и всей прочей артиллерии (которая тоже была более чем внушительна), а о точности стрельбы и о том, что её обеспечивает. Например, об авиационной корректировке артиллерийского огня, что те же немцы реализовали ещё в Первую мировую.

Само собой, гигантское количество артиллерийских стволов требовало адекватного (гигантского) количества специализированных гусеничных тягачей, тракторов и автомобилей. Здесь нелишним будет снова вспомнить о танках и сказать, что собственно танковые подразделения – это лишь костяк любой крупной (дивизия, корпус) танковой части, вокруг которого нарастает «мясо» из множества специализированных снабженческих (ГСМ, боеприпасы, запчасти и т. д.), ремонтных, эвакуационных и прочих высоко технически оснащённых и при этом моторизованных мобильных подразделений, без которых танковые войска небоеспособны. По данным на февраль 1941 г. (т. е. в мирное время) в Красной армии числилось 34 тысячи тракторов и гусеничных тягачей, 201 тысяча грузовых и специальных и 12 тысяч легковых автомобилей. Раскрученное производство продолжало набирать обороты, и к июню число армейских грузовиков и спецмашин составило уже 273 тысячи, а с началом войны в армию были мобилизованы из промышленности и сельского хозяйства ещё 234 тысячи автомобилей и 31 тысяча тракторов! (См. примеч. 39.) Великое множество их было брошено летом 1941 г., попало в руки немцев и облегчило им великий восточный поход по российскому бездорожью.

Танково-тракторные заводы. Учитывая ненужность в рамках оборонительной доктрины вышеперечисленного огромного количества гусеничной боевой и вспомогательной техники (а также учитывая очень любопытные данные о производительности и технической оснащённости сельского хозяйства из книги «ВОПРОСЫ ЛЕНИНИЗМА»), можно поставить под сомнение целесообразность строительства, скажем, Харьковского тракторного. А может быть, и Сталинградского. Кстати, они в ходе реальной войны всё равно были разрушены, как и Харьковский «паровозостроительный» – крупнейший в стране, а может и в мире, танковый завод. Положение спасали Челябинский и спешно возведённый Нижнетагильский (ну, ещё ленинградский Кировский, бывший Путиловский, насколько это было возможно в блокаду и сразу после неё). В моём варианте, случись худшее, дойди враг, например, до Харькова, мы бы потеряли меньше.

То же самое можно сказать и о некоторых авиационных, артиллерийских, автомобильных, авиа-, авто- и тракторомоторных заводах, а также заводах по производству взрывчатых веществ и снаряжению боеприпасов.

Сокращение серийного выпуска ненужной военной (да и сельскохозяйственной…) техники, боеприпасов, строительства сборочных, моторных, агрегатных и прочих заводов (перечень этот можно продолжать и продолжать…) привело бы к снятию напряженности в угледобывающей, металлургической, нефтяной, химической и прочих отраслях промышленности, цепной реакции всеобщей экономии средств и ресурсов. И тем легче было бы следовать принципам сокращения и экономии, чем больше была бы ориентирована на оборону наша военная доктрина. В этом случае не возникло бы и мысли о выпуске огромной серией таких, к примеру, изделий, как БТ, Т-26 и плавающие танки.

Повторяю: все приведенные отрывочные данные о военном производстве дают некоторое представление об излишках, о том, на чём можно было полностью или частично сэкономить. Полезно будет сравнить их с тем, что имел наш противник на Восточном фронте 22 июня 1941 года. Эти цифры широко известны: например, 3266 танков всех типов, включая 1146 тех, что можно с огромной натяжкой отнести к категории средних (на самом деле их бронирование тоже было всего лишь противопульным), а о тяжёлых танках немцы тогда и понятия не имели. 6580 танков и самоходных орудий всех типов на июнь 1941-го, включая трофейные, включая лёгкие пулемётные танкетки (всего, а не только на Восточном фронте) – это всё, что могла позволить себе передовая (без преувеличения и иронии) германская экономика, подкреплённая чешскими, австрийскими и французскими заводами. 3266 танков – это то, чего оказалось вполне достаточно, чтобы нас опрокинуть тем страшным летом 1941-го. А у нас только тех танков, что смело можно было не делать – тысяч семнадцать-восемнадцать! Звучит всё это парадоксально, но парадоксами полна была наша жизнь. Да, Германия успешно начала войну, имея против нас три с небольшим тысячи плохоньких танков. Да, мы могли бы в первой половине тридцатых не разворачивать в пожарном порядке выпуск примерно таких же машин. Можно было гораздо позже и с гораздо меньшим истощением народных сил выпустить достаточное для активной обороны количество танков более совершенных, а с началом войны ещё и увеличить их выпуск, обеспечив этим последующий переход в наступление. Кстати, позвольте напомнить ещё одну широко известную цифру: на 22 июня 1941 года в войсках «первого стратегического эшелона» в пяти западных военных округах числилось 1475 самых тогда совершенных в мире танков – 508 тяжёлых КВ и 967 средних Т-34 (Виктор Суворов – см. «Самоубийство», гл. 11, стр. 182 – посчитав машины «второго» эшелона, а также отгруженные заводами, но не прибывшие к месту назначения, плюс выпущенные, но ещё не отгруженные, даёт цифру 711 КВ и 1400 Т-34 во всей Красной армии на 22 июня).

В счёт расходов на реализацию нашей агрессивной военно-политической доктрины можно отнести и постройку Беломорско-Балтийского канала (1931 – 1933 гг.). Но этот пример несколько выпадает из общего ряда, ибо канал обошёлся государству несказанно дёшево. Инициатор и вдохновитель строительства товарищ Сталин не выделил на это дело ни цента валюты ввиду её жуткого дефицита, только 400 миллионов «деревянных». Руководившее стройкой ОГПУ выдвинуло встречный план, как было модно в те годы, и потратило всего около четверти этой суммы. (А. Пруссак. Из истории Беломорканала. «Вопросы истории», 1945, №2, стр. 143.) Правда, ещё был истрачен человеческий труд и человеческие жизни, по скромному подсчёту Солженицына (см. примеч. 40) от 250 до 300 тысяч. В основном тех самых, раскулаченных и сосланных. Молчаливо предполагалось, что дешевле этого ресурса ничего в хозяйстве быть не может. Для чего товарищу Сталину в самые тяжкие годы индустриализации и коллективизации понадобилось срочно, в двадцать месяцев, при этом дёшево, в основном киркой, лопатой и тачкой прорыть в скальном грунте самый длинный в мире канал, нам уже не узнать. Дело давнее и прочно забытое. Вероятнее всего, имелась в виду стратегическая необходимость переброски флота из легко запираемой Балтики в Белое море, на оперативный простор. Такое необходимо только в наступательной войне, против Европейских морских держав – Германии, Англии, Франции… Да и Штатов тоже, если придётся (Атлантика!). В войне оборонительной лучше использовать Балтфлот, чтобы парализовать доставку железной руды из Швеции в Германию, что, кстати, неплохо удавалось Российскому императорскому флоту в годы Первой мировой. Беломорканал прокладывался вдоль трассы, по которой царь Пётр в своё время велел перетащить два фрегата из Белого моря в Ладожское озеро. Затея поистине циклопическая! Не припомнить за все советские годы ни одной стройки (включая пресловутый БАМ, тоже, кстати, начатый при Сталине), вокруг которой поднято было бы столько шума! Писались книги, слагались песни, снимались фильмы. Но исполнение получилось какое-то паршивенькое. Общий запланированный объём выемки грунта – что-то порядка 20 миллионов кубометров (см. примеч.41) при глубине канала десять метров. При суммировании производственных отчётов получалась цифра не то 60, не то 80 миллионов «кубов», глубина же при этом оказалась заниженной до пяти метров. Ох, и мелкий каналишко получился! Да оно и не удивительно, если учесть, что ни экскаваторов, ни бульдозеров, ни прочих чудес механизации на стройке не было. Лошадей, правда, было довольно много, что вполне объяснимо – «кулацкие животные» должны были околевать вместе со своими бывшими хозяевами. Есть подозрение, что главная цель строительства в том и состояла, чтобы выморить голодом, холодом и непосильным трудом побольше этих самых потенциальных махновцев и антоновцев, оказавшихся лишними после коллективизации и склонных к бунту. Но людям хотелось есть и жить, а размер «пайки» зависел от выработки…

Солженицын приводит воспоминания некоего Д. П. Витковского, старого заключённого-соловчанина, работавшего в Белбалтлаге прорабом. Прочитайте и прочувствуйте:

«После конца рабочего дня на трассе остаются трупы. Снег запорашивает их лица. Кто-то скорчился под опрокинутой тачкой, спрятал руки в рукава и так замёрз. Кто-то застыл с головой, вобранной в колени. Там замёрзли двое, прислонясь друг к другу спинами. Это – крестьянские ребята, лучшие работники, каких только можно представить. (Курсив мой – С. Ю.) Их посылают на канал сразу десятками тысяч, да стараются, чтобы на один лагпункт никто не попал со своим батькой, разлучают. И сразу дают им такую норму на гальках и валунах, которую и летом не выполнишь. Никто не может их научить, предупредить (как словчить, приписать себе хоть малость объёма выработки – С. Ю.), они по-деревенски отдают все силы, быстро слабеют – и вот замерзают, обнявшись по двое. Ночью едут сани и собирают их. Возчики бросают трупы на сани с деревянным стуком». (А. Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. См. примеч. 42).

И далее: «И куда спешил ты, проклятый? Что жгло тебя и кололо – в двадцать месяцев? Ведь эти четверть миллиона могли остаться жить. … Крестьянские ребята сколько б тебе наработали! Сколько б раз ты ещё в атаку их поднял – за Родину, за Сталина!» (Там же. См. примеч. 43.)

Драгоценнейший ресурс – человеческий труд – был потрачен зря. Ни в военных, ни в народнохозяйственных целях канал практически не использовался, глубина не позволяла. Всё наспех, всё недоделано. Везде вместо металла дерево, вместо бетона земля. Ещё до сдачи канала в эксплуатацию появился проект его реконструкции, который так никогда и не был реализован в полном объёме. Многие с тех пор задавались вопросом – для чего же всё было? Казалось бы, уж если браться, так всерьёз, или не браться вообще. (Лучше бы не браться. Серьёзное исполнение этой затеи влетело бы в такую копеечку, и обошлось бы в такое количество жизней, что и подумать страшно.)

Среди знаменитых сталинских каналов есть один незаслуженно забытый писателями и поэтами. Это так называемый Днепро-Бугский, соединяющий бассейн Днепра и Припяти с бассейном Буга и Вислы. Моя малая родина, затерянный среди лесов и болот городок Пинск, «столица» белорусского Полесья, стал в начале сороковых годов главной базой нацеленной на запад грозной боевой флотилии. Ну что мог понимать белорусский мальчик, плывя на моторной лодке по узкой, прямой как струна канаве, прорытой (опять же, усилиями зэков) строго с востока на запад? А ведь в этих унылых местах лежал ключ от германской столицы. День памяти славной Днепровской флотилии в советские времена каждое лето помпезно отмечали в Пинске. Сейчас мне вспоминается речной бронекатер номер 92, застывший на постаменте на набережной Припяти, с орудийной башней танка Т-34 на баке и четырьмя крупнокалиберными пулемётами в рубке. Помню рассказы о славном десанте днепровских моряков летом 1944 г. при освобождении Пинска, и братскую могилу десантников с Вечным огнём в прибрежном парке. Всё это в далёком детстве было так значительно и так романтично, как и невероятное, для провинциального белорусского городка, скопление военных моряков – здесь со времён Днепровской флотилии размещались две военно-морских «учебки». Но всё это было нашим, местным, до боли родным, но маленьким, и в других местах об этом ничего не знали. И только суворовский «Ледокол» открыл глаза на всё это как на часть гигантского сталинского «дранг нах Вест» образца 1941г., лишь частично повторённого в 1944—45, когда днепровские бронекатера через Припять, Буг, Вислу и Одер всё же вошли в берлинскую Шпрее, высаживая десанты, поддерживая огнём наступающую по набережным пехоту!

Во времена более поздние мы также не стремились экономить на наших наступательных планах. Уже в самый канун войны был запущен в серию «самолёт-агрессор», «самолёт чистого неба», «воздушный шакал» Су-2. Знаменитый Иванов. Его также награждают эпитетами «простой» (в производстве, в пилотировании) и «дешёвый» (в производстве). Как сказать. Одних пулемётов ШКАС на «дешёвом» самолёте было 5 штук, а сколько стоил пулемёт ШКАС, я повторять не буду. Су-2, к счастью, не успели наклепать в запланированных количествах (некоторые утверждают – 100 000!), остановившись на цифре 877 штук. (См. примеч. 44.) Тоже немало, да и разработка обошлась недёшево, если учесть, что в конкурсе на лучшую модель участвовали все авиационные КБ и конструкторские группы страны советов.

Ничего и никого не жалел товарищ Сталин ради мировой революции. Щедро тратил народные денежки на организацию и оснащение великого освободительного похода. Не забыл и о том, что великое дело должно быть соответствующим образом эстетически оформлено, а посему напоследок решил отгрохать культовый центр будущего российско-европейского (а может и всемирного) Союза Советских Социалистических Республик – Дворец Советов. Это уже был фараонизм в чистом виде, с той разницей, что Хеопс оплачивал постройку пирамиды из личных средств, даже дочерей отправил в дом терпимости деньги зарабатывать… Размахнулись с истинно купеческой широтой. Для начала снесли к чёртовой матери храм Христа-спасителя и пару кварталов жилых домов (это в Москве, в разгар жилищного кризиса, среди уплотнений, коммуналок!). Дальше – больше. Лучшие специалисты и мастера. Лучшая техника. Лучшая арматурная и каркасная сталь, лучший цемент, лучшие сорта гранита и мрамора, лучшие сорта дерева, уральские самоцветы, драгоценный фарфор, хрусталь и бронза, бархат и золотая парча… Того количества железобетона, что пошло на гигантский фундамент (только его и успели заложить до прекращения строительства ввиду начала войны), хватило бы на постройку двух-трёх укрепрайонов «Линии Сталина». Кстати, насчёт «Линии Сталина». Советское руководство не то колебалось в выборе военной стратегии, не то пыталось усидеть меж двух стульев, не то решило лишний раз перестраховаться, но в начале тридцатых годов страна приступила к постройке гигантской оборонительной системы из тринадцати укрепрайонов протяжённостью от Балтики до Чёрного моря. В 1938 г. было принято решение усилить все укрепрайоны тяжёлыми артиллерийскими капонирами и приступить к возведению ещё восьми укрепрайонов, предельно уплотняющих оборону. То, что укрепления строились именно для обороны, а не для прикрытия стратегического развёртывания перед наступлением, подтверждается их расположением в глубине территории (на расстоянии от 20 до 150 км от старой границы), и большой глубиной самих укрепрайонов (от 30 до 50 км.). Каких всё это потребовало расходов, сколько сил и средств было затрачено, думаю, пояснений не требует. Здесь речь о целесообразности этих затрат. Казалось бы, одно из двух. Уж если решили наступать, так производите свои лёгкие танки, на которых вы буквально помешались, а если решили встать в оборону – ройте противотанковые рвы, ставьте бетонные надолбы, стройте и оснащайте долговременные огневые точки. Делать и то и другое слишком накладно, особенно если учесть, что часть построенного пришлось потом уничтожать, чтобы расчистить пути к наступлению, тем не менее, колебания советского руководства обрели материальное воплощение и легли гигантским дополнительным бременем на плечи и без того ограбленного народа.