Он еще побродил по комнате. Некоторое время смотрел, как тает за окном белая ночь. Собрал вещи, в последний раз заглянул в комнату, где безмятежно спала наглотавшаяся снотворного Яна.

Жаль, что он так и не смог с ней попрощаться. Очень жаль… Но ведь всегда в жизни остаются какие-то незаконченные дела…

Он бросил ключи на шкафчик для обуви, выбрался на улицу и пошел к ближайшей станции метро с чувством невыполненного долга.

«Дети погибли, дети погибли», – шептал он, как заведенный.

«Брось, – перебил его внутренний голос. – Они бы все равно погибли. Причинно-следственные связи не рвутся. Ты же знаешь».

«А мальчик? Как же мальчик!»

«А был ли мальчик-то?»

«Философ!»

Утро выдалось на удивление тихим и солнечным. На одной из скамеек сидел немолодой мужчина и перелистывал свежую газету. Он поднял на прохожего умные, спокойные глаза и слегка улыбнулся.

Через три дня его убьет оборвавшийся с карниза кусок штукатурки, понял Сергей. И решил ничего не говорить об этом. Зачем портить человеку остаток жизни?

Он больше не вписывался в формулу этой жизни. Если в этом и есть сила провидения, то тот, кому она предназначалась, унес ее с собой как тайный знак, сулящий беду.

И всю дорогу, пока огни тоннеля мелькали в окнах электрички, пассажир как слабоумный твердил речевки о чипсах, прокладках, дезодорантах…

«Боль есть?» «Нет!» «Как же так?!»

– «Фрунзенская», – оповестил вагонный ретранслятор.

– Уф! – сказал Сергей. – Наконец-то мы у врат Мадрида! – дорогу домой он еще не забыл.

Телефонное общение с бывшим шефом вышло не особенно результативным. Тот обозначил радостное удивление от звонка заблудшего ученика, а затем выразил недоумение по поводу просьбы, сослался на занятость и переправил его по инстанции.

– Обратишься к товарищу Прокопову. Он мой завлаб, – пробасил. – Поможет. Я предупрежу.

– Здравствуйте, здравствуйте, – навстречу Сергею поднялся голенастый человек возраста к пятидесяти. – Очень рад. Рад. – Повторил хозяин кабинета, очевидно, не зная, какой тон выбрать для предстоящей беседы. Тем временем он обошел стол и остановился в шаге от вошедшего, отставил одну ногу назад, а туловищем подался вперед и засунул руки в карманы. Что должна была обозначать эта поза, Сергей не разобрал.

«Видимо, меня уже представили как отца-основателя», – подумал гость, забавляясь текущим моментом.

Завлаб между тем внимательно рассматривал посетителя и выражение лица у него было весьма приятственное. Он напоминал скорее иудейского проповедника. Длинные ноги и короткая шея подтягивали все тело вверх, что делало его вкупе с непомерно большими ступнями ног похожим на птицу-секретарь в брачный период.

– Прокопов Александр Анатольевич, – счел необходимым представиться завлаб и поправил очки, отчего сходство с птицей-секретарь только усилилось. Руки не подал. Не счел. – Мне босс сформулировал суть вашего вопроса. Мы непременно поможем Вам. Конечно поможем. Хотя… – и надолго задумался. Размеренная дотошность, с которой он перебирал бумаги на столе, начала бесить Сергея уже через несколько минут. Время текло. – Я вижу тут несколько проблемных моментов, которые преодолеть будет чрезвычайно затруднительно. Хотя… Но, может быть. Может быть.

– И как? Господин…

– Александр Анатольевич, – подхватил завлаб. «Господин АА.», – мысленно повторил Сергей – для верности. Тем временем тот решил продолжить:

– Мы тут посоветуемся. Зайдите через недельку.

– Боюсь, что недели у меня нет. И никак по-другому?

– Во-первых, это решение не моего уровня. – Про «во-вторых» придумать он не успел. Этим и ограничился. – Хотя… Ну, может быть… Зайдите через недельку.

Уяснив, что продолжение беседы бессмысленно, Сергей вышел из кабинета. Был вечер, и почти все сотрудники разошлись по домам. Оставалась еще маленькая надежда увидеть кого-то из ребят, с кем они начинали это дело. И тут повезло. Да еще как!

Навстречу ему по коридору шел мужчина в халате. Высокий, холеный, импозантный.

– Серега! – обрадовался он, приблизившись. – Вот уж кого здесь…

– А я тебя!

– По делам или как?

– С тобой поболтать.

– Врешь. Но все равно приятно. Пошли.

Андрей Метлицкий, так звали импозантного мужчину, провел визитера в просторную лабораторию, заставленную очень приличным современным аналитическим оборудованием. В углу у окна стоял рабочий стол с кучей бумаг и прикрытым леп-топом. Над столом изящным шрифтом было выписано: «Nullos in Verba».

– Ни во что не веришь? – спросил гость.

– Не так. Все проверяю. Видишь, – констатировал исследователь, обведя помещение. – Страна богатеет и мы вместе с ней.

– Оживает.

– Пусть так. Ну рассказывай. Каким ветром?

– Тем, что в поле… Мне нужен антидот для одного моего прежнего детища.– Сергей набросал на листке бумаги формулу химического соединения и протянул ее бывшему коллеге. Тот только присвистнул.

– Ты и до этого докопал…

– Главное, что выкопал, а надо было закапывать. И оно может сейчас сгубить человека. А я в этом виноват.

– Мы тоже там повозились… – он неопределенно махнул рукой. – Но я не думал, что так просто. Впрочем антидот есть. Леонардо да Винчи, если помнишь, – решил пояснить Андрей, – поливал фруктовое дерево ядом, чтобы вырастить смертоносные плоды. Сейчас мы знаем, что дело это бесполезное. Хотя, как сказать. Если исходить из того, что понимаем сейчас… Противоядие от твоей молекулы, конечно, есть. Но, чем оно грозит, не ведаю. Мы не успели проверить досконально. Так что все в твоей воле.

– Я не Всевышний.

– Тем более.

– Знаешь, – Андрей неожиданно отклонился от темы. – Если бы у меня достало идиотизма и наглости взяться за сочинение законов всеобщности – по типу Гегеля – я бы вывел еще один: границы в рамках единого пространства-времени существуют и неизбежны. Доказательство так же очевидно, как таблица Менделеева. («Краеугольный камень, – хихикнул про себя Сергей, – На нее не ссылается только ленивый».) И отсюда следует простой вывод: бесконечности не существует, а, значит, и диалектика несостоятельна.

«А вот это уже занятно», – продолжил размышлять его собеседник и спросил:

– А для вероятностей?

– Само собой. Ведь из всех вариантов реализуется лишь один.

– А если несколько?

В это время в кабинет заглянула молоденькая девушка – гроза или грёза (тут я путаюсь) стареющих мэтров – глазки распахнуты, губки бантиком, грудки торчком, попка на отлете…

– Андрей Николаевич, еще что-нибудь? – и покосилась на посетителя. В пустых глазах пустое ожидание.

– Давайте, завтра с утра… – Андрей отвел взгляд. Дверь притворилась. Они помолчали.

– Меня босс отправил к некому товарищу Прокопову, – спохватился Сергей. – Что он за тип?

– А, друг – Прокопыч! Человек-рецептура. Удручающе позитивный субъект! Так он шагу не сделает, чтобы пять раз не оглянуться и десять раз у начальства не испросить. Такие люди тоже нужны, ты не находишь? Кто-то же должен придерживать излишне рьяных. Главными их делать нельзя – это точно. Если в голове тормоз, то все остальные будут в жопе. А так – заместителем – пусть его. Он – главное – сам про себя все знает. Поэтому и делает свои гадости по мелочам. Не со зла, а чтобы репутацию оправдать. Зато он внучку безумно любит.

– Должен же человек хоть что-нибудь любить!

«А это ход! – додумал про себя Сергей. – Интересно, что бы ты, друг мой, сказал, если бы знал, что через пару месяцев усилиями Прокопыча тебя отстранят от дел, а разработки канут в Лету. Стоп! – одернул он себя. – В этом мире я не провидец». И сказал:

– Почему ты все еще здесь? Мог бы отлично устроиться в какой-нибудь иностранной компании. Опять же денежный вопрос…

– У АА ты и снега зимой не допросишься. Попробуем так обойтись… – Озвучил Андрей свои мысли. И пояснил. – Неохота мне, Серега. Не хочу быть рабом в собственной стране.

– Отчего же? Вот я… – начал было Сергей и осекся.

Ты пристроился? Молодец! И как с тобой ведут себя тамошние менеджеры?… Ну? Миссионерство – хлеб их культуры.

– Это не всегда и не во всем. К некоторым из наших они вынуждены сами ползти…

– Речь, видимо, идет о другой России, – перебил его Андрей. – В которую мы с тобой не попадем никогда. – Он нарочито акцентировал последнее слово. И Сергей, вспомнив свой вояж в чиновный облик, внутренне с ним согласился, но все таки высказался:

– Чем больше я узнаю жизнь, тем четче понимаю, как много в ней не для меня. Но с этим приходится мириться.

Это схоластика!

– Знаешь, и в грандиозные времена на свете живут маленькие люди.

– Более того, их подавляющее большинство. Да только нам-то до этого какое дело? Ты плохо читал Ремарка, дружок. – Продолжил Андрей. – Человеческие отношения, перенесенные в другую социальную среду, часто оказываются вывернутыми наизнанку. А людьми все равно кто-то должен кукловодить.

– То есть, стараясь не стать марионеткой Бога, они неминуемо становятся марионетками дьявола.

Политики, друг мой, всего лишь политики. И не так явно.

– А как?

– А им просто свойственно все выворачивать наизнанку. И в результате. Заметь, я подчеркиваю, в результате Нагорная проповедь оборачивается «Mallus Maleficarum». – Закончив говорить, он молчал еще некоторое время, будто думал о чем-то другом.

Прощальная вечеринка завершена. Последние гости разбрелись по своим каморкам. Их лица еще сохраняли выражение виноватого уныния.

Срок истекал.

– Всему свой черед, – проговорил Иоган и всхлипнул. – Отчего же так быстро? Я не ропщу! Мне дали столько, что хватило бы на десятерых. И все же… Отчего я чувствую себя обманутым? – Он огляделся по сторонам и выдохнул. – О, Господи, спаси мою душу!

Двенадцать минуло.

Порыв ветра распахнул ставни и разом задул все свечи. Из ночной пустоты потек ледяной воздух, заволакивая помещение пластами тумана.

– Ты здесь, я знаю, ты здесь, – выговорил Иоган немеющими губами.

– К Вашим услугам! – рявкнул посетитель.

– Позволь еще одно…

– Я бы позволил, – раздался другой – ехидный голос из угла комнаты, – да начальство не велело.

И следующий жуткий по силе порыв ветра швырнул просителя прочь сквозь оконную решетку, разметав куски мяса по навозной куче.

Рев и визг слышали все постояльцы. Но до рассвета никто не решался высунуться за дверь. И третий раз пропел петух. Лишь тогда верный Вагнер приотворил дверь наставника. Помешкал на пороге и все-таки заглянул внутрь. Волосы его встали дыбом.

Кровь на стенах уже побурела, оттенив желтые, жирные пятна расплескавшихся мозгов. На столе, прижимая лист бумаги с расплывшимся готическим текстом, лежало глазное яблоко, и Вагнера не оставляло впечатление, что оно внимательно следит за каждым его шагом. Он, озираясь, подобрался к столу, вытянул записку и начал читать сливающиеся буквы:

«Я, Иоган Фауст, доктор, собственноручно и открыто заверяю силу этого письма. После того как я положил себе исследовать первопричины всех вещей, среди способностей, кои были мне даны и милостиво уделены свыше, подобных в моей голове не оказалось и у людей подобному я не смог научиться, посему предался духу, посланному мне, именующемуся Мефостофилем, слуге адского князя в странах Востока, и избрал его, чтобы он меня к такому делу приготовил и научил, и сам мне обязался во всем быть подвластным и послушным.

За это я ему со своей стороны обязался и обещаю, что он, когда пройдут и промчатся 24 года, волен будет, как захочет, мне приказать и меня наказать, управлять мною и вести меня по своему усмотрению и может распоряжаться всем моим добром, что бы это ни было – душа ли, тело, плоть или кровь. И так на вечные времена. С этим отрекаюсь я от всех живущих, от всего небесного воинства и от всех людей. И да будет так. Для точного свидетельства и большей силы написал я это обязательство собственной рукой, подписал его и собственной кровью разума моего и чувств моих, мысли и волю сюда присоединил, заверил и запечатал.

Подписано: Иоганн Фауст

сведущий в элементах богословия доктор.»

– В нашей системе…– начал было Сергей.

– Да нет у нас никакой системы. Не умеем мы ни жить, ни думать системно и оттого считаем весь мир занудами. А они нас – идиотами. Загадка русской души, понимаешь! – Андрей спародировал интонации недавнего президента и замолчал.

– А культура?

– Профанация! Нет у нас никакой национальной культуры. Национальной культуры вообще больше нет. Есть средства коммуникации. А то что мы называем современной культурой насквозь пропитано феноменологией. Мы подходим к пику передачи формы и не можем предложить ничего взамен. Никого больше не интересуют полутона и пространная детализация. Отсюда квадрат Малевича и супы Уорхола. Поэтому понятие искусство все более подменяется понятием моды.

– Но свобода личности – это важный вопрос! – воскликнул гость почти в отчаянии.

– Лично мне – плевать. Мы здесь, конечно, не очень умны. Но не до такой степени, чтобы бороться за демократию и права человека. Тем более во вселенском масштабе.

– И что же ты со своей наукой?

– Для меня – это жизнь. Да что говорить! Все развитие ординарной науки за последнее время свидетельствует только об одном – она не способна объяснить мир, как он есть. Но в этом, впрочем, и нет никакой необходимости. То же касается и основных религий. Бог в понятии большинства ассоциируется с Творцом, т.е. с тем, кто нас изготовил. Но в этом случае он может быть вовсе не велик и могуч, а мелок и невзрачен. Достаточно воздействия на субатомные процессы, которые должны определять как мышление, так и воспроизводство. Теология же никогда и не пыталась ничего объяснять. Поскольку всякое объяснение порождает ересь. Человек разумный и без того оказался на пороге растерянности. Так что грядет новая формация – человек неразумный. В точности по Уэллсу. Готовьтесь, господа!

Сергею это не понравилось. Должно быть в детстве наслушался слишком много историй о доблести и добродетели тех, кто должен уже по природе своего рождения стать похотлив и убог. Он молчал, решив, что нет смысла возражать человеку, который для себя уже все доказал и расставил по полочкам. И в этом случае его интересовала не истина вовсе, а достоверность. Не математическое доказательство или экспериментальный метод, а осознание явления, как существующего в действительности.

– Зачем нам играть в игры, которые мы заведомо проиграем? России нужна всего лишь сильная армия и национальная политика, – высказался Андрей после паузы.

– Слишком много ресурсов и слишком мало народу.

– В точку. Все, что нам надо – только сберечь. И в этом историческая миссия ближайших поколений россиян. Мы с тобой тоже нужны отчасти. Угу. Поддерживать интеллектуальный фон и достоинство нации.

– Скажи еще: «На расплод»! Ты не слишком много времени уделяешь телевизору? Поговори еще про единение народа…

– А вот этого как раз никому и не нужно. Зачем же нам очередная кровь? Те, кто внимательно читал Гумилева-младшего, знают, что пятидесяти тысяч сплоченных бойцов вполне достаточно, чтобы перевернуть мир… – они замолчали. Сергей сделал вид, что рассматривает новые приборы. Андрей тем временем подошел к химическому столу, заполнил ампулу темной слегка опалесцирующей жидкостью и запаял содержимое:

– Готово! Держи.

8 июля 1520 года разгромленный в Теокалли отряд испанцев перевалил через хребет, окаймлявший долину Отумбы. Долгая неделя пути позади. Они угрюмо молчали – ветераны Картеса – надежды спастись больше не было.

Астеки уже ждали их. Всю равнину – насколько хватало глаз – покрывали шеренги войск.

– Тысяч двести. – Проговорил командир и оглядел отряд: 20 всадников и горстка пехоты. Ни ружей, ни аркебуз. – Славная будет битва, ребята! – Проорал он. С ним согласились.

Путь назад – плен – деревянная клетка и вырванное сердце на жертвеннике чуждым богам. Путь вперед – ярость боя и смерть. Третьего не дано. Путь вперед!

Разделив отряд на три группы и прикрыв их с флангов остатками кавалерии, Картес врезался в бушующее море астекских войск. Они не останавливались и не подбирали раненых – только вперед – туда, где за рядами хлопковых белых панцирей над паланкином сиял золотой штандарт – знак Сахуаку.

Картес сражался в первых рядах, когда под ним рухнула лошадь. Железный колпак прикрыл от удара обсидианового топора, но кровь из разорванной щеки полилась под кирасу. «Только вперед», – стучало в висках, как маятник. «Только вперед».

Он снова в седле, разя мечем и копьем направо и налево. Конь вздыбился и ударил копытами в грудь ближайших астекиских воинов. Брешь не успела сомкнуться. Они ринулись туда – остатки испанских всадников. Эрнандо Кортес взмахнул копьем еще раз и вырвал из мертвых рук сияющий символ их победы.

– Сантьяго! – Заорал командир.

– Сантьяго! – Подхватили его солдаты.

Знамя засияло над головой кровавого всадника. Ближние шеренги астеков бросились на колени, отдавая себя на заклание. Дальние – роняли оружие и бежали. И ужас преследовал их. Белый завоеватель был сейчас могущественнее, чем все их собственные боги. Царство последнего Монтесумы перестало существовать.

– С чего ты решил, – вернулся Андрей к началу разговора, – что человек, честно и грамотно делающий свое дело в районной больнице или, скажем, погранотряде, должен считать себя неудачником?

Сергей не нашелся, что ответить. Помолчал.

– Ты и здесь мог бы стать большим начальником. – Сказал он наставительно.

– Зачем? Чем больше у человека власти, тем меньше шансов побыть самим собой.

– А как же Ницше?

– Нищие?.. А, белокурый бестия… – произнес Андрей с ехидцей. – И при каких здесь этот писака?

– Ну, он считал, что человеческая сущность реализуется через волю к власти.

– И у него получилось?

– В общественном плане.

– Знаешь, в последнее время меня кроме личного мало что интересует. И все же, с чем пожаловал?

– Я же сказал – антидот.

– И все?

– Ты еще что-нибудь расскажешь?

– Нет, – сказал Андрей, – Я думал, что ты… Впрочем, не стоит.

– Говори, говори.

– Понимаешь, к нашим разработкам в последнее время постоянно хочет кто-то пристроится.

– Еще бы! Слушай. А почему бы вам не попробовать себя в выпуске какой-нибудь другой хрени. Скажем, панацеи? – задал вопрос гость, еще раз оглядывая лабораторию.

– Не Мичурин я – елку с яблоком не скрещивал. Да и все тут. И потом, что нынче может быть актуально? Средство для прояснения мозгов, так оно уже существует. Еще? Рецепт вечной молодости? Феромоны?

– Тот, кто их сделает по дешевке, будет богаче, чем сам Билл Гейтс!

– Феромоны – очередной фетиш. Мы слишком социальны. Рассудок сожрал инстинкты. Только и всего. Феромоны рекламируются, стало быть актуальны. Но еще актуальней – универсальное средство от насморка. А меня это как-то совсем не привлекает. Или вот, например – препарат «Антихрап». Хит продаж на несколько сезонов. Как тебе?

– Класс! Я всегда знал, что здесь работают одни маньяки! – резюмировал Сергей.

– Ты рассуждаешь как дешевый химик! – обиделся его vis-à-vis. Улыбнулся и пояснил. – Основная масса людей хочет быть не хуже других. А я не хочу.

– У тебя своя гордыня.

– Грешен. Выпьешь? – спросил Андрей и достал из тяги пару мензурок.

– Отчего же, – согласился посетитель.

Хлопнули спирта с жидким азотом. Присели. Далее болтали о пустяках. Андрей женился. Счастливо, потому что никуда не спешил. И потому, что не считал, что женившись, отрезает от себя значительный кусок жизни. Относил одиночество к разгильдяйству и любил маленькую дочь.

На самом деле все очень просто – немножко доверия, немножко притворства, немножко привычки – вот и любовь. А там и счастье – семейное.

– Я давно перестал быть сторонником чувственной раскрепощенности, – даже выпив Андрей продолжал говорить отточенными фразами.

– И когда это случилось?

– Когда мой отец умер на собственной секретарше…

Тут Сергей вспомнил юную сотрудницу и на секундочку задумался о достоверности информации. Выпил еще. Ему стало стыдно за отсутствие веры в чистоту помыслов. Он смутился и начал усиленно благодарить бывшего коллегу. Тот только морщился и разливал спирт по мензуркам.

Беседа уже подходила к концу, когда в лаборатории зазвонил телефон.

– Прокопыч… – отметил Андрей и включил громкую связь.

– Андрей Николаевич, поступило распоряжение исключить передачу посторонним лицам субстанций, используемых в исследовательских целях.

– Чье?

– Ну, Вы знаете. – Сергей очень наглядно представил, как господин АА, стоя у телефона, тычет пальцем в потолок и глухо хихикнул.

– Ответ положительный, – нахмурился Андрей, отключился и сказал. – Вот же сволочь! Дай-ка мне образец. Сам вынесу. – И оказался прав. На выходе охрана учинила визитеру тщательный досмотр. Андрея обыскивать не решились. А зря!

– А знаешь, – сказал Сергей, мечтательно глядя на звезды. – В одной популярной статейке 50-летней давности я вычитал, что древесные отходы можно перевести в жидкое топливо несложной обработкой в органическом растворителе. Тогда это посчитали полным бредом. – Он сделал паузу. – Технологические режимы у меня уже есть.

В уголках губ у Андрея появились дополнительные складки.

– Везет тебе… Везет тебе, что я не хочу быть таким, как все – успешным и богатым. Прощай. – Он махнул рукой и пошел к ближайшей трамвайной остановке.

От выпитого спирта есть хотелось так, что сводило скулы – хоть волка с шерстью. Так что ноги сами понесли к ближайшей точке общепита. Путник зашел в кафе c романтическим названием «Свежие Скалапендры» и обнаружил там знакомого Антиквара беседующим за кружкой пива с мужчиной, начисто лишенным отличительных черт. Впрочем, Сергей тоже не собирался специально фиксировать свое присутствие. Наоборот. Стараясь не привлекать к себе внимание, он пробрался в уборную и спрятался в одном из свободных отсеков. Ждать пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как Антиквар вместе со своим собеседником тоже решили посетить туалет.

В настоящем романе они остановились бы у дверей его кабинки и рассказали то, что герою следовало знать по ходу развития сюжета. Увы! Мужчины молча пожурчали возле писсуаров и вышли из помещения. Сергей осторожно выглянул в зал. Антиквар ушел.

– Но на портрет взглянуть все равно надо бы, – сказал себе Сергей. – Попробуем! А что? – и заказал столько снеди, что не смог бы съесть ее и за три раза.

На следующее утро Сергей отправился навещать Антиквара. Он долго стоял в подворотне напротив, глотал мезим и разглядывал людей, наведывавшихся в лавку. Ждал. Наконец углядел то, что ему было нужно: хозяин вышел из дверей и направился в ближайшую закусочную. Он был все в том же тертом пальто. «Из экономии, – подумал Сергей. – Или для конспирации». Времени на размышления не было. Решил, что для конспирации как-то лучше.

Решил и двинулся в сторону лавки, стараясь идти не спеша, но это не очень получалось. Попав внутрь, он обнаружил там молоденькую продавщицу и зал, разгороженный на несколько помещений. И в каждом – старинная рухлядь – от комодов до табакерок. Сергей оказался единственным посетителем, что здорово усложнило его задачу.

– Что посоветовать? – дежурно поинтересовалась девушка за прилавком.

– Если можно, я сам что-нибудь присмотрю, – ответил он и отправился к стенным панелям, где располагались живописные работы.

Портрет должен был сразу броситься в глаза. Большой, потемневший в массивной, старинной раме – так он его себе представлял. Он осмотрел все картины. Ничего похожего.

Время утекало стремительно. Руки в карманах начали дрожать. Сергей отчаянно старался не спешить и не суетиться. «Что делать… что делать…» Он лихорадочно просчитывал варианты – другого раза может и не быть. «Что делать?.. Вот!» Сергей вытащил свой мобильник, который чуть было не вывалился из рук, и набрал номер, оставленный Антикваром. Ожидание – почти вечность. На этот раз повезло. Звонок раздался где-то внутри, за дверью с надписью: «Посторонним вход воспрещен».

Девушка несколько секунд колебалась. Посмотрела на него вопросительно.

– Выбрали что-нибудь? – зачем-то спросила.

– Пожалуй....

– Подождите, я сейчас. – Она вышла в подсобку, оставив служебную дверь нараспашку.

Посетитель расположился так, чтобы вроде как все время быть на виду, а на самом деле получше рассмотреть содержимое внутреннего пространства. Коридорчик, дверь в туалет, офис хозяина. Именно оттуда раздавался трезвон телефона. Девушка быстро вошла в кабинет.

– Але… Але… Вам кого… Фигня какая-то. – Обернулась и назад. Сергею этого вполне хватило. Портрет был внутри. Красовался прямо над письменным столом. Дверь осталась приоткрытой. О таком везении можно было только мечтать. Сколько времени у него осталось еще?

Он ткнул пальцем в первый попавшийся медальон:

– Я возьму вот этот…

– Хороший выбор. – Она назвала цену.

– Ничего себе! – опешил покупатель.

– Но Вам же нравится?

– Еще бы!

– Тогда торгуйтесь!

– Мы где находимся? – Не понял Сергей.

– Так Вам нравится или нет?

– У меня с собой от силы половина. – Произнес он смущенно.

– Накинете еще пару тысяч?

– Тысячу.

– И это все? – она сочувственно наблюдала, как он роется в кошельке. – Ладно, давайте.

– Скажите, а как это Вы меня одного здесь оставили? – спросил покупатель, пока продавщица извлекала с витрины его покупку. Она взглянула на него то ли подозрительно, то ли ехидно.

– У нас скрытое наблюдение и автоматический замок. Вам завернуть?

– Извините – это я так – про доверчивость. И, если можно, воспользоваться туалетом. – Он сделал грустные глаза.

– Вообще-то не принято… – ее пальцы бережно запаковывали покупку. – Но при нашем скрытом наблюдении. – Она засмеялась. – Сразу за дверью.

«Сколько еще…», – подумал он, зашел в туалет и извлек цифровой фотоаппаратик. Пока снова открывал и закрывал дверь – успел пару раз щелкнуть портрет и хотел уже было выйти в зал.

– Катенька, как дела? – услышал он голос Антиквара и замер в дверях. – Ничего? Ну ладно. И не заходил никто?

– Нет… – голос продавщицы звенел от напряжения.

– Сόфа?

– Нет…

– Ладно, я не спешу.

«Неужели заметит? – подумал Сергей, слушая как Антиквар потоптался у прилавка и пошел вглубь зала. – Что же делать? Выйти? Или опять в туалет? И сидеть там до вечера?» Посетитель начал потихонечку пятиться к двери.

– Опять забыл! – чертыхнулся Антиквар и сделал несколько шагов по направлению к двери в подсобку.

Александр Великий вошел в Индию и пожелал постичь мудрость Брахманов.

– Имеете ли вы игумена? – спросил завоеватель.

– Дандамий – старейшина наш. – Ответствовали мудрые.

– Хотел бы целовать его. – И Александра провели к старцу. Борода его тряслась, и голос был так слаб, что государю приходилось нагибаться, чтобы разобрать сказанное.

– Зачем ты воюешь: если и всем обладать будешь, возможешь ли взять с собой?

– В этом моя суть. – Горестно воскликнул Александр. – Зачем ветер вздымает море? Зачем ураган вздымает пески? Зачем тучи несутся, и гнется лоза? Зачем рожден ты Дандамием, а я – Александром? Зачем? Ты же, мудрый, проси, чего хочешь, все тебе дам я, Владыка Мира!

Диндамий потянул его за руку и прошептал ласково:

– Дай мне бессмертие.

Александр, побледнев, вырвал пальцы из рук старика и, не оборачиваясь, быстро вышел из рощи мудрецов к реке, где над желтой водой толклась однодневная мошкара в вечном хороводе.

В лавке что-то брякнуло, и снова раздался голос Антиквара:

– Надо бы нам к вечеру экспозицию поменять. Обещают новый товар на реализацию… – скрип шагов начал удаляться. – Ко мне тут Михалыч наведался. Мы с ним посидим чуток напротив – ну, ты знаешь. Если что – звони на трубку. Давай… А потом займемся…

– Конечно, Лука Петрович! – прощебетала продавщица. Дверь хлопнула. Сергей выпустил воздух и покинул убежище.

– Слава Богу, Вы не выходили! – воскликнула Катенька. – Мне бы страшно попало.

– Я догадался… Виноват. Можно искупить? Цветы любите?

– И не только, – она облегченно хихикнула и передала ему запакованную покупку.

– Вечером после работы?

– Идет… – дверь заскрипела, и они разом обернулись на звук. Появилась эффектная пожилая дама в норковом полушубке поверх обширного тела.

Здравствуйте Софья Михайловна! – девушка обрадовалась ей как родной.

– Петрович на месте?

– Нет. Кофе с Михалычем пьет.

– А… – сказала дама, пристально рассмотрела Сергея и скрылась в коридоре.

– Это наш бухгалтер. Идите уже.

– До вечера?

– Да. Идите, идите....

Он распахнул дверь и огляделся. Увидел вывеску кафе и двинулся в противоположную сторону.

Вернувшись домой, Сергей обнаружил в дверях записку:

«Позвони мне. Очень важно! Это касается только тебя и меня», – писала Лена.. Он решил, что она блефует, и ему сразу стало скучно. Скомкал листок, бросил в ведро и позвонил Коляну.

– Привет, как дела?

– А, это ты! Замечательно! – ответил Колян и странно хихикнул.

– У кого замечательно?

– А ты про кого спросил?

– Согласен. – Сергей замолчал, не зная, что еще сказать.

– Что касается наших дел, – Коляну надоело держать паузу. – То фирма ваша начала процедуру банкротства, и это понятно. Контракт исчерпан и аннулирован. Еще? Машину твою я оформил на Сашку (по доверке). Так вот вчера ее угнали, проломив ему череп.

– Живой? – встрял Сергей.

– Слава Богу, быстро подобрали. В реанимации. И где тебя только черт носит! Хочешь, про Лену расскажу?

– Нет! – отрезал Сергей.

– Как знаешь. А в остальном, прекрасная маркиза…

– Сашку за машину? – счел нужным уточнить собеседник.

– Не думаю. Так что посиди-ка ты еще, где поглубже. Вот если тачку вернут процентов за тридцать. Тогда быть может всего лишь в ней и дело. Да! И последи за собой, когда будешь уходить. Впрочем, настоящая наружка все равно тебя удержит. Так что вали по-скорому. Понял?

– Понял! – Сергей не заставил себя долго уговаривать. Накатал на листке бумаги: «Покидая этот мир, жаждал увидеть Вас, но не было дома… P.S. У меня слетела шляпа! Крыша. Или что еще там?». Сунул бумажку в дверь и направился к метро, интенсивно оглядываясь по сторонам.

Пустой, сияющий изнутри поезд подкатил к станции, и беглец вошел в мягко раздвинувшиеся двери. Вагон тронулся, покатил грохоча и набирая скорость –темнота тоннеля снова смахнула все. Но что же дальше?

Трясясь в вагоне электрички, он думал о Сашке. О том, что бросил друга, даже не навестив. О фотографиях, которые так и не просмотрел. О девочке-продавщице. Вспомнил об Ольге.

В это время поезд резко сбросил ход и остановился. В динамиках похрустело, поцокало, раздался голос машиниста:

– Господа, пассажиры, в связи с экстренным ремонтом скрытых коммуникаций, поезд переводится на резервную линию.

– Мы пойдем другим путем! – подтвердил Сергей и прикусил язык.

– Просьба освободить вагоны, поезд дальше не пойдет, – оповестил тот же голос на следующей станции, и пассажир вышел в огромный зал, отделанный серым песчаником. Огляделся по сторонам – народ торопливо исчезал за рядами колонн – двинулся следом. Когда он подходил к эскалатору, зал был уже совершенно пуст. Только у самых ступенек на корточках сидел смешной старичок с лицом человека, не привыкшего к долгим размышлениям и голубыми – в цвет весеннего неба глазами. Он мусолил во рту губную гармошку и делал умильную физиономию. В коробке у его ног валялось несколько монет. И Сергей вывалил туда всю скопившуюся в карманах мелочь.