Сергей получил за текущий период столько всяких названий, что даже заморачиваться с этим не стал. Он снял с пальца и положил перстень на свободную поверхность. Антиквар некоторое время смотрел на него, словно боялся дотронуться. Только потом поднял, повернул к свету.

– Так я и думал – печать альбигойцев! – и перевел взгляд на Сергея. – Перстень принадлежал катарам и ему почти восемьсот лет.

– Бог света и Бог тьмы?

– Знать бы еще, где сверток…

В марте 1244 года им удалось это. Безлунной ночью отряд добровольцев втащил на скальный выступ тяжелую осадную катапульту. К рассвету все было готово, и каменные ядра снесли передовые укрепления замка. Измученная многомесячным ожиданием армия крестоносцев пошла на приступ. Монсегюр пал. Уцелевших воинов-еретиков развесили на ветвях ближайшей дубовой рощи.

Рыцарь де Морица в тот момент, когда палач уже ломал ему кости, в последний раз увидел наставника «совершенных» епископа Бертрана д’Ан Марти. Он стоял у столба со связанными руками, обложенный поленьями и хворостом, и его белые волосы перебирал тихий весенний ветер. Мелькнули измученные лица пленников, сквозь темный частокол копий блеснули шлемы и кресты построенных в каре христовых воинов. Потом все потонуло и исчезло в дыму, а вместе с ним – и сокровища альбигойской ереси вместе с ее тайной.

– Сейчас меня интересуют только деньги, – сказал Сергей. Назвал сумму и мучительно покраснел. Антиквар старался казаться спокойным:

– Ничего, я предусмотрел. Придется немного подождать, – он сделал необходимые распоряжения. – Встретимся вечером?

– Отчего же… – согласился тот, думая, как там Сашка.

Дома Сергей нашел свой цифровой аппаратик, перевел фотографии на экран монитора и долго рассматривал изображения. Знатный вельможа с вислыми усами на отечном лице был нарисован весьма посредственно. Получалось, что художник не особенно заботился о передаче подспудной сущности своего героя, а сосредоточился на деталях. Пухлые руки с единственным перстнем – точь-в- точь как был у Сергея – держали грамоту с планом: сложный рельеф, река, замок, дальше – постройка в виде склепа с обелиском внутри, в верхнем правом углу – схема, похожая на розу ветров – все исполнено с необычайной точностью. На поясе у вельможи – связка ключей и амулет. Сергей извлек свою находку и поставил рядом с экраном – один в один – рисунок на его основании и «роза ветров» повторяли друг друга. Было что-то еще, какая-то мелочь, которой он не придал значения, но она существовала и свербела в мозгах, не давая сосредоточиться.

Он скопировал план отдельным файлом и снова вынес изображение на экран. Замок был прорисован детально в мелких подробностях вплоть до герба над подъемным мостом.

Прапрадед, вспомнил Сергей, был сослан в Сибирь после подавления очередного польского восстания. Может быть, в этом ключ к разгадке. Он скопировал герб и решил порыться в геральдических таблицах. Потом. А пока – распечатал план и установил амулет так, чтобы линии на его основании совпадали с изображением «розы ветров». Оперение амулета превратилось в указатель пути. Он провел эту линию по рисунку. Потом сделал то же самое с обелиском, который находился в изображении склепа. Линии пересеклись у подножия правой башни замковой постройки. Оставалось найти замок. Но сначала – герб. Слишком просто, чтобы быть правдой…

Бабушка все это уже рассказывала ему, да он не слушал! Да, он вспомнил это теперь. Семейное придание. То самое…

Сергей опаздывал на свидание. Ему было слегка за двадцать, и свидания казались тогда чуть ли не важнейшими событиями текущей жизни. Он спешил. Уже натянул куртку и совал ноги в ботинки, когда зазвонил телефон.

– Пуфффф! – сказал молодой человек и взял трубку. – Привет, бабуль! – выпалил обреченно. Мобильники были еще не в ходу, и пришлось задержаться.

– Здравствуй, дорогой. Как поживают твои уроки? – она нарочито растягивала слова.

– Ба, я уже четыре года, как в институте учусь! – Сергей посмотрел на часы. Он уже сейчас опаздывал минут на пятнадцать.

– Намекаешь, что у меня склероз? – в ее голосе появились льдистые интонации. – И что – от этого изменилась суть сказанного?

– Отнюдь! – согласился внук. – У меня все хорошо, ты же знаешь.

– Вот если бы ты знал, – она сделала ударение на этом слове, – какие лекционные курсы давали в моей молодости. Профессором у нас был Коротов (князь) – из бывших. Потом его сослали, конечно. Но что это был за мужчина! Теперь таких нет. Одного не могу понять, отчего это так быстро пришло в упадок.

– Бытие определяет сознание, – вставил внук дежурную фразу.

– Скорее наоборот… – она задумалась. Сергей придерживал трубку у уха, трагически разглядывая секундную стрелку.

– Бабуля, я сейчас! – не выдержал внук. – Я вечером перезвоню. Или лучше заеду.

– С чего вдруг? Я же тебе ничего сказать не успела! – возмутилась бабушка. Ко мне вечером нельзя. Придут из поликлиники процедуры делать. Сестричку Любашей зовут. Очень милая, надо заметить, особа. Учится в медицинском. Работящая, скромная и личико умненькое. Идеал для современного мужчины. Вас непременно нужно познакомить. Может быть, в выходные я ее на чай приглашу. Придешь?

– Ну, бабуль! – внук отчаянно пытался быть терпеливым. – Я себе сам подруг подбираю. И потом, у меня уже есть.

– Глупости какие! Безусловно, ты у нас главный спец в этом вопросе. И потом, я тебя не свататься приглашаю, а чаю попить, – бабушка обиженно замолчала.

– И что? – не выдержал Сергей.

– Больше ничего?

– Ничего особенного. Я вечером позвоню, и ты мне все расскажешь.

– В таком случае – не звони!

– Но почему?! – простонал внук. Часы отсчитали еще четверть часа.

– А во сколько ты собирался?

– Не знаю, ну, скажем, в девять, – ответил и подумал: «Какая разница, раз все равно нельзя».

– Жаль, а я думала, что ты мне картошки захватишь…

«Издевается…» – решил внук.

– Не вопрос! – согласился. – А сколько надо? Может быть еще чего-нибудь?

– Не морочь мне голову! Ты сегодня не приезжаешь. Забыл? – участливо осведомилась бабушка. – И вообще я подозреваю, что ты на свидание собрался. Ведь так?

– Так! – подтвердил внук и еще раз посмотрел на часы.

– С Милой?

– С Олесей.

– Я о ней ничего не слышала. Она из приличной семьи? А где же Мила? Вы поссорились?

– Мы расстались, – дальше Сергей рассказал, что с Милой они теперь только друзья, потому что ее бывший одноклассник окончил военное училище и получил хорошую должность в Западной группе войск, сделал ей предложение, и они обручены.

– Какая прелесть! – прокомментировала бабушка.

– Теперь Мила хранит верность будущему мужу, – продолжил внук свое повествование. – И мы только перезваниваемся по старой дружбе. И я (по старой дружбе) делаю ее курсовые работы.

Вся эта история действительности не соответствовала, потому что ему давно надоела эта заносчивая дура, которая болталась с ним только по причине этих самых курсовых работ, его репутации заправского ловеласа и наличия у парня отдельной жилплощади. Ему осточертели ее длинные ноги и смазливое личико, бесконечная болтовня по телефону и вечные измены, перманентное вранье, патологическая любовь к ярким тряпкам и постоянный пересказ историй из глянцевых журналов, в том смысле, что: «Посмотри, как люди живут, а ты…» Но бабушке она почему-то нравилась. Почему? Бог весть!

– Теперь я сдружился с Олесей, – и это было воистину так! – Она, если помнишь, сестра Вадика, который внук Натальи Федоровны – твоей соседки по даче. Так что ты ее должна хорошо знать, – выдав эту тираду, Сергей глубоко вздохнул и в который раз рассмотрел циферблат.

Бабушка несказанно обрадовалась появлению в разговоре новых персонажей, о которых она имела доскональную информацию. Поэтому в течение последующих десяти минут коротенько поведала семейную историю дачных соседей, припомнила Олесю и даже то, как ту в возрасте пяти лет до слез напугал беспризорный пес, а Сергей с Вадиком очень из-за этого переживали. Сочла внучку Натальи Федоровны вполне подходящей кандидатурой на роль пассии ее наследника. И…

– А куда вы пойдете? – поинтересовалась она наконец.

– Да так – погуляем, – ответил внук максимально расплывчато, потому что если бы бабушка узнала, что он идет в стильный ретро-ресторанчик недалеко от Покровской площади, ему светило еще полчаса воспоминаний и рекомендаций. Это – как минимум.

– Ну ладно, – согласилась его «вдовствующая императрица». – Я, собственно, что звонила, нашла тут в архиве (я же говорила тебе, что решила привести в порядок все семейные документы) так вот, нашла дедов дневник. И там есть очень занятная история про зеркало, которое теперь висит у тебя в прихожей. Прочесть? Но, впрочем, ты торопишься…

– Бабуля, я перезвоню! – радостно сообщил Сергей и ринулся к Олесе, которая, как ни странно, его дождалась.

Вот только о зеркале разговор с бабушкой так больше и не зашел.

До сих пор время от времени, когда звонит телефон, Сергей спохватывается: «Ведь это бабушка!» – и спешит к аппарату выслушать всегдашний вопрос: «Здравствуй, дорогой. Как поживают твои уроки?» Но там оказываются совсем другие люди и совсем другие дела. Бабушка больше не позвонит. Время ушло. И договорить они так и не успели. Навсегда…

Антиквар позвонил через два часа, и они снова встретились, чтобы закончить сделку, выпили по рюмке водки без закуски, и Сергей остался ждать Коляна, решив, что обладание такой суммой наличности вредно для здоровья.

Заглянула продавщица Катенька. Увидела гостя и надула губки. Но сейчас ему было совершенно не до нее.

– А хотите про амулет? – спросил Лука Петрович и бросил на партнера тревожный взгляд.

– Пожалуй. Время есть, – ответил тот, устало глядя в угол кабинета.

– Очертания его я все-таки нашел, – зашептал Антиквар, наклонясь к собеседнику через стол. – В одном анонимном средневековом манускрипте описывается точно такая фигура. А название ей переводится как «Ключ».

– Ключ? Только и всего… – пожал плечами Сергей. – Остается только отыскать каморку папы Карло.

– Она есть! То есть не совсем. Речь идет о Полесском замке. Я постарался достать информацию. Очевидцы утверждали, что у основания правой башни, была комната, где проводили опыты последователи Гербиндера. Знаете, при Гитлере был такой философ, утверждавший, что мир – изнанка сферы вселенского льда. И это очень подходило для нацисткой идеологии. Так вот, будто бы там удалось сформировать переход в подпространство. Но сам замок гораздо древней всех этих выкрутасов. И в одном из ранних преданий сказано, что в тайной нише правой башни покоится дух окрестных гор, и никому не удастся провести ночь в том помещении и выйти оттуда живым. А если сможешь… Впрочем – не важно. Так вот, когда в конце войны на территории замка расквартировали одну из частей Красной армии, капитан разведроты услышал эту легенду и поспорил на ящик трофейного коньяка, что пробудет там от заката до рассвета, и ничего с ним не сделается. Бравый, должно быть, был вояка. Соорудил в комнате походную кровать. Взял с собой автомат и гитару. Поставил у дверей сержанта из бывалых. До полуночи часовой из-за двери романсы слушал … Ровно в двенадцать щелкнули замки, и опустилась тишина. Такая, что перепонки давит. Подняли тревогу, но как ни бились, открыть дверь не смогли. В семь утра снова щелкнули засовы. Дверь отворилась. Внутри лежало тело капитана без единой царапины. Только волосы поседели и глаза выцвели до белизны. Сами понимаете, в конце войны никто особенно разбираться не стал. Объяснили применением тайного химического оружия. Капитана в могилу. В комнату взрывчатки под потолок и все вместе с башней. Кстати, реставраторы за нее так и не брались.

– Замок Белого Полянина… – задумчиво проговорил слушавший.

– Что? – не понял Антиквар.

– Слышал я уже однажды похожую сказку… А Вы не боитесь, что это дверь в большую бессмыслицу?

– О чем это речь?

– Да так…

Сергей пришел домой и рассовывал по ящикам остатки денег. В дверь позвонили. Хозяина квартиры пробил холодный пот. Он медленно обернулся к прихожей, но так и остался сидеть на стуле. Ребус почти разгадан. И теперь в его существовании необходимости больше нет.

– Стоп! – попытался успокоиться. – В прошлый раз они сразу выбили дверь. – Но все равно открывать не пошел. Звонок тренькнул еще пару раз и затих. А Сергей еще долго сидел и пялился в коридор, сжимал и разжимал трясущиеся руки. Рассматривал рельеф на раме своего старинного зеркала. И тут он увидел то, что никак не мог разглядеть до этого. Понять, что уже знает.

Звонок брякнул еще пару раз и затих.

– Антиквара здесь не было, – сказал вслух хозяин квартиры. – Тот бы заметил. Не повезло человеку!

Рисунок багета на портрете и зеркале совпадал. И ему не надо было больше искать других путей. Они начинались в его квартире. И теперь эта история уже не вписываласть в простой бумажный формат.

– Вот и еще один Лабиринт! – обрадовался странник. – Можно начинать все с начала… Да стоит ли? Я уже и так почти нашел все, что искал.

Сергей подошел к зеркалу и некоторое время смотрел на свое отражение. Существо из зазеркалья смотрело на него слегка прищурившись. Потом оно повернулось и ушло за срез золоченой рамы. И стали видны ступеньки за тусклой плоскостью старинного стекла. Он улыбнулся. И, даже не поняв как следует – зачем, оттянул край рамы от стены и заглянул с изнанки. Там были только старые доски подрамника, пыль и листок бумаги, сложенный в самолетик. Он вытащил его, развернул и прочел:

«Милостивый Государь мой, Сергей Николаевич!

За особое удовольствие поставляю себе донести ныне до сведения Вашего, что еще до получения почтеннейшего Вашего отношения по сему предмету (а именно, встречи, планируемой быть не далее как сего дня ввечеру), я уже пребывала в величайшем нетерпении по поводу нашего свидания. Будучи особой очень нервенной и восторженной, в каждый визит Ваш я испытываю необычайный эмоциональный всплеск, после коего я долго еще не могу найти успокоение и охлаждение разгоряченных чувств моих и мыслей. Льщу себя несмелой надеждой, что и Вы, Друг мой любезный, тоже испытываете некоторое приятственное волнение в крови и также питаете пусть и слабые, но все же искренние чувства к бедной барышне.

Кстати, бесценнейший друг мой, нахожусь вынужденной теперь же попенять Вам отчасти и даже укорить Вас, почтеннейший друг мой, в одной весьма невинной проделочке, которою Вы зло надо мной подшутили … злодей Вы, бессовестный человек! Вчера, пребывая в болезненном состоянии, я с безысходной тоской ждала Вашего послания на мое последнее взбалмошное письмо, которое Вы сгоряча, видимо, пообещались мне прислать. Но, пообещавшись, так и не исполнили высказанного. Но не воспринимайте речи мои как строгий укор Вам, друг мой разлюбезный. Имела смелость высказать свое мелкое неудовольствие, не заслуживающее Вашего драгоценнейшего внимания.

С совершенным почтением и таковою же преданностию имею честь быть, Государь мой, Вашей покорнейшей рабой и впредь.

Королева Мария Сергеевна».

И еще – на обратной стороне:

«Ушла гулять дальше.

Просто до дрожи. .. Дожить бы до завтра.

Не могу без тебя..

Совсем сошла с ума…

Целую безумно…

О , Господи,,,,»

«Concours de circonstances miraculeux (чудесное стечение обстоятельств)», – сказала бы теперь бабушка.

– Но так не бывает! – Сергей улыбнулся еще раз и сам себе не поверил.

– У меня к тебе еще одна просьба, – сказал Сергей и передал Коляну письмо. Тот пробежал строчки, ответил:

– Не парься. Я найду.

Сергей молча кивнул. С этого момента в нем поселился страх. Страх, что все кончится ничем, или у Коляна ничего не получится, или он сам не успеет, или не сможет сказать. Нет, этого он уже не боялся. Ждал.

Он метался по квартире как зверь по клетке. Подходил к окну и долго смотрел на город. И перспектива улиц снова напоминала ему дорогу в никуда. Он ждал.

Услышал телефон и схватил трубку. Звонила Лена.

– Куда пропал? Ты решил, что он тебя кинул? – спросила.

– Нет. Денег без него я бы и так не получил. А так – «если звезды зажигаются, значит это кому-нибудь нужно…» Мне показалось, что у вас теперь все обязательно сложится. Что же я буду болтаться под ногами? – подумал и добавил зачем-то. – Ты знаешь, мужчина может простить многое, но не того, кто выставил его идиотом…

– Все правду жизни ищешь? А ее – этой правды у жизни и нет… Только вещи, которые простить нельзя. Их можно разве что не заметить… У тебя есть кто-то?

– Мечта…

– Мечта, – она хмыкнула. – Ты тоже жил со мной как мечта… От которой стоит держаться подальше.

– Я хотел только сказать, что ты была самой лучшей.

– Да, самой лучшей! Была… – она помолчала и повесила трубку.

Сергей получил авто из ремонта и заехал домой. Было уже совсем к полуночи, когда он снова сел в авто и отправился к родителям на дачу. Уловил краем глаза, что из арки выехал и пристроился следом джип, но не придал этому никакого значения – мало ли машин по городу ездит.

В следующий раз он увидел тот же джип на шоссе. В это время суток транспорта на дороге уже совсем не было.

«Чего ему от меня надо?» – подумал Сергей и втопил газ. БМВ – ладная лошадка – заурчала и начала стремительно разгоняться. Громоздкая машина сзади непременно должна была отстать. Но она не отставала! Стрелка на спидометре приблизилась к двум сотням, и ночной тандем, не сбавляя скорость, пролетел несколько десятков километров, миновав пару деревень.

«Черт!» – обозначил ситуацию водитель бэхи и сбросил скорость. Джип тут же обогнал его и резко затормозил.

«Черт!!!» – успел подумать Сергей и крутанул руль вправо. БМВ пронеслась по обочине и слетела в пологий кювет. Дальше были только поля – повезло. Машина проползла еще метров пятьдесят и встала в цветах и травах. Он выбрался из авто и встал, озираясь. Беспомощно оглянулся. Бежать бесполезно. Не уйти, не спастись, не выжить…

Преследователь перевалил кювет и подъехал, крадучись. Зафиксировал бэху в свете ксенона.

– Живой – это хорошо… – констатировал водитель джипа. Кто он – оставалось загадкой. Разглядеть его Сергей не мог. Только голос. Голос показался безусловно знакомым. Но где – где он его слышал?

– Вроде…

– Жутковато?

– Да нет. Не успел…

– Еще успеешь, – развязно сказал водитель джипа. – Я, собственно, насчет амулета. Надо вернуть.

– Кому?

– Мне. Я передам.

В это время на дороге притормозил проезжий трейлер.

– Как у вас? – появились из него двое водил.

– Все в порядке! Сами… – начал водитель джипа.

«Ура! – подбодрил себя Сергей. – Есть же люди!» И завопил:

– Ребята, подсобите!

– Хорошо… Но про амулет не забудь.

– Я знаю тебя? – разглядеть преследователя так и не удавалось.

– Конечно. Еще увидимся… – мужчина сел в джип и начал выруливать на дорогу

«Обошлось, – думал Сергей уже подъезжая к родительской даче. – Даже машина почти без увечий. И все-таки – кто вы? Ребята от антиквара или легавые смотрителя? Зачем вам все это?» Ответа не было, и он опять отложил его на потом. Запихал в самый дальний угол своей памяти и никому ничего не сказал. Не в его характере было втравливать друзей в разные скверные истории.

Он добрел до туалета в углу участка и прикрыл за собой дверь.

«Большая бессмыслица…» – поднялась откуда-то изнутри ехидная мысль, а вместе с ней тоска и усталость. Он присел на стульчак и почесал за ухом.

Сидел теребил вместо четок рулон туалетной бумаги и рассматривал сложный рисунок на струганных сосновых досках. Думал.

Пускай принадлежность к одному пространству вовсе не означает принадлежность к той же реальности. Или хотя бы к той ее части, с которой еще осталась возможность взаимодействия. Кто сказал, что именно возможность подразумевает желание, а не наоборот?

Это не другой мир и даже не его отсутствие. Это состояние, в котором вместо неразберихи сочетаний «да» и «нет» надо просто сказать: «хочу» и перестать дальше размышлять об этом.

Сергей выбрался наружу и заорал:

– Мама! Я приехал!

– И чего шуметь? – спросил из-за спины отец. – Будто не ясно – машина-то уже как час на дворе стоит…

– Стоит – это хорошо! – ответил Сергей и вспомнил о девушке с каштановыми волосами.

– А знаешь, что самое забавное, – заметил Колян, когда принес другу бумажку с адресом. – Ее квартира в аккурат над лавкой твоего Антиквара. И недавно она его залила.

– Не стоит мистифицировать события, – отметил Сергей. Колян только хмыкнул в ответ.

– Какая же тут мистика? Прости, но мне показалось, в последнее время ты ждешь, что женщины сами придут тебе в руки. И в этом твоя тактическая ошибка. Мы никогда не ценим то, что дается даром. И поэтому…

– Что поэтому?

– Поэтому ты так маешься и тащишься за своей мифической героиней.

– Тащишься – отличное слово!

– У меня еще кое что для тебя есть… Потом расскажу, – но Сергей уже бежал вниз, прыгая через пролеты лестничной клетки..

– Слушаю… – произнес в трубку грудной женский голос.

– Добрый день! – заторопился Сергей. – Извините. У меня есть несколько ваших писем, – и осекся, не зная, что сказать в продолжение. Замер. Почувствовал, как она улыбнулась:

– Я думала, ты забыл!

Когда ребята явились за Сашкой, тот по обыкновению травил разные байки, заставляя местный медперсонал корчиться от смеха. Парни подхватили его вместе с вещами и поволокли из больницы. Держался он молодцом. Ноги почти не тряслись, а синяки на лице пожелтели и выглядели совсем как загар. Сестра-сиделка проводила пациента взглядом раненой оленихи.

Сашка выбрался на улицу и встал у ворот. Только что прошла гроза. И он замер, втягивая в себя воздух летнего города.

– А знаете, па-ацаны, пока я тут покоился, вот что надумал: Человек всю жизнь стремится к двум вещам – любви и Богу. И между ними на-апрашивается знак равенства: «Бог есть любовь». Но это не так, – он криво усмехнулся и опять засмотрелся в голубизну летнего неба. – Хотя, на-адо признать, они друг друга стоят.

ЭПИЛОГ

Мы встретились с ним в том самом кафе «Свежие Скалапентры», где автор тоже любит скоротать часок другой. Разговор, начавшись с пустых фраз о погоде и политике, плавно перетек к превратностям судьбы. Парень просто должен был выговориться. Он мял в пальцах единственную сигарету, которую за весь вечер ни разу так и не поднес ко рту. И говорил – долго, почти без артикуляции.

Сначала у меня к его истории был чисто онтологический интерес. Потом я увлекся. Просто удивительно, сколько хлама было напихано в его башке. Он перебирал версии существования, как ребенок перекладывает игрушки в большой коробке. А может быть и сам был всего лишь куклой-неваляшкой на арене, которую мы называем жизнь.

Так же как энергия рождается в точках разрыва пространства, ощущение собственной духовной раздельности, даже разделенности оказывалось источником того творческого потенциала странного существа, которое продолжало считать себя человеком. В этом отношении и добро, и зло, как и положительные или отрицательные стороны его натуры становились значимыми, не более чем положительные и отрицательные заряды элементарных частиц.

Во всех своих мирах он мог сражаться голыми руками, мечом или пистолетом, продавать бриллианты и помидоры, книги и конфекцион, ценные бумаги и земли, подержанные автомобили и авангардную живопись, крепкие напитки и музыкальные альбомы. Мог заниматься любовью и селекцией, производить детей и товары народного потребления, писать стихи и отчеты, делать вино, карьеру и покаянные жесты. Мог плести интриги, рыбацкие сети и паутину лжи в местных СМИ, провоцировать тонкие видения и грубые сны. Мог сеять пшеницу, панику и Разумное-Доброе-Вечное, возводить соборы и напраслину, собирать грибы и статистические данные. Мог тратить деньги и время, молодые силы и отцовское наследство, считать часы в аэропортах и на вокзалах, приемных врачей и залах заседаний, ходить на деловые встречи и похороны, поминки и дискотеки, подниматься на вершины и проникать вглубь – в самые недра – в пучину отчаяния. И что с того?

И только Смерть еще оставалась точкой отсчета – неким местом, да и не местом совсем. Смерть существовала безотносительно. Абсолютная абстракция времени – и бытия, и небытия. И каждый мир подчинялся этому закону. Закону безотносительности. Что же еще?

А еще – навязчивая идея превратить историю любви во что-то иное.

– Большинство людей вообще обходятся без этого чувства, – говорил Сергей (так звали моего собеседника), вертя в руках кофейную чашку. – Одни по незнанию, другие по нежеланию. По нежеланию испытать разочарование потери. Они слишком рациональны, чтобы быть счастливыми. Они забывают, что нужно ценить, а не оценивать. Но если бы только знать, какую остроту обретает страсть, прошедшая через ощущение потери и осознание того, что ты можешь с ней потерять… – он оборвал себя и надолго засмотрелся в окно. Там сквозь листву деревьев уже проглядывала Осень, и ребятишки играли на детской площадке. Их куртки и комбинезоны мелькали как мазки яркой краски на фоне серого неба и серых домов.

«Мы обречены жить в детерменированном мире, – думал автор. – Где право выбора – не более чем иллюзия. Где же выход, спросите вы. Я не знаю. И тем не менее выход есть. Надо только его найти».

Когда повествование подходило к концу, Сергей счел нужным подвести итог:

– В ткань каждой жизни вплетены нити необъяснимого. Не всякому дано заметить это. Проще быть слепым. Быть нормальным. Быть искусственно благополучным.

– А если заметить?

– Сходишь с ума.... Я стану занятным пациентом психушки, не правда ли? Когда существует раздвоение личности – это шизофрения. А если их, скажем, пять?.. – Вы мне не верите? – насторожился он вдруг.

– Отчего же? – ответил я без особого энтузиазма.

– Смотрите! – Сергей извлек из кармана и поставил на стол потемневшую от времени фигурку, напоминавшую то ли древний обелиск, то ли стилизованный мальтийский крест – символ самого загадочного из императоров российских. – Это Вам!

– За что? – удивился я.

– Мне он больше не нужен. Тем более, что загадка так и осталась не разгаданной. Должен же попробовать кто-то еще.

– Хорошо, – согласился я, уже понимая, что ввязываюсь в очередную историю без начала и конца. – Ну и что? Жизнь продолжается – только и всего.

Она говорила о том, что надо собираться и уходить от меня, очень долго – целую вечность, – сказал он на прощанье. – А потом собралась и ушла. Но это время – лучшее, что у меня было.

Он пожал мне руку, и мы расстались. Навсегда? Не люблю я этого слова…

«Жизнь, из которой ушла любовь, становится в определенной степени условной и противоестественной», – написал Мишель Уэльбек. Приходится признать, что в этом он был совершенно прав…

– Ну что ж, – ухмыльнулся автор и повертел в руках амулет. – Посылка все ж таки нашла своего адресата. Пока эта штука не вернется на место … Впрочем, тут уже совсем другая история, – он уселся в свой авто с инициалом Х5 и завел мотор.

Итак, снова подобралась Осень. Сергей дошел до своего любимого садика, уселся на свободную скамью и стал смотреть на прохожих, низкие облака, воду реки за переплетом ограды, открытые ворота. Воздух застыл, и время остановилось вместе с ним. День замер.

Из ворот сада появилась невысокая женщина в пестрой куртке. Неожиданный порыв ветра разбросал по плечам гриву ее каштановых волос. Она провела рукой по шее, отбросив их назад, огляделась по сторонам и направилась в сторону моего героя.

– Вот тебе и финал романа про любовь… – сказал Сергей, который наконец-то осознал, что счастливые развязки все еще существуют. – Но разве он женский? А кто сказал, что любовь счастливая? Или что это финал? Просто надо перевернуть еще одну страницу…