После тарелки осмотрел яхту, ухмыльнулся на притащенные инопланетянами ящики со взрывчаткой, вернулся к девочкам, сказал:
– Уже можем лететь в космос, но идея Маши лучше. В космолёте наверняка маячок, и долго мы не пролетаем. А так… срок давности выйдет. Ещё теперь понятно, почему Вика след и у этих даргов не оставит – камер две, её заперли бы с мафиози, а те убили бы в ярости.
Тут раздался гнусавый голос из гальюна:
– Не усугубляйте своё положение! Если сдадите нас своим властям, то космолёт взорвётся, и очень сильно. И в любом случае полная зачистка всех, кто узнал лишнее. Нам разборки в Лиге Рас из-за пустяков не нужны.
– Лига Рас? Это которая… – начала Вика.
– Вика, ты хоть понимаешь, что сейчас пытаешься найти нам четырёх попутчиков в будущее? – перебила её Маша. – Ведь если они узнают, что будет…
– Нет! Мы не хотим в будущее! Да вы что, решили в световом корабле улететь? Дураки! Там вы станете никем. И мы, – гнусаво завопил капитан. – Стереть наши регистраторы можно, а вот нашу память… Отпустите нас! И не бойтесь, мы вас не убьём из пушек, ведь это уже будет неспровоцированное нападение вне рамок зачистки в недоразвитых мирах… Нам война с другими расами не нужна. Только смойтесь с планеты до прилёта наших следователей и спецназа.
Про взрывы и войны может и врал. Но предложения нормальные. Мы глянули на регистраторы – а прикольные штуки, как видеорегистраторы, но куда круче, и совсем маленькие, но считать из них информацию можно только в специальном громоздком устройстве. Три регистратора мы забрали и прикрепили – Маша и Вика на волосы, а я на ухо, как массивную клипсу. Потом мы надевали на свои головы лингвошлем, и за полчаса на всех, в том числе и во время перелёта, изучили языки всех пяти вышедших в галактику рас – даргский, вергский, крокский, кальмский и муший – и язык межрасового общения, вселенский.
Взлетели, полюбовались на осветивший ночное море и разметавший яхту огромный взрыв. Маша взяла один плутониевый стержень, успокоив нас, что он состоит из не очень радиоактивных изотопов, а футляр ещё уменьшает излучение. Мы все сели писать письма родственникам, что у нас всё хорошо, но больше они нас не увидят, а на память от нас останутся деньги, которые перевела для них Маша, благо, что номера карт у нас были. Там правда суммы огромные. Хотя куда более огромные лежат в тайниках у нас в России, и адреса разных тайников мы тоже отправили родственникам. И инструкция по составлению более-менее годных сообщений родне у Маши была. Ещё она отправила немалые суммы денег паре десятков заранее выбранных людей, которым решила помочь.
Через полчаса мы вышли в пригороде Твери. Я сказал, подавая зелёным инопланетянам один бластер:
– Валите домой. И не вздумайте чудить.
– Да пошёл ты к чёрту. Мог бы и сдаться, – гнусаво буркнул капитан, – получил бы ноги, стал бы крутым киборгом. А лет через десять, и свободным. Бластеры на Земле не оставляйте. Если воронку на месте тех, кто использовать или изучать будет, не хотите… Теперь отписываться за всё это полгода, да ещё проверки ваших следов будут…
А через полчаса мы уже миновали прохладный ночной лес, нашли какое-то убогое здание. Отмеченная спиралью дверь. Слабо освещённый коридор. Туалет. Лестница вниз. Длинный тоннель куда-то далеко от здания. Дверь. Комната со стульями и овальной металлической дверью корабля, которая начала со скрежетом открываться после нажатия Машей кнопки на вынутом из сумки пульте. По другой кнопке с пульта открылась потайная дверь в боковой стене, в ангар.
Вошли в тесное и не выглядящее круто нутро корабля с тремя привинченными заурядными, но хоть мягкими, креслами с вполне автомобильными ремнями безопасности. Я открыл указанный и разблокированный Машей незаметный люк в полу, мы вместе быстро вытащили стальные кишки, пачкаясь в масле. Маша затолкала плутониевый стержень, быстро что-то проверила, два раза выбегала на пару минут, с руганью затолкала начинку обратно, захлопнула люк и теперь быстро стучала на ноутбуке. А я сел в кресло, пристегнулся и закрыл глаза – чертовски насыщенный день, и до этого дурдома долгий перелёт, и до того перелёта перелёт, я уже третьи сутки нормально не спал, и это расслабленное курортное существование проклясть готов. И ноги чертовски болят! Я теперь понимаю, как измотана была Маша… Она устало сказала:
– Все емэйлы отправила. Прощай, Земля двадцать первого века. Но мы вернёмся, описав хорошую такую петлю. Поехали! Регата началась!
– Прилетели! – донёсся откуда-то голос Маши.
– Что?! – офигел я, протирая глаза. – Я же только глаза закрыл. А рёв двигателей? Я хотел на Землю из космоса посмотреть. Сколько я спал?
– Так ты что, проспал этот чудесный вид на Землю из космоса? – с сарказмом удивилась Вика.
– Полчаса ты отдыхал, – улыбнулась Маша, – и сейчас 122812 год. Садимся как раз на стадион. Блин, еле успели. Я подгоняла на полдень последнего дня Межгалактической Олимпиады, а они уже похоже все здесь. Ну да ладно. Собрались, работаем.
Со скрипом открылась дверь, и мы вышли на гранитною арену громадного ревущего и хохочущего над нами стадиона. Несколько сотен тысяч гуманоидов, половина из них люди, весело орали, пили и ели – подробности были видны на огромных экранах с выпуклым изображением. Экраны показывали и десятки небольших, выглядевших как из будущего, ха, космических кораблей предельно облегчённой конструкции, стоявших на арене.
На экранах мельтешил и наш звездолёт в виде совсем уж небольшой для космолёта бочки, и с кривой надписью на боку «Три свиньи» – когда только успела Маша намалевать. «Три свиньи» нагло стоял прямо перед большим столом, за которым сидели судьи, гуманоидов двадцать. И мы трое на экранах красовались – помятые, всклокоченные, чумазые, в пятнах от кофе, машинного масла и ещё от чего-то. Показали крупным планом и типа рентгеновское изображение моих ног ниже колен, с протезами, и диктор удивлённо орал на вселенском языке, что у меня примитивные протезы. Проорал и что Маша тяжело больна. А потом показали и Вику, ещё и смачно пройдясь по её прекрасным формам, и диктор вопил:
– Они из какого-то дикого места, их регистраторы и бластеры являются жутким даргским антиквариатом! А эта красотка великолепна как совершенный запретный генетически изменённый клон!
Затем жюри оживлённо совещалось, а мы рассматривали публику. Восемь рас. Маша помогла с названиями мне и Вике. Люди, вернее земляне, хотя ещё правильнее макоки – так нас инопланетяне назвали. Уже знакомые зелёные дарги. Пять рас понятны из названия на русском, и все гуманоидные. Кроки, отдалённо смахивающие на тёмно-зелёных антропоморфных крокодилов. Муши похожи на чёрных насекомых с фасеточными глазами, кальмы на синих сухопутных кальмаров, котты на низкорослых головастых котов. Еноты, вообще, вылитые двуногие еноты немного ниже людей. Ну и верги – эти самые суровые на вид, коричневые длинноухие головастые лысые космические амбалы-неандертальцы с суровыми рожами. Хотя их дамы весьма симпатичные, с короткими причёсками на пропорциональных для нас головах, здорово похожи на землянок, забавно длинноухие, и какие-то как будто анимешные слегка – может всё-таки упомянутая генетическая инженерия поработала.
Тут дозрело жюри, инсектоид-муш сказал на вселенском языке в микрофон на весь стадион: